26

Несмотря на все пережитое в буше, Милли Джекобсон не вернулась к привычным удобствам Лондона, а обосновалась в небольшом городке в долине Хекс-Ривер в Западно-Капской провинции. Если бы Джейн пришлось провести две такие жуткие недели в дикой Африке, обмазываться речным илом, спасаться от львов и крокодилов, питаться корнями и травой, то она сразу же отправилась бы домой в собственную постель, в знакомые места со всеми городскими удобствами. Но Милли Джекобсон, продавец книг из Лондона, родившаяся и выросшая в городе, отказалась от всего, что знала, и осталась жить в забытом богом городке Таус-Ривер.

Глядя из окна автомобиля, Джейн прекрасно понимала, что могло привлечь Милли. Она видела горы, реки и угодья, раскрашенные яркими цветами лета. Все здесь казалось ей необычным, от перевернутых с ног на голову сезонов до солнца, которое в зените находится на севере. А когда они сделали поворот, у нее внезапно закружилась голова, словно весь мир пришел во вращение.

– Великолепная земля. Посмотришь – и домой не хочется возвращаться, – сказал Габриэль.

– Да, это тебе не Бостон, – пробормотала Джейн.

– И не Лондон. Но я понимаю, почему у нее могло возникнуть желание остаться.

Джейн открыла глаза, прищурилась, глядя на бесконечные ряды виноградных лоз, на фрукты, созревающие на солнце.

– Что ж, ее муж из местных. Иногда из-за любви совершаются безумства.

– Например, собрать вещички и перебраться в Бостон?

Она взглянула на него:

– Ты жалеешь, что уехал из Вашингтона ради меня?

– Дай мне подумать.

– Габриэль!

Он рассмеялся:

– Жалею ли я, что женился и у нас родился самый чудесный в мире ребенок? А ты что думаешь?

– Я думаю, что не многие мужчины пошли бы на такую жертву.

– Не забывай почаще повторять себе это. Никогда не вредно иметь благодарную жену.

Она снова посмотрела на виноградники вдоль дороги:

– Кстати, если уж мы заговорили о благодарности. Мы в долгу перед мамой за то, что она столько времени проводит с дочкой. Как думаешь, не послать ли ей ящик южноафриканского вина? Ты же знаешь, как они с Винсом любят… – Она оборвала фразу на полуслове. В жизни Анжелы больше не было Винса Корсака – теперь там обосновался отец Джейн. Она вздохнула. – Никогда не думала, что скажу это, но мне не хватает Корсака.

– И твоей матери его тоже явно не хватает.

– Я, наверно, плохая дочь, если хочу, чтобы мой отец вернулся к своей шлюшке и оставил нас в покое?

– Ты хорошая дочь. Для своей матери.

– Которая не хочет меня слушать. Она пытается сделать счастливыми всех вокруг, кроме себя самой.

– Это ее выбор, Джейн. Ты должна его уважать, даже если не разделяешь.

Она не понимала и выбора Милли Джекобсон поселиться на краю света, вдали от всех и всего, что она знала. Милли по телефону высказалась вполне определенно: она не прилетит в Бостон помочь следствию. У нее четырехлетняя дочь и муж, которым она нужна, – стандартные и понятные предлоги, к которым прибегает женщина, когда не хочет называть истинную причину. А причина эта в том, что она боится большого мира. Хенк Андриссен назвал Милли призраком и предупредил, что выманить ее из Таус-Ривера не удастся. Да и муж Милли не допустит этого.

Он встретил их на крыльце, когда они с Габриэлем подъехали к дому, и одного взгляда на багровое лицо этого человека было для Джейн достаточно, чтобы понять: легким визит не будет. Кристофер Дебрюйн был дюж и грозен – в точности как и говорил о нем Хенк. Он был на десять лет старше Милли, светлые волосы наполовину поседели, он стоял, сложив на груди руки, – неподвижная стена мышц, сдерживающая чужаков. Когда Джейн и Габриэль вышли из взятой напрокат машины, он не спустился поздороваться, а ждал, когда незваные гости сами приблизятся к нему.

– Мистер Дебрюйн? – сказал Габриэль.

Кивок, ничего более.

– Я специальный агент Габриэль Дин. А это детектив Джейн Риццоли из бостонской полиции.

– И вас двоих отправили в такую даль?

– Расследование выходит за границы не только штата, но и нескольких государств, в нем задействованы разные агентства.

– Вы думаете, что все это ведет к моей жене?

– Мы думаем, у нее есть ключ к этому делу.

– И какое мне до этого дело?

«Двое мужчин, слишком много тестостерона», – подумала Джейн. Она вышла вперед, и Дебрюйн, нахмурившись, посмотрел на нее, словно соображая, как лучше дать от ворот поворот женщине.

– Мы проделали долгий путь, мистер Дебрюйн, – тихо сказала она. – Пожалуйста, позвольте нам побеседовать с Милли.

Он несколько секунд смотрел на нее.

– Она уехала за нашей дочерью.

– А когда вернется?

– Через некоторое время. – Он неохотно открыл дверь. – Вам лучше войти. Все равно сначала я должен сказать пару слов.

Они последовали за ним в дом, и Джейн увидела пол из широких досок, массивные потолочные балки. Этот дом был насквозь пропитан историей, начиная от перил ручной резьбы до старинных голландских изразцов – облицовки печи. Дебрюйн не предложил им ни чая, ни кофе, а сразу же показал на диван. Сам уселся в кресло напротив.

– Милли здесь чувствует себя защищенной, – сказал он. – Нам хорошо живется вместе на этой ферме. У нас есть дочь. Ей всего четыре года. А вы хотите все это изменить.

– Она может решить исход следствия, – сказала Джейн.

– Вы даже не понимаете, чего хотите от нее. После вашего первого звонка она потеряла сон. Просыпается с криками. Она даже из этой долины никуда не хочет выезжать, а вы хотите забрать ее в Бостон.

– Бостонская полиция возьмет ее под охрану, я обещаю. Она будет в полной безопасности.

– В безопасности? Вы хоть представляете себе, как ей трудно чувствовать себя в безопасности даже здесь? – Он пренебрежительно хмыкнул. – Ничего вы не представляете. Вы не знаете, что ей довелось пережить в буше.

– Мы читали ее показания.

– Показания? Вы считаете, что несколько страниц писанины могут передать, что она пережила? Я видел ее, когда она вышла из буша. Я тогда был в охотничьем домике в дельте – приехал туда отдохнуть, наблюдал за слонами. Каждый день нам подавали чай на веранде, и мы оттуда смотрели, как слоны пьют воду в реке. В тот день я увидел, как из буша вышло невиданное существо. Тощее – казалось, это связка прутиков, обмазанных речной грязью. Мы смотрели, не веря своим глазам, а оно пересекло лужок и подошло к ступеням. Мы сидели там с фарфоровыми чашками, с маленькими аккуратными пирожными и сэндвичами. А существо подошло ко мне, смотрит прямо в глаза и говорит: «Вы взаправду? Или я уже на небесах?» Я сказал ей, что если это небеса, то меня отправили не в то место. И вот тогда она упала на колени и принялась плакать. Потому что поняла: кошмар закончился. Поняла, что в безопасности. – Дебрюйн устремил на Джейн жесткий, пронзительный взгляд. – Я поклялся, что смогу защитить ее. Что бы ни случилось.

– То же самое ей гарантирует и бостонская полиция, сэр, – сказала Джейн. – Если бы мы смогли убедить вас позволить ей…

– Убеждать вам нужно не меня – мою жену. – Он посмотрел в окно на машину, остановившуюся на подъездной дорожке. – Она приехала.

Они молча ждали. В замочной скважине повернулся ключ, потом зазвучали шаги по дому. Наконец в гостиную вбежала маленькая девочка. Как и ее отец, она была светловолосой и крепкой, на щеках играл здоровый румянец ребенка, который проводит жизнь на открытом воздухе. Едва обратив внимание на посторонних, она побежала прямо в объятия отца.

– А вот и моя Вайолет! – сказал Дебрюйн, сажая дочь себе на колени. – Ну, как покаталась?

– Он меня укусил.

– Кто – пони?

– Я дала ему яблоко, а он укусил меня за палец.

– Он наверняка не хотел этого. Я тебе все время говорю: кормить нужно с ладошки.

– Больше не буду давать ему яблоки.

– Преподашь ему хороший урок? – Он поднял голову, улыбаясь, и внезапно замер: увидел в дверях жену.

В отличие от мужа и дочери, волосы Милли были темными, она собрала их сзади в пучок, отчего лицо ее казалось пугающе худым и угловатым: щеки впалые, голубые глаза обведены темными тенями. Она улыбнулась гостям, но дурного предчувствия во взгляде скрыть не смогла.

– Милли, они из Бостона, – сказал Дебрюйн.

Джейн и Габриэль встали, представились. Пожатие руки Милли было как прикосновение к ледышке, так напряжены и холодны были ее пальцы.

– Спасибо, что согласились нас принять, – сказала Джейн, когда они все снова сели.

– Вы бывали в Африке прежде? – спросила Милли.

– Мы оба здесь впервые. Все так красиво. Включая ваш дом.

– Эта ферма принадлежала предкам Криса на протяжении нескольких поколений. Он вам ее покажет попозже. – Милли помолчала, словно ее вымотало даже это малое усилие, необходимое для поддержания ничего не значащего разговора. Ее взгляд упал на пустой кофейный столик, и она нахмурилась. – Крис, ты даже чая гостям не предложил?

Дебрюйн тут же вскочил на ноги.

– Да, извините. Совсем об этом забыл. – Он взял дочку за руку. – Идем, Вайолет, поможешь своему глупому папке.

Милли молча проводила взглядом дочку и мужа. И, только услышав далекий звон крышки чайника и шум воды из крана, она сказала:

– Я не поменяла решения в том, что касается полета в Бостон. Крис, наверно, сказал вам об этом.

– Сказал, и довольно откровенно, – ответила Джейн.

– Боюсь, вы попусту потеряли время, проделав такой путь, чтобы услышать от меня то, что я уже говорила по телефону.

– Нам нужно было увидеть вас.

– Зачем? Убедиться, что я не сумасшедшая? Что все, о чем я говорила полиции шесть лет назад, на самом деле случилось?

Милли посмотрела на Габриэля, потом опять на Джейн. Телефонные переговоры уже позволили установить между двумя женщинами какой-никакой контакт, и потому Габриэль молчал, позволяя Джейн вести разговор.

– Мы не сомневаемся, что все, о чем вы рассказали, – правда.

Милли опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях, и тихо сказала:

– Шесть лет назад полиция мне не поверила. Поначалу не поверила. Я рассказывала им все это, лежа на больничной кровати, и видела сомнение в их глазах. Беспомощная городская девчонка продержалась две недели в буше? Они решили, что я была в каком-то другом охотничьем домике, пошла прогуляться, заблудилась, а потом у меня помутилось сознание. Они сказали, что таблетки, которые я принимала от малярии, сделали меня психопаткой или умалишенной. Что такое часто случается с туристами. Они сказали, что моя история далека от правды, потому что любой человек в такой ситуации умер бы от голода. Или его разорвали бы львы или гиены. Или растоптали слоны. И откуда я узнала, что смогу выжить, если буду есть тростник, как это делают местные племена? Они не могли поверить, что я выжила только из чистого везения. Но именно это со мной и случилось. Мне повезло, что я решила идти вниз по реке и вышла на туристский лагерь. Повезло, что я не отравилась какими-нибудь дикими ягодами или корой, а ела самый питательный тростник, какой могла найти. Повезло, что после двух недель в буше я вышла оттуда живой. Полиция сказала, что это невозможно. – Она перевела дыхание. – Но я сделала это.

– Я думаю, вы ошибаетесь, Милли, – сказала Джейн. – Дело не в везении, а в вас самой. Мы читали ваш рассказ. Как вы все ночи спали на деревьях. Как шли вдоль реки, не останавливаясь, даже когда уже не было сил. Вы каким-то образом нашли в себе волю выжить, когда почти любой другой сдался бы.

– Нет, – тихо ответила Милли. – Просто буш решил пощадить меня. – Она посмотрела в окно на величественное дерево, которое распростерло свои ветви в широком объятии. – Эта земля – живое, дышащее существо. Она решает, будете вы жить или умрете. По ночам на дереве я слышала, как бьется ее сердце, – так ребенок слышит биение сердца матери. И, просыпаясь утром, я спрашивала себя, позволит ли эта земля прожить мне еще день. Вот почему я вышла оттуда живой. Потому что земля позволила мне это. Она защитила меня. – Милли посмотрела на Джейн. – Защитила от него.

– От Джонни Постьюмуса?

Милли кивнула:

– Когда они наконец стали искать Джонни, было уже слишком поздно. Ему хватило времени, чтобы исчезнуть. Несколько недель спустя его машину нашли в Йоханнесбурге.

– Ту самую машину, которая не заводилась в буше.

– Да. Потом механик объяснил мне, как это можно сделать. Как временно вывести машину из строя, чтобы никто не мог выявить неисправность. Что-то про коробку предохранителей и пластиковые реле.

Джейн посмотрела на Габриэля, и он кивнул.

– Отключить реле стартера или топливного насоса, – сказал он. – Обнаружить это будет нелегко. А восстановить – без проблем.

– Он внушил нам, что мы попали в переделку, – сказала Милли. – Мы оказались в ловушке, и он мог нас убивать одного за другим. Сначала Кларенса. Потом Исао. Следующим должен был стать Эллиот. Первыми он убивал мужчин, оставляя женщин на потом. Мы считали, что отправились на сафари, хотя на самом деле это была охотничья прогулка Джонни. А мы были его добычей. – Милли перевела дыхание, и ее пробрала дрожь. – В ту ночь, когда он убил остальных, я убежала. Я понятия не имела, куда иду. Мы были далеко от всех дорог, далеко от посадочной полосы. Он знал, что у меня нет шансов выжить, а потому собрал палатки и уехал, оставив тела животным. Все остальное он забрал. Наши бумажники, камеры, паспорта. Полиция сказала, он использовал кредитную карточку Ричарда в Мауне – заправлял там автомобиль. А по карточке Эллиота покупал припасы в Габороне. Потом пересек границу с Южной Африкой и здесь исчез. Кто знает, куда он направился. С нашими паспортами и кредитками он мог покрасить волосы и выдать себя за Ричарда. Мог улететь в Лондон и быстро пройти пограничный контроль. – Она обхватила себя руками. – Он мог прийти на порог моего дома.

– В Великобритании не зафиксировано пересечение границы Ричардом Ренуиком.

– А если он убил кого-то еще и использовал их документы? Он мог отправиться куда угодно, выдавать себя за кого угодно.

– Вы уверены, что вашим проводником на самом деле был Джонни Постьюмус?

– В полиции мне показали фотографию с его паспорта, снятую двумя годами ранее. Это он.

– Существует очень мало его подтвержденных фотографий. Вы видели только эту.

– Вы думаете, я ошиблась?

– Знаете, люди на фотографиях, снятых в разное время, могут выглядеть совершенно по-разному.

– Если это был не Джонни, то кто же?

– Самозванец.

Милли уставилась на Габриэля, пораженная этой вероятностью.

Они услышали позвякивание фарфора – Дебрюйн возвращался из кухни с подносом. Приняв к сведению молчание в гостиной, он поставил поднос на кофейный столик и вопросительно посмотрел на жену.

– Мамочка, можно, я налью чай? – спросила Вайолет. – Обещаю не расплескать.

– Нет, дорогая. На этот раз чай я налью сама. Может, ты с папочкой пойдешь посмотреть телевизор? – Она умоляюще взглянула на мужа.

Дебрюйн взял дочку за руку.

– Пойдем проверим, что там передают, – сказал он, уводя ее из гостиной.

Через минуту из соседней комнаты донесся звук неприятно развеселой музыки из телевизора. Хотя поднос с чаем стоял перед ней на столе, Милли не спешила его разливать, она сидела, обхватив себя руками, все еще переваривая известие, вносившее в ее жизнь новую неопределенность.

– Хенк Андриссен из Интерпола сказал нам, что вы еще лежали в больнице, когда полиция показывала вам фотографию. Вы все еще были слабы, восстанавливались. А с того времени, когда вы в последний раз видели убийцу, прошло несколько недель.

– Вы думаете, я ошиблась, – тихо сказала она.

– Свидетели часто ошибаются, – заметил Габриэль. – Они путают детали и забывают лица.

Джейн подумала обо всех свидетелях, которые действовали из лучших побуждений, но называли невиновных преступниками или давали описания, ничуть не соответствовавшие действительности. Человеческий мозг умело восполняет отсутствующие детали и уверенно преобразует их в факты, даже если все это – игра их воображения.

– Вы пытаетесь пробудить во мне сомнения, – сказала Милли. – Но на фотографии, которую мне показывали, был Джонни. Я помню его лицо во всех подробностях. – Она переводила взгляд с Габриэля на Джейн и обратно. – Может быть, теперь он носит другое имя. Но где бы он ни находился, как бы ни называл себя, я знаю: он меня тоже не забыл.

Они услышали громкий смех Вайолет под все еще звучащую из телевизора веселую музыку. Но в этой комнате так прочно обосновался холод, что его не могли прогнать даже лучи солнца, проникающие через окно.

– Вот почему вы не вернулись в Лондон, – сказала Джейн.

– Джонни знал мой адрес, место работы. Он знал, как меня найти. Я не могла вернуться. – Милли посмотрела туда, откуда доносился смех дочери. – И потом, появился Кристофер.

– Он рассказал, как вы познакомились.

– После того как я вышла из буша, именно он оставался со мной. День за днем он сидел рядом с моей кроватью в больнице. Благодаря ему я чувствовала себя защищенной. Только благодаря ему. – Она посмотрела на Джейн. – Зачем мне было возвращаться в Лондон?

– Ведь у вас там живет сестра.

– Но мой дом теперь здесь. Я здесь своя. – Она посмотрела на дерево с его обнимающими ветвями. – Африка изменила меня. Там, в буше, я потеряла себя прежнюю. Буш затачивает тебя, как на оселке, снимает все лишнее. Он вынуждает тебя заглянуть в лицо самому себе. Попав в буш, я была глупой девчонкой. Меня волновали туфельки, сумочки и кремы для лица. Я потеряла несколько лет, надеясь, что Ричард женится на мне. Я думала, что для счастья мне не хватает только обручального кольца. Но потом, когда я поняла, что близка к смерти, я обрела себя. Настоящую себя. Я оставила прежнюю Милли там и не тоскую по ней. Моя настоящая жизнь здесь, в Таус-Ривере.

– Где вас все еще мучают кошмары.

Милли моргнула:

– Крис сказал вам?

– Он сказал, что вы кричите во сне и просыпаетесь.

– После вашего звонка. Из-за него все вернулось – вы это вернули.

– А значит, оно все еще здесь, Милли. На самом деле оно все еще с вами.

– Я прекрасно жила.

– Так ли? – Джейн оглядела комнату, аккуратно расставленные книги на полках, вазу с цветами, стоящую точно посредине каминной полки. – Или здесь вы просто прячетесь от мира?

– А вы бы не прятались после того, что случилось?

– Я бы хотела снова почувствовать себя в безопасности. И для этого есть один способ: найти убийцу и упрятать его за решетку.

– Это ваша работа, детектив. Не моя. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам. Я просмотрю все фотографии, которые вы привезли. Отвечу на все вопросы. Но я не полечу в Бостон. Не оставлю мой дом.

– И мы никак не сможем вас переубедить?

Милли взглянула ей прямо в глаза:

– Никак.