Глава восемнадцатая
Во второй раз за последние сутки Нат Дикштейн пустился в плавание на маленькой шлюпке, чтобы пробраться на борт судна, кишевшего врагами. Как и прежде, он надел спасательный жилет и штормовку, как и прежде, вооружился автоматом, пистолетом и гранатами. Только сейчас он остался совсем один и ему было страшно.
После радиообмена на борту «Копарелли» разгорелся спор. За разговором следили Иш, Файнберг и капитан. Увидев восторг на лице Дикштейна, они решили, что тот неспособен рассуждать здраво из-за личных мотивов.
– Это ловушка! – утверждал Файнберг. – Им нас не догнать, вот они и хотят, чтобы мы сами вернулись и подставились.
– Я знаю Ростова, – горячо возразил Дикштейн. – На него это похоже: дождаться, пока ты расслабишься, и атаковать. Идея с тараном – его почерк.
– Дикштейн, это тебе не игрушки! – рассердился Файнберг.
– Нат, послушай, – вмешался Иш, – надо просто готовиться к бою. Чего мы добьемся, если вышлем группу захвата?
– Никакой группы – я поплыву один.
– Не дури! Если ты поплывешь, то и мы тоже – один ты не справишься.
– Ребята, смотрите, расклад такой: если у меня все получится, «Карла» до вас не доберется. Если нет, то вам так и так придется с ними схватиться. А если это и правда ловушка, то я попаду в нее один. Все продумано!
– Плохая идея, – покачал головой Файнберг.
– Я тоже так думаю, – кивнул Иш.
Дикштейн улыбнулся.
– Ну а я – нет. Моя жизнь – мне решать. И вообще, я здесь старший по званию, так что идите к черту!
Итак, он снова оделся и экипировался должным образом; капитан показал ему, как обращаться с рацией, как держать курс на «Карлу»; затем спустили шлюпку на воду, он забрался в нее и отчалил.
И тут ему стало страшно.
Невозможно в одиночку справиться с целой командой врагов. Он вообще не планировал сталкиваться с ними в открытую. Задача была проста: пробраться на борт, спрятаться, дождаться, пока Суза устроит суматоху, найти ее и вместе сбежать. Дикштейн взял с собой небольшую магнитную мину, которую собирался прикрепить к корпусу «Карлы». Удастся ему убежать или нет, ловушка это или правда, дыра в боку помешает врагам догнать «Копарелли».
Дикштейн сердцем чувствовал, что это не ловушка; что Суза каким-то образом оказалась в их власти; что она рисковала жизнью ради его спасения; наконец, что она любит его.
Именно поэтому ему было страшно.
Внезапно ему захотелось жить. Пропало желание убивать врагов, одерживать верх над Ростовым, срывать планы фидаев или дурить египетскую разведку. Хотелось лишь найти Сузу, забрать ее домой и провести с ней остаток жизни.
Дикштейн сосредоточился на управлении шлюпкой. Отыскать «Карлу» в ночи не так-то просто. Придерживаясь заданного курса, нужно делать поправку на ветер и волны, сносившие его в сторону. Прошло пятнадцать минут – по времени «Карла» уже должна была показаться. Он принялся выписывать зигзаги, пытаясь понять, насколько шлюпка отклонилась от курса.
Отчаявшись, Дикштейн уже собрался радировать на «Копарелли», чтобы запросить текущее местоположение, как вдруг из темноты вынырнула «Карла». Он направил шлюпку вперед. Веревка была заблаговременно обвязана вокруг пояса. Вот и трап… Дикштейн выключил мотор, встал одной ногой на борт и прыгнул. Как раз в момент приземления судно снова накренилось, и нос стал погружаться. Он вцепился в трап мертвой хваткой. Вода быстро дошла до пояса… до плеч… Дикштейн едва успел набрать воздуха, как его накрыло с головой.
Казалось, это длится целую вечность… «Карла» продолжала зарываться носом. Когда ему почудилось, что легкие сейчас лопнут, судно замерло и будто нехотя начало возвращаться в исходное положение. Наконец Дикштейн вынырнул, судорожно хватая ртом воздух. Поднявшись на несколько ступенек, он отвязал веревку от пояса и прикрепил к трапу, пришвартовывая шлюпку. Магнитная мина висела на веревке, переброшенной через плечо, он снял ее и прилепил к корпусу.
Теперь уран в безопасности.
Дикштейн сбросил штормовку и вскарабкался по трапу.
Свист ветра, шум моря и двигателей «Карлы» должны были заглушить мотор шлюпки, но, видимо, что-то все же привлекло внимание человека, выглянувшего за борт как раз в тот момент, когда Дикштейн достиг уровня палубы. Он удивленно уставился на пришельца. Дикштейн протянул руку, чтобы ухватиться за леер, и тот на чистом рефлексе моряка уцепился за нее, помогая забраться наверх. Перекинув ногу через леер, Дикштейн схватил протянутую руку второй свободной рукой и рывком выбросил его за борт. Крик падающего потонул в завывании ветра. Дикштейн перекинул вторую ногу через леер, спрыгнул на палубу и присел на корточки.
Похоже, никто ничего не заметил.
«Карла» оказалась маленьким судном, гораздо меньше «Копарелли». На палубе находилась лишь одна двухъярусная надстройка в средней части. Люк на палубе вел в носовой трюм, кормовой трюм отсутствовал: судя по всему, машинное отделение и жилые помещения занимали все пространство ниже уровня палубы до самой кормы.
Взгляд на часы подсказал время: пять двадцать пять. Если у Сузы получится, с минуты на минуту начнется переполох.
Дикштейн двинулся вдоль палубы. В неверном свете фонарей экипажу пришлось бы долго вглядываться в него, чтобы отличить от своих. Он вытащил нож: пистолет лучше пока не использовать без необходимости – звук выстрела привлечет внимание.
Едва Дикштейн поравнялся с надстройкой, как дверь открылась, и на залитую дождем палубу упал желтоватый клинышек света. Он отпрянул за угол, вжимаясь в переборку. Послышались голоса, разговаривавшие на русском, затем дверь захлопнулась, и голоса стали удаляться в сторону кормы.
Крадясь вдоль надстройки, Дикштейн перебрался к левому борту и осторожно выглянул из-за угла: двое подошли к третьему и заговорили с ним. У него возник соблазн уложить всех троих автоматной очередью – пожалуй, это была бы пятая часть от всех, находящихся на судне, – но он передумал: слишком рано, суматоха еще не началась, к тому же неизвестно, где Суза.
Закончив разговор, двое двинулись обратно вдоль правого борта. Дикштейн подошел к оставшемуся на корме, тот заговорил с ним по-русски. Дикштейн буркнул что-то неразборчиво. Часовой задал какой-то вопрос, но Дикштейн уже прыгнул на него и в мгновение ока перерезал ему горло.
Выбросив тело за борт, он вернулся назад тем же путем. Уже двое убитых, а его еще не обнаружили. Светящиеся стрелки часов показали пять тридцать. Пора идти внутрь.
Открыв дверь, Дикштейн увидел пустой коридор и трап, ведущий наверх – скорее всего, на мостик. Он поднялся по трапу и, попав на мостик, увидел троих: судя по всему, это были капитан, старпом и второй помощник. Старпом что-то кричал в переговорное устройство, откуда-то доносился странный шум. Дикштейн вскинул автомат. В этот момент капитан дернул за рычаг: завыла сирена, и Дикштейн нажал на курок. Вой пожарной сирены частично заглушил треск автоматной очереди: все трое умерли на месте.
Дикштейн поспешно сбежал вниз по трапу. Похоже, Сузе все-таки удалось устроить диверсию, надо лишь продержаться в живых и найти ее.
У подножия трапа коридор раздваивался: одна часть уходила вбок, вторая шла вдоль всей надстройки. И там и там отворялись двери, и наружу выбегали люди, встревоженные сиреной. Оружия никто не захватил, поскольку тревога была пожарной, а не боевой. Дикштейн решился на блеф: он влился в толпу и поспешил вперед, расталкивая всех и крича на немецком: «С дороги!» На него удивленно оглядывались: никто не понимал, кто он такой и что тут делает. Один или двое попытались с ним заговорить – он демонстративно не слушал. Потом раздался отрывистый приказ, и люди стали двигаться целенаправленней. Дикштейн добежал до конца коридора и уже хотел спуститься, как вдруг выскочивший откуда-то офицер ткнул в него пальцем, что-то вопросительно крикнув.
Дикштейн скатился по трапу вниз.
На нижней палубе все было организовано лучше: люди бежали в направлении кормы, а трое матросов под надзором боцмана распечатывали противопожарный инвентарь. Там, на пятачке возле брандспойтов, Дикштейн внезапно увидел зрелище, от которого глаза заволокло красным туманом ненависти.
На полу сидела Суза, прислонившись к переборке и вытянув ноги перед собой. Сквозь рваные лохмотья джинсов проглядывала почерневшая, обожженная кожа.
– Что ты ему сказала?! – орал на нее Ростов, пытаясь перекричать рев сирены.
Дикштейн спрыгнул с трапа на палубу. Перед ним оказался какой-то матрос – он сбил его с ног ударом локтя в лицо и кинулся на Ростова.
Даже в приступе бешеной ярости он понимал, что в таком ограниченном пространстве стрелять нельзя: Ростов слишком близко к Сузе. Кроме того, он жаждал убить его голыми руками.
Дикштейн ухватил Ростова за плечо и развернул.
– Ты! – воскликнул тот.
Дикштейн с размаху ударил его в живот, заставив согнуться пополам, тут же выбросил колено вверх, круша нижнюю челюсть, и со всей силы пнул ногой по горлу. Не дожидаясь, пока тело упадет, Дикштейн развернулся спиной к Сузе, упал на колено, скидывая автомат с плеча, и открыл огонь по матросам, оставшимся в коридоре.
Обернувшись, он поднял Сузу и осторожно закинул на плечи, стараясь не касаться ожогов. Теперь нужно подумать… Судя по всему, пожар разгорелся на корме, раз все кинулись туда. Значит, надо идти на нос, чтобы не привлекать внимание.
На палубе царила суматоха. Одни бежали на корму, другие – в обратном направлении. Кто-то остался на носу.
Дикштейн подбежал к бортовому трапу. Закинув автомат на плечо, он немного передвинул Сузу на другое и шагнул через леер.
Оглянувшись на палубу, он понял, что его заметили.
Одно дело – приметить незнакомое лицо и отложить все расспросы на потом, другое – увидеть, как кто-то покидает судно с чьим-то телом на плечах.
Пуля со звоном отскочила от корпуса в сантиметре от уха. Дикштейн поднял голову: на него сверху смотрели трое, двое были вооружены. Держась за трап левой рукой, правой он достал пистолет и выстрелил вверх. Те отпрянули назад.
Нос судна задрался, и его качнуло влево. Бросив пистолет в море, он схватился за лестницу правой рукой. Нога соскользнула со ступеньки, и Дикштейн с ужасом почувствовал, что Суза съезжает с плеча.
– Держись за меня! – крикнул он, даже не зная, слышит она или нет. – Не-е-ет!
В этот момент ее руки разжались, и она камнем полетела вниз.
Дикштейн обернулся, нашел глазами шлюпку и прыгнул, приземлившись на дно с грохотом.
Кидаясь от борта к борту, он звал ее в кромешной тьме…
И тут сквозь шум ветра донесся крик. Обернувшись, он увидел над водой ее голову между шлюпкой и корпусом «Карлы».
Он не мог до нее дотянуться – слишком далеко…
Она снова закричала.
Шлюпка была привязана к судну веревкой, большая часть которой валялась на дне. Перерезав ее ножом, Дикштейн бросил конец Сузе.
Она протянула руку – и с головой ушла под волну.
Хотя сверху опять стреляли, Дикштейн не обращал внимания, напряженно вглядываясь во тьму. Из-за сильной качки шлюпку и судно болтало в разные стороны, и шансы попасть в него были невелики.
Через несколько секунд, показавшихся ему часами, Суза вновь всплыла на поверхность и ухватилась за веревку. Он потянул веревку на себя, быстро перебирая, затем перегнулся за борт и схватил девушку за руки.
Наконец-то они вместе! Он больше никогда ее не отпустит…
Сверху раздалась очередь: теперь стреляли из пулемета. Дикштейн рывком завел мотор и упал на Сузу, прикрывая ее своим телом. Шлюпка рванула прочь, в никуда, прыгая по волнам, как заблудившийся серфер.
Внезапно стрельба прекратилась. Дикштейн оглянулся: «Карла» скрылась из виду.
Он взялся за штурвал, глянул на компас и проложил примерный курс. Включив рацию, вызвал «Копарелли».
Дожидаясь ответа, он взял Сузу на руки, словно ребенка.
По воде донесся приглушенный звук взрыва: сработала магнитная мина.
Радист «Копарелли» вышел на связь.
– На «Карле» пожар, – сообщил Дикштейн. – Возвращайтесь и заберите меня. Подготовьте лазарет для девушки – у нее сильные ожоги. – Дождавшись подтверждения, он выключил рацию и вгляделся в безжизненное лицо Сузы. – Не умирай, прошу тебя… только не умирай…
Открыв глаза, она взглянула на него. Ее губы шевельнулись. Он склонился над ней, чтобы лучше слышать.
– Это правда ты? – прошептала она.
– Я, – ответил он.
Уголки ее рта приподнялись в слабой улыбке.
– Я постараюсь.
И тут раздался страшный взрыв – огонь добрался до топливных баков. Небо озарилось языками пламени, воздух наполнился жутким грохотом. Вскоре свет и шум исчезли, и вместе с ними исчезла «Карла».
– Все, пошла на дно, – сказал Дикштейн, взглянув на Сузу. Ее глаза снова закрылись: она потеряла сознание, но на губах так и застыла улыбка.
