Глава 28

Дождь то лил сплошной стеной, то мелко моросил, покрывая рябью многочисленные лужи; таким образом, с той или иной интенсивностью вода падала с небес уже около недели. Примерно столько же 24-я бригада специального назначения почти в полном составе находилась «в поле». Начались очередные учения «Саранча». Такая погода для Забайкалья была большой редкостью – как-никак триста солнечных дней в году. Недаром в части бытовала поговорка: «широта крымская – долгота колымская».

Июльские парашютные прыжки проскочили удачно, а вот август 1984 года выдался таким вот поганым. Штабные офицеры прятались в палатках, борясь с сыростью с помощью железных печей-буржуек, личный состав связистов-центровиков вообще сидел в кунгах с кондиционерами. Командиры групп собственным телом согрели давно промокшую одежду и просто перестали замечать дождь.

Навесы, сооруженные с помощью плащ-палаток, позволяли только уберечь топографические карты от дождя в ходе изучении местности района предстоящих действий. Моей группе в этом не было нужды, так как действовать предстояло в уже родном Краснокаменске.

За неделю пребывания в районе доподготовки групп мы успели обустроить полевой быт. На едва тлеющих, поддерживаемых таблетками сухого спирта кострах готовили себе еду. Всё-таки сгущенка, тушенка и шоколад из сухого пайка предпочтительнее «шрапнели» и темной несладкой жидкости, которую почему-то утром называли чаем, а в обед – компотом. Из шоколада со сгущенкой можно было сварить какао, из тушенки – наваристый суп. Вот только сухие и безвкусные галеты изрядно надоели. Несмотря на нестрогий запрет, приходилось отправлять бойца из числа старослужащих на добычу хлеба в полевую столовую.

Окружное начальство на этот раз своим присутствием не портило подготовку групп к выходу. Бойцы, как и положено перед учениями такого ранга, ходили небритые и заросшие в гражданской форме одежды, получая от этого истинное удовольствие. Короче говоря, учебно-боевая жизнь текла, как и вода с неба, то бурно, то едва-едва по капле.

Время шло. Группы поочередно отправлялись в работу. Оба вертолёта сиротливо стояли возле опушки леса. Часовой, одетый в потемневший дождевик, бродил вокруг них, выписывая восьмерки. Уныло обвисшие лопасти вполне соответствовали всеобщему настроению. Кроме пилотов. Они пьянствовали.

Нетерпение возрастало с каждым часом, но команды на отправку не было. Наконец, в расположение взвода пришёл улыбающийся Саня Широков, и стало понятно, что час настал. Майор Широков вновь оказался у меня ответственным за подготовку, а значит, и доставку разведгруппы в район выполнения задачи. Разведчики с радостью забрались в кузов под тент автомобиля, а я с не меньшим удовольствием расположился в тёплой кабине подле Александра Ефимовича.

ЗИЛ-131 остановился перед импровизированным КПП. Я вдруг почувствовал чей-то взгляд и посмотрел в окно. Возле шлагбаума стоял местный «особист» и ехидно ухмылялся. Выражение его лица было настолько красноречивым, что у меня невольно вырвался ответный и не совсем приличный жест рукой, который означал: хрен вы меня поймаете.

В каждой воинской части есть такой вполне официальный сотрудник контрразведки, и наша часть не была исключением, несмотря на то что в данном случае это был наш главный противник. Не было сомнений, что через пару часов в управлении КГБ по Краснокаменскому району будут знать, кто и когда к ним направлен. Вполне возможно, им также будет известна задача группы. На этот раз она была проще и реальнее, чем два года назад, а именно: уничтожить городской узел связи. Выполнение облегчалось ещё и тем, что главный нештатный помощник – мой отец – работал там инженером. Правда, как выяснилось впоследствии, это задачу отнюдь не облегчило, скорее, наоборот.

Привычная конфронтация была отягощена инцидентом, который случился накануне учений в штабе округа. Руководители отделов – разведывательного и особого – повздорили в присутствии начальника штаба округа. Один из них заявил, что переловит все группы СпН, второй – соответственно, что ни одной. Обе противоборствующие стороны были настроены более чем решительно и тем серьёзно осложнили жизнь командирам групп. На поиски разведчиков были снаряжены не только специальные службы и подразделения, но и милиция, части погранвойск и общевойсковых подразделений.

Последствия этого мы ощутили уже через час, после того как оставили расположение бригады. Наш ЗИЛок, как метроном, бросало из стороны в сторону по глиняному месиву, которое почему-то называли дорогой. На склоне сопки дежурил БТР. Нас заметили, бронемашина завелась, пустила облачко чёрно-синего дыма и двинулась наперерез нам. Убегать было глупо. На такой распутице БТР имел очевидное преимущество.

Тогда майор Широков предпринял неординарный ход. Александр Ефимович скомандовал водителю остановиться и затем вылез из кабины. Проявив завидное хладнокровие, он сделали вид, что рассматривает что-то под машиной. Расчёт оказался верным. В бэтээре заметили подобное спокойствие и решили, что проверять автомобиль незачем. Бронемашина развернулась и отправилась на исходную позицию. Опасность миновала, но это было только начало.

Трудность была не только и не столько в том, что каждое воинское подразделение, каждый военнослужащий или милиционер являлись противником разведки СпН. Конкретно для нашей группы просто преодолеть триста километров по грязи и бездорожью вдали от асфальтированной автотрассы оказалось делом большой сложности.

Продолжал мелко сыпать дождь. Это радовало и облегчало задачу Сане Широкову, ведь именно он отвечал за доставку группы к району действий. Любая непогода, тёмное время суток и сложная местность во все времена были на руку разведчикам. Шанс выполнить задачу и при этом уцелеть резко увеличивался, а все остальные невзгоды можно легко перетерпеть.

Тем временем наш грузовик продолжал плыть по грязи. Все три ведущих моста ненамного облегчали движение. Бдительный водитель сержант Прошлецов заметил в зеркало заднего вида уазик и доложил Широкову. В какой-то момент показалось, что неизвестный автомобиль пытается нас догнать. Впрочем, безуспешно, если бы не очередное препятствие.

Некогда малозаметный ручеёк на нашем пути после продолжительных ливней превратился в бурный грязевой поток. Однако это был тот самый случай, когда высокопарный лозунг «только вперёд!» имел к нам непосредственное отношение. Пару минут мы сидели в кабине, подперев свои умные рожи кулаками, имитируя мыслительную деятельность, а затем вылезли из кабины, и сержант Прошлецов стал раздеваться, готовясь стать первопроходцем.

Предварительно он снял ремень вентилятора, а Широков сел за руль. Ни я, ни мои бойцы участия в этих действиях не принимали – в город мы должны были войти без всяких следов трудного путешествия. Прошлецов первым ступил в мутную воду и медленно пошел к противоположному берегу.

Преодолеть необходимо было не более тридцати метров, но довольно высокая скорость потока и заиленное дно делали этот переход довольно рискованным. Когда Прошлецов отошел метра на три, Широков осторожно двинул машину следом за ним. В это время на берег выехал преследовавший нас уазик. Из него вышли два старших офицера и два бойца с автоматами. Они внимательно наблюдали за нашей переправой.

Кульминация наступила, когда вода уже начала плескаться в кабине. Казалось, ещё вот-вот, и двигатель заглохнет, но нет – ЗИЛ медленно выбирался на берег, где уже, трясясь от холода, на корточках сидел водитель. Прошлецов быстро оделся и установил ремень вентилятора на место. К тому моменту, когда мы были готовы следовать, УАЗ на противоположном берегу исчез.

После короткого перекура двинулись дальше. Теперь уже стало понятно, что путь займёт гораздо больше времени, чем предполагалось, и времени на выполнение основной задачи оставалось в обрез. Следующие три часа ехали в полном одиночестве, и нервное напряжение ослабло. Зря.

Дождь прекратился, но легче от этого не стало – слишком велики были последствия многодневного ливня. Просёлочная дорога закончилась, холмистая местность осталась позади, а впереди вновь показалась водная преграда. Быстрый и такой же мутный, как предыдущий, поток пугал мощью и необъятностью. Мост был деревянный, но при ближайшем рассмотрении стало понятно, что часы его сочтены. Опоры среднего пролёта уже отсутствовали, и провисший настил захлёстывали потоки воды. Хлипкое сооружение могло рухнуть в любую секунду.

На этот раз даже имитировать мыслительный процесс не было необходимости, так как выбора не оставалось. Во что бы то ни стало мы должны были достичь Краснокаменска в ближайшие сутки, а другие пути наверняка контролировались противником. К тому же объезд, судя по карте, занял бы не меньше пяти часов. Первым по мосту прошёл Александр Ефимович и тут же вернулся обратно. Затем во главе своей команды двинулся и я. Идти было страшно. Дощатое полотно моста ходило ходуном под ногами, и приходилось держаться за уцелевшее ограждение. По колено в воде с особым замиранием сердца пересекли полуразрушенный пролёт. Теперь дело оставалось за малым – переправить многотонный ЗИЛ.

Чтобы не рисковать зря, майор Широков вновь перебрался на нашу сторону, и все вместе мы стали наблюдать за действиями водителя. Помочь мы ему ничем не могли. Прошлецов всё понимал. Ясно, что если мост не выдержит, шансов выбраться живым у него было мало. Раздеваться сержант не стал, но разулся и сапоги поставил рядом на сиденье. При распахнутой двери Прошлецов одной ногой он стоял на подножке, а другой давил на педаль.

Автомобиль медленно въехал на деревянное сооружение. Мужественный боец всё сделал правильно. Когда передние колёса достигли самой низкой точки залитого водой пролёта, Прошлецов резко, скорее от страха, нажал на педаль акселератора, и ЗИЛ с рёвом выскочил на берег. До сих пор помню округлившиеся от страха глаза водителя. Могу предположить, что у меня были такие же.

Мост выдержал. Без преувеличения, Прошлецов совершил героический поступок, достойный награды, и если мне не изменяет память, после завершения учений его отпустили в отпуск на десять дней.

Как впоследствии рассказал Александр Ефимович, на обратном пути моста уже не было. Широкову пришлось добираться в объезд, где его задержали на блокпосту и допросили. Саня отвечать отказался и просидел вместе с водителем под арестом более суток. Затем не без помощи начальника разведки они были освобождены и отпущены восвояси.

На этот раз курили дольше. Надвигалась ночь, светлого времени оставалось часа три, не больше. Сержант Прошлецов, убелённый сединами (под трусами, правда, не видно было), вновь сел за руль. Миновав как будто вымершую деревеньку, выбрались на небольшой взгорок. Впереди лежала огромная заболоченная долина. С этого места до Краснокаменска оставалось около ста километров. Западнее виднелось шоссе, снующие по ней машины и серые пятиэтажки военного городка Хада-Булака, но туда нам пути не было, по вполне понятным причинам.

Пока мы любовались окрестностями, Прошлецов приспустил давление в шинах, готовясь к движению по заболоченной местности. Тут главное – двигаться медленно, плавно, без рывков и остановок. Остановка случилась. В какой-то момент водитель замешкался, притормозил, затем ещё больше растерялся, и машина встала. Стало ясно, что практически мы уже застряли, но делать нечего, надо было двигаться вперёд. Как и ожидалось, при первом же движении ЗИЛ сел на днище, а колёса крутились вхолостую.

Первым делом решили наконец поужинать, а заодно и пообедать. Мы с Александром Ефимовичем наскоро погрызли галеты, закусили их тушёнкой и запили водой из фляжки. Теперь можно было возвращаться в деревню. Благо, что по пути сюда возле одного из домов видели трактор «Кировец». Десять километров обратного пути планировали преодолеть за пару часов, и опять всё вышло по-другому.

Первые семь километров по открытой местности осилили быстро. Как только почувствовали под ногами твёрдый грунт, идти стало веселее, но недолго. Впереди вдоль дороги, полностью повторяя всё её изгибы, нам навстречу плыли два белых светящихся шара. Они, подобно живым существам, двигались параллельно друг другу, то останавливаясь, то продолжая медленный и плавный полёт. Можно было бы принять их за шаровые молнии, но мне кажется, это было нечто иное. Главное, что при этом мы оба испытали дикий ужас. Казалось, он возник в душе сам по себе, а не от вида необычайного явления.

Такого я больше не испытывал никогда и нигде. Тело как будто обдало жаром, ноги хоть и передвигались, но я не чувствовал, что они подо мною есть. Одновременно, не сговариваясь, как будто нами кто-то управлял, мы с Саней синхронно сошли с дороги и так же синхронно, как безвольные куклы, сели рядышком на поваленное дерево лицом к дороге, и таким образом просидели истуканами до утра. Шары давно исчезли так же внезапно, как и появились. Часа через два рассвело, и тут наконец Шура вымолвил: «Что это было?» А что я мог ему ответить?

Менее чем через полчаса Широков уже стучал в окно дома, возле которого стояли уже два «Кировца». С трактористом договорились легко, слава богу, что в те времена и к военным относились хорошо и пятаки за каждый свой шаг с нуждающихся в помощи не сшибали.

Трактор «Кировец» вытянул наш ЗИЛ на более или менее плотное место, но сам тут же увяз по брюхо. Мы извинились перед мужиком, поблагодарили и вручили ему несколько банок тушёнки и сгущенного молока, пару шоколадок из сухого пайка. В те голодные времена это было равносильно неожиданному приходу Деда Мороза в неурочное время с мешком импортных подарков. Больше мы трактористу ничем помочь не могли и двинулись дальше.

Оставшийся путь прошёл без приключений. В этой безграничной забайкальской степи дорог как таковых не было, а потому блокпосты или контрольные заставы отсутствовали. Лишь однажды нас обогнал пограничный вертолёт, чем заставил немного поволноваться.

Постепенно равнина сменилась гольцами – сопками. Наш грузовик взобрался на одну из них, и мы увидели перед собой изумительную картину. Далеко внизу раскинулся красивый белый город – именно так выглядел Краснокаменск в те времена. По сию пору он считается жемчужиной Забайкалья.

В результате неожиданных приключений к месту мы прибыли с опозданием более чем на двенадцать часов. Иными словами, не глубокой ночью, но аккурат к четырнадцати часам, и о скрытном проникновении в населённый пункт речи не могло идти. Вновь выбора не оставалось, и пришлось действовать напролом.