Глава 12
Помощи ждать не от кого – Слово берет Стукпостук – Вероятность розыгрыша – Шалопай в центре внимания – Странности в воздухе – Возвращение господина Бента – «Берегись, у него ромашка!» – Минута славы для Пуччи – Космо нужна рука помощи
В камере Мокрица была чистая солома, и он почти не сомневался, что никто не плевал в его баланду, в которой лежало – если уж непременно давать этому название – то, что пришлось бы признать мясом. Каким-то образом разошлись новости, что это из-за Мокрица Беллистер лишился места. Даже его коллеги тюремщики терпеть не могли задиристого гада, так что Мокриц без всяких просьб получал добавку, чистые туфли и бесплатный номер «Правды» по утрам.
Марширующие големы вытеснили банковские проблемы на пятую страницу. Големы занимали всю первую полосу, а внутренние полосы в основном были полны народных мнений – это когда люди на улицах, которые ничего не знали, рассказывали другим людям то, что знали, – и длинных статей, написанных людьми, которые тоже ничего не знали, но могли рассказать об этом изящным слогом и в двухстах пятидесяти словах.
Мокриц как раз сидел, уставившись на кроссворд, когда кто-то очень вежливо постучался в дверь камеры. Это был надзиратель, который выражал надежду, что господину фон Липвигу понравилось пребывание у них, хотел бы проводить его к экипажу и ждал с нетерпением следующего его визита, если опять возникнут временные сомнения в его законопослушности. А пока он был бы признателен, если господин фон Липвиг наденет эти облегченные кандалы, для приличия, и когда их с него снимут, а их, конечно же, снимут, как только его доброе имя будет очищено, не мог бы он напомнить дежурному офицеру, что это тюремное имущество, спасибо большое.
У тюрьмы собрался народ, но все сторонились большого голема, который, опустившись на одно колено и воздев в воздух кулак, ожидал у ворот. Он появился накануне ночью, и, по словам тюремщика, все были бы очень признательны, если бы господин фон Липвиг позаботился его убрать. Мокриц постарался выглядеть так, как будто на это и рассчитывал. Он велел черноусому голему ждать дальнейших распоряжений. Этого он не ожидал.
Более того, голем с топотом провожал экипаж до самого дворца. По дороге было выставлено немало стражников, а на каждой крыше примостилось по фигуре в черном. Похоже, Витинари решил перестраховаться на случай попытки к бегству. Во внутреннем дворе ждало еще больше стражников – больше, чем требовалось, Мокриц это уж точно понимал, потому что сметливому человеку гораздо проще удрать от двадцати человек, чем от пяти. Но кто-то хотел заявить о себе. Неважно, что именно заявить, главное, чтобы выглядело впечатляюще.
По темным коридорам его вывели под внезапный свет Большого Зала, в котором яблоку было негде упасть. Прозвучали жидкие аплодисменты, редкие приветственные возгласы и громкое протяжное шиканье от Пуччи, которая сидела рядом с братом в большой ложе в первом ряду. Мокрица подвели к небольшой кафедре, которая заменяла скамью подсудимых, и оттуда он смог обозреть глав гильдий, старейших волшебников, главных священнослужителей и прочих важных или по меньшей мере шумных персон. Был там и Гарри Король, который ухмылялся ему, и облако дыма, обозначающее присутствие Доры Гаи, и – да-да – новая верховная жрица Анойи в сверкающем венце из погнутых ложек, со стиснутым в руке церемониальным половником, окостеневшая от волнения и чувства собственной значимости. «Ты мне обязана, дамочка, – думал Мокриц, – потому что еще в прошлом году тебе приходилось подрабатывать вечерами в баре, чтобы сводить концы с концами, а Анойя была лишь одной из десятка полубогинь, деливших алтарь, которым, будем называть вещи своими именами, служил твой кухонный стол, накрытый скатертью. Разве одно маленькое чудо может с этим сравниться?»
Прошелестели одежды, и вдруг лорд Витинари появился в своем кресле, и Стукпостук рядом с ним. Патриций обвел взглядом зал, и разговоры стихли.
– Благодарю всех собравшихся, дамы и господа, – сказал он. – Давайте приступим. Это не судебное заседание как таковое. Это следственное заседание, которое я созвал с тем, чтобы рассмотреть обстоятельства исчезновения золотых слитков общим весом в десять тонн из Королевского банка Анк-Морпорка. Поставлено под вопрос доброе имя банка, поэтому мы изучим все свидетельства, предположительно имеющие к этому отношение…
– Вне зависимости от того, к чему они приведут?
– Совершенно верно, господин Космо Шик. Вне зависимости от того, к чему они приведут.
– Вы даете слово? – настаивал Космо.
– Мне кажется, я его уже дал, господин Шик. Мы можем продолжать? Я назначил господина Кривса из фирмы «Моркомб, Кривс и Медовик» советником по следственным вопросам. Он будет проводить прямые и перекрестные допросы по своему усмотрению. Думаю, общеизвестно, что господин Кривс вызывает абсолютное уважение у всех юристов Анк-Морпорка.
Господин Кривс поклонился Витинари и твердым взглядом обвел собравшихся. Он надолго задержался на рядах Шиков.
– Начнем с вопроса о золоте, – сказал Витинари. – Слово предоставляется Стукпостуку, моему секретарю и старшему клерку, который минувшей ночью командировал бригаду моих ревизоров в банк…
– Меня в этом обвиняют? – спросил Мокриц.
Витинари мельком взглянул на него и заглянул в бумаги.
– На расписке за десять тонн золота стоит твоя подпись, – сказал он. – Ты желаешь оспорить ее подлинность?
– Нет, но я думал, это простая формальность!
– Десять тонн золота – формальность? И не ты ли позднее вломился в хранилище?
– Технически да. Я не мог открыть его, потому что господин Бент потерял сознание внутри и оставил ключ в замке.
– Ах да, господин Бент, старший кассир. Он присутствует здесь сегодня?
Беглый осмотр обнаружил его отсутствие.
– По моему разумению, он находился в состоянии несколько подавленном, но без серьезного риска для здоровья, – сказал лорд Витинари. – Командор Ваймс, окажи любезность, пошли своих людей к нему домой. Я хочу, чтобы он к нам присоединился.
Он снова повернулся к Мокрицу:
– Нет, господин фон Липвиг, пока тебя никто не обвиняет. Прежде чем кого-то обвинять, желательно иметь для того веские причины. Это элементарные правила приличия. Все же обращаю твое внимание, что ты принял на себя формальную ответственность за золото, которое, как нам остается предполагать, было золотом и находилось в хранилище на тот момент. Дабы иметь полное представление о банковском балансе в это время, я попросил своего секретаря ревизовать банковские дела, что он со своими подчиненными и сделал прошлой ноч…
– Если в данный момент я как бы не подсудимый, можно снять с меня эти кандалы? Они как-то склоняют дело против меня, – сказал Мокриц.
– Да, конечно. Стража, разберитесь с этим. А теперь, господин Стукпостук, пожалуйста.
«Все ведь повесят на меня, – подумал Мокриц, когда Стукпостук заговорил. – Что за игру затеял Витинари?»
Он глядел на толпу, пока Стукпостук зачитывал скучный бухгалтерский отчет. Впереди всех сплошной черной массой восседали Шики. Отсюда они казались стервятниками. Судя по серьезному монотонному чтению Стукпостука, это должно было занять много времени. Они подставят его, а Витинари… да, потом где-то в отдаленной комнате прозвучит: «Господин фон Липвиг, потрудись, пожалуйста, объяснить, как тебе удалось подчинить себе големов?»
Суматоха у входа принесла приятную разрядку, и теперь сержант Колон со своим неразлучным напарником Шнобби Шноббсом на хвосте буквально плыл сквозь толпу. Ваймс устремился к ним, за ним по пятам шла Сахарисса. Они перебросились парой быстрых фраз, и полные ужаса восклицания прокатились по толпе.
«Убийство!» – удалось выхватить Мокрицу.
Витинари встал и плашмя опустил свою трость на стол. Это резко положило шумихе конец, как точка, поставленная божеством.
– Что случилось, командор? – спросил он.
– Трупы, сэр. Дома у господина Бента!
– Он убит?
– Нет, сэр. – Ваймс кратко и деловито посовещался о чем-то со своим сержантом. – Покойный предварительно опознан как Профессор Кренберри, сэр, но не настоящий профессор, а злостный наемный убийца. Мы думали, что он покинул город. А второй, судя по описанию, Джек Ребро, и он был забит до смерти… – Командор Ваймс прервался на очередное экстренное совещание, но, разозлившись, сорвался и повысил голос: – Чем-чем? На втором этаже? Что за глупости! А Кренберри что? А? Ты сейчас сказал то, что мне послышалось?
Он выпрямился:
– Прошу прощения, сэр, мне нужно пойти и лично на это посмотреть. У меня есть подозрение, что нас разыгрывают.
– А что с беднягой Бентом? – спросил Витинари.
– Никаких следов, сэр.
– Спасибо, командор. – Ваймс махнул рукой. – Тотчас возвращайся, когда узнаешь больше. Никаких розыгрышей мы не потерпим. Спасибо, Стукпостук. Как я понимаю, ты не обнаружил ничего возмутительного помимо отсутствия золота. Не сомневаюсь, все здесь рады это слышать. Слово тебе, господин Кривс.
Законник встал, окруженный аурой достоинства и нафталина.
– Расскажи мне, господин фон Липвиг, чем ты занимался до того, как приехал в Анк-Морпорк? – спросил он.
«Хо-ро-шо, – подумал Мокриц, глядя на Витинари. – Я все понял. Если я буду вести себя хорошо и говорить правильные слова, то, возможно, выживу. Не за бесплатно. Нет уж, спасибо. Я просто хотел делать деньги».
– Чем ты занимался, господин фон Липвиг? – повторил Кривс.
Мокриц обвел взглядом ряды зрителей и увидел среди них Криббинса. Тот подмигнул.
– А? – переспросил Мокриц.
– Я задал вопрос, чем ты занимался до того, как приехал в наш город!
В этот момент до Мокрица донеслось, увы, уже хорошо знакомое ему жужжание, и со своего возвышения он первым увидел, как из-за штор в дальнем конце зала появился председатель Королевского банка с новой любимой игрушкой, стиснутой в пасти. Прихотью вибраций Шалопая тащило задом наперед по мраморному полу.
Люди в аудитории вытягивали шеи, а пес, виляя хвостом, миновал кресло Витинари и скрылся за шторами на противоположной стороне.
Мокриц подумал: «В мире, где только что произошло такое, ничто не важно». Это было необычайно окрыляющее откровение.
– Господин фон Липвиг, я задал тебе вопрос, – прорычал Кривс.
– Ах да. Я был мошенником.
…и он полетел! Вот оно! Это было лучше, чем висеть на какой-нибудь старой стене! Взгляните на лицо Космо! Взгляните на Криббинса! Они так хорошо все продумали, а оно ушло у них из-под носа. Они все были у Мокрица в руках – и он летел!
Кривс замешкался.
– Мошенник – в смысле…
– В смысле аферист. Временами фальсификатор. Честно говоря, сам я предпочитаю считать себя шарлатаном.
Мокриц увидел, как Космо и Криббинс обменялись взглядами, и внутренне возликовал. Нет, не это должно было произойти, да? И теперь вам придется бежать со всех ног, чтобы не отстать…
У господина Кривса с этим явно возникли трудности.
– Чтобы внести ясность: ты зарабатывал на жизнь нарушением закона?
– Преимущественно я оборачивал людскую жадность себе на пользу, господин Кривс. Я бы сказал, в этом был образовательный элемент.
Господин Кривс оторопело покачал головой, вытряхнув уховертку, что характерно, из уха.
– Образовательный? – переспросил он.
– Да. Многие открыли для себя, что никто не продает кольца с бриллиантами за десятую часть их реальной стоимости.
– И потом ты занял один из самых почетных государственных постов в городе? – спросил господин Кривс сквозь смех в зале. Это было такое облегчение. Все слишком долго задерживали дыхание.
– Мне пришлось. Если бы я отказался, меня бы повесили, – ответил Мокриц и добавил: – Снова.
Господин Кривс в растерянности посмотрел на Витинари:
– Мне продолжать, милорд?
– О да, – ответил Витинари. – До последнего вздоха, господин Кривс.
– Э… тебя вешали прежде? – спросил Кривс у Мокрица.
– Было дело. Не хотелось бы превращать это в привычку.
Зрители снова засмеялись.
Господин Кривс повернулся к Витинари, который едва заметно улыбался.
– Это правда, милорд?
– Правда, – спокойно подтвердил Витинари. – Господин фон Липвиг был повешен в прошлом году под именем Альберта Стеклярса, но оказалось, что у него исключительно крепкая шея. Это было обнаружено, когда его положили в гроб. Тебе, может быть, знаком, господин Кривс, древний постулат: quia ego sic dico. Если человек выжил после повешения, возможно, боги избрали его для иных дел, которые остались несделанными. И поскольку судьба благоволила ему, я принял решение освободить его условно-досрочно и дал ему задание восстановить Почтамт. Это дело уже унесло жизни четырех моих сотрудников. Если он преуспеет – замечательно. Если потерпит неудачу – город сэкономит на лишнем повешении. Это была жестокая шутка, которая, имею удовольствие сказать, обернулась ко всеобщему благу. Думаю, все присутствующие согласятся, что Почтамт сегодня стал истинной жемчужиной нашего города. И горбатого можно отмыть добела!
Господин Кривс машинально покивал, опомнился, сел и принялся рыться в своих записях. Он потерял строчку.
– И теперь мы подходим, э, к вопросу с банком.
– Госпожа Шик, дама, с которой многие из нас имели честь быть знакомы, недавно призналась мне в том, что она умирает, – сказал лорд Витинари тут же. – Она спросила у меня совета о будущем банка, поскольку прямые ее наследники были, цитирую, «такими грязными хорьками, что и врагу не пожелаешь»…
Все законники Шиков числом тридцать один встали с мест и разом заговорили, навлекая на своих клиентов общий счет суммой AM$119.28.
Господин Кривс сверкнул на них взглядом.
Господин Кривс, что бы о нем ни говорили, не внушал уважения представителям анк-морпоркского сословия законников. Он внушал страх. Смерть не отразилась на его энциклопедических знаниях, хитроумии, умении подминать аргументы под себя и свирепости взгляда. «Не нужно мне сегодня перечить», – говорил законникам этот взгляд. «Не перечьте мне, потому что я с вас шкуры сдеру и позвоночник вырву. Помните талмуды в кожаных переплетах, которые вы держите на полках в ваших кабинетах, чтобы производить впечатление на клиентов? Я все их читал и половину из них – написал. Не шутите со мной. Я в скверном настроении».
Один за другим они сели.
– Позвольте, я продолжу, – сказал Витинари. – Мне известно, что госпожа Шик позднее беседовала с господином фон Липвигом и сочла его превосходной кандидатурой на руководящий пост, в лучших традициях семейства Шиков, и идеальным опекуном для ее собаки, Шалопая, который в силу обычаев банка стал его председателем.
Не спеша Космо поднялся на ноги и вышел в центр зала.
– Категорически протестую против намеков, что этот проходимец – в лучших традициях моей… – начал он.
Господин Кривс вскочил с места, точно его вытолкнуло пружиной. Но Мокриц был еще быстрее.
– Протестую! – воскликнул он.
– Да как ты смеешь протестовать, – процедил Космо, – когда ты сам признался в том, что ты подлый преступник?
– Мой протест относится к утверждению лорда Витинари, будто я имею какое-то отношение к славным традициям семейства Шиков, – сказал Мокриц, глядя прямо в зеленые глаза, из которых, казалось, текли зеленые слезы. – Я, например, никогда не был пиратом и работорговцем…
Масса законников поднялась с мест.
Господин Кривс сверкнул глазами. Масса села.
– Они этого не скрывают, – сказал Мокриц. – Все записано в официальных архивах банка!
– Это так, господин Кривс, – подтвердил Витинари. – Я читал архивы. Тут явно применимо volenti non fit injuria.
Снова послышалось жужжание. Шалопай проезжал в обратном направлении. Мокриц заставил себя не смотреть.
– О, как это низко! – ощерился Космо. – Чья история свободна от этого зла?
Мокриц поднял руку.
– У-у, я знаю ответ! – сказал он. – Моя выдержит. Худшее, что я когда-либо делал, – обкрадывал людей, которые считали, что обкрадывают меня, но я никогда не применял силу, и я все вернул. Ну да, обокрал пару банков, ну, присвоил деньги, если точнее, но только потому, что они сами напрашивались…
– Вернул? – переспросил Кривс, ожидая какого-нибудь ответа от Витинари. Но патриций глядел поверх толпы, которая почти без исключения была поглощена перемещениями Шалопая, и он лишь поднял палец не то в знак согласия, не то отклоняя вопрос.
– Да, все могут вспомнить, что я раскаялся в содеянном год назад, когда боги…
– Обокрал пару банков? – перебил Космо. – Витинари, неужели вы сознательно поставили известного вора во главе самого уважаемого банка в городе?
Ряды Шиков единым фронтом встали с мест на защиту своих денег. Витинари продолжал смотреть в потолок.
Мокриц посмотрел наверх. Какой-то диск белого цвета кружился в воздухе под потолком. Вращаясь, он опустился ниже и ударил Космо промеж глаз. Второй диск спланировал над головой Мокрица и приземлился в самую гущу Шиков.
– Неужели ему нужно было оставить банк в руках неизвестных преступников? – раздался крик, когда все строгие черные костюмы забрызгало кремом. – А вот и мы!
Новая волна тортов уже была в воздухе. Они облетали зал по траекториям, которые неизменно заканчивались приземлением на негодующих Шиков. А потом из толпы выбрался человек под стоны и крики тех, кто временно оказался у него на пути, потому что людей, которые успели отскочить, пока им не оттоптали ноги огромными башмаками, скосило лестницей, которую тащил на плече новоприбывший. Он невинно поворачивался посмотреть на учиненный беспорядок, и лестница с размаху сносила любого, кто не успевал увернуться. В этом была своя система: Мокриц увидел, как клоун отошел от лестницы, оставив четырех человек в ловушке между рейками таким образом, что любая попытка высвободиться одному причинила бы адскую боль трем оставшимся, а в случае с одним стражником серьезно ухудшила бы его брачные перспективы.
С красным носом, в дырявой шляпе, клоун вприпрыжку выскочил на арену очень знакомой походкой, шлепая гигантскими башмаками при каждом шаге.
– Господин Бент? – спросил Мокриц. – Это ты?
– Мой дорогой дружок господин фон Липвиг! – крикнул клоун. – Думаешь, шталмейстер управляет цирком, да? Только с согласия клоунов, господин фон Липвиг! Только с согласия клоунов!
Бент замахнулся и запустил тортом в лорда Витинари.
Но Мокриц взмыл в воздух еще до того, как торт начал свой полет. Его мозг с большим отрывом шел третьим и сообщал ему все его мысли одновременно, озвучивая то, что ноги, очевидно, поняли и сами: что достоинство великих редко бывает в состоянии пережить вымазанное кремом лицо, что снимок кремированного патриция на первой полосе «Правды» сотрясет политическую динамику Анк-Морпорка, и главное, что в мире без Витинари он, Мокриц, не доживет до завтрашнего дня, что всегда было его важнейшей жизненной целью.
Как в немом сновидении, он в замедленном действии плыл наперерез немезиде, вытягивая руку, пока торт летел на встречу с историей.
Торт угодил ему в лицо.
Витинари не двинулся с места. Крем разбрызгался, и четыре сотни завороженных глаз увидели, как один комок полетел в сторону патриция, который остановил его приподнятой рукой. Кроме легкого шлепка, когда крем врезался в ладонь, не было слышно ни звука.
Витинари изучил пойманный крем. Он обмакнул в него палец и попробовал крем на язык. Он задумчиво посмотрел вверх, и все в зале дружно задержали дыхание. А потом патриций произнес:
– Кажется, ананасовый.
Раздался гром аплодисментов. Еще бы. Можно было не любить Витинари, но момент он выбрал идеально.
И вот он уже спускается по ступенькам к застывшему и перепуганному клоуну.
– Клоуны не управляют моим цирком, господин, – сказал он, ухватив его за большой красный нос и оттянув эластичную резинку до предела. – Это понятно?
Клоун вынул круглый гудок и издал скорбный звук.
– Хорошо. Я рад, что ты со мной согласен. Теперь я хотел бы поговорить с господином Бентом, если можно.
В ответ послышалось два гудка.
– О да, он здесь, – сказал Витинари. – Позовем его к мальчикам и девочкам? Сколько будет 15,3 процента от 59,66?
– А ну, оставьте его в покое! Отстаньте от него!
Побитая толпа снова расступилась, на этот раз перед растрепанной госпожой Драпс, возмущенной и негодующей, как курица-наседка. Она прижимала что-то объемное к своей пышной груди, и Мокриц увидел, что это была стопка гроссбухов.
– Все дело в этом! – объявила она торжественно, широко размахивая руками. – Он не виноват! Они им воспользовались!
Она обвинительно ткнула пальцем в сочащиеся кремом ряды Шиков. Если бы богине войны было позволено носить респектабельные блузки и собирать волосы в тугой пучок, из которого то и дело выбивались волосы, то госпожу Драпс стоило бы обожествить.
– Это все они! Они украли золото много лет назад!
Это вызвало общий взбудораженный гвалт со всех сторон, за исключением Шиков.
– Я дождусь тишины! – прикрикнул Витинари.
Законники встали. Господин Кривс сверкнул глазами. Законники сели.
И Мокриц очень вовремя вытер ананасовый крем с глаз.
– Берегись! У него ромашка! – прокричал он и подумал: «Я только что прокричал “Берегись! У него ромашка!” – и я, наверное, на всю жизнь запомню, до чего это неловко».
Витинари перевел взгляд на неправдоподобно большой цветок в бутоньерке клоуна. Капелька воды блестела в практически идеально замаскированном носике.
– Да, – сказал он. – Вижу. Итак, я убежден, что ты и есть господин Бент. Видишь ли, я узнаю твою походку. Если ты не он, тебе достаточно просто нажать. А мне – отпустить. Повторяю: я хотел бы поговорить с господином Бентом.
Иногда у богов напрочь отсутствует чувство такта, решил Мокриц. Должен грянуть гром, завыть ветер, прозвучать напряженный аккорд. Подошло бы любое божественное признание того, что сейчас вершится момент ист…
– 9,12798, – сказал клоун.
Витинари улыбнулся и потрепал его по плечу.
– С возвращением, – сказал он и посмотрел по сторонам, пока не нашел доктора Пьерро из Гильдии Шутов.
– Доктор, не мог бы ты присмотреть за господином Бентом? Ему будет лучше среди своих собратьев.
– С превеликим удовольствием, милорд. Семь тортов в одновременном полете и лестничная ловушка на четырех? Исключительно! Кто бы ты ни был, брат, протягиваю тебе руку для шуточного приветственного рукопожатия…
– Без меня он никуда не пойдет, – произнесла госпожа Драпс решительно, когда белолицый клоун выступил вперед.
– Кто бы сомневался, – сказал Витинари. – Доктор, пожалуйста, открой двери гильдии и для юной леди, – добавил он на удивление и радость госпоже Драпс, которая изо всех сил продолжала цепляться за «леди», хотя нехотя распрощалась с «юной» уже давным-давно.
– И пусть кто-нибудь освободит этих людей из лестницы. Боюсь, без пилы здесь не обойдется, – продолжал Витинари. – Стукпостук, приобщи к делу эти славные гроссбухи, которые нам так любезно предоставила юная леди. И кажется, господину Шику требуется медицинская помощь…
– Не… нужно!.. – Космо, с которого капал крем, пытался стоять прямо. На него было больно смотреть. Он сумел еще яростно ткнуть трясущимся пальцем в кипу книг. – Это, – заявил он, – собственность банка!
– Господин Шик, всем видно невооруженным глазом, что тебе нездоровится… – начал Витинари.
– О, как бы тебе хотелось, чтобы все в это поверили, ты… самозванец! – сказал Космо и покачнулся. В его воображении послышались овации.
– Королевский банк Анк-Морпорка, – сказал Витинари, не сводя глаз с Космо, – гордится своими фирменными гроссбухами, обтянутыми красной кожей с неизменно вытисненным на них золотым городским гербом. Стукпостук?
– Дешевый картонный переплет, сэр. Такие тетради продаются везде. Однако они совершенно точно исписаны мелким почерком господина Бента.
– Уверен?
– О да. У него прекрасный курсив.
– Подделка, – проговорил Космо как будто распухшим вдвое языком. – Все подделка. Украдено!
Мокриц посмотрел на зрителей и увидел общее выражение их лиц. Можно быть любого мнения о человеке, но тяжело наблюдать, как он разваливается на части прямо на глазах. Двое стражников подбирались к Космо бочком.
– Я в жизни ничего чужого не взяла! – сказала госпожа Драпс, вздыбившись, как лошадь на манеже. – Они были у него в шкафу… – Она задумалась и решила, что лучше быть пунцовой, чем серой. – И мне плевать, что там думает леди Дейрдре Ваггон! Я еще и внутрь заглянула! Ваш отец продал золото и заставил его спрятать это в цифрах! И это только начало!
– …прекрасная ббчка, – пролепетал Космо, моргая на Витинари. – Ты бльше не я. Милю в твоих бшмаках!
Мокриц тоже стал подвигаться в его направлении. У Космо был вид человека, который мог в любую минуту взорваться – или потерять сознание, или даже повиснуть у Мокрица на шее, бормоча что-то вроде «Ты мой лчший дрг, ты меня увжаешь, дрг?».
Зеленоватый пот струился по лицу Космо.
– Кажется, тебе лучше прилечь, господин Шик, – сказал Мокриц бодро.
Космо попытался сосредоточить на нем взгляд.
– Эт хрошая боль, – признался он, обливаясь потом. – У меня есть шпочка, есть клинк из крви тыщщи…
Сталь просвистела в воздухе, и серое лезвие с жутким красным отблеском нацелилось Мокрицу между глаз. Оно не дрожало. Космо трясло и лихорадило, но лезвие оставалось прямым и неподвижным.
Приближающиеся стражники замедлили шаг. У них впереди была пенсия.
– Очень прошу, пусть никто вообще не шевелится. Я думаю, что разберусь с этим, – сказал Мокриц, искоса глядя на лезвие. В такие минуты нужен тонкий подход…
– Ах, все это так глупо, – сказала Пуччи и зашагала вперед, цокая каблуками. – Нам стыдиться нечего. Это наше золото! Какая разница, что написано в этих тетрадках!
Фаланга законников очень медленно поднялась с мест, а двое, нанятых самой Пуччи, стали что-то бешено нашептывать ей в уши. Она их проигнорировала. Все теперь смотрели на нее, а не на ее брата. Она была центром внимания.
– Пожалуйста, тише, госпожа Шик, – попросил Мокриц. Неподвижность клинка тревожила его. Какая-то часть Космо функционировала без сбоев.
– Ах, да кто бы сомневался, конечно, ты хочешь, чтобы я замолчала, но дудки! – злорадно объявила Пуччи. Как Мокриц не мог устоять перед открытым блокнотом, так и она неслась вперед, не думая о последствиях. – Нельзя украсть то, что и так принадлежит нам! Что с того, что папенька нашел денежкам лучшее применение? В банке они лежали просто так! Нет, правда, почему вы такие тупые? Все так делают. Это не воровство. Золото же до сих пор существует, да? В кольцах там, и вообще. Никто же его не выбрасывает. Какая разница, где оно?
Мокриц заставил себя не смотреть на других присутствующих банкиров. Все так делают, говоришь? В это Страшдество Пуччи недосчитается поздравительных открыток. И брат уставился на нее в ужасе. Остальные же члены семейства, кроме тех, кто продолжал усердно избавляться от крема, старательно притворялись, будто видят Пуччи впервые в жизни. «Кто эта сумасшедшая? – говорили их лица. – Кто ее впустил? Что она несет?»
– Мне кажется, госпожа, твой брат серьезно болен, – сказал Мокриц.
Пуччи пренебрежительно встряхнула своими бесспорно прекрасными локонами.
– Нечего за него волноваться, он страдает ерундой, – сказал она. – Он просто хочет обратить на себя ваше внимание. Всякие мальчишеские глупости про то, как он мечтает быть Витинари, как будто кто-то в здравом уме…
– Из него течет что-то зеленое, – сказал Мокриц, но оказался не в силах пресечь напор ее болтовни. Он заглянул в изможденное лицо Космо, и внезапно все стало ему понятно. Бородка. Шапочка. Клинок, да, и чье-то пошлое представление о том, как должно выглядеть железо, извлеченное из крови тысячи человек. И что там насчет убийства мастера по изготовлению колец? Что было под этой зловонной перчаткой?..
«Это мой мир. И я знаю, что делать».
– Прошу прощения! Вы же лорд Витинари, не так ли? – спросил Мокриц.
На мгновение Космо подтянулся, и в нем проблеснула искра властности.
– Да! Он самый, – ответил он и приподнял одну бровь. Но потом она сникла, и все его опухшее лицо следом.
– У меня кольцо, – пробормотал он. – Кольцо Втнари. Мое кольцо. Правильная боль…
Он уронил клинок.
Мокриц схватил его за левую руку и стянул перчатку. Она соскочила с посасывающим звуком и невообразимо скверным запахом, от которого жгло в носу. Ближайшего стражника стошнило. Какое разноцветье, подумал Мокриц. Сколько тут всего… шевелится…
И там, еще различимый в гнойной массе, виднелся несомненный тусклый блеск стиксия.
Мокриц ухватил Космо за вторую руку.
– Вам нужно выйти на воздух, милорд, вы теперь патриций, – сказал он громко. – Нужно поприветствовать народ…
И снова внутренний Космо ухватился за жизнь скользкой хваткой, достаточно крепко, чтобы его истекающий слюной рот пробормотал:
– Да, это очень важно… – прежде чем вновь вернуться к: – …плохо. Палец. Странный.
– Солнышко пойдет тебе на пользу, – сказал Мокриц и мягко повел его за собой. – Верь мне.