В марте 1938 года обстановка в мире была весьма сложной и тревожной. Фашистская Германия на глазах у всего мира бесцеремонно захватила Австрию. А в сентябре поощренные всеобщим молчанием нацисты присоединили к своей территории еще и Судетскую область.

Видя, как нацисты неумолимо приближаются к границам СССР, советское правительство стало искать союзников на Западе. Однако англо-франко-советские переговоры, намеченные на май – август 1939 года, были сорваны, наше предложение создать антигитлеровскую коалицию не прошло. В таких условиях руководство Советского Союза, стремясь отдалить военную угрозу своим границам, приняло предложение Германии о заключении пакта о ненападении, который и был подписан в Москве 23 августа.

А спустя неделю, 1 сентября 1939 года, Германия напала на Польшу, начав Вторую мировую войну. Понимая, что мир с Германией не вечен, руководители СССР попытались обезопасить себя от удара в спину, доведя до благоприятного исхода переговоры с представителями Финляндии, начавшиеся в Москве. Но и они шли туго, финны откровенно тянули время.

Именно в это время А.М. Коллонтай и приехала в Москву, чтобы получить из первых рук информацию о действительном положении дел и соответствующие инструкции. Однако ее беседа с В.М. Молотовым мало что дала. Вячеслав Михайлович был уверен, что финнам мы быстро рога обломаем и не о чем с ними больше разговаривать. Однако, как показали военные действия, начавшиеся в том же 1939 году, победа в той «малой войне» далась нам большой кровью.

Раздосадованная таким приемом Коллонтай, отправилась в гостиницу, намереваясь завершить поскорее все дела в Москве, чтобы снова отбыть в Стокгольм. Но тут раздался телефонный звонок и секретарь сказал, что товарищ Сталин приглашает ее в Кремль. Через несколько минут специально присланная машина домчала Коллонтай от главного подъезда гостиницы «Москва» в Кремль. Хозяин кабинета встал из-за рабочего стола, шагнул ей навстречу, поздоровался за руку и пригласил сесть. А сам стал по привычке расхаживать по своему кабинету.

И словно предвидя возможные вопросы, заговорил, что шестимесячные переговоры с финнами ни к чему не привели. В связи с этим Сталин посоветовал усилить работу советского посольства по изучению обстановки в Скандинавских странах, отслеживать проникновение агентов Германии в эти страны, стараясь всеми силами не допустить конфликта с Финляндией. Однако, сказал Сталин, «если уж не удастся его предотвратить, то он будет недолгим». Время «уговоров» и «переговоров» кончилось. «Надо практически готовиться к отпору, к войне с Гитлером», добавил он.

Беседа продолжалась более двух часов, вспоминала Коллонтай. Сталин за это время коснулся многих вопросов. Особо вождь был обеспокоен перевооружением армии, а также ролью тыла в войне, необходимостью усиления бдительности на границе и внутри страны. Особо подчеркнул, что будущая война ляжет прежде всего на плечи русского народа.

После этого Сталин стал размышлять вслух о роли личности в истории, о прошлом и будущем, коснулся многих имен – от Македонского до Наполеона, вспомнил также Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Калиту, Ивана Грозного, Петра Первого, Александра Суворова, Михаила Кутузова. Закончил Марксом и Лениным.

А далее, как записала Коллонтай, сказал буквально следующее: «Многие дела нашей партии и народа будут извращены и оплеваны прежде всего за рубежом, да и в нашей стране тоже. Сионизм, рвущийся к мировому господству, будет жестоко мстить нам за наши успехи и достижения. Он все еще рассматривает Россию как варварскую страну, как сырьевой придаток. И мое имя тоже будет оболгано, оклеветано. Мне припишут множество злодеяний.

Мировой сионизм всеми силами будет стремиться уничтожить наш Союз, чтобы Россия больше никогда не могла подняться. Сила СССР – в дружбе народов. Острие борьбы будет направлено прежде всего на разрыв этой дружбы, на отрыв окраин от России. Здесь, надо признаться, мы еще не все сделали. Здесь еще большое поле работы.

С особой силой поднимет голову национализм. Он на какое-то время придавит интернационализм и патриотизм, только на какое-то время. Возникнут национальные группы внутри наций и конфликты. Появится много вождей-пигмеев, предателей внутри своих наций.

В целом в будущем развитие пойдет более сложными и даже бешеными путями, повороты будут предельно крутыми. Дело идет к тому, что особенно взбудоражится Восток, возникнут острые противоречия с Западом…»

Все же Сталин надеялся, что пройдет время и новые поколения вновь подымут знамя своих отцов и дедов, отдадут им должное сполна.

Эта беседа, вспоминала потом Коллонтай, произвела на нее неизгладимое впечатление, помогла сориентироваться в водовороте вскоре наступивших грозных событий.

Нам же остается добавить к вышесказанному следующее. Выходит, И.В. Сталин был прекрасно осведомлен о надвигающейся войне с Германией, по донесениям наших разведчиков даже знал точно, когда именно она начнется. Но не хотел в это верить, надеялся хоть как-то оттянуть ее начало, чтобы успеть завершить перевооружение Красной армии. И все же не успел…

О том же, что Германия напала внезапно, было сказано в июне 1941 года, видимо, для того, чтобы хоть как-то объяснить, почему буквально с первых минут войны наша армия оказалась в столь тяжелом положении. И слова эти, заметьте, были сказаны не Сталиным, а Молотовым.

Сам же Иосиф Виссарионович еще раз продемонстрировал свою недюжинную прозорливость весной 1945 года, на Потсдамской конференции, когда предложил главам США и Великобритании обсудить вопрос о разделе… Луны. Те даже было подумали, что ослышались или сам Сталин оговорился и речь идет о разделе Германии. Но тот повторил: «О разделе Германии мы уже договорились. Я говорю именно о Луне».

И подчеркнул, что СССР имеет на этот небесный объект свои виды. Вот когда, оказывается, на самом деле началась лунная гонка. И обладай Н.С. Хрущев прозорливостью своего предшественника, в 2009 году праздновали бы, наверное, 40 летие высадки на Луну советских космонавтов, а не американских астронавтов.