Принц Альберт и Королева Виктория

Назад: Герцог Максимилиан Лейхтенбергский и Великая княжна Мария Николаевна Романова

Дальше: Цесаревич Александр Николаевич и принцесса Мария Гессен-Дармштадтская

1840 год

Свадьба наследника престола — важное событие в жизни страны, но свадьба правящего монарха — событие ещё более серьёзное. Виктория, чьё имя получила целая эпоха, викторианская, стала во главе огромной Британской империи в совсем юном возрасте, в восемнадцать лет, и избирать супруга ей довелось, уже будучи правящей монархиней. День свадьбы английской королевы и немецкого принца стал началом длинной, ставшей уже полулегендарной истории — о том, что и монархи могут быть счастливы в браке, о том, что верность покойному супругу можно хранить десятилетиями, до самой смерти…

Но всё это было впереди, а тогда, в октябре 1839 года, Виктории самой пришлось делать предложение Альберту Саксен-Кобургскому и Готскому, ведь она была королевой и по положению гораздо выше его. Вспоминая те дни, она потом скажет: «Увы, увы, бедная королева снова в сложной ситуации…» Да, она была королевой, но вместе с тем и юной женщиной — это её должны были добиваться, это у неё должны были просить руки и сердца! Однако и влюблённая Виктория, и Альберт сумели справиться с деликатной ситуацией: «Он пришёл в комнату, где я ожидала его в одиночестве. Через несколько минут я сказала ему, что он, должно быть, догадывается, почему я хотела его видеть, и что он сделает меня чрезвычайно счастливой, если согласится с моим желанием (то есть женится на мне). Он совершенно не колебался, наоборот, предложение было принято с выражением нежных чувств и сердечности. Он — само совершенство; во внешности, во всём. Я сказала ему, что недостойна его. Он ответил, что будет счастлив провести жизнь рядом со мной».

На следующий день Альберт отправил письмо другу семьи, барону Штокмару: «Я пишу тебе в один из счастливейших дней своей жизни, чтобы рассказать лучшую новость из всех возможных. ‹…› Виктория так добра и мила со мной, что зачастую мне кажется — я не заслуживаю такой любви.‹…› Нет, сейчас я не могу продолжать писать, мои чувства в смятении».

Принц Альберт. Художник Ф.-К. Винтерхальтер

А в «Gazette» 23 ноября 1839 года была опубликована декларация королевы, с которой она обратилась к своим министрам и о которой теперь узнала вся страна:

«Я призвала вас сегодня, чтобы ознакомить с решением, которое серьёзно связано с благополучием моего народа, и с моим собственным счастьем в будущем.

Я намереваюсь вступить в брак с принцем Альбертом Саксен-Кобургским и Готским. Будучи под глубоким впечатлением от важности союза, который я собираюсь заключить, принимаю это решение после серьёзных размышлений и чувствую глубокую уверенность в том, что Господь Всемогущий благословит этот брак и он станет источником моего личного счастья и послужит интересам моей страны.

Я сочла уместным дать вам знать о моём решении как можно раньше, поскольку это дело чрезвычайно важно и для меня, и моего королевства и, как убеждаю я себя, будет благосклонно принято моими любящими подданными».

Королева Виктория. Художник Ф.-К. Винтерхальтер

До свадьбы предстояло решить ещё немало вопросов — и положение, которое будет занимать Альберт при дворе (будь на то воля Виктории, она с радостью сделала бы его, как говорили, королём-консортом, но он стал всего лишь принцем-консортом), его денежное содержание, его права и обязанности — словом, сотни разных вещей. Альберт писал матери: «За исключением отношений с королевой, у моего будущего положения есть свои отрицательные стороны, и небеса не всегда будут голубыми и безоблачными. Но в жизни на шипы натыкаешься постоянно, и осознание того, что ты можешь использовать свои силы для такой великой цели, как принести добро столь многим людям, несомненно, поддержит меня».

Но все проблемы меркли перед сияющим будущим, которое, как казалось жениху и невесте, их ожидает. И в немалой степени их мечты сбылись — вместе они действительно стали счастливы.

Вот письмо, которое утром 10 февраля 1940 года, в день свадьбы, королева Виктория отправила жениху:

«Любимый,

Как Вы, хорошо ли спали? Я отдохнула очень хорошо и чувствую себя сегодня отлично. Ну и погода! Я надеюсь, правда, что дождь прекратится.

Мой дорогой и любимый жених, пошлите мне записку, буквально одно слово, когда будете готовы.

Навсегда Ваша,

Виктория R.»

А Альберт в то же время писал матери: «Меньше чем через три часа я буду стоять перед алтарём рядом с моей милой невестой. В этот торжественный момент я должен вновь просить твоего благословения, которое, я уверен, получу и которое будет охранять меня.

Я должен заканчивать. Благослови меня, Боже!»

День свадьбы стал одним из счастливейших дней в жизни Виктории, и вот что записала она в своём дневнике: «Встала без четверти девять. Спалось хорошо. Завтракала в половину десятого. До этого зашла мама и принесла мне букетик из флёрдоранжа. Моя добрейшая Лецен дала мне маленькое колечко. ‹…› Меня причесали и надели на голову венок из флёрдоранжа. Виделась с Альбертом наедине — в последний раз, как с женихом . ‹…› Мама и герцогиня Сазерлендская сели вместе со мной в карету. Я никогда не видела таких толп людей в Парке, они радостно нас приветствовали. Когда мы прибыли в Сент-Джеймс, я прошла в комнату для переодеваний, где уже были двенадцать девушек, которые должны были нести мой шлейф. Они были в белом, убраны белыми розами, и смотрелось это очаровательно. Там мы немного подождали, пока процессия дражайшего Альберта не прошла в часовню».

Сама Виктория выглядела тоже очаровательно, ещё бы — королева-невеста! Её свадебному платью предстояло сыграть в истории свадеб немалую роль.

До XIX века невесты вовсе не обязательно обзаводились особым платьем для церемонии, им могло послужить просто самое нарядное платье. Или же, если платье всё-таки специально шили, его потом могли надеть на любое другое торжественное событие, тем более что платья могли быть самых разных цветов. Сохранился даже английский стишок-поговорка, объясняющий выбор невестой определенного цвета платья. Примерный перевод звучит так: «Белое — выбрала правильно, голубое — любовь будет настоящей, жёлтое — стыдится жениха, красное — предпочла бы умереть, чёрное — хотела бы вернуться, серое — будет далёкое путешествие, розовое — он всегда будет думать о тебе, зелёное — невеста не хочет (стыдится), чтобы её видели».

Весьма часто, когда речь заходит о белых, ставших классическими, свадебных платьях, можно услышать, что всё началось со свадьбы королевы Виктории. Это не совсем так. В белых платьях или в белых с серебром выходили замуж и до того, скажем, Анна Бретонская — за французского короля Людовика XII в 1499 году, Мария-Луиза Австрийская, вторая супруга императора Наполеона, в 1810-м. А начиная с 1790-х годов, когда мода резко пошла по пути упрощения, и вместо громоздких платьев женщины начали носить простые платья с завышенной талией, а самой распространённой тканью стал белый муслин, свадебные платья тоже, соответственно, чаще всего бывали белыми.

Однако именно благодаря королеве Виктории белый цвет этих платьев не просто входит в моду, он постепенно вытесняет все другие цвета. Очень часто цитируют американский журнал «Godey’s Lady’s Book» за 1849 год, в котором по поводу свадебной моды говорилось следующее: «Согласно обычаю, сохранившемуся с древнейших времён, самый подходящий цвет — белый. Белый — символ невинности девичества и чистого сердца, которое дева отдаёт избраннику».

Именно таким и было платье Виктории, сказочное платье королевы. Вот как описывала его в дневнике она сама: «На мне было белое атласное платье с очень пышным воланом из хонитонского кружева, такого, как делали в старину. Я надела моё турецкое бриллиантовое колье и серьги, а также чудесную сапфировую брошь от Альберта».

Платье было сшито из шёлкового атласа сливочного цвета. Плотно облегающий корсаж с глубоким и широким декольте, открывающим плечи, короткие рукава, заострённый мыс спускался на пышную, в складках, юбку; почти двухметровый шлейф (забавная деталь — как вспоминала затем леди Вильгельмина Стэнхоуп, одна из подружек невесты, оставившая подробное описание этого дня, шлейф оказался слишком коротким, чтобы все двенадцать подружек могли спокойно его нести, поэтому девушки буквально сгрудились за королевой и двигались, наступая друг другу на подолы).

Платье было одновременно и нарядным, и нежным, и не чересчур пышным, как того требовала женская мода 1840-х годов. И очень… английским. Спитафилдский шёлк и хонитонское кружево — Англия приготовила для своей королевы самое лучшее.

Поначалу платье собирались украсить знаменитыми брюссельскими кружевами, но Виктория настояла на именно на английских. Кружева, которые делают вблизи городка Хонитон, — это, наверное, самые знаменитые кружева Англии. Кружево заказали мастерской некоей Джейн Бидни из деревушки Бир в Девоне, известной кружевнице, а уж она организовала работу своих односельчанок. Чтобы создать кусок кружева размером 137×76 см, сотня кружевниц трудилась полгода! Сразу после завершения работы образцы узора были уничтожены, чтобы никто не смог сделать такое же кружево, как на свадебном платье самой королевы. Виктория, кроме денег за работу, велела отправить кружевницам отдельную сумму, чтобы те отпраздновали её бракосочетание, а саму мисс Бидни пригласили на свадьбу.

Что ж, она вполне могла гордиться своей работой, кружево было настоящим произведением искусства. Широкая кружевная оборка шла вокруг декольте, так называемая «берта», кружевом были отделаны рукава, юбка и фата. (Сейчас платье находится на «консервации», и с марта 2012 года его можно будет увидеть на выставке в Кенсингтонском дворце.)

Платья двенадцати подружек невесты (все они были старшими дочерьми пэров, самыми знатными юными леди в стране) тоже были белыми, и Виктории сама придумала, как сказали бы сейчас, дизайн. Их покрой отвечал требованиям тогдашней моды, как и платье королевы, — глубокое декольте, узкая талия, пышная юбка. Но единственной отделкой этих белых шёлковых платьев были белые розы — у выреза и сбоку на юбке, такие же розы украшали и причёску. Их элегантная кажущаяся простота призвана была оттенить нежность наряда невесты в кружевах.

Каждая из подружек получила от Виктории и Альберта после венчания подарок — брошь в виде орла. Серебра, из которого были сделаны птицы, почти не видно — так густо усеивает их бирюза, символ верной любви. Глаза орлов были сделаны из рубинов, символизировавших страсть, а бриллианты на клювах символизировали вечность. В каждой лапе орлы держали по жемчужине — символ невинности.

Кольцо, которое Альберт подарил Виктории в честь помолвки, было в виде золотой змейки с двумя изумрудами — теперь такой выбор сочли бы, наверное, странным, но в ту эпоху подобные украшения в виде змей были весьма популярны. Обручальное кольцо было в виде простой золотой полоски, правда, более массивной, чем обычно. Королева любила эти кольца, и носила их постоянно — включая покрытое эмалью колечко с небольшим бриллиантом, которое Альберт подарил при самой их первой встрече. В день свадьбы, когда, обвенчавшись, они выходили из церкви, по свидетельству современника, принц так положил руку королевы на свою, что её обручальное кольцо было всем хорошо видно; быть может, случайно, а быть может, и намеренно.

А за день до свадьбы королева получила в подарок роскошную брошь, которая и красовалась на её груди в этот знаменательный день. Впоследствии Виктория завещала включить брошь в сокровища короны — чтобы никакие обстоятельства (разводы, делёж наследства и т. п.) не лишили очередного британского монарха этой семейной реликвии. Брошь очень проста, но эффектна — большой ярко-синий сапфир в окружении двенадцати бриллиантов. Вплоть до смерти принца Альберта в декабре 1861 года королева часто надевала её, а тогда, в день свадьбы, синий сапфир был единственным цветным пятном на белом наряде невесты.

Альберт, в форме фельдмаршала британской армии, ожидал невесту у алтаря, беседуя с вдовствующей королевой Аделаидой, супругой покойного Вильгельма IV, дяди Виктории и её предшественника на британском троне. Поскольку отца невесты, герцога Кентского, уже давно не было в живых, то к алтарю её подвёл герцог Сассекский, другой её дядя. Королева, по воспоминаниям леди Вильгельмины, была «полностью собрана и спокойна, но необычно бледна. Она шла очень медленно, давая всем зрителям время удовлетворить своё любопытство, и, конечно же, никогда за нею не наблюдали столь же внимательно».

Королева предпочла бы, чтобы церемония совершилась тихо, частным образом, например в одной из комнат Букингемского дворца. По словам Виктории, мысль о том, что ей придётся венчаться в присутствии большого числа людей, повергала её в ужас. Но лорд Мельбурн, премьер-министр и наставник королевы в делах политики, отговорил её от такого варианта — монархиня, вступая в брак, должна была сделать это в присутствии множества своих подданных.

Королеве, видимо, удалось побороть свои страхи, хотя, по наблюдениям окружающих, она немного дрожала — так, что колыхались цветы в венке из флёрдоранжа, украшавшем её голову. А вот принц, по воспоминаниям леди Вильгельмины, вероятно, был очень взволнован и именно поэтому отвечал с заминкой. «Когда принца Альберта спросили, берёт ли он эту женщину в жёны, она [королева] повернулась и смотрела прямо ему в лицо, пока он говорил “да”. Сама она отвечала тем же чистым, музыкальным голосом, которым зачитывала свои речи в палате лордов, и со схожим выражением.

Герцог Сассекский был очень растроган, и слышно было, как лорд Фицвильям всхлипывает на галерее, но более никто не выглядел взволнованным хоть в какой-то степени. Герцог Сассекский рассказывал, что никто не плакал, кроме одного мальчика из хора, однако я ручаюсь, что сам он плакал. Что же касается двух слезинок королевы, упомянутых в “Morning Post”, я их не видела».

После венчания, когда королева с Альбертом, теперь уже муж и жена, покидали часовню, Виктория поцеловала свою тётю, вдовствующую королеву Аделаиду, а вот матери своей, герцогине Кентской, просто пожала руку. Отношения у Виктории с матерью не были гладкими, а характер у герцогини был нелёгкий — перед самым венчанием (хорошо ещё, что до того, как вошла Виктория) она шёпотом пререкалась с Аделаидой, недовольная тем, что она, как мать королевы-невесты, вынуждена была занять место более скромное, чем вдовствующая королева.

Как только состоялась церемония венчания, раздался грохот пушек, и на всём пути до дворца молодую пару приветствовали громкие (и даже слишком громкие) радостные крики.

В Букингемском дворце состоялся свадебный завтрак, главным украшением которого был торт — настолько большой (окружностью более 3 м и весом в 130 кг), что внесли его четыре человека. Верхушка была украшена фигуркой Британии, которая благословляла молодых, облачённых в древнеримские одеяния. «У ног жениха была собака (символ верности), а у ног королевы — пара голубок. Кроме того, торт украшало множество купидонов, один из которых даже регистрировал брак в книжечке, и букетики белых цветов». Представьте себе, несколько кусочков торта (тортов было несколько, поскольку приглашённых было много) сохранилось до сих пор! Ведь многие, согласно старому обычаю, унесли свой ломтик, упакованный в специальную коробочку, домой и сохранили… А через полтора века это уже музейный экспонат.

После завтрака молодожёны отправились в путь: «Дражайший Альберт поднялся за мной, и мы спустились вниз, где попрощались с мамой, и около четырёх выехали, Альберт и я — вдвоём. Это так чудесно !»

Виктория и Альберт отправились в Виндзорский замок, одну из старейших резиденций британских королей (кстати, когда в 1917 году король Георг V принял решение изменить название династии, называвшейся тогда, благодаря браку Виктории и Альберта, Саксен-Кобург-Готской, именем, слишком «немецким» для тех времён, когда Германия стала врагом, она стала именно Виндзорской).

Толпа приветствовавших королеву и её супруга была такой, что маленький скромный кортеж добирался туда намного дольше обычного. Многие в этот день украсили себя ленточками, специально выпущенными к свадьбе, — на них были вытканы национальные эмблемы Британии — роза, чертополох и трилистник, а также инициалы молодожёнов, V amp;A, и узор в виде особого двойного узла, символа верной любви.

Королева описала в дневнике остаток свадебного дня: «Мы пообедали в гостиной, но у меня так болела голова, что я не могла ничего есть и вынуждена была прилечь в голубой комнате на софу, где и осталась до конца вечера; но, как бы я себя ни чувствовала, НИКОГДА, НИКОГДА у меня не было такого вечера!! МОЙ ДРАЖАЙШИЙ, ДРАЖАЙШИЙ, ДОРОГОЙ Альберт сел рядом со мной на скамеечку для ног, и его любовь и чувства подарили мне ощущения божественной любви и счастья, на которые я прежде и не смела надеяться ! Он заключил меня в объятия, и мы целовались снова и снова! Его красота, его привлекательность и нежность… как я смогу достаточно выразить свою благодарность за такого супруга !.. То, как он называл меня нежными именами, которыми никто не называл меня прежде, — это было невообразимым блаженством! О! Это самый счастливый день моей жизни! Да поможет мне Бог исполнить мой долг и быть достойной такого счастья!»

А вот письмо королю Бельгии, написанное на следующий день после свадьбы:

«Дорогой дядя, тебе пишет самое-самое счастливое создание на свете. Правда, я не думаю, что кто-нибудь может быть таким счастливым, как я или как А. Он просто ангел, его доброта в отношении меня и привязанность очень трогают. Смотреть в эти дорогие глаза, в это любимое сияющее лицо — уже этого достаточно, чтобы обожать его. Моё самое большое желание — сделать его счастливым. Помимо моего личного счастья — то, как нас вчера принимали и приветствовали, было потрясающе, я не видела такого раньше. Толпам в Лондоне, казалось, не было конца, они заполнили все дороги. Вчера вечером я порядочно устала, но сегодня вновь бодра. И счастлива…

Всегда преданная Вам, Виктория R .»

Впереди было немало сложностей. Им надо было привыкнуть друг к другу, научиться жить друг с другом. Альберту нужно было занять своё место в этой стране — не просто рядом со своей женой, но рядом с королевой, что было весьма нелегко. Семейные дела и хлопоты, дети — и дела и хлопоты целой страны и многочисленных подданных. А двадцать лет спустя Альберт скончается, оставив Викторию безутешной — до конца дней своих она будет носить по нему траур и проживёт без любимого мужа ещё сорок лет.

Но давайте оставим их именно сегодня, 10 февраля 1840 года, в день, когда всё было ещё впереди…

Назад: Герцог Максимилиан Лейхтенбергский и Великая княжна Мария Николаевна Романова

Дальше: Цесаревич Александр Николаевич и принцесса Мария Гессен-Дармштадтская