Глава четырнадцатая

На самом деле достаточно было позвонить в любое израильское посольство и оставить сообщение для Ната Дикштейна.

Эта мысль пришла Сузе в голову уже в спальне, через час после того, как она выразила свое согласие помочь. Бросив паковать чемодан, девушка сняла трубку, собираясь выяснить нужный номер, но тут вошел отец и поинтересовался, куда она звонит. Пришлось сочинять на ходу. Суза объяснила, что хотела заказать билет, но он велел ей не беспокоиться.

А потом возможности уже не было: Хасан не оставлял ее ни на минуту. Они сразу поехали в аэропорт, в Нью-Йорке пересели на рейс до Буффало, а оттуда взяли такси.

За долгую дорогу Суза возненавидела Хасана. Он бесконечно хвастался своими связями с фидаями, маслено улыбался и даже положил ей руку на колено, намекнув, что они с Эйлой состояли в близких отношениях и теперь он не прочь познакомиться поближе с ней самой. На это она ответила, что Палестина никогда не будет свободной, если ее женщины так и останутся несвободными, а арабским мужчинам давно пора понять разницу между мужским поведением и свинским. Тут он, наконец, заткнулся.

Им не сразу удалось найти дом Кортоне, и Суза уже надеялась, что ничего не выйдет, однако в итоге все же нашелся таксист, знающий дорогу. Высадив ее, Хасан отъехал чуть поодаль и приготовился ждать.

Огромное здание было обнесено высокой стеной, у ворот дежурили охранники. Суза представилась близкой знакомой Ната Дикштейна.

Она долго обдумывала, что сказать Кортоне: всю правду или только часть? Предположим, он знает или может выяснить, где Дикштейн, но станет ли он с ней откровенничать? Она скажет, что Дикштейн в опасности, поэтому нужно его найти и предупредить, но поверит ли он? Конечно, можно пустить в ход обаяние – она знала, как вести себя с мужчинами его возраста, – только это не усыпит его подозрений.

Выложить все как есть: с одной стороны, она хочет предупредить Ната, с другой – ее используют враги, один из которых ждет в такси за поворотом? Тогда он точно ничего ей не расскажет.

Охранник открыл ворота и повел гостью по гравиевой аллее к главному входу. Дом был красивый, но довольно вычурный, словно декоратор щедро украсил его, а затем еще и владельцы добавили кучу дорогих безделушек на свой вкус. Сузу поразило обилие слуг. Один из них повел ее наверх, сообщив, что мистер Кортоне завтракает у себя в спальне.

За маленьким столиком толстый лысый мужчина увлеченно поглощал яйца и жареную картошку. Завидев ее, он вскочил и в ужасе закричал:

– Ты же должна быть старой!

Еда попала ему не в то горло, он подавился и зашелся кашлем.

Слуга схватил Сузу за руки, больно прижав, затем отпустил и принялся хлопать хозяина по спине.

– Что ты сделала?! – орал Кортоне, разбрызгивая остатки яичницы. – Боже мой, что ты с собой сделала?!

Как ни странно, этот фарс подействовал на нее успокаивающе: глупо бояться того, кто сам тебя боится. Почувствовав себя увереннее, Суза присела к столику и налила себе кофе. Когда мужчина наконец откашлялся, она прояснила ситуацию:

– То была моя мать.

– О Господи… – выдохнул Кортоне. Кашлянув в последний раз, он махнул рукой, отсылая слугу, и сел. – Ты меня до смерти напугала – ну просто одно лицо!

Он прищурился, роясь в памяти.

– Тогда, в 47-м вроде, тебе было годика четыре или пять, да?

– Верно.

– А я тебя помню! Такая крошка с ленточкой в волосах… А теперь у вас с Натом роман.

– Так он приезжал сюда! – Ее сердце подпрыгнуло от радости.

– Ты так полагаешь? – Его дружелюбие испарилось. Суза поняла, что им не так легко манипулировать.

– Мне нужно его найти.

– И кто же тебя сюда послал?

– Никто не посылал. – Она собралась с мыслями, пытаясь скрыть волнение. – Я подумала, что он придет к вам за помощью в этом его… проекте. Дело в том, что арабы обо всем узнали и собираются его убить… Прошу вас, помогите мне!

Неожиданно на глаза навернулись слезы, однако Кортоне это не тронуло.

– Помочь-то тебе нетрудно, вот доверять – труднее.

Он распечатал сигару и неспешно закурил. Суза наблюдала за ним, сгорая от нетерпения. Отвернувшись, Кортоне заговорил, словно бы ни к кому не обращаясь:

– Знаешь, было время, когда я просто хватал быка за рога, не раздумывая. Теперь все иначе: слишком много сложностей. Приходится делать выбор – и вечно выходит совсем не то, чего я хочу на самом деле. То ли со мной что не так, то ли мир стал другим… – Он снова повернулся к ней. – Я обязан ему жизнью. Теперь у меня появился шанс отблагодарить Дикштейна – если ты не врешь, конечно. Это долг чести, и я обязан отплатить его лично. Так что же мне делать?

Суза затаила дыхание.

– Он сейчас в развалюхе где-то на Средиземноморском побережье, телефона там нет. Можно было бы передать записку, но я не уверен, что она дойдет, к тому же мне нужно сделать все самому.

Кортоне затянулся сигарой.

– Вот я тебе скажу, где его найти, а ты возьмешь и передашь врагам. Нет, я не стану так рисковать.

– Так что же тогда? – воскликнула Суза, повысив голос. – Мы должны ему помочь!

– Знаю, – невозмутимо ответил Кортоне. – Я сам туда поеду.

Суза удивилась: такая возможность ей в голову не приходила.

– Так, теперь что делать с тобой… – продолжил он размышлять вслух. – Даже если я не скажу тебе, куда направляюсь, ты все равно можешь пустить людей по моему следу. Значит, за тобой нужен глаз да глаз. Сама понимаешь, я не могу тебе доверять, так что ты поедешь со мной.

Суза уставилась на него. Напряжение вдруг разом спало.

– Спасибо! – прошептала она и разразилась слезами.

Летели бизнес-классом – Кортоне на себе не экономил. После ланча Суза отправилась в туалет. Питая смутную надежду, она осторожно выглянула из-за шторки, отделяющей экономкласс от бизнеса, но была разочарована: через ряды кресел прямо на нее настороженно смотрел Хасан.

Суза заглянула на кухню, отозвала в сторонку старшего стюарда и доверительно поведала о своей проблеме: ей нужно связаться с бойфрендом, но ее итальянский папочка хочет, чтобы она хранила девственность до совершеннолетия. Не будет ли он так добр позвонить в израильское посольство в Риме и оставить сообщение для Натаниэля Дикштейна: «Хасан все мне рассказал, мы с ним едем к тебе». Она дала ему деньги – куда больше, чем нужно для звонка, он записал сообщение и обещал передать.

Суза вернулась к Кортоне.

– Плохие новости: арабы все-таки нас преследуют – один из них сидит в экономклассе.

Кортоне чертыхнулся и пообещал ей позаботиться об этом позже.

По длинной зигзагообразной лестнице, ступеньки которой были вырублены прямо в скале, Дикштейн спустился на пляж, прошлепал по мелководью к катеру, запрыгнул в него и кивнул рулевому.

Взревел мотор, и катер направился в открытое море, подпрыгивая на волнах. Солнце только что село. На небе сгущались облака, заслоняя первые звезды. Дикштейн погрузился в свои мысли: вспоминал несделанное, прикидывал дополнительные меры предосторожности, искал слабые звенья. Снова и снова он прокручивал всю схему в уме, словно важную речь, которую нужно отполировать до блеска.

Вскоре над ними нависла громадная тень «Стромберга». Катер развернулся и подошел к борту, с которого уже свисал веревочный трап. Дикштейн вскарабкался на палубу.

Капитан пожал ему руку и представился. Как и весь комсостав судна, он служил в израильском флоте.

Они обошли палубу кругом.

– Проблемы есть? – спросил Дикштейн.

– Ну, посудина, конечно, так себе – старая, медленная, неповоротливая. Сделали что могли…

Насколько Дикштейн смог разглядеть в сумерках, «Стромберг» был в лучшей кондиции, чем его «родной брат» в Антверпене: на борту царил полный порядок, палуба чисто прибрана.

Они поднялись на мостик, осмотрели новейшее оборудование в радиорубке, затем спустились в столовую, где команда как раз заканчивала ужинать. Все матросы были агентами «Моссада», у большинства имелся кое-какой опыт плавания. С некоторыми из них Дикштейну даже доводилось работать. Он отметил, что все они по меньшей мере лет на десять моложе его: крепкие, веселые парни в разношерстных джинсах и домашних свитерах.

Дикштейн налил себе кофе и уселся за одним из столов. Он намного превосходил их рангом, но в израильской армии «дедовщины» почти не было, а в «Моссаде» и того меньше. Четверо ребят, сидевших за столиком, кивнули и поздоровались.

– Погода меняется, – заметил Иш, мрачный палестинец со смуглым лицом.

– А я так надеялся немного подзагореть в круизе! – притворно сокрушался долговязый блондин из Нью-Йорка по фамилии Файнберг с обманчиво смазливым личиком и длинными ресницами, которым позавидовала бы любая женщина. «Круиз» уже стал у них дежурной шуткой. Ранее на инструктаже Дикштейн сказал, что к тому времени, как они доберутся до «Копарелли», там почти никого не будет.

– Сразу после выхода из Гибралтарского пролива у них заглохнет двигатель, и починить его на месте не удастся. Капитан отправит радиограмму владельцам – а это мы и есть. По счастливой случайности еще одно из наших судов окажется поблизости – «Гил Гамильтон», сейчас стоит на якоре в бухте. Они подойдут к «Копарелли», заберут всю команду, за исключением механика, и в ближайшем порту отправят экипаж по домам.

У ребят был целый день на обдумывание этой информации, и теперь Дикштейн ожидал вопросов. Ливай Аббас, приземистый крепыш («вылитый танк», по мнению Файнберга), спросил:

– А откуда вы знаете, что «Копарелли» сломается в нужный момент?

– Ах да… – Дикштейн глотнул кофе. – Вы знаете Дитера Коха из морской разведки?

Файнберг кивнул.

– Так вот, он сейчас на «Копарелли» механиком.

– Ага… И поэтому мы сможем его починить – нам будет известна причина поломки.

– Верно.

– Значит, мы перекрасим название, подменим судовой журнал, затопим «Стромберг» и поплывем на бывшем «Копарелли» с грузом в Хайфу? Почему бы тогда просто не перетащить груз с одного судна на другое прямо в море? У нас ведь есть краны.

– Такова была первоначальная идея, – сказал Дикштейн. – Но это слишком рискованно, особенно в плохую погоду.

– Все равно можно попробовать, если погода позволит.

– Теперь, когда у нас есть одинаковые суда, проще сменить название, чем таскать груз туда-сюда, – мрачно заметил Иш. – Да и погода долго не продержится.

Тут вмешался четвертый – коротко стриженный юнец с мощной грудью по фамилии Поруш, женатый на сестре Аббаса:

– Если все так просто, зачем тут собрали столько крутых ребят?

– Последние полгода мне пришлось разъезжать по всему свету, – сказал Дикштейн. – Пару раз я натыкался на людей противника. Вряд ли они знают, что мы затеяли, – но если знают, то, возможно, у нас будет шанс выяснить, насколько мы круты.

К нему подошел помощник капитана.

– Сэр, радиограмма из Тель-Авива: «Копарелли» только что миновал Гибралтарский пролив.

– Ну все, – сказал Дикштейн, вставая. – Утром отплываем.

В Риме Суза с Кортоне пересели на другой рейс. На Сицилию они прибыли рано утром, в аэропорту их встречали родственники Кортоне.

Завязался долгий спор – не то чтобы ожесточенный, но на повышенных тонах. Их быстрый говор толком разобрать не удалось, но Суза поняла, что кузены хотели сопровождать Кортоне, а тот возражал, поскольку намеревался выплатить долг чести в одиночку.

Судя по всему, Кортоне взял верх. Из аэропорта они уехали одни на большом белом «Фиате». За рулем сидела Суза, Кортоне показывал дорогу.

В сотый раз она прокручивала в голове воображаемую сцену встречи с Натаниэлем: вот издалека появляется его худощавая фигура, он поднимает голову, узнает ее и расплывается в улыбке… Она бежит к нему, они бросаются друг другу в объятья… Он обнимает ее изо всех сил, она шепчет: «Люблю тебя!» – и целует его в щеки, в нос, в губы… И все же она была напугана и чувствовала себя виноватой, поэтому в мозгу всплывала и другая картина: он смотрит на нее с каменным выражением лица и злобно шипит: «Ты что, сдурела?!»

Это напомнило ей детство: когда Суза плохо вела себя на Рождество, мама сердилась и говорила, что Санта-Клаус насыплет ей камней в чулок вместо игрушек и конфет, и она долго лежала в темноте без сна, одновременно дожидаясь и страшась утра.

Суза покосилась на Кортоне. Перелет через океан его явно утомил. Трудно поверить, что они с Натом ровесники – он такой толстый, лысый… На нем лежала печать утомленной порочности, и это было бы смешно, если бы не было банальным признаком старости.

Солнце взошло, и остров похорошел. Суза любовалась пейзажем, пытаясь отвлечься от тяжелых мыслей и убить время. Дорога петляла вдоль побережья через маленькие городки, по правую руку виднелись каменистые пляжи и сверкающее изумрудное море.

Кортоне зажег сигару.

– Знаешь, в молодости я частенько такое проделывал. Отправлялся куда-нибудь с хорошенькой девушкой, брал машину, разъезжал по окрестностям… Теперь-то уж годами не вылезаю из Буффало. А все этот чертов бизнес – вместе с деньгами растут и проблемы. И ездить никуда не надо – люди сами к тебе приходят и все приносят. И развлекаться просто лень…

– Вы сами выбрали такую жизнь, – заметила Суза. Она сочувствовала ему больше, чем показывала.

– Сам выбрал, да, – согласился Кортоне. – Какая нынче молодежь пошла безжалостная! – Он криво улыбнулся и пыхнул сигарой.

В зеркале заднего обзора уже в третий раз мелькнула одна и та же голубая машина.

– Нас преследуют, – сказала Суза нарочито спокойным тоном.

– Араб?

– Наверное. – За лобовым стеклом лица было не видно. – Что делать? Вы обещали разобраться.

– Разберусь.

Кортоне замолчал. Ожидая продолжения, Суза взглянула на него: он заряжал пистолет уродливыми коричневато-черными пулями. У нее перехватило дыхание: она ни разу в жизни не видела настоящего оружия.

Кортоне поднял голову в ее сторону, затем перевел взгляд на дорогу.

– Смотри куда едешь, черт побери!

Она еле успела затормозить перед крутым поворотом.

– Где вы достали эту штуку?

– Братья дали.

Это все больше и больше походило на кошмарный сон. Последний раз Суза спала в нормальной постели четыре дня назад. Услышав, как отец преспокойно рассуждает об убийстве Натаниэля, она пустилась бежать от страшной правды в крепкие, надежные объятия любимого, и, словно в кошмаре, цель все время от нее отдалялась.

– Почему вы не хотите говорить, куда мы едем?

– Пожалуй, теперь уже можно. Нат просил меня найти дом с причалом, вдали от любопытных полицейских, – туда и едем.

Сердце Сузы забилось сильнее.

– Долго еще?

– Километра три.

Спустя минуту Кортоне сказал:

– Потише, не гони, я хочу доехать живым.

Суза поняла, что бессознательно давит на педаль газа, и снизила скорость, однако собственные мысли притормозить не удалось. Уже совсем скоро она увидит его и поцелует, он обнимет ее за плечи…

– Здесь поверни направо.

Они въехали в открытые ворота и покатили к разрушенной вилле из белого камня по короткой подъездной аллее, заросшей сорняками. Суза остановилась перед портиком с колоннами, ожидая, что Натаниэль сейчас выбежит встречать ее.

Никто не подавал признаков жизни.

Они вышли из машины и по разбитой каменной лестнице поднялись к главному входу. Суза толкнула массивную деревянную дверь, они вошли внутрь и оказались в огромном холле с раскрошившимся мраморным полом. Потолок провис, на стенах темнели пятна сырости. Посреди холла валялась гигантская люстра, раскинувшись по полу, словно мертвый орел.

– Эй, есть тут кто? – позвал Кортоне.

Ответа не последовало.

«Дом большой, – подумала Суза, – Нат наверняка где-то здесь, просто не слышит нас… Может, вышел в сад?»

Они прошли через холл, обойдя люстру, миновали огромную пустую гостиную с гулким эхом и вышли в маленький садик, сбегающий к краю утеса; за ним к морю длинными зигзагами сбегала лестница, вырубленная в скале.

Никого не было.

– Смотри. – Кортоне поднял пухлую руку и показал на море.

Суза всмотрелась и увидела, что из бухты выходит какое-то судно, оставляя за собой широкий кильватер, а навстречу плывет катер, подпрыгивая на волнах, разрезая воду острым носом.

– Похоже, мы только-только разминулись, – сказал Кортоне.

Суза ринулась вниз по ступенькам. Она размахивала руками и кричала, как безумная, пытаясь привлечь внимание людей на судне, хоть и понимала, что это бесполезно – они слишком далеко. Поскользнувшись на камнях, девушка упала на ступеньки и заплакала.

Кортоне сбежал следом.

– Бесполезно, – сказал он, поднимая ее на ноги.

– Катер! – в отчаянии воскликнула она. – Может, нам еще удастся их догнать…

– Исключено. Пока моторка доберется сюда… К тому времени они будут уже очень далеко – скорость-то разная.

Кортоне повел ее вверх по лестнице. Долгий подъем его сильно утомил, но Суза даже не заметила этого, погруженная в свое несчастье.

Наконец они поднялись по склону в сад и зашли в дом.

– Надо присесть, – пропыхтел Кортоне, когда они вошли в гостиную.

Суза взглянула на него: он тяжело дышал, лицо посерело и покрылось капельками пота. Внезапно она поняла, что такая нагрузка оказалась непосильной для его тучного тела. На минуту она даже забыла о своих горестях.

Они вышли в разрушенный холл. Суза подвела Кортоне к широкому, изгибающемуся лестничному пролету и усадила на вторую ступеньку. Закрыв глаза, он оперся головой о стену.

– Послушай… Надо позвонить на судно… или послать телеграмму… мы еще можем с ними связаться…

– Посидите спокойно, – прервала она. – Вам вредно разговаривать.

– Спроси у моих братьев… Кто там?!

Суза обернулась. Послышалось звяканье хрустальных осколков.

К ним приближался Ясиф Хасан.

Внезапно Кортоне с усилием поднялся.

Хасан замер.

Прерывисто дыша, Кортоне полез в карман.

– Нет! – воскликнула Суза.

Кортоне вытащил пистолет и спустил курок. Раздался оглушающий выстрел: пуля прошла мимо. Кортоне осел наземь, лицо его почернело, пистолет выпал из рук и звякнул на разбитом мраморном полу.

Хасана вырвало.

Суза бросилась на колени возле Кортоне.

Тот открыл глаза.

– Послушай… – хрипло прошептал он.

– Оставь его, пойдем, – сказал Хасан.

Суза оглянулась на него.

– Отвали! – закричала она что есть мочи и повернулась к Кортоне.

– Я убил многих… – продолжал тот. – Одиннадцать человек. Я убил сам себя… Я спал с кучей женщин… – Голос его ослаб, глаза закрылись; из последних сил он продолжил: – Всю свою дурацкую жизнь я был вором и громилой… Но я умер за друга, так ведь? Это ведь что-то да значит, правда?

– Да, – ответила она. – Это очень много значит.

– Ну тогда ладно, – прошептал он и умер.

Суза никогда раньше не видела смерть. Секунду назад перед ней лежал живой человек – и вдруг он исчез, его больше нет, осталось лишь тело. Неудивительно, что смерть заставляет нас плакать. Суза вдруг почувствовала, что ее лицо залито слезами. А ведь он ей даже не нравился – до этого момента…

– Молодец, все правильно сделала, – сказал Хасан. – Теперь пойдем отсюда.

Сначала Суза даже не поняла. «Все правильно сделала»? И тут до нее дошло: Хасан не знал, что Кортоне про него известно. С точки зрения Хасана, она лишь послушно выполнила свою задачу – привела к Дикштейну. Ей остается притвориться, будто она по-прежнему на его стороне, пока не удастся связаться с Натом.

Кортоне сказал – можно позвонить на судно или послать телеграмму.

У нее еще есть шанс предупредить Ната.

Боже, как хочется спать…

Она встала.

– Чего же мы ждем?

Под высокими заброшенными сводами они прошли к выходу.

– Поедем на моей машине, – сказал Хасан.

Мгновение Суза колебалась – не сбежать ли от него, но потом сочла эту идею глупой: он и так ее скоро отпустит, ведь задача выполнена, теперь можно и домой.

Она села в машину.

– Погоди. – Хасан подбежал к автомобилю Кортоне, вытащил ключи и забросил их в кусты. – Это чтобы тот, с катера, за нами не увязался, – объяснил он.

Когда они отъехали, Хасан произнес:

– Ты меня разочаровала. Этот человек помогал нашим врагам. Когда враги умирают, надо радоваться, а не плакать.

Суза прикрыла глаза рукой.

– Он помогал своему другу.

Хасан похлопал ее по колену.

– Ладно, зря я на тебя ругаюсь – ты отлично справилась, добыла всю нужную информацию.

Она взглянула на него.

– Да?

– Конечно. Видела – большое судно выходило из бухты? Это «Стромберг». Я знаю время отправления и максимальную скорость, так что теперь я смогу рассчитать момент, когда они встретятся с «Копарелли», и пошлю туда своих ребят днем раньше.

Хасан снова похлопал ее по колену, задержав ладонь на бедре.

– Не трогайте меня, – сказала она.

Он убрал руку.

Суза прикрыла глаза и попыталась обдумать ситуацию. Итак, своим вмешательством она все испортила: привела Хасана на Сицилию, но не сумела предупредить Ната. Нужно поскорее выяснить, как послать телеграмму на судно. Оставался еще один шанс – стюард, обещавший позвонить в израильское посольство в Риме.

– Ох, скорей бы домой, – вздохнула она.

– Домой? – засмеялся Хасан. – Не-е-ет, домой еще рано. Ты останешься здесь до конца операции.

– Но я устала!

– Ничего, скоро отдохнем. Сама понимаешь – меры предосторожности. Зато полюбуешься на мертвого Ната Дикштейна.

У кассы «Аль-Италии» к ним подошли трое: двое молодых ребят бандитского вида и высокий мужчина лет пятидесяти с резкими чертами лица.

– Пристрелить тебя мало, придурок! – сквозь зубы сказал старший Хасану.

Тот поднял голову, и в его глазах заплескался животный страх.

– Ростов!

«Господи, ну что опять», – с тоской подумала Суза.

Русский схватил Хасана за руку. Тот напрягся, собираясь вырваться. Громилы подошли ближе. Ростов повел Хасана прочь, один из ребят взял Сузу за руку и последовал за ними.

Они отошли в укромный уголок. Судя по всему, Ростов кипел от негодования, но голос старался не повышать:

– Если бы ты не опоздал на несколько минут, то испортил бы все дело!

– Ты о чем? – спросил Хасан с отчаянием.

– Думаешь, я не в курсе, что ты бегаешь по всему миру в поисках Дикштейна? Думаешь, я за тобой не слежу, кретин ты безмозглый?! Да мне известно о каждом твоем шаге с тех пор, как ты уехал из Каира! И с чего ты взял, что ей можно доверять? – Большим пальцем Ростов указал на Сузу.

– Она же привела меня сюда!

– Да, но тогда ты не мог быть в этом уверен!

Суза стояла неподвижно, молчаливая и напуганная. В голове у нее все смешалось. Слишком много переживаний в один день: сначала они разминулись с Натом, потом смерть Кортоне, теперь еще и это… Мозг словно парализовало. Одно дело – лгать Хасану и говорить Кортоне правду, которую Хасан считал ложью, однако тут на сцене появляется Ростов, которому Хасан, в свою очередь, тоже лгал… Что же ей делать? Говорить Ростову правду или придумывать еще одну ложь?

– Как ты сюда добрался? – спросил Хасан.

– На «Карле», разумеется. Мы были милях в сорока от Сицилии, когда мне сообщили, что ты здесь. Я запросил Каир: тебе приказывают немедленно вернуться.

– Я все равно считаю, что поступил правильно, – сказал Хасан.

– Убирайся с глаз моих долой!

Хасан отошел. Суза последовала было за ним, но Ростов ее остановил.

– А вы останьтесь и ступайте за мной.

Она пошла за ним, не сопротивляясь.

– Мисс Эшфорд, хотя вы доказали свою преданность, поймите: нельзя отпускать нового человека домой посреди проекта. Кроме того, у меня на Сицилии нет свободных людей – все нужны на судне, так что я не смогу выделить для вас провожатых. Боюсь, вам придется подняться со мной на борт «Карлы» и оставаться там до конца операции. Надеюсь, вы не против. Кстати, вы очень похожи на свою мать.

Они вышли из здания аэропорта и направились к поджидающей машине. Ростов открыл ей дверцу. Вот теперь самое время бежать – потом будет уже поздно. Она замешкалась. Один из громил стоял рядом, его пиджак слегка распахнулся, обнажив рукоять пистолета. Суза вдруг вспомнила оглушительный грохот выстрела на вилле и собственный крик… Внезапно ей стало страшно умирать, страшно превратиться в кусок холодной органики; пистолет, грохот, пуля, входящая в тело… Сузу затрясло.

– Что случилось? – спросил Ростов.

– Ал Кортоне умер.

– Мы знаем, – ответил он. – Садитесь в машину.

Суза подчинилась.

Выехав из Афин, Пьер Борг остановился возле узкой полоски пляжа, где прогуливались случайные парочки, вышел из машины и неторопливо побрел вдоль берега; навстречу ему уже шел Каваш. Они встали рядом, глядя на море; волны сонно плескались у ног. Борг взглянул на красивое лицо араба в свете звезд: против обыкновения Каваш был чем-то взволнован.

– Спасибо, что пришел.

Сперва Борг не понял намека – это ведь он должен говорить «спасибо». Потом до него дошло: именно на это Каваш и намекал. Даже оскорбления у него выходили утонченные.

– Русские подозревают утечку информации в Каире, – сказал Каваш. – Теперь они прячут карты в свой большой коммунистический рукав. – Он тонко улыбнулся. – Отчет Хасана получился весьма скудным.

Борг громко рыгнул: у него был сытный ужин.

– Не трать время на извинения – выкладывай все, что знаешь.

– Хорошо, – мягко ответил Каваш. – Они в курсе, что Дикштейн собирается украсть уран.

– Это ты мне и в прошлый раз говорил.

– Вряд ли им известны конкретные детали. Они намереваются дождаться завершения операции, а потом разоблачить израильтян, для этого в Средиземном море держат наготове пару судов, но пока неизвестно, куда именно их пошлют.

К ногам Борга волной принесло пластиковую бутылку, он пнул ее обратно в воду.

– А Суза Эшфорд?

– Наверняка работает на арабов. Дело было так: Ростов с Хасаном поспорили – араб хотел выяснить, где находится Дикштейн, а русский считал, что это лишнее.

– Плохие новости. Продолжай.

– Затем Хасан попал в переплет. Он уговорил девушку помочь ему найти Дикштейна, вместе они полетели в Штаты, отыскали там гангстера по фамилии Кортоне, и тот привел их на Сицилию. Они разминулись с Дикштейном буквально на минуту – успели увидеть, как отходит «Стромберг». Теперь у Хасана большие неприятности. Ему приказано возвращаться в Каир, но он до сих пор так и не объявился.

– А девчонка привела их прямо к Дикштейну?

– Да.

– Вот это уже совсем плохо…

Борг вспомнил о сообщении, которое передали в римское посольство для Ната Дикштейна от «подруги».

– «Хасан все мне рассказал, мы с ним едем к тебе». Что бы это значило? Чего она хотела? Предупредить его, задержать, сбить с толку? Или это двойной блеф – она делает вид, будто Хасан ее принудил?

– Я думаю, скорее двойной блеф, – сказал Каваш. – Суза Эшфорд понимает, что рано или поздно ее роль станет известна, вот и пытается спекулировать на его доверии. Ты ведь не станешь передавать сообщение…

– Да нет, конечно. – Борг переключился на другую задачу. – Итак, им известно о «Стромберге». Какой вывод они могут из этого сделать?

– Что «Стромберг» задействован в краже урана?

– Вот именно. Значит, на месте Ростова я последовал бы за «Стромбергом», дождался бы захвата, а потом напал сам… Вот черт! Надо все отменить. – Он ковырнул мягкий песок носком ботинка. – А что сейчас в Каттаре?

– Самые плохие новости я оставил напоследок. Все тесты успешно пройдены, русские поставляют уран. Через три недели запустят реактор.

Борг уставился в море. Ни разу в жизни ему не было так плохо, ощущение тоски и безнадежности накрыло с головой.

– Ты понимаешь, что это значит? Ничего отменять нельзя. Я не могу остановить Дикштейна, теперь он наш последний шанс.

Каваш молчал. Через некоторое время Борг взглянул на него: глаза араба были закрыты.

– Что ты делаешь?

Молчание продолжалось несколько секунд. Наконец Каваш открыл глаза и с вежливой улыбкой посмотрел на Борга.

– Я молился, – ответил он.

ТХ «СТРОМБЕРГ» ИЗ ТЕЛЬ-АВИВА

ДИКШТЕЙНУ ОТ БОРГА

КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

РАСШИФРОВКА ТОЛЬКО АДРЕСАТОМ

НАЧАЛО:

ПОДТВЕРЖДЕНО СУЗА ЭШФОРД АГЕНТ АРАБОВ ТОЧКА УБЕДИЛА КОРТОНЕ ОТВЕЗТИ ЕЕ И ХАСАНА НА СИЦИЛИЮ ТОЧКА ОНИ ПРИБЫЛИ СРАЗУ ПОСЛЕ ТВОЕГО ОТЪЕЗДА ТОЧКА КОРТОНЕ МЕРТВ ТОЧКА ЭТИ И ДРУГИЕ ДАННЫЕ ОЗНАЧАЮТ БОЛЬШУЮ ВЕРОЯТНОСТЬ НАПАДЕНИЯ НА ТЕБЯ В МОРЕ ТОЧКА МЫ БОЛЬШЕ НИЧЕГО НЕ МОЖЕМ ПРЕДПРИНЯТЬ ТОЧКА ТЫ САМ ВСЕ ИСПОРТИЛ ТЕПЕРЬ САМ И ВЫПУТЫВАЙСЯ

КОНЕЦ

Уже несколько дней на западе Средиземноморья собирались тучи. Ночью они наконец созрели, и сейчас «Стромберг» заливало дождем. Дул свежий ветер, и недостатки конструкции судна стали очевидны: началась сильная бортовая качка.

Нат Дикштейн ничего этого не замечал.

Он сидел в своей крошечной каюте за столиком, привинченным к переборке, с карандашом и блокнотом, расшифровывая сообщение Борга, и каждое слово пронзало его насквозь.

Он перечитывал сообщение снова и снова, затем отложил в сторону и тупо уставился в стену перед собой.

Бесполезно пытаться понять, почему Суза так поступила, бесполезно изобретать притянутые за уши предположения, что Хасан заставил ее силой или шантажировал или она действовала, исходя из каких-то своих заблуждений или верований… Борг сразу сказал, что она – шпионка, и оказался прав: поэтому-то она и занялась с ним любовью.

Далеко пойдет девочка…

Дикштейн закрыл лицо ладонями и надавил кончиками пальцев на глазные яблоки, но не смог избавиться от навязчивого видения: она стоит, прислонясь к буфету, совершенно голая, в одних лишь туфлях на высоких каблуках, и читает газету, дожидаясь, пока закипит чайник.

Самое ужасное, что он по-прежнему ее любил. До встречи с ней он был калекой, эмоциональным инвалидом, лишенным органа любви; она сотворила чудо, вновь сделав его полноценным. Теперь же она предала его, отняв все, что подарила, и он стал еще более увечным, чем прежде. Он написал ей любовное письмо. Господи, что же она сделала, прочитав его? Рассмеялась? Показала Хасану со словами: «Смотри, как я его зацепила»?

Дикштейн чувствовал себя слепцом, которому вернули зрение, а потом снова исподтишка ослепили.

Он обещал Боргу убить Сузу, если та окажется предательницей, но теперь понял, что солгал. Он никогда не причинит ей зла – несмотря ни на что.

Было уже поздно. Большая часть экипажа спала, за исключением дежурных. Дикштейн вышел из каюты и поднялся на палубу. Добравшись до планширя, он вымок насквозь, даже не заметив этого. Его окружала темнота: невозможно различить, где кончалось море и начиналось небо; потоки дождя струились по лицу, словно слезы.

Нет, он не убьет Сузу… Ясиф Хасан – совсем другое дело.

Отныне Хасан – его злейший враг.

Дикштейн любил Эйлу – и застал ее в страстных объятьях араба. Он полюбил Сузу – и оказалось, что ее соблазнил тот же самый соперник. Более того, соперник использовал девушку в борьбе против Дикштейна, надеясь отнять у него еще и родину.

Вот теперь он готов убить Хасана голыми руками – и остальных тоже. Эта мысль вытащила Дикштейна из глубин отчаяния. Место глухой тоски заняла ярость. Он представил, как захрустят кости, как запахнет страхом, порохом и смертью…

Борг считает, что на них нападут в море. Дикштейн стоял, вцепившись в леер, судно мотало из стороны в сторону, холодный дождь хлестал по лицу. «Да будет так», – подумал он и закричал навстречу ветру:

– Давайте, ублюдки, идите сюда, я жду вас!