Книга: Достопамятная жизнь девицы Клариссы Гарлов
Назад: Письмо LXXIX.
Дальше: Письмо LXXXI.

Письмо LXXX.

 

КЛАРИССА ГАРЛОВЪ, къ АННѢ ГОВЕ.

 

Въ четвертокъ въ вечеру.

 

Безпокойствія, о коихъ я говорила вчера въ вечеру, и не понятныя слова Бетти, не имѣли другой причины какъ ту, о которой я не довѣрялась; то есть, извѣстіе, которое Г. Ловеласъ нашелъ средство подать моей фамиліи о нагломъ своемъ намѣреніи: я не могу оное назвать иначе. И въ то же время разсуждала, что оно столько же худо разположено было для собственныхъ его выгодъ, сколько должно казаться наглымъ; ибо могъ ли онъ подумать, какъ Бетти то весьма ясно замѣтила, и повидимому отъ своихъ господъ, чтобъ родители допустили похитить у себя власть разпологать своею дочерью наглому человѣку, коего они не терпятъ, и которой не имѣетъ никакого права противурѣчить ихъ власти, когда бы онъ и думалъ, что оную получилъ отъ той, которая и сама нимало оной надъ собою не имѣетъ? Сколько сумозбродная сія наглость должна была ихъ раздражить наипаче, когда прикрашена всѣми тѣми вымыслами, коими мой братъ весьма искусно могъ оное украсить?
Тотъ отважной человѣкъ въ самомъ дѣлѣ успѣлъ въ одной части своихъ умысловъ; онъ привелъ ихъ въ такой страхъ, что они оставили свое намѣреніе везти меня къ моему дядѣ: но онъ не предвидѣлъ, что принудилъ ихъ тѣмъ принять другое надежнѣйшее и отчаяннѣйшее предпріяіте, которое меня самую ввергнуло въ чрезвычайное отчаяніе, и коего слѣдствія можетъ быть весьма будутъ соотвѣтствовать первому его намѣренію, хотя онъ мало заслуживаетъ, чтобъ окончаніе онаго дѣла было столь неблагопріятно. Однимъ словомъ, я покусилась на самой отважной поступокъ, какой только во всю свою жизнь могла предпринять. Но я изъясню тебѣ мои причины, а дѣйствіе само по себѣ изъ того послѣдуетъ.
Сего вечера, въ шесть часовъ, тетка моя пришедши, постучалась въ дверь моей горницѣ, гдѣ я запершись писала. Я отворила; она взошла; не поклонясь и не поцѣловавшись, сказала мнѣ, что она пришла еще разъ меня навѣстить, хотя противъ своей воли по тому, что имѣла мнѣ объявить самыя важныя рѣшенія какъ для меня такъ и для всей фамиліи.
Ахъ! что думаютъ со мною дѣлать, сказала я ей, приготовясь съ великимъ вниманіемъ ее слушать.
Тебя не повезутъ къ твоему дядѣ, любезная моя; сія новость должна тебя утѣшить. Видятъ твое отвращеніе отъ сей поѣздки. Ты не поѣдешь къ своему дядѣ.
Вы возвращаете мнѣ жизнь, сударыня; (я ни мало не помышляла о томъ что должно было послѣдовать за притворнымъ симъ снисхожденіемъ,) ваше обѣщаніе есть какъ бы цѣлительный балсамъ для ранъ моего сердца; и не переставала благодарить Бога за столь хорошую вѣсть и внутренно радовалась, что мой родитель не рѣшился довести меня до крайности. Тетка моя дала мнѣ нѣсколько времяни наслаждаться симъ пріятнымъ удовольствіемъ, своимъ молчаніемъ.
Послушай, моя племянница, наконецъ она прервала мою рѣчь, недолжно совершенно предаваться радости. Не удивляйся, любезное мое дитя… Для чего смотришь ты на меня съ столь нѣжнымъ и съ столь внимательнымъ видомъ? Не менѣе истинно и то, что ты будешь женою Г. Сольмса.
Я пребыла безмолвна.
Тогда она мнѣ разсказала, что по увѣдомленіямъ вѣроятія достойнымъ узнали, что нѣкоторой разбойникъ, (она просила извинить ей за сіе выраженіе,) собралъ къ себѣ другихъ подобныхъ же людей съ тѣмъ, чтобъ дожидатся на дорогѣ моего брата и моихъ дядей, дабы меня похитить. Конечно, сказала она мнѣ, ты не согласишься на такое насильственное похищеніе, отъ коего можетъ быть послѣдуетъ смертоубійство или съ одной стороны, или и съ обѣихъ.
Я не прерывала своего молчанія.
Твой родитель раздражившись теперь еще болѣе нежели прежде, оставилъ свое намѣреніе отсылать тебя къ твоему дядѣ. Онъ намѣренъ въ наступающей вторникъ ѣхать туда самъ съ твоею матерью: и для чего же бы скрывать отъ тебя такое намѣреніе, которое столь скоро исполнится? Не нужно долго спорить. Въ среду ты должна дать руку Г. Сольмсу.
Она продолжала мнѣ говорить, что приказано уже было просить позволенія по духовнымъ обрядамъ, что бракосочетаніе будетъ совершено въ моей горницѣ, въ присудствіи всѣхъ моихъ друзей, выключая моего отца и моей матери, которые не прежде положили возвратиться какъ по учиненіи обряда, да и не хотятъ со всѣмъ меня видить, естьли не получатъ хорошихъ засвидѣтельствованій о моемъ поведеніи.
Признаешь ли ты, любезная моя, самыя тѣ извѣстія, которыя я получила отъ Г. Ловеласа?
Я все находилась въ молчаніи, которое прерывалось только одними вздохами.
Она не оставила тѣхъ разсужденій, которыми думала меня утѣшить, представляя достоинство повиновенія, и говоря мнѣ, что естьли я пожелаю, то Гжа. Нортонъ будетъ также присудствовать при томъ обрядѣ; что касается до такого ствойства, каково мое, то удовольствіе примирить съ моими друзьями, и принять ихъ проздравленія, должно превозмочь слѣпое чувствованіе сердца, и чувственное услажденіе. Что любовь есть скоро преходящее дѣйствіе воображенія, мѣчта почтенная хорошимъ именемъ, есть ли она основана на добродѣтели и на хорошихъ нравахъ: что такой выборъ, при коемъ одна сія страсть дѣйствуетъ рѣдко бываетъ щастливъ, или не бываетъ таковымъ на долгое время; сіе и не весьма удивительно, ибо свойство безразсудной сей страсти есть, то, чтобъ увеличивать достоинство своего предмѣта, и скрывать его недостатки. Изъ чего и происходитъ, что когда короткое обхожденіе обнаружитъ сіи мнимыя совершенства, то обѣ стороны часто приходятъ въ изумленіе, видя свое заблужденіе, и равнодушіе заступаетъ тогда мѣсто любви: что женщины даютъ излишне великое преимущество мущинамъ и вперяютъ въ нихъ много тщеславія, когда признаютъ, себя побѣжденными сердечными своими чувствіями; что явно открытое сіе преимущество обыкновенно раждаетъ наглость и презрѣніе; вмѣсто того, что человѣкъ, которой почитаетъ себя обязаннымъ имѣть къ своей женѣ чувствованія, кои и она къ нему ощущаетъ, показываетъ обыкновенно одну только благодарность и уваженіе. Ты думаешь, сказала она мнѣ, что ты не можешь быть щастлива съ Г. Сольмсомъ: твоя фамилія иначе о томъ думаетъ. А съ другой стороны она не сомнѣвается, чтобъ ты не была нещастна съ Г. Ловеласомъ, о коемъ знаютъ, что онъ весьма поврежденныхъ нравовъ. Положимъ, что какъ съ однимъ такъ и съ другимъ твой жребій равномѣрно былъ бы нещастливъ, но я спрашиваю тебя, не былолибъ сіе для тебя чрезвычайнымъ утѣшеніемъ думать, что ты слѣдовала единственно совѣту своихъ родителей; и сколь напротивъ того было бы для тебя мучительно, что должна укорять себя саму въ своемъ нещастіи.
Естьли ты помнишь, любезная моя, то сіе доказательство есть одно изъ тѣхъ, которыми Гж. Нортонъ старалася наипаче меня убѣдить.
Сіи наблюденія и множество другихъ, которыя показались достойными здраваго разсудка и опытности моей тетки, можно представлять большей части молодыхъ дѣвицъ, которыя противятся волѣ своихъ родителей. Но предложенныя мною пожертвованія весьма отличаютъ мое состояніе, и должны по своей цѣнѣ быть уважены. Мнѣ весьма было удобно сдѣлать отвѣтъ соотвѣтственной сему правилу. Однако послѣ всего того, что я сказала въ другихъ случаяхъ моей матушкѣ, моему брату, сестрѣ, да и самой моей теткѣ, я почла забезполезное повторить оное; и будучи въ величайшемъ смущеніи, въ которое ввергнули меня ея объясненія, хотя я ни одного слова изъ ея рѣчей не пропустила, но я не имѣла ни силы ни свободы ей отвѣчать. Естьлибъ сама она не остановилась, то бы я дала ей волю говорить два часа не прерывая ее.
Она меня примѣчала. Я сидѣла изъ глазъ моихъ текли слезы, лице было закрыто платкомъ, и сердце чрезвычайно стѣснено, что она могла примѣтить по частымъ воздыманіямъ моей груди. Сіе зрѣлище казалось ее тронуло. Какъ! моя любезная, ты ничего мнѣ не отвѣчаешь! Къ чему столь мрачная и ужасная скорбь? Ты знаешь, что я тебя всегда любила. Ты знаешь, что я не имѣю ни какой пользы въ томъ, чего отъ тебя требуютъ. Для чего же не позволишь Г. Сольмсу разсказать тебѣ много такихъ произшествій, которыя раздражили бы твое сердце противъ Ловеласа? сказать ли тебѣ, хотя нѣкоторые изъ оныхъ? говори, любезная моя, сказать ли тебѣ оныя?
Я отвѣчала ей только вздохами и слезами.
И такъ, моя племянница, тебѣ послѣ сіе разскажутъ, когда ты будешь лучше разположена оное выслушать; тогда ты съ радостію узнаешь изъ какой опасности тебя избавили; сіе послужитъ къ нѣкоему извиненію за тѣ поступки, которые ты оказывала противъ г. Сольмса до вашего брака. Ты никогда не думала, скажешь ты тогда, чтобъ находилось столько подлости въ душѣ Г. Ловеласа.
Я была въ изступленіи отъ нетерпѣливости и гнѣва, слыша, что мнѣ бракъ почитаютъ уже за окончанное дѣло. Однако, я не прерывала своего молчанія. Я бы и не могла говорить съ умѣренностію.
Удивительное молчаніе! Прервала моя тетка; повѣрь, любезная племянница, что твои опасенія несравненно большими передъ тѣмъ днемъ тебѣ представляются, нежели какими послѣ будутъ. Но не огорчися на то, что я хочу тебѣ предложить: хочешь ли ты увѣриться собственными своими глазами о чрезвычайномъ великодушіи, съ какимъ разположены всѣ статьи вашего договора?
Твой разумъ весьма превосходитъ твои лѣта. Посмотри на сіе условіе на, моя любезная, прочитай его. Оно недавно начисто переписано, и только должно его подписать. Твой отецъ приказалъ его отдать тебѣ. Онъ желаетъ чтобъ ты его прочитала. Тебя просятъ токмо его прочесть, моя племянница; я не вижу въ томъ никакой трудности, по тому что онъ былъ еще тогда написанъ, когда были въ твоемъ повиновеніи увѣрены.
Она думала меня совершенно поразить страхомъ, вынимая изъ своего платка нѣсколько паргаментныхъ листочковъ, которыя она сперва держала спрятанными, и вынувши оныя, положила на мой коммодъ. Змѣй, коего бы она выпустила изъ своего платка, не могъ бы мнѣ причинить толикаго ужаса.
О любезнѣйшая моя тетушка! (отворотя лице и поднявши руки) сказала я ей, сокройте, сокройте отъ моихъ глазъ ужасныя сіи писанія. Но скажите мнѣ, прошу васъ изъ чести, изъ нѣжности вашей, и для родства скажите, не ужели они неотмѣнно рѣшились, не смотря на все то, что можетъ случиться, предать меня предмѣту моего отвращенія.
Любезная моя, я уже тебѣ сказала ясно, что ты будешь женой Г. Сольмса.
Нѣтъ, сударыня, я не буду его женою. Сіе насиліе, какъ я то стократно говорила, въ самомъ своемъ началѣ не произходитъ отъ моего родителя… Я никогда не буду женою г. Сольмса. Вотъ единой мой отвѣтъ.
Однако сія есть воля твоего родителя; и когда я разсуждаю сколь далеко простираются хвастовскія рѣчи Г. Ловеласа, которой конечно намѣрился похитить тебя у твоей фамиліи: то не могу не согласится, чтобъ не имѣли причины возстать противъ столь ненавистнаго тиранства.
Ахъ! Сударыня, я ничего болѣе не могу сказать; я въ отчаяніи. Я не знаю ничего такого, котороебъ могло меня привести въ ужасъ.
Твое благочестіе, благоразуміе, моя любезная, и свойство Г. Ловеласа, съединенное съ его дерзскими обидами, которыя должны въ тебѣ возбудить столько же негодованія, какъ и въ насъ, одобрятъ совершенно твою фамилію. Мы увѣрены, что ты нѣкогда весьма различныя будешь имѣть мнѣнія о томъ поступкѣ, которой твои друзья почитаютъ необходимо нужнымъ для опроверженія замысловъ такого человѣка, которой столь справедливо заслуживаетъ ихъ ненависть. Она вышла. Я осталась одна, предавшись гнѣву равно какъ и скорби; но весьма была раздражена противъ г. Ловеласа, которой сумозбродными своими вымыслами, еще паче умножаетъ мои нещастія, лишаетъ меня надежды воспользоваться временемъ для полученія отъ тебя совѣтовъ, и средствъ удалится въ Лондонъ, и смотря по всему, не оставляетъ мнѣ другаго выбора, какъ отдаться въ покровительство его фамиліи, или вѣчно быть нещастною съ г. Сольмсомъ. Впрочемъ, я не оставила намѣренія избѣгнуть, естьли будетъ возможно и того, и другаго изъ сихъ двухъ нещастій.
Я сперва начала навѣдываться у Бетти, которую моя тетка поспѣшила ко мнѣ прислать, въ томъ намѣрѣніи, какъ я то узнала отъ сей дѣвушки, что не безопасно оставлять меня одну. А какъ Бетти казалась мнѣ увѣдомлѣнною о ихъ намѣреніи, то я всячески ее доводила до того, чтобъ она открыла своими отвѣтами, нѣтъ ли хоть мало вѣроятности, чтобъ мои слезы и усердныя прозьбы могли удержать ихъ отъ пагубнаго для меня намѣренія. Она подтвердила мнѣ все то, что я слышала отъ моей тетки, радуяся, сказала она мнѣ, со всею фамиліею, тому изрядному предлогу, которой разбойникъ подалъ самъ, дабы меня избавить навсегда отъ своихъ рукъ. Она подробно говорила о заказанныхъ вновь екипажахъ, о радости моего брата, сестры, и о веселіи всѣхъ нашихъ домашнихъ. О позволѣніи и разрѣшеніи всего дѣла, которое ожидаютъ отъ Епископа, о приходѣ ко мнѣ пастора Левина, или какого другаго духовнаго, коего ей по имени не назвали, но которой долженъ увѣнчать все сіе предпріятіе; наконецъ толковала она о другихъ приготовленіяхъ, столь обстоятельно, что я начинаю опасаться, чтобъ они въ расплохъ на меня не напали, и что тотъ день отложенъ только до вторника.
Сіи объясненія чрезвычайно умножили мое безпокойство. Я пришла въ жестокую нерѣшимость. Что остается мнѣ иначе дѣлать, подумала я въ ту минуту, какъ не отдатся немедленно въ покровительство Милади Лаврансъ? Но вскорѣ, отъ негодованія на тѣ умыслы, которые всѣ мои намѣренія уничтожили, прешла я на противныя тому мысли. Наконецъ я рѣшилась испросить у моей тетки милости, чтобъ еще поговорить со мною.
Она пришла: я ее въ весьма сильныхъ выраженіяхъ просила сказать мнѣ, не дадутъ ли мнѣ отсрочки на двѣ недѣли.
Она мнѣ объявила, что я не должна тѣмъ ласкаться.
По крайней мѣрѣ, хотя на недѣлю: мнѣ не откажутъ въ одной недѣлѣ.
Она мнѣ сказала, что можно бы было на сіе прошеніе согласиться, естьли бы я обязалась двумя обѣщаніями; во первыхъ, не писать ни одной строки изъ дома въ теченіе сей недѣли, по тому что всегда подозрѣваютъ меня съ кѣмъ то въ перепискѣ, во вторыхъ, по окончаніи срока выдти за мужъ за Г. Сольмса.
Невозможно! Невозможно, вскричала я въ чрезвычайной запальчивости. Какъ! я не могу получить и на недѣлю срока, не обязавъ себя договоромъ столь для меня страшнымъ, а наипаче второй?
Я пойду внизъ, сказала она мнѣ, дабы дать мнѣ тѣмъ знать, что она не налагаетъ мнѣ сама тѣхъ законовъ, которые кажутся мнѣ столь жестокими. Она сошла, и я вскорѣ увидѣла ее вошедшую опять съ слѣдующимъ отвѣтомъ:,,Неужели я хочу подать подлѣйшему изъ всѣхъ человѣковъ случай исполнить кровожадное свое намѣреніе? Время уже прекратить его надежду и мое супротивленіе. Я утомила уже зрителей. Мнѣ не даютъ далѣе времени, какъ до вторника, и много что до середы; когда я не приму тѣхъ договоровъ, по коимъ моя тетка по милости своей хотѣла мнѣ испросить далѣе времени,
Я съ нетерпѣливости топнула ногою. Я брала тетку свою свидѣтельницею невинности моихъ дѣяній я чувствованій, въ какія бы нещастія я ни въ пала отъ сего гонѣнія, отъ варварскаго сего гоненія: симъ именемъ я оное называю, примолвила я, какія бы ни были отъ того слѣдствія.
Она весьма строгимъ голосомъ укоряла меня вспылчивостію, между тѣмъ какъ я въ равномѣрномъ изступленіи просила не отмѣнно свободы видѣть моего родителя. Столь варварской поступокъ повторила я, постовляетъ меня превыше всякаго страха. Я обязана ему жизнію; а теперь увижу, буду ли столь щастлива, чтобъ ему обязана была и своею смертію.
Она мнѣ объявила, что не можетъ ручаться за мою безопасность, естьли предъ него покажуся. Нѣтъ нужды, отвѣчала я, подбѣжавъ къ дверямъ, и сошла до половины лѣстницы, рѣшивтись бросится къ его ногамъ, въ какомъ бы мѣстѣ не могла его встрѣтить. Тетка моя стояла неподвижна отъ страха. По истиннѣ, всѣ мои движенія, въ теченіе нѣсколькихъ минутъ изъявляли нѣкое изступленіе, но услыша голосъ моего брата, которой говорилъ весьма близко подлѣ меня въ покоѣ моей сестры, я остановилась, и сіи слова яснѣе всего услышала: признайся любезная сестрица, что сіе приключеніе производитъ весьма изрядное дѣйствіе. Приложа ухо, я услышала также и отвѣтъ моей сестры. Такъ, такъ, отвѣчала она съ торжественною радостію. Не будемъ ослабѣвать, возразилъ мой братъ подлецъ впалъ въ собственную свою сѣть: она теперь намъ будетъ принадлежать. Старайся токмо поддерживать въ сей мысли батюшку, сказала ему моя сестра; а я беру на себя уговорить матушку. Не опасайтесь, прервалъ онъ. Великой смѣхъ, которой я почла за взаимное поздравленіе себя самихъ и за насмѣшку ко мнѣ относящуюся, вдругъ привелъ меня изъ изступленія на мстительныя намѣренія. Моя тетка, успѣвъ подойти ко мнѣ взяла меня за руку, я дала ей себя отвести обратно въ свою горницу, гдѣ она усильно старалася меня успокоить. Но изступленіе, въ которомъ она меня видѣла, перемѣнилося въ печальныя размышленія. Я ни мало не отвѣчала на всѣ правила терпѣнія и повиновенія, которыми она меня поучала. Она весьма безпокоилась моимъ молчаніемъ, такъ что просила меня, обѣщать ей ничего противъ себя самой не предпринимать. Я ей сказала, что надѣюсь на провиденіе Божіе, которое меня сохранитъ отъ столь ужасной крайности. Она было пошла, но я просила ее взять назадъ ненавистные сіи пергаменты; она взяла оные назадъ, видя меня рѣшившуюся ихъ не смотрѣть, сказавъ, что мой родитель не узнаетъ, что я не хотѣла ихъ прочесть, но она надѣется получить отъ меня болѣе благоугожденія въ какое нибудь другое время, которое она почтетъ за способнѣйшее. Я разсуждала, по ея уходѣ о томъ, что изъустно слышала отъ моего брата и моей сестры. Я остановилась при ругательствахъ ихъ и торжественной радости. Я почувствовала въ своемъ сердце такую запалчивость, которую не въ состояніи была преодолѣть. Вотъ первое такое чувствіе, кое я когда либо въ себѣ изпытала. Собравъ всѣ сіи обстоятельства, и видя приближающейся пагубный день, что должна была я предпринять? Думаешь ли ты, что все учиненное мною могло быть извинено? Естьли меня похулятъ тѣ, которые не знаютъ чрезмѣрныхъ моихъ нещастій, то по крайнѣй мѣрѣ оправдаюсь ли я хотя предъ твоими глазами? Естьлиже нѣтъ, то сочту себя самою нещастною; ибо вотъ что я сдѣлала.
Какъ скоро освободилась я отъ Бетти; то написала письмо къ Г. Ловеласу, объявляя ему:,,Что всѣ тѣ насилія, коими угрожали меня въ домѣ моего дяди, должны здѣсь свершиться; и что я рѣшилась удалиться къ которой нибудь изъ его тетокъ, то есть, къ той, которая по милости своей меня приметъ: однимъ словомъ, естьли я не буду удержана какими ниесть не преодолимыми препятствіями, то найдетъ онъ меня, въ четвертомъ, или въ пятомъ часу послѣ обѣда у садовыхъ дверей, чтобъ въ то время онъ меня увѣдомилъ, отъ которой изъ сихъ двухъ госпожъ могу я надѣется покровительства: но есть ли одна или другая согласиться меня принять, то я неотмѣнно прошу, чтобъ онъ удалился въ Лондонъ или къ своему дядѣ; чтобъ онъ меня не прежде посѣтилъ, какъ по совершенномъ оправданіи того, что отъ моей фамиліи съ повиновеніемъ надѣется нечего, и что я не получу во владѣніе своего помѣстья, съ тѣмъ, чтобъ свободно во ономъ жить могла. Я присовокупила, что естьли онъ можетъ упросить дѣвицу Монтегю сдѣлать мнѣ честь быть моею подругою и соучастницею въ путешествіи, то я весьма спокойно рѣшусь на тотъ поступокъ, на которой и въ самыхъ моихъ злощастіяхъ я не могу взирать безъ чрезвычайнаго безпокойствія, и которой, не смотря на невинность моихъ намѣреній, такъ помрачитъ мое доброе имя, что можетъ быть мнѣ невозможно будетъ того и загладить.
Вотъ содержаніе моего письма. Ночная темнота не воспрепятствовала мнѣ сойти внизъ и отнести оное въ садъ, хотя въ другое время я весьма бы побоялась темноты, я возвратилась назадъ, не встрѣтясь ни съ кѣмъ.
По возвращеніи моемъ, представилось моему воображенію столько причинъ къ безпокойству и столько ужасныхъ предчувствованій, что для успокоенія себя нѣсколько отъ страха, которой ежеминутно умножался, я прибѣгнула къ моему перу, и написала къ тебѣ сіе длинное письмо. Теперь же, какъ коснулась до перваго предмѣта моего смущенія, то чувствую, что мой страхъ возраждается соразмѣрно съ моими разсужденіями.
Впрочемъ, что могу я сдѣлать? Я думаю что должно во первыхъ завтра по-утру придти взять назадъ свое письмо. Однако, что могу я тѣмъ сдѣлать?
Опасаясь, чтобъ они не захотѣли назначить ближайшаго дня, которой весьма скоро наступитъ, я начну притворяться больною. Увы! я не имѣю нужды въ такой хитрости; я по справѣдливости, хожу въ такой слабости, что въ другое бы время о мнѣ пожалѣли.
Я надѣюсь отнести тебѣ сіе письмо завтра поутру, и взять отъ туда другое; о естьлибъ я его взяла, такъ какъ всѣ мои предчувствованія и всѣ разсужденія къ тому клонятся!
Хотя бы то было во второмъ часу по полуночи, то я и тогда попытаюсь сойти одинъ еще разъ, дабы взять назадъ свое письмо. Садовыя двери обыкновенно затворяются въ одиннадцать часовъ; но мнѣ весьма легко можно разтворить окны у большой залы, отъ куда можно спуститься на дворъ.
Однако, отъ куда во мнѣ производитъ излишнее сіе безпокойство? Когда уже мое письмо взято, то хуже всего будетъ то, чтобы узнать, какія будутъ мнѣнія Г. Ловеласа. Жилище его тетокъ не столь близко, чтобъ онъ могъ не медленно получить отъ нихъ отвѣтъ. Я конечно прежде не отправлюсь, пока не получу ихъ на то согласія. Я не отменно буду настоять въ той необходимости, чтобъ быть сопровождаемой одною изъ его двоюродныхъ сестръ, какъ уже ему и объявила, что того желаю; и можетъ быть ему нетрудно будетъ доставить мнѣ сію милость? Множество причинъ случиться могутъ, по которымъ ни какой не будетъ мнѣ отсрочки. И такъ къ чему служитъ сіе смятеніе? развѣ неизвѣстно, что я буду имѣть и завтра время взять обратно свое письмо прежде, нежели онъ его найдетъ? Впрочемъ, онъ признается, что послѣ тѣхъ двухъ недѣль, онъ препроводилъ большую часть времяни ходя вокругъ нашихъ стѣнъ, подъ различными переодѣяніями: не щитая того, что когда онъ не былъ самъ стражемъ, какъ онъ то говоритъ, то повѣренной его человѣкъ заступаетъ тогда его мѣсто.
Но что думать о сихъ странныхъ предчувствованіяхъ? я могу, естьли ты мнѣ то присовѣтуешь ѣхать въ Лондонъ въ присланной мнѣ отъ тебя каретѣ, и слѣдовать тому разположенію, на которое просила я твоего мнѣнія. Симъ бы избавила тебя отъ труда доставить мнѣ коляску, и отъ всякаго подозрѣнія, что ты способствовала моему побѣгу.
Я ожидаю на сіе какъ мнѣнія такъ одобренія твоего. Нѣтъ нужды представлять тебѣ, что дѣло времени не терпитъ. Прощай, любезная пріятельница. Прощай!

 

Назад: Письмо LXXIX.
Дальше: Письмо LXXXI.