Глава 26

Так наступил 1984-й, предпоследний год моего пребывания в ЗабВО. На следующий день в восемь часов утра я снова был на службе вместе со своими друзьями.

Всё продолжалось уже привычным чередом. Сутки напролёт в соседнем распадке, приёмы пищи личного состава в части, сон урывками и нескончаемые допросы. Давно стало понятно, что у следствия нет никаких зацепок, и единственное, что оставалось, – это брать преступника измором. Иногда казалось, что в один из дней не будет сил в очередной раз подняться по крутому склону в расположение бригады, и мы попадаем в жухлую траву, едва присыпанную снежной порошей, как отара истощенных баранов. Полное равнодушие и психическая надломленность уравняли дембелей и молодых бойцов, больных и здоровых, сильных и слабых.

В один из таких вечеров казарма опустела – батальон убыл на ужин, и я присел на табурет и, привалившись спиной к кровати, тут же уснул. Очнулся от лёгкого постукивания по плечу. Рефлекторно я посмотрел на часы. Сорок минут пролетели, как будто их и не было, как и не было почти двухнедельного изматывающего марафона.

Передо мной стоял сержант Волошин.

– Товарищ старший лейтенант, меня «особист» вызывает, – сказал он.

– Вызывает, так иди, – отмахнулся я, и тут же прозвучала общая команда на выход. Удивительно, но в этот раз нам дали другой участок для прочёсывания. Зона поиска проходила вдоль хребта. Одно то, что не надо было спускаться и, соответственно, потом не пониматься обратно, очень сильно порадовало. Личный состав построился перед казармой и затем прямо от места построения начал по команде разворачиваться в цепь.

Я и Боря Месяцев чуть замешкались и первыми услышали команду «отбой». Внутри что-то ёкнуло, но поверить в это было невозможно. Следом поступила команда на построение всему личному составу бригады на плацу. Когда, наконец, наш батальон занял своё место, все, включая командование, уже были там. В следственной группе находился и сержант Волохин. Подполковник Колб без всяких предисловий произнёс:

– Я обещал объявить тридцать суток отпуска тому, кто найдёт пистолет, поэтому сержант Волохин завтра же отбывает домой. Пистолет найден им.

Отпуск для сержанта был как нельзя кстати. Дома его ждала беременная – на восьмом месяце – жена. Построение продлилось не более пяти минут. Уже в казарме выяснилось, что сержант нашёл пистолет возле ДОСа, в месте, не раз и не два осмотренном. К тому же прямо перед этим Волохин отпрашивался у меня к особисту. Получалось, что боец каким-то образом оказался далеко за пределами кратчайшего маршрута к штабу. Прежде чем отправиться домой – офицерам тут же было предоставлены сутки отдыха, я поделился сомнениями с замполитом. Вместе мы подошли к комбату. Латаев выслушал мои доводы и произнес:

– Кто нашёл, тот и украл – сто процентов даю. Ступай домой спать.

Так оно и оказалось. Следующим утром, а это было воскресенье, в часть прибыла милицейская группа, в составе которой был проводник со служебно-розыскной собакой. Личный состав построили в казарме. Пистолет был найден завёрнутым в белую испачканную ружейным маслом тряпицу, которую дали понюхать милицейской собаке. После чего проводник повёл её вдоль строя, якобы для идентификации запаха и определения преступника. Это был, конечно, блеф – от каждого солдата в той или иной степени пахло ружейным маслом. Напротив Волошина проводник дал незаметную команду своему подопечному, пёс тут же отозвался свирепым лаем, и с одним из лучших сержантов части случилась истерика. Он во всём признался.

В одних из дней, когда Волошин заступил дежурным по батальону, он под предлогом уборки территории глубокой ночью отправил дневального на улицу. Сам в это время открыл ружейную комнату. Сигнализация была заранее отключена, поэтому вскрытия никто не слышал. Сержант вытащил пистолет и после возвращения дневального спрятал похищенное оружие в единственном пятидесятиметровом подземном отрезке теплотрассы, которая вела к ДОСу. Через смотровой колодец он проник внутрь, прополз пару десятков метров по бетонному лотку вглубь и оставил пистолет там.

Говорят, когда это выяснилось, один из бойцов хозяйственного подразделения взвыл от разочарования. Оказывается, во время поисков он там спал, и для того, чтобы получить месяц отпуска, ему было достаточно зажечь спичку и увидеть пистолет, лежавший у него почти под боком.

Дали Волошину восемь лет строгого режима, и дальнейшая судьба сержанта мне неизвестна. Конец эпопеи подытожил командир бригады подполковник Колб, который на очередном построении части сказал: «Я обещал объявить отпуск тому, кто найдёт пистолет, и я это сделал. Я дал слово посадить того, кто украл, – слово своё сдержал».

Тогда Владимир Ильич Латаев получил тяжёлое осколочное ранение в голову, но выжил. Тот взрыв душманской гранаты поразил легендарного комбата через много лет.

Подполковник Латаев умер от инсульта, спровоцированного осколком, который врачи так и не решились извлечь в 2000 году.

Пришла моя четвертая весна в офицерских погонах. Морозы прошли, но тепла ещё не было, хотя и этого оказалось достаточно, чтобы прекратились круглосуточные отогревы теплотрасс. Как ни старались, как ни готовились с осени, но против природы не попрёшь. Вода из скважины ушла, трубы тут же «разморозились». Почти всю зиму весь личный состав бригады разводил костры, отогревал теплотрассу. Трещины в металле заваривались, в дыры вбивали деревянные пробки – чопики, затем наворачивали тепловую изоляцию, пускали воду. Через несколько суток процесс повторялся, и так до бесконечности, а вернее до весны. Тогда же офицерскому составу впервые выдали белые полушубки, которые через пару суток стали чёрными от копоти и сажи. Но тепло, в конце концов, наступило, и бригада могла вернуться к боевой подготовке.

«Карта не лошадь – к утру повезёт» – популярная картёжная поговорка имела под собой практические основания. Уже давно рассвело, прошло время завтрака, но, несмотря на усталость, азарт не проходил. Игра для меня складывалась тяжело.

Вчера моя рота заступила в наряд, а я остался свободен. Самый удобный момент для «храпа». Играть сели в девять часов вечера. Конец азартной баталии назначили на полдень следующего дня. Так делалось всегда – прежде чем начать раздавать карты, всегда определяли точное время завершения. Так было справедливо, ведь никто не знал, в каком финансовом положении будет пребывать каждый из участников в назначенное время.

В этот раз на кон принимались только наличные деньги. Без всяких векселей. За половину ночи я проиграл всю зарплату и должен был освободить место, но меня выручал Володя Барсуков. После каждого проигрыша я занимал у него пять или десять рублей, но их хватало ненадолго. Под утро терпение у Володи закончилось, и он после моего очередного обращения за «пятёрочкой» завопил: «Андрюха, ты заколебал уже! Давай, туда или сюда!»

Игра «храп» так устроена, что если не рисковать и осторожничать, постоянно пасуя, обязательно проиграешь. Проигрыш окажется невелик, но будет наверняка. Не имея денег, я избрал именно эту ошибочную тактику. Восклицание Барсукова меня разозлило и пошло только на пользу. Я скинул свои унты и поставил их на кон.

В то время унты были большим дефицитом и стоили немало. Я рискнул, чудом выкарабкался, но взял весь куш. С этого момента фортуна повернулась ко мне лицом и проигранные деньги медленно, но верно потекли обратно в мой карман. К полудню вся моя зарплата оказалась у меня, и я даже оказался чуть-чуть в плюсе.

Не успели мы завершить расчёты, как дверь распахнулась, и в комнату ввалился командир группы Игорек Крикунов. Он был в полном полевом облачении. Первый батальон завершал учения, и Крикунов только что поднялся в часть из «долины смерти».

Игорь был заметно уставший, но глаза его блестели от счастья.

– Мужики! – воскликнул он и взахлёб продолжил говорить: – Я там, на сопке двух баранов видел!

– Удивил! У нас полчасти таких бродит. Один из них передо мной стоит, – ехидно произнес Барсуков, имея в виду самого Крикунова, но тот пропустил мимо ушей издёвку приятеля и продолжил:

– Нет, настоящие. Здоровые такие. Они, наверное, от стаи отбились.

Все заржали.

– Тащите их сюда, баранинки пожрём, – предложил Барсуков.

– Хрен получится. Они же живые, – парировал Игорек Крикунов. Барсуков достал из-под кровати охотничье ружьё, которое ему оставил на хранение уехавший в отпуск Витя Кучеренко. Забивать баранов вызвались Крикунов и гражданский мужик, который ремонтировал котёл в котельной военного городка.

Отсутствовали они довольно долго. Наконец, где-то вдалеке раздался одиночный глухой выстрел. Затем через некоторое время с шумом и грохотом распахнулась входная дверь, и в коридоре общаги раздалось жалобное блеяние. Крикунов и мужик тащили упирающего барана.

– Вы что, не убили его? – задал нелепый вопрос Шура Хмелюк. Ответ был ещё глупее.

– Убили, твою мать, – натужно выругался мужик, не отпуская барана, а тот упорно не желал следовать к месту экзекуции, в умывальник.

– Мы другого убили, – пояснил Крикунов, вытер пот и продолжил: – Убитый там остался. В крови весь, грязнючий.

Резать барана вызвался Шоломицкий. Скопом повалили жертву на кафельный пол, и Мишка принялся резать барану шею, как колбасу. Получалось плохо. Нож увязал в густой овчине и быстро затупился.

– Шура, жаба душит. Давай второго барана притянем? – предложил Барсуков Хмелюку. Того долго уговаривать не пришлось, и они тут же умчались за сопку. Вернулись быстро. Бросили бедное животное на пол. Морда у него действительно была вся в крови.

– Это ты его убил? – предположил Володя, обращаясь к Игорю.

– Не-а. Я стрелять не умею, – ответил командир группы специального назначения лейтенант Крикунов. Все опять заржали. Игорёк имел в виду, что ни разу не обращался с охотничьим ружьём, но ответ прозвучал довольно глупо.

– А я разве сказал, что ты его застрелил? – ехидно заметил Володя и, ухмыляясь, продолжил: – Ты, похоже, ему с правой въехал, он и откинулся. Вон зубы все повыбивал.

Шутка имела на то все основания. Крикунов был мастером спорта по боксу.

– Мужики, – прервал издёвки Барсукова Миша Шоломицкий: – У кого-нибудь нож есть хороший? Эти все тупые.

– Нету, – дружно ответили офицеры-разведчики.

– Найдите где-нибудь, – взмолился Михаил: – Сил уже нет пилить.

Все разошлись по комнатам в поисках ножей, а Шоломицкий продолжал трудиться. Баран покорно ожидал, когда, наконец, с ним будет покончено. В этот момент Мишка почувствовал лёгкий толчок в спину. Сидя на корточках и не оглядываясь, он спросил:

– Что? Нашел?

В ответ раздалось жалобное блеяние. Шоломицкий от неожиданности чуть не упал на четвереньки – на него смотрел окровавленный воскресший второй баран. Оказалось, что меткие охотники за парнокопытными домашними животными только ранили бедолагу. Миша хохотнул и спросил его:

– Ты чё, меня торопишь, что ли? Баран скромно промолчал.

Неизвестно, как долго бы продолжалась эта мучительная экзекуция, если бы не прапорщик Шамбуров. Местный житель, он прекрасно знал, как это всё делается, и за полчаса Витя освежевал обоих баранов.

Одного из них отдали на ответственное хранение мне, с правом использовать баранину по прямому назначению. Дело в том, что в общаге не было холодильника, а у меня дома был.

Другого барана решили сожрать прямо сейчас. Для этого дружно отправились на природу готовить «бухулёр».

Бухулёр – сугубо забайкальское варево, которое состоит из баранины, картофеля, лука и соли. Готовить его очень просто. Для этого необходимо все продукты опустить в воду и кипятить до полной готовности мяса.

Во время пикника случился небольшой конфуз. Когда монгольское блюдо ещё только варилось, к компании офицеров подъехал чабан на лошади. Он разыскивал двух пропавших баранов. На соответствующий вопрос Серёга Лукьянов, прикрыв могучими плечами бурлящий котел, из которого предательски торчала баранья нога, застенчиво ответил:

– Не-не. Не видели. Мы тут колбаски жарим.

Скорее всего, чабан только сделал вид, что ничего не заметил, так как перед ним сидела толпа здоровенных и голодных мужиков, явно не собиравшихся расставаться с аппетитным бухулёром.