Глава семнадцатая

Годом ранее авиалайнер, на котором Суза Эшфорд раздавала обед пассажирам, внезапно начал терять высоту над Атлантикой. На табло загорелась надпись «Пристегните ремни». Суза спокойно ходила вдоль кресел, помогая людям пристегнуться, и приговаривала: «Ничего страшного, небольшая турбулентность», думая про себя: «О Господи, мы все умрем…»

Сейчас ею завладело то же чувство.

От Тюрина поступило короткое сообщение: «Израиль атакует» – и тишина. В этот момент они стреляют в Натаниэля. Может, его уже ранили… или поймали… или убили… Внутренне сжимаясь от боли, Суза ослепила радиста профессиональной улыбкой и сказала:

– Какая у вас крутая радиостанция!

Радистом на «Карле» работал крупный седовласый мужчина из Одессы по имени Александр, он сносно изъяснялся по-английски.

– Сто тысяч долларов стоит! – горделиво ответил он. – А вы разбираетесь в этом?

– Немножко – я когда-то работала стюардессой. – Суза бессознательно употребила прошедшее время и теперь задумалась: неужели та жизнь действительно осталась в прошлом? – Я видела, как экипаж пользуется радиосвязью, так что принцип действия понимаю.

– На самом деле здесь четыре рации, – принялся объяснять Александр. – Одна настроена на маяк со «Стромберга», вторая – на частоту Тюрина, третья – на стандартную частоту «Копарелли», а вот эта – блуждающая. Смотрите.

Он показал ей шкалу, стрелка которой медленно перемещалась туда-сюда.

– Она ищет передатчик; когда найдет – остановится.

– Ух ты! Это вы сами придумали?

– К сожалению, я не изобретатель, а всего лишь радист.

– И вы можете транслировать сигналы по любому из этих каналов, переключившись на передачу?

– Да, голосом или с помощью азбуки Морзе. Ну, разумеется, в рамках этой операции мы используем только второй вариант.

– Долго вам пришлось учиться на радиста?

– Не очень. Азбуку Морзе выучить просто, а вот чтобы стать радистом на судне, нужно разбираться в аппаратуре, уметь ее чинить. – Он понизил голос. – А для работы на КГБ нужно окончить школу шпионов.

Он засмеялся. Суза вторила ему, думая про себя: ну давай же, Тюрин, отзовись!

Ее желание сбылось – одна из раций начала передачу.

– Это Тюрин, – сказал Александр, записывая. – Позовите Ростова, пожалуйста.

Суза неохотно покинула мостик: ей хотелось узнать, о чем сообщение. Она поспешила в столовую, надеясь, что Ростов пьет свой кофе, но там было пусто. Отыскав его каюту, она постучала в дверь.

Ей что-то ответили на русском. Сочтя это за разрешение, Суза открыла дверь.

Ростов стоял посреди каюты в одних трусах, умываясь из тазика.

– Тюрин на связи, – сообщила она и повернулась, собираясь уходить.

– Суза!

Она обернулась.

– А что бы вы сказали, если бы я застал вас в нижнем белье?

– Я бы сказала – пошел вон, – ответила она.

– Подождите снаружи.

«Ну вот, я все испортила», – с горечью подумала она, закрывая дверь.

Когда Ростов вышел, она сказала:

– Извините.

Он натянуто улыбнулся.

– Я вел себя непрофессионально. Идем.

Она последовала за ним в радиорубку, которая против обыкновения располагалась в каюте капитана сразу под мостиком. Как объяснил ей Александр, в обычной радиорубке нет места для дополнительного оборудования. Суза догадалась, что таким образом агенты КГБ убивают двух зайцев, изолируя радиостанцию от остальных членов экипажа.

Тем временем Александр расшифровал сообщение Тюрина и передал Ростову. Тот прочитал его по-английски:

– «Израильтяне захватили «Копарелли». «Стромберг» держится рядом. Дикштейн жив».

У Сузы подкосились ноги, и ей пришлось сесть.

Слава богу, никто не заметил. Ростов диктовал ответ Тюрину:

– «Будем атаковать завтра в шесть утра».

Облегчение тут же схлынуло, уступив место отчаянию.

Нат Дикштейн стоял молча, надев чью-то бескозырку, пока капитан «Стромберга» читал заупокойную службу по погибшим, стараясь перекричать шум ветра, дождя и моря. Одно за другим тела, обернутые в парусину, бросали за борт, в черную воду: Аббас, Шарретт, Поруш, Гиболи, Бадер, Ремец и Жаботинский – семеро из двенадцати. Уран обошелся очень дорого.

Чуть ранее состоялись еще одни похороны: Дикштейн разрешил четверым фидаям, оставшимся в живых (трое раненых, один потерял голову от страха и спрятался) похоронить своих. Погребение заняло гораздо больше времени: за борт отправились двадцать пять покойников. Ускоренная церемония прошла под пристальным наблюдением – и под дулами автоматов – трех оставшихся израильтян. Они понимали, что воинская честь обязывает их быть милосердными с врагом, но удовольствия им это не доставляло.

Тем временем капитан «Стромберга» перенес на борт все судовые документы. Команда сборщиков и плотников, взятая на борт на случай, если придется подгонять «Копарелли» под «Стромберг», занялась ремонтом судна, восстанавливая полученные в бою повреждения. Дикштейн велел сосредоточить усилия на видимой части судна – остальное подождет до высадки в порту. Они заделывали дыры, ремонтировали мебель, вставляли стекла и меняли фурнитуру, снятую с приговоренного «Стромберга». Спустившись по веревочному трапу, маляр закрасил название «Копарелли» и заменил его трафаретными буквами С-Т-Р-О-М-Б-Е-Р-Г. Закончив, он принялся за переборки и прочие деревянные части палубы. Все спасательные шлюпки за полной непригодностью порубили и выбросили за борт, а на их место перенесли такие же со «Стромберга». В двигатель под руководством Коха установили новый масляный насос.

Работу прервали ради похоронной церемонии, как только она закончилась, возобновили снова. К вечеру двигатель ожил. Дикштейн стоял на мостике с капитаном, дожидаясь поднятия якоря. Экипаж «Стромберга» быстро освоился на новом судне, не отличавшемся от прежнего. Капитан проложил курс и скомандовал:

– Полный вперед!

Ну вот, подумал Дикштейн, осталось совсем немного. «Копарелли» исчез, превратившись в «Стромберг» – судно, принадлежавшее «Сэвильской судоходной компании». Израиль получит свой уран, и никто ничего не узнает. Он позаботился обо всех звеньях цепочки, кроме фактического владельца урана. Педлер – единственный человек, способный разрушить всю схему, проявив излишнее любопытство или неприязнь. Сейчас его как раз обрабатывает Папагопулос. Дикштейн мысленно пожелал тому удачи.

– Отошли на безопасное расстояние, – сказал капитан.

Инженер-взрывотехник потянул на себя рычаг портативного детонатора, и все обернулись на покинутый «Стромберг», маячивший в миле от них. Раздался приглушенный взрыв, похожий на раскат грома. Судно просело в средней части. Загорелись топливные баки, и ненастный вечер озарил столб пламени до самого неба. Глядя на разрушения столь крупного масштаба, Дикштейн ощутил одновременно душевный подъем и слабое беспокойство. «Стромберг» начал тонуть – сперва медленно, затем все быстрее. Вот ушла под воду корма, через несколько секунд за ней последовал нос. Еще мгновение над водой торчала труба, похожая на руку утопающего… Вскоре все было кончено.

Дикштейн отвернулся.

Тут он услышал какой-то шум. Они с капитаном подошли к краю мостика и выглянули.

Внизу, на палубе, бурно ликовала команда.

Франц Альбрехт Педлер сидел в своей конторе на окраине Висбадена и озадаченно почесывал седой затылок. Телеграмма от «Анджелуцци э Бьянко», переведенная с итальянского секретаршей, была предельно проста и в тоже время абсолютно непонятна: «ПОЖАЛУЙСТА СООБЩИТЕ КАК МОЖНО СКОРЕЕ О НОВЫХ СРОКАХ ДОСТАВКИ ЖЕЛТОГО КЕКА».

Насколько ему было известно, оговоренные сроки прошли пару дней назад. Видимо, «Анджелуцци э Бьянко» владели какой-то дополнительной информацией. Он телеграфировал перевозчикам: «ПОСТАВКА ЖЕЛТОГО КЕКА ЗАДЕРЖИВАЕТСЯ?» Уж могли бы проинформировать о задержке не только покупателя, но и его самого! Хотя, может, телеграммы разминулись? Еще во время войны Педлер понял, что с итальянцами лучше дел не иметь. Казалось бы, за это время ситуация должна была исправиться, но вот поди ж ты!

Он стоял у окна, наблюдая за тем, как вечер окутывает фабричные домики. И на кой черт ему понадобился этот уран? Подписанный контракт с израильской армией обеспечит его компанию работой на всю оставшуюся жизнь: спекулировать больше нет нужды.

Вошла секретарша с ответом: «КОПАРЕЛЛИ ПРОДАН «СЭВИЛЬСКОЙ СУДОХОДНОЙ КОМПАНИИ» В ЦЮРИХЕ. ТЕПЕРЬ ОНИ ОТВЕЧАЮТ ЗА ВАШ ГРУЗ. ЗАВЕРЯЕМ ВАС, ЧТО ПОКУПАТЕЛИ СОВЕРШЕННО НАДЕЖНЫ». К телеграмме прилагался телефонный номер и приписка: «Позвоните Папагопулосу».

Педлер вернул телеграмму секретарше.

– Позвоните, пожалуйста, в Цюрих по этому номеру и соедините меня с Папагопулосом.

Несколько минут спустя она заглянула в кабинет.

– Он вам перезвонит.

Педлер посмотрел на часы.

– Ладно, подожду. Надо выяснить до конца, раз уж начал.

Папагопулос позвонил через десять минут.

– Я так понимаю, вы отвечаете за мой груз на борту «Копарелли». Я получил телеграмму от итальянцев – они запрашивают новые сроки поставки. Возникли какие-то проблемы?

– Да, – ответил Папагопулос. – Мне следовало известить вас сразу; приношу свои искренние извинения. – Хотя он говорил на превосходном немецком, акцент все равно угадывался, как и то, что извинения были не вполне искренними. – На «Копарелли» сломался масляный насос, и судно встало. Мы постараемся доставить ваш груз как можно раньше.

– Что же мне сказать «Анджелуцци э Бьянко»?

– Я уже пообещал им сообщить новую дату поставки сразу же, как только сам выясню, – ответил Папагопулос. – Предоставьте все мне. Я буду держать вас в курсе.

– Хорошо. До свидания.

«Странно», – подумал Педлер, вешая трубку.

Он выглянул из окна. Рабочие уже разъехались: на служебной парковке стояли только его «Мерседес» и «Фольксваген» секретарши. Пора домой. Он надел пальто. Уран был застрахован: даже если его потеряют, деньги не пропадут.

Педлер выключил свет, помог секретарше надеть пальто, сел в машину и поехал к жене.

Суза Эшфорд так и не сомкнула глаз.

И снова жизнь Ната в опасности, и снова лишь она может его предупредить – но на этот раз некого вовлекать в свои схемы обманом.

Придется делать все в одиночку.

Идея проста: пойти в радиорубку, избавиться от Александра и послать сообщение на «Копарелли».

В четыре часа утра она надела джинсы, свитер, сапоги и штормовку и прихватила с собой бутылку водки, заблаговременно взятую из столовой «от бессонницы».

Теперь нужно узнать местоположение «Карлы».

Она поднялась на мостик, к старпому.

– Что, не спится?

– Ожидание действует на нервы. – Ослепительная дежурная улыбка. «Вы пристегнули ремень, сэр? Всего лишь небольшая турбулентность, ничего страшного». – А где мы сейчас?

Старпом показал ей точку на карте и примерное рассчитанное положение «Копарелли».

– А какие координаты? – спросила она.

Он продиктовал ей цифры, показал курс и назвал скорость «Карлы». Суза повторила координаты вслух и еще пару раз про себя, стараясь запомнить их намертво.

– Потрясающе, – весело сказала она. – Какие вы тут все талантливые! Как думаете, доберемся до «Копарелли» вовремя?

– Конечно, – заверил он. – А потом – трах-тарарах!

Она выглянула наружу: царила кромешная тьма – ни звезд, ни навигационных огней. Погода ухудшалась.

– Вы дрожите, – заметил старпом. – Вам холодно?

– Да, – сказала Суза, хотя погода тут была ни при чем. – А когда встает полковник Ростов?

– Просил разбудить его в пять.

– Пожалуй, надо и мне вздремнуть хоть немножко.

Суза спустилась в радиорубку. Александр был на месте.

– Вам тоже не спится? – спросила она.

– Неа. Я отправил сменщика в каюту.

Она оглядела радиостанцию.

– А что, «Стромберг» больше не передает?

– Вещание прервалось. Или они нашли маяк, или затопили судно – скорее всего, последний вариант.

Суза присела, вытащила бутылку водки и протянула радисту.

– Глотните.

– Вам холодно?

– Немножко.

– У вас рука дрожит. – Он сделал большой глоток и вернул ей бутылку. – А-а-ах, хорошо!

Суза тоже глотнула для храбрости. Крепкая русская водка обожгла горло, но желанный эффект был достигнут. Теперь надо ждать, пока Александр повернется к ней спиной.

– Ну и как у вас там, в Англии, жизнь? – спросил он, поддерживая разговор. – Правда, что бедные голодают, а богатые жиреют?

– Ну, не то чтобы многие голодают, – ответила Суза. Да повернись же ты! Я не могу так, в лицо… – Но вообще неравенство, конечно, есть.

– И для богатых и бедных разные законы?

– Есть такая поговорка: «Закон одинаково запрещает богатым и бедным красть хлеб и спать под мостом».

Александр засмеялся.

– В Советском Союзе все равны, но у некоторых есть привилегии. Вы теперь будете жить у нас?

– Не знаю. – Суза снова передала ему бутылку.

– В России у вас такой одежды не будет, – сказал он, сделав большой глоток.

Все, больше медлить нельзя. Суза поднялась и взяла бутылку, ее штормовка была распахнута. Стоя перед радистом, она сделала глоток, запрокинув голову, зная, что он будет глазеть на ее торчащую грудь. Позволив ему хорошенько насмотреться, она взяла бутылку за горлышко и что есть силы обрушила ему на голову.

Раздался тошнотворный стук. Радист изумленно уставился на нее.

«Что ж такое, – подумала она в панике, – почему ты не вырубился? Что делать-то?»

Помедлив, Суза стиснула зубы и ударила снова.

Александр закрыл глаза и обмяк в кресле. Она схватила его за ноги и дернула на себя. Падая на пол, он ударился головой. Суза вздрогнула, но успокоила себя: пусть подольше полежит в отключке.

Она подтащила его к шкафу, тяжело дыша от натуги и страха. Достав из кармана кусок бечевки, подобранный на корме, связала ему ноги, затем перевернула и связала руки за спиной.

Теперь нужно засунуть Александра в шкаф. Суза покосилась на дверь. Господи, только бы никто не вошел!.. Сперва она подняла ноги и положила внутрь, затем попыталась поднять туловище, но тяжелое тело выскользнуло из рук. Тогда она зашла со спины, взялась за подмышки и усадила его, прислонив к себе – так оказалось удобнее. Обхватив его грудь руками, Суза медленно, по сантиметру потащила мужчину вбок. Пришлось влезать туда вместе с ним, укладывать, а потом высвобождаться из-под него.

Наконец он уместился в шкафу целиком, упираясь спиной и ногами в стенки. Суза проверила путы: пока еще крепкие. Но ведь он может закричать! Она огляделась в поисках кляпа – ничего подходящего. Уйти из комнаты на поиски нельзя: Александр мог очнуться. Единственное, что пришло в голову, – колготки.

Понадобилась целая вечность: снять сапоги, джинсы, колготки, снова надеть джинсы, натянуть сапоги… Она скомкала нейлоновый комочек и всунула между вялых челюстей.

Теперь дверца не закрывалась.

– Вот черт! – выругалась Суза вслух. Оказалось, что связанные руки растопырились за спиной, и локоть торчал наружу. Пришлось опять лезть в шкаф и поворачивать его на бок.

Интересно, сколько может человек пролежать без сознания? Стукнуть бы его еще разок… А вдруг убьет? Суза принесла бутылку и даже замахнулась, но в последний момент испугалась и захлопнула дверцу.

Она взглянула на часы и в ужасе вскрикнула: без десяти пять. Совсем скоро «Копарелли» появится на экране радара «Карлы», проснется Ростов, и тогда все пропало.

Суза поспешно присела за стол, переключила рычаг на передачу, выбрала приемник, настроенный на частоту «Копарелли», и склонилась над микрофоном.

– Вызываю «Копарелли», прием.

Она подождала.

Ответа не последовало.

– Нат Дикштейн, черт тебя возьми, поговори со мной! Натаниэль!

Нат Дикштейн стоял в трюме «Копарелли», уставившись на бочки с металлической рудой, стоившие ему так дорого. Ничего особенного в них не было – обычные черные нефтяные бочки с маркировкой «плюмбат» на боку. Жаль, они плотно запечатаны, а то бы открыть, посмотреть, на что это похоже…

Ему хотелось умереть. Вместо победного ликования над убитыми врагами он чувствовал лишь горечь утраты.

Дикштейн снова восстановил в памяти ход операции, хотя и без того занимался этим всю бессонную ночь. Если бы он велел Аббасу открыть огонь сразу же, как только тот окажется на палубе, это отвлекло бы фидаев, и Гиболи успел бы перелезть через леер. Если бы он сразу отправился на мостик с тремя бойцами и гранатами, столовую заняли бы раньше, и потери вышли бы не столь значительные. Если бы… да многое могло быть иначе, если бы он умел предвидеть будущее или просто был умнее.

Что ж, теперь у Израиля будут свои атомные бомбы, и он сможет защитить себя навеки.

Даже эта мысль его не обрадовала. Еще год назад он прыгал бы, как ребенок, – но тогда он еще не встретил Сузу.

Услышав шум, Дикштейн поднял голову. Кто-то бегал по палубе: наверное, какие-нибудь местные неполадки.

Суза изменила его, научила хотеть от жизни большего, нежели банальной победы в сражении. Предвкушая этот день, он представлял себе, что будет чувствовать, провернув такое грандиозное дело, и всегда в мечтах она была где-то рядом, готовая разделить его торжество. Но сейчас ее рядом нет, и никто другой не может ее заменить, а в одиночку радоваться совсем не хочется…

Насмотревшись, он поднялся по трапу на палубу, размышляя, чем занять остаток жизни. Тут к нему подбежал матрос.

– Мистер Дикштейн!

– Чего надо?

– Мы вас повсюду ищем! Кто-то вызывает «Копарелли» по радио. Мы не стали отвечать – мы ведь уже не «Копарелли». Но она говорит…

– Она?

– Да, сэр. Это не азбука Морзе, обычная голосовая передача. Ее хорошо слышно – наверное, она где-то рядом. А еще она, кажется, расстроена. Все твердит: «Натаниэль, поговори со мной» и всякое такое…

Дикштейн схватил матроса за бушлат.

– «Натаниэль»?! – заорал он. – Она так и сказала – «Натаниэль»?!

– Да, сэр. Извините, если…

Дикштейн уже мчался на мостик.

Наконец послышался голос Дикштейна:

– Кто вызывает «Копарелли»?

– Нат! Господи, наконец-то!

– Суза, это ты?

– Да, да!

– Ты где?

Она собралась с мыслями.

– Я с Ростовым на русском судне «Карла». Записывай.

Она продиктовала координаты, курс и скорость, которые назвал ей старпом.

– Это было в четыре десять. Нат, они собираются протаранить вас в шесть утра.

– Протаранить? Зачем? А, понятно…

– Нат, меня могут застукать в любой момент! Что делать будем? Скорее!

– Ты сможешь ровно в пять тридцать устроить какую-нибудь заваруху?

– Заваруху?

– Ну подожги что-нибудь или крикни «человек за бортом» – что угодно, лишь бы отвлечь их внимание на несколько минут.

– Попробую…

– Постарайся. Надо, чтобы они все в панике забегали туда-сюда… Они там все из КГБ?

– Да.

– Так, ладно, теперь…

Дверь радиорубки распахнулась. Суза рывком переключила рычаг на передачу, и голос Дикштейна затих. Вошел Ростов.

– А где Александр? – спросил он.

Суза попыталась улыбнуться.

– Вышел за кофе, меня оставил за главного.

– Вот придурок! – Перейдя на бурный русский, он выскочил из рубки.

Суза передвинула рычаг на прием.

– Я все слышал, – сказал Дикштейн. – Тебе бы лучше спрятаться где-нибудь…

– Погоди! – крикнула она. – Что ты собираешься делать?

– Что собираюсь делать? – переспросил он. – Я приду за тобой.

– Спасибо…

– Люблю тебя.

Едва она отключилась, из соседнего приемника донеслась азбука Морзе. Разумеется, Тюрин слышал каждое слово и теперь пытается предупредить Ростова. Как же она забыла рассказать Нату о нем!

Можно, конечно, попробовать связаться с Натом еще раз, но это очень рискованно. Пока они обыщут «Копарелли», найдут Тюрина и сломают его рацию, он успеет передать сообщение Ростову, и тогда тот узнает, что Нат идет сюда, и приготовится.

Нужно как-то блокировать это сообщение.

Но ведь пора бежать…

Надо вывести из строя радиостанцию.

Как? Все провода проходят за панелями, значит, надо раздобыть отвертку и снять панель. Скорее, скорее, пока Ростов не вернулся!.. Суза отыскала в углу ящик с инструментами и достала оттуда маленькую отвертку. Открутив два винтика по углам, она потеряла терпение и выломала панель руками. Внутри оказалась масса переплетенных проводов, похожая на безумные спагетти. Она захватила их в горсть и дернула. Ничего не произошло: проводов было слишком много. Она принялась яростно дергать провода один за другим, но азбука Морзе продолжала пищать. Тогда она плеснула во внутренности остатки водки: писк затих, и все лампочки на панели погасли.

Послышался глухой стук – похоже, Александр пришел в себя. Ну, теперь уже все равно – они и так догадаются, когда увидят радиостанцию.

Суза вышла, прикрыв за собой дверь, и спустилась по трапу на палубу, прикидывая, где можно спрятаться и как устроить диверсию. Смысла кричать «Человек за бортом» уже нет – ей просто не поверят. Опустить якорь? А как?

Что сейчас будет делать Ростов? Поищет радиста на камбузе, в столовой и в каюте. Не найдя, вернется в радиорубку и примется искать уже ее саму – методично и тщательно: начнет с носа, прочешет главную палубу, затем пошлет одну команду наверх, а вторую – вниз. Что находится в самом низу судна? Машинное отделение. Значит, там она и спрячется. Суза уже поставила ногу на ступеньку, как вдруг увидела Ростова.

А он увидел ее.

Слова вылетели сами собой:

– Александр вернулся. Я отлучусь ненадолго.

Ростов хмуро кивнул и направился в сторону радиорубки.

Миновав две палубы, Суза спустилась в машинное отделение. Дежурный механик удивленно уставился на нее.

– А тут у вас тепленько, – весело сказала она. – Можно я составлю вам компанию?

– Я не говорить… английский… пожалуйста… – медленно произнес он.

– Вы не говорите по-английски?

Он покачал головой.

– Мне холодно. – Суза изобразила дрожь и протянула руки к двигателю. – О’кей?

Механик несказанно обрадовался обществу красивой девушки и энергично закивал.

– О’кей!

Некоторое время он завороженно пялился на нее. Наконец ему пришло в голову, что нужно проявить гостеприимство. Оглядевшись по сторонам, механик вытащил из кармана пачку сигарет и предложил ей.

– Обычно я не курю, но сейчас, пожалуй, не откажусь, – сказала она, взяв сигарету. Механик любезно помог ей прикурить. Суза покосилась на дверь, ожидая, что вот-вот появится Ростов, затем глянула на часы. Господи, уже пять двадцать пять! Даже подумать времени нет! Так, устроить заваруху… Крикнуть, бросить якорь, устроить пожар…

Устроить пожар.

Но как?

Бензин… Где-то тут должен быть бензин.

Она осмотрела двигатель. Куда поступает топливо? Какая-то куча трубок… Сосредоточься! Надо было лучше разбираться в моторе своей машины. Может, судовые двигатели действуют по тому же принципу? Иногда в них используется дизельное топливо. А этот какой? Судно быстроходное – значит, скорее всего, используют бензин: Суза смутно припомнила, что бензиновые двигатели дороже, но позволяют ехать быстрее. Значит, он такой же, как автомобильный. Как-то раз она меняла свечу зажигания.

Да, похоже. Шесть свечей, от них провода ведут в круглую коробку типа распределителя. Где-то еще должен быть карбюратор. Бензин проходит через карбюратор – такую маленькую штучку, она еще засоряется иногда…

Из переговорного устройства что-то рявкнули на русском, и механик поспешил ответить, повернувшись к ней спиной.

Всё, больше медлить нельзя.

Суза заметила нечто похожее на кофейную банку с крышкой, прикрепленную в центре гайкой. Может, это и есть карбюратор? Она протянула руку и попыталась отвинтить ее пальцами… Тщетно. К «банке» вела толстая пластиковая трубка, Суза ухватилась за нее и дернула, но ничего не вышло. Тут она вспомнила про отвертку в кармане штормовки и ткнула острым концом в трубку, однако пластик оказался толстым и твердым. Тогда Суза размахнулась и что есть силы вонзила отвертку в шланг. На этот раз ей повезло: в пластике появилась глубокая царапина. Она вставила в нее отвертку и принялась крутить и давить.

Тем временем механик добрался до переговорного устройства и ответил что-то на русском.

Из возникшего в трубке отверстия вырвалась струя прозрачной жидкости, в воздухе запахло бензином. Суза бросила отвертку и побежала к трапу.

Добежав до подножия лестницы, она оглянулась: улыбающееся лицо механика трансформировалось в злобную маску, и он метнулся за ней.

Русский уже занес ногу на ступеньку; по полу растекалась лужица бензина. В руке у Сузы все еще оставалась зажженная сигарета; она бросила ее в лужу и побежала вверх по трапу.

Раздался громкий хлопок, снизу полыхнуло ярким пламенем, и девушку обдала волна жара: загорелись брюки. Визжа от боли, Суза рывком бросилась на палубу, пытаясь сбить пламя. Кое-как выпутавшись из штормовки, она обернула ею ноги. Огонь погас, но боль была невыносимой.

Ей захотелось упасть в обморок. Если лежать неподвижно, то можно отключиться, и боль уйдет… Глянув вниз, Суза увидела, что с нее падают какие-то обгорелые кусочки, и не смогла разобрать, джинсы это или ее собственная плоть.

Она сделала шаг.

Идти можно.

Шатаясь, она побрела по коридору. Наверх… Надо идти наверх…

Подняв одну ногу, Суза поставила ее на ступеньку и начала самый долгий подъем в своей жизни.