Эпилог
Натаниэль Дикштейн ушел из «Моссада», и его имя стало легендой. Он женился на Сузе и увез ее в кибуц: днем они ухаживали за виноградником, а ночью как одержимые занимались любовью. Дикштейн организовал политическую кампанию за изменение законов о гражданстве: он хотел, чтобы его дети считались евреями, а еще лучше – чтобы эту классификацию отменили вовсе.
С детьми они решили повременить: Суза была еще молода, да и спешить некуда. Ее ожоги так и не зажили целиком. Иногда в постели она жаловалась: «Боже, какие у меня жуткие ноги!» – в ответ он целовал ее колени и шептал: «Они прекрасны…»
Война Судного дня застала израильскую армию врасплох, за что Пьера Борга обвинили в непродуктивной деятельности разведки, и ему пришлось подать в отставку. На самом деле все обстояло несколько сложнее – отставке немало посодействовал офицер русской разведки Давид Ростов – пожилой мужчина с шейным корсетом, который ему пришлось носить до конца жизни. Он отправился в Каир и принялся раскапывать все события того года, начиная с допроса и гибели израильского агента Тофика в начале 1968-го. В результате всплыла истинная роль Каваша. Однако вместо того, чтобы судить последнего за шпионаж, Ростов предложил египтянам снабжать его дезинформацией, которую наивный Каваш своевременно передавал Боргу.
Как следствие, Нату Дикштейну пришлось вернуться и занять пост Борга. Восьмого октября 1973 года он присутствовал на чрезвычайном совещании кабинета министров. На третий день войны Израиль оказался в сложной ситуации. Египтяне пересекли Суэцкий канал и оттеснили израильтян за Синай с тяжелыми потерями. На Голанских высотах наступали сирийцы – опять же, нанося серьезный урон израильской армии. Кабинет обсуждал предложение сбросить атомные бомбы на Каир и Дамаск. Даже самые воинствующие министры были не в восторге от этой идеи; с другой стороны, положение было отчаянное, а американцы тянули с поставкой оружия, которая могла бы изменить ход военных действий.
Собрание уже склонялось к решению использовать ядерное оружие, как вдруг подал голос Нат Дикштейн:
– Можно сказать американцам, что мы сбросим бомбы – скажем, в среду, – если они не пришлют оружие немедленно…
Так и поступили.
Поставка оружия переломила ход войны. В Каире тоже созвали чрезвычайное совещание. И снова никому не хотелось ядерной войны на Ближнем Востоке; и снова политики начали убеждать друг друга, что другой альтернативы нет; и снова все решило неожиданное вмешательство.
Вмешались военные. Зная о выдвинутом предложении, они провели проверку боевой готовности ядерных сил и выяснили, что плутоний в бомбах был заменен металлическими опилками. Подозрение пало на русских, которые к тому же успели вывести из строя реактор в Каттаре, прежде чем их выгнали из Египта в 1972 году.
Той ночью один из президентов разговаривал со своей женой перед тем, как задремать в уютном кресле.
– Все кончено, – сказал он. – Израиль победил – раз и навсегда. У них есть бомба, а у нас нет, и этот факт определит ход истории региона до конца века.
– А как же палестинские беженцы? – спросила она.
Президент пожал плечами и принялся раскуривать последнюю трубку.
– Помню, я как-то читал статью в лондонской «Таймс»… пожалуй, лет пять назад… Так вот, там говорилось, что валлийская освободительная армия подложила бомбу в полицейский участок в Кардиффе.
– Валлийская? – переспросила жена. – А это где?
– Это часть Англии – в какой-то мере.
– А, да, помню. У них угольные рудники и еще хор.
– Верно. Как думаешь, давно англосаксы завоевали валлийцев?
– Без понятия.
– Я тоже, но полагаю, больше тысячи лет назад, поскольку норманны завоевали англосаксов девять столетий назад. Представляешь? Тысячу лет назад – и они по-прежнему взрывают полицейские участки! Вот и палестинцев ждет та же участь… Они будут бомбить Израиль еще десять веков, но всегда останутся в проигрыше.
Жена подняла глаза. Столько лет вместе – и он все еще способен ее удивлять. Чего-чего, а подобных речей она от него не ожидала.
– И вот еще что, – продолжил президент. – Рано или поздно настанет мир. Выиграть мы не можем, поэтому выбора у нас нет. Не сейчас и даже не в ближайшие лет пять-десять – однако придет время, и я поеду в Иерусалим и скажу: «Хватит воевать». Когда пыль осядет, мне, возможно, даже поставят это в заслугу. Я, конечно, не так планировал войти в историю, но тоже не самый плохой вариант: «Человек, который принес мир на Ближний Восток». Что ты на это скажешь?
Супруга встала с кресла, подошла к нему и взяла за руки; в глазах у нее стояли слезы.
– Я возблагодарю Господа, – сказала она.
Франц Альбрехт Педлер умер в 1974 году. В его жизни бывали взлеты и падения – как-никак, ему выпало стать свидетелем самого бесславного периода в истории своей страны, – но он выжил и окончил свои дни в мире и покое.
Педлер догадался, что случилось с ураном. Зимой 1969 года на имя его компании пришел чек на два миллиона долларов, подписанный А. Папагопулосом, с пометкой: «За утерянный груз» от «Сэвильской судоходной компании». На следующий день представитель израильской армии принес оплату первой партии чистящих средств. Уходя, он сказал:
– Кстати, по поводу утерянного груза: у нас к вам большая просьба – забудьте о нем.
И тут до Педлера начало доходить…
– А что я скажу, если начнет расспрашивать Евратом?
– Скажите как есть: груз утерян. А когда вы попытались выяснить, в чем дело, оказалось, что «Сэвильская судоходная компания» уже ликвидирована.
– Это правда?
– Да.
Именно так Педлер и заявил дознавателю из Евратома. История, поведанная им, была полностью правдивая, хотя сама по себе и не полная.
– Дело получит огласку? – спросил он дознавателя.
– Сомневаюсь, – ответил тот. – Это испортит нам репутацию. Мы не станем ничего разглашать, пока не соберем всю информацию.
Разумеется, всю информацию им собрать не удалось – по крайней мере при жизни Педлера.
В 1974 году на Йом-Киппур у Сузы Дикштейн начались схватки.
По обычаям кибуца, роды принимал отец, акушерка давала советы и подбадривала.
Ребенок оказался крошечным – в обоих родителей. Как только появилась головка, он открыл ротик и закричал. У Дикштейна затуманились глаза. Поддерживая головку, он проверил, нет ли обвития пуповины, и сказал:
– Ну, еще чуть-чуть!
Суза принялась тужиться. Вот показались плечики, и дальше все пошло как по маслу. Завязав пуповину в двух местах, Дикштейн разрезал ее и, опять же, согласно местным обычаям, передал ребенка матери.
– С ним все нормально? – спросила Суза.
– Здоровенький! – заверила акушерка.
– А кто у нас?
– А я и не посмотрел… Мальчик!
Чуть погодя Суза спросила:
– Как же мы его назовем, Натаниэль?
– Я бы хотел назвать его Тофиком, – сказал Дикштейн.
– Тофиком? Это ведь арабское имя?
– Да.
– Но почему именно Тофик?
– Долгая история…