Глава 25

Шли дни, и температура за окном постепенно понижалась, а батареи в квартирах оставались холодными. Стало ясно, что предстоит ещё одна «блокадная» зима. На этот раз приготовились к этому заранее. Запаслись отопительными приборами. ТЭНы клали прямо в батареи. От этого последние нагревались, и таким образом можно было хоть как-то поддерживать температурный минимум, которые не превышал четырнадцати градусов тепла. Зато к офицерским домам провели дополнительный силовой кабель, и отключения электричества, даже при пиковой нагрузке, не было. Многие опять установили печки-буржуйки. Трубы выводили прямо в окна. Зима началась.

24 декабря 1983 года я вприпрыжку бежал домой, чтобы успеть пообедать. Путь мой пролегал через стадион, мимо барака офицерской общаги, далее метров пятьдесят по березовому лесу к ДОСу. Из окна общаговской столовки вкусно пахло, и мой желудок бурчаньем выразил своё возмущение тем, что посещение офицерской «кормушки» не входило в мои планы. Впрочем, аппетитный запах был обманчив. Ещё в курсантские годы для меня всегда было загадкой, как отвратительная еда, которой кормили в курсантской столовой, могла источать такой изумительный запах. Но в нашей части холостяков кормили достаточно хорошо.

В мыслях на эту тему я достиг своего подъезда, одним махом взлетел на второй этаж и распахнул дверь. В ДОСе замки имели символическое значение и почти никогда не запирались.

Молниеносно я сбросил рукавицы-шубенки, шапку, шинель, но унты снимать не стал. На столе уже стояла дымящаяся тарелка. Только я собрался пополнить свой организм калориями в виде наваристого борща, как в подъезде хлопнула дверь, и по лестнице затопали солдатские сапоги. Даже спустя многие годы после увольнения из армии стук двери парадного заставлял меня вздрогнуть, а в этот раз я был полностью уверен, что это по мою душу Так оно и оказалось.

Посыльные всегда назначались из числа молодых бойцов. Эта категория солдат во времени-то с трудом ориентировалась и тем более абсолютно не вникала в перипетии воинской службы. Я это прекрасно понимал и, скорее по инерции, попытался узнать у посыльного, в чём дело:

– Что случилось?

– Не могу знать, товарищ старший лейтенант, – шмыгнул носом боец.

– Комбат там? – я постарался облегчить задачу подчинённому.

– Там, – ответил тот и неуверенно добавил: – Уже все построились.

Последняя новость меня обрадовала, как оказалось безосновательно, и огорчила. Построение в расположении подразделения означало, что проблема возникла внутри батальона, но при этом стало ясно, что времени на обед не остаётся, – необходимо было мчаться немедленно. «А хрен с ним. Пять минут раньше или позже, какая разница?» – подумал я и сел за стол. Это оказалось очень верным решением.

Через несколько минут, уже с набитым брюхом, я вбежал в казарму и оказался далеко не последним. Майор Латаев расхаживал вдоль строя погружённый в свои мысли, и было заметно, что он очень сильно озабочен. Наконец, он махнул рукой и ушёл в канцелярию батальона. Замполит капитан Осипов продублировал жест комбата:

– Товарищи офицеры, всем зайти в канцелярию.

Внутри уже находился командир группы роты минирования капитан Лотоцкий. Его визит быстро нашёл свое объяснение. Оказалось, что Лотоцкий на время отпуска начальника службы артвооружения остался исполнять его обязанности. Перед праздником новоявленный глава службы РАВ решил заработать несколько бутылок водки. Метод был очень прост. Используя служебное положение, Лотоцкий решил проверить состояние и условия хранения вооружения в подразделениях. Когда вместо устранения нарушений выпивка ему была уже обещана, капитан распорядился на всякий случай вскрыть металлические ящики с пистолетами офицеров нашей роты.

Тут выяснилось, что один из ящиков опечатан не печатью командира роты, а дежурного по батальону. Иными словами, последний раз ящик вскрывал солдат срочной службы, а это делать без присутствия офицеров категорически запрещалось. После того как ящик вскрыли, стало ясно, что одного пистолета ПБ, имевшего статус секретного, нет в наличии. Глушитель лежал в ящике, а пистолета не было, и это вызвало как минимум недоумение.

Командир батальона нервно постукивал карандашом по столу. Лотоцкий молчал. Юра Серветник, недавно получивший должность командира роты, стоял белый. За утерю секретного оружия грозило уголовное наказание. По журналу учёта выяснили, как давно ротный вскрывал ящик с пистолетами, но легче от этого не стало. С того момента минуло несколько дней. Наконец, Лотоцкий поднялся и произнёс:

– Мужики, у вас есть три часа. В восемнадцать часов я буду вынужден доложить начальнику штаба бригады.

Возразить было нечего. О водке уже никто и не вспоминал. Исполняющий обязанности службы артвооружения ушел, и в расположении закипела работа. Майор Латаев вместе с замполитом проводили строгий допрос старослужащих солдат и сержантов. Личный состав под видом наведения порядка выносил из батальона всё имущество, включая то, что хранилось в каптёрках. Менее чем через полчаса казарма было пуста. В освободившихся помещениях офицеры внимательно осмотрели стены и пол. Нашли несколько «нычек» с фотографиями для дембельских альбомов и ничего больше.

Затем все вещи и имущество начали заносить обратно в расположение. Каждую постель, каждый ящик с оружием, каждый бушлат или даже тряпку тщательно проверяли дважды. Один раз – на входе, второй – внутри казармы. Тщетно. К восемнадцати часам стало ясно, что пистолет похищен. Дальнейшие события развивались катастрофически.

Латаева вызвали в штаб бригады. Одновременно было объявлено построение личного состава части на плацу. Не более чем через полчаса появилось командование части, наш комбат и ещё начальник особого отдела. Не было ни криков, ни праведного гнева руководства. Подполковник Колб собрал вокруг себя командиров подразделений, поставил задачу и вместе с заместителями и особистом удалился в штаб.

Пока бойцы ужинали, Латаев довёл порядок действий. Задача оказалась очень простой. Развернуться в цепь по хребту высоты 915, на склоне которой располагался наш городок, и вести поиски пропавшего оружия. Далее вниз, в соседний распадок, который назывался «долиной смерти».

Искать потерянную вещь не там, где она могла находиться, а там, где труднее было её искать, – очень действенный способ. Противогазы и комплект химзащиты, как правило, ускоряли поиски. Но раньше это касалось недостающего автоматного магазина или штык-ножа, а теперь всё оказалось гораздо серьёзнее.

После ужина комбат построил офицеров на плацу и долго инструктировал по розыску, разъяснял, каковы могут быть последствия пропажи секретного пистолета. Серветник с каждым его словом бледнел всё больше и больше. Его можно было понять – он нёс персональную ответственность в подразделении. Зато командир соседней роты Витя Ларин только посмеивался. Он только что во второй раз стал капитаном, и генеральская карьера ему не угрожала. Пока Латаев говорил, Витя потихоньку бубнил:

– А ничего, Юрик, отсидишь лет пять. Выйдешь на свободу и пойдешь народное хозяйство поднимать.

У Серветника даже не было сил огрызаться, и он молчал, а Ларин продолжал хихикать:

– А чего тебе? На зоне даже спокойнее. Там тепло, личного состава нет, пистолеты не пи…дят.

В действительности подобный инструктаж никому не был нужен. Мудрый Владимир Ильич ставил целью оставить солдат батальона наедине, без офицеров. Он надеялся, что в результате внутренних разборок пистолет быстро отыщется. Такое не раз использовалось для поисков менее ценных предметов вооружения, но не в этот раз. Офицеры тоже все это понимали и лелеяли слабенькую мечту через пару часов оказаться дома. Тщетно.

Никто и ничего не знал. Не было даже предположений, и поэтому через полчаса батальон месил снег в «долине смерти». Комбат остался в расположении. Вновь начались допросы, но уже на другом уровне. Поочередно всех, кто был во внутреннем наряде за этот период, вызывали в штаб. Допрос вёл особист части в присутствии начальника штаба майора Федырко и комбата. Затем допрошенный солдат спускался к цепи батальона, выкрикивал фамилию следующего. Все остальные ходили по перелескам три километра в одну сторону, затем обратно. К утру снег был вытоптан в ровную площадку.

В эту ночь весь личный состав бригады занимался поисками, только зоны ответственности остальных подразделений находились на территории городка. Здесь тоже было всё вытоптано, и было видно, что укромные места, чердаки, тепловые узлы, котельная подлежали тщательному обыску. Не спал никто, но результата не было.

Как говорится: «война войной, а обед по распорядку». Бойцы под водительством старшин рот отправились на завтрак. Офицеры вознамерились последовать их примеру, но не тут-то было. Командир батальона объявил, что весь офицерский состав переведён на казарменное положение, но на довольствие не поставлен. Пришлось остаться голодными, но зато сорок минут можно было поспать.

Внизу, на дороге стояли несколько чужих уазов. Это с рассветом в часть приехали работники военной прокуратуры, сотрудники армейского КГБ и представители штаба округа. Из их числа была сформирована следственная группа, и допросы начались вновь. Мы тем временем вернулись в «долину смерти». Хорошо, хоть комбат разрешил переодеться в зимнюю прыжковую форму одежды.

Прочёсывание соседнего распадка продолжалось до обеда, потом до ужина, а потом вновь до завтрака. Так прошло двое суток, а личный состав батальона продолжал топать «долину смерти», как дрессированные лошади – цирковой манеж.

Голод, притуплённый усталостью и бессонницей, почти не беспокоил, а вот со сном бороться было невозможно. Спали все, и каждую незанятую минуту и даже секунду. Командование батальона – в своей канцелярии, офицеры рот – в каптёрке, солдаты – и вовсе там, где застало их свободное мгновение. Первым на стук в дверь отреагировал Месяцев. Не открывая глаз, а может быть, и не просыпаясь, он промолвил:

– Пошли на хрен все….

Тем не менее в каптёрку вошел рядовой Ломако. В руках он держал деревянный ящик. Перед Новым годом, как обычно, солдатам начинали приходить посылки. Дима поставил её на стол, вскрыл крышку штык-ножом и достал варенье, упакованное в несколько полиэтиленовых пакетов. Затем с грохотом выдвинул ящик на середину стола и произнес:

– Разрешите выйти?

Мы, как один, вдруг проснулись и подняли головы.

– А это чего? – вновь спросил Борис.

– Это вам, – ответил Дима Ломако.

Таково было решение наших солдат. Они прекрасно видели, что офицеры уже двое суток голодные, а конца и края поискам не было видно, поэтому они решили все новогодние посылки отдавать нам. Наверное, можно было бы и не упоминать об этом, казалось бы, незначительном случае, но этот эпизод как нельзя лучше приоткрывает взаимоотношения между солдатами и офицерами нашей бригады.

Тогда в основном присылали сало и конфеты, изредка варенье и туалетные принадлежности. В тот вечер мы, наконец, поужинали. Жрали солдатское сало, заедали его конфетами и запивали горячим чаем.

К исходу четвёртых суток всех офицеров бригады отпустили домой. Подразделения приступили к нормальной службе, но только не наш батальон. Следственная группа продолжала работать, а мы круглые стуки находились за сопкой, возвращаясь в расположение только для приёма пищи солдатами. Следователи и сотрудники КГБ работали старым, но испытанным способом.

Все мы прекрасно понимали, что пропавший пистолет, так же как и похититель, находился здесь, в военном городке, поэтому физическими и психическими нагрузками, бессонницей, морозом и усталостью следствие пыталось сломить волю преступника, вынудить его совершить необдуманный шаг. Однако тот всё-таки принадлежал к славной когорте разведчиков спецназа, и вот уже целую неделю продолжалась эта борьба, а заложниками её стали офицеры и солдаты нашего батальона.

31 декабря после ужина, вместо того чтобы вновь отправиться в «долину смерти», личный состав был построен в расположении. Майор Латаев коротко поздравил всех с наступающим Новым годом и распустил офицеров по домам. Это был самый лучший подарок в моей жизни. Дома я рухнул на диван и провалился в небытие.