Уже больше года донесения воздушных разведчиков оставались одинаковыми. Джин Мазоти продолжала устраивать на Дасу странные военные игры, вместо того чтобы обучать и тренировать солдат, а Кого расширял рыбный промысел, строил новые дороги, мосты и прочие бесполезные объекты, не имевшие никакого военного значения.

У Киндо Мараны сложилось впечатление, что Куни Гару вполне доволен жизнью на острове и ведет себя как садовник на своем участке, а не как амбициозный военачальник, стратег.

Наконец в одном из последних донесений появилось сообщение о том, что Джин Мазоти, судя по всему, что-то задумала. На южном побережье Дасу, на берегу канала, прямо напротив Руи, разведчики заметили около двухсот солдат, которые строили корабли. Дело у них продвигалось медленно, поскольку им не хватало рабочих рук и опытных судостроителей. Марана усилил воздушное наблюдение за этой частью побережья. Мазоти без конца подгоняла рабочих, а тех, кто проявлял недостаточную расторопность, даже пороли.

Один из солдат дезертировал с Дасу на украденной крошечной рыбачьей лодке, и Киндо Марана лично его допросил.

– Джин Мазоти жестокая, бессердечная, – жаловался Маране солдат, которого звали Луэн. – Мы должны были построить двадцать транспортных кораблей за три месяца. Когда я сказал, что это невозможно, она приказала привязать меня за большие пальцы рук и выпороть.

В подтверждение своих слов Луэн поднял рубашку, и Марана скривился от жуткого вида шрамов на спине.

Размышляя о Джин Мазоти, он качал головой: она представлялась ему обычной женщиной с дурацкими фантазиями и полным отсутствием понимания масштаба происходящего. Неужели она думает, что построить тяжелый транспортный корабль то же самое, что поставить на участке сарай? Двести человек за три месяца не сумеют довести до ума даже два таких корабля, не говоря уже о двадцати. Куни Гару поступил глупо, доверив свою армию женщине, которая, похоже, способна лишь вымещать злобу на безответных солдатах, и ей не дано составить разумный план, используя логику.

Марана приказал как следует накормить Луэна, а потом отвести к лекарю.

Была полночь, жители крошечной деревушки Фада на северном берегу Руи спали, когда раздался взрыв. Разбуженные грохотом, они выскочили из домов и буквально остолбенели при виде открывшейся их глазам картины. В земле появился громадный кратер, и из него быстро выбирались солдаты в полном боевом облачении да еще с мечами в руках.

Киндо Марану разбудил кастелян, воздух уже наполняли сигналы тревоги.

– Господин, армия Дасу окружила Крифи!

Марана никак не мог уловить суть: откуда у Мазоти столько кораблей? Но даже если ей удалось их построить, как они сумели беспрепятственно пересечь канал Дасу, который патрулирует его эскадра?

Быстро одевшись, он поднялся на городскую стену, чтобы все увидеть своими глазами.

– Киндо Марана! – раздался снизу из круга света, отбрасываемого факелом, голос Джин Мазоти. – Сдавайся! Мы захватили твою воздушную базу на горе Киджи, а все остальные гарнизоны на Руи сложили оружие, так что ты остался один.

Пока воздушные корабли Мараны бороздили небо над Дасу, а флот патрулировал канал, под ними – точнее, под морским дном – напряженно трудились люди.

Про мечту императора Мапидэрэ построить Великие туннели давно забыли, но как свидетельство начала работ на всех островах остались глубокие ямы. За прошедшие годы погода, эрозия почвы и вода превратили большинство из них в глубокие колодцы – безмолвное напоминание об ушедшем времени.

Вход в заброшенные туннели, ведущие с Дасу на Руи, находился в нескольких милях от импровизированной верфи, где двести человек устроили представление, чтобы привлечь внимание воздушных разведчиков Мараны.

Тем временем над заброшенной шахтой поставили большой склад для хранения зерна, к которому постоянно подъезжали и от которого отъезжали большие фургоны, очевидно собиравшие продовольствие со всего острова. Разведчики Мараны обратили внимание на активность в этой части Дасу, но решили, что Куни Гару приказал запастись продовольствием, чтобы защитить население от последствий неурожайного года.

С воздушных кораблей, конечно, не было видно, что фургоны, которые приезжали на склад, были заметно легче тех, что отъезжали, потому что никакие продукты и товары не привозили, а вывозили землю, камни и глину со дна моря.

Луан Цзиа просмотрел диковинные изобретения и проекты, отложенные Кого Йелу для дальнейшего рассмотрения, и кое-что его заинтересовало: например, способ дробления камней. Кашицей из воды и стеблей определенных растений, которые собирала и обрабатывала пожилая травница из Фачи, поливали поверхность камня. Через некоторое время, когда состав проникнет в трещины и сколы, использовали другой раствор, который при смешивании с пастой образовывал особые кристаллы. Так, точно льдинки зимой, в трещинах начинали расти миллионы крошечных кристалликов, обретая силу, которая разрывала гранит и сланец, превращая твердые камни в мягкие комья.

Вторым изобретением, которое заинтересовало среди множества других Цзиа, был способ размывания почвы с помощью мощной струи воды, которую извлекали из герметично закрытого резервуара путем нагнетания воздуха при помощи ручных мехов.

Комбинация этих двух изобретений позволила проложить подводные туннели с невероятной скоростью, но самое главное – работы эти не требовали использования пороха, что было безопасно и не привлекало внимание кораблей-разведчиков.

Армия Дасу шесть месяцев тайно трудилась на строительстве туннелей, претворяя в жизнь мечту императора Мапидэрэ соединить острова Дасу и Руи под морскими водами.

«Верфь на берегу была всего лишь приманкой, – с горечью осознал Киндо Марана. – Меня провели как ребенка».

Всегда отличавшийся осторожностью, он слишком сосредоточился на внешних факторах, на том, что можно увидеть, измерить и записать в книги донесений разведчиков, летавших над Дасу, и потому стал жертвой обмана, не сумел раскусить замысел Мазоти.

Он представил, как армия Дасу появляется прямо из морской пучины: бесконечный, изливающийся на поверхность поток наподобие свежей лавы. Точно такой же трюк он и сам использовал на Волчьей Лапе, и благодаря ему сумел победить нерешительного генерала Рома. Судя по всему, Мазоти не считала зазорным брать на вооружение удачные находки своих врагов.

Это поражение казалось Маране недостойным, как если бы кто-то сумел найти лазейку в законе о налогах.

От размышлений его оторвал подошедший Луэн, дезертир с Дасу.

– Нас обоих провели, – сказал ему Киндо со вздохом. – Ты был всего лишь пешкой в ее игре. Она выпорола тебя не потому, что ты плохо работал, а чтобы скрыть свои истинные планы.

Увидев лишь ухмылку в ответ, Марана наконец сообразил, что произошло, но было поздно: одним уверенным движением Луэн отрубил ему голову и тут же спрыгнул со стены, подняв на острие меча свой трофей.

Солдаты, стоявшие внизу, были к этому готовы и поймали Луэна на кусок брезента, привязанный к четырем шестам. На стенах Крифи разразился настоящий хаос: командиры в панике никак не могли решить, сдаться сразу или попытаться выторговать более выгодные условия.

Маршал Мазоти тем временем подошла к солдату, соскочившему с растянутого куска брезента:

– Добро пожаловать домой, Даф, и благодарю за службу.

Даф усмехнулся.

– Никогда не знаешь, как повернется жизнь. Во времена мятежа мы с братом поклялись, что никто и никогда больше не будет нас сечь.

– Мы с лордом Гару не забудем эту жертву, – добавила Мазоти, пожав юноше руку. – Надеюсь, твои раны скоро заживут.

Весть о том, что армия Дасу захватила Руи, промчалась по островам Дара точно цунами. Мазоти стала вторым военачальником, которому удалось одержать верх над Киндо Мараной. Другие королевства Тиро, уже мечтавшие о войне, начали сражаться друг с другом, понимая, что гегемон сосредоточит все свое внимание на победе Дасу и ему будет не до их стремления завоевать новые территории.

Цзинду не стал тратить время и отправлять к Куни Гару гонца с требованием объяснить свое поведение, а мгновенно приказал королю Хаана Косуги и королю северной Гэфики Тэке Кимо усилить бдительность и отправить свои корабли на помощь остаткам флота Мараны, чтобы взять в осаду острова Дасу и Руи. Да и какие тут могли быть объяснения? Гару, которого он когда-то считал братом, восстал против гегемона и тем самым еще раз доказал, что предатель до мозга костей.

У Дасу по-прежнему не было флота, о котором стоило бы говорить всерьез. Руи также находился гораздо дальше от Большого острова, чем Дасу от Руи, поэтому трюк Мазоти с туннелями во второй раз использовать было невозможно. Как в свое время сам Мата оказался в ловушке на острове Волчья Лапа, так теперь он запрет Куни на Руи. Иными словами, предатель по-прежнему останется в тюрьме, пусть и более просторной.

Если сам Куни Мата был неинтересен, то его семью стоило навестить.

Мира бесцельно бродила по улицам Чарузы, потом заглянула на рынок и прошла вдоль прилавков – у нее было достаточно денег, чтобы купить все, что могла бы пожелать, но ей ничего не приглянулось, и она просто тянула время, чтобы не возвращаться во дворец. По крайней мере здесь, на улицах, в правильно подобранном платье, она становилась незаметной и могла притвориться одной из многих хорошо одетых леди, а не…

«А не…» кем?

Мира сердилась на себя, на Мата, на придворных и фрейлин и на бесчисленных слуг, окружавших гегемона. С тех пор как они вернулись из Пэна в Чарузу, ее положение стало еще более двусмысленным. Кто она здесь? Она продолжала присматривать за приготовлением еды для Мата и наводила порядок в его спальне, но министры и гонцы называли ее «леди Мира». Мата так и не предложил ей разделить с ним постель, однако все, казалось, не сомневались, что это давно произошло и она регулярно там бывает.

«Наверное, следует попросить отпустить меня домой», – подумала Мира, но так и не попросила. Теперь, когда повидала мир, когда привыкла к обществу королей, герцогов и генералов, она не была уверена, что сможет вынести холодные взгляды односельчан, которые все равно станут говорить про нее «чужестранка».

Да, во время прогулок по улицам города ее сопровождала охрана: люди Мата шли на приличном расстоянии, стараясь не упускать ее из виду, – но Мира знала: это не значит, что она пленница. Гегемон говорил, что всегда будет заботиться о ней, и сдержит свое обещание, где бы она ни находилась. Охрана шла следом, чтобы в случае чего защитить, поскольку, вне всякого сомнения, враги попытаются причинить Мата вред через нее.

«Правда ли, что он именно так относится ко мне?»

Мира не знала, что чувствовала к Мата, и, если честно, не была уверена, что вообще его понимает, даже после того как провела рядом столько времени. Он вел себя безупречно вежливо: каждый день спрашивал, все ли у нее в порядке, и стараясь удовлетворить любое ее желание.

Однажды она обмолвилась, что скучает по своему старому дому, и через несколько дней обнаружила свою старую хижину – ту самую, в которой жила с родителями и Мадо на острове Вайнс, – во дворе, прямо перед своей комнатой: каждый камень фундамента, каждая дранка, каждый слой земли на стенах занимали свое место, только крышу заново покрыли соломой. Внутри стояла та же старая мебель, которую она помнила; горшки с вмятинами на боках, щербатые чашки и миски, тарелки занимали те же места, что и в тот день, когда она отправилась искать Мадо.

В другой раз Мира между делом призналась, что обожает пение птиц, и на следующий день проснулась от великолепного птичьего хора, а выйдя во двор, увидела на ветвях деревьев сотни клеток с птицами, собранными со всех уголков островов Дара. Дюжины слуг суетились вокруг, направляя их трели, создавая поразительные звуковые гармонии.

– Когда же будет объявлен знаменательный день? – хихикали фрейлины, сидя за вышивкой в гостиной Миры. – Не забудьте про нас, когда официально займете высокое положение!

Мира не пыталась делать вид, что не понимает, о чем речь.

– Гегемон добр ко мне в благодарность за службу моего брата, поэтому попрошу вас не позорить ни его, ни меня сплетнями о том, чего нет.

– Значит, все дело в вас, да? Вы хотите, чтобы он пообещал сделать вас первой супругой?

Мира положила пяльцы.

– Давайте прекратим эти разговоры. Я не плету никаких интриг и не пытаюсь искать для себя какую-то выгоду, как вы, судя по всему, думаете. Мне кажется, что вы видите дым там, где нет даже огня.

– Вам следует воспользоваться представившейся возможностью. Гегемон вас любит! Это видят все.

«А как насчет меня?»

Мира вышла из дворца в отвратительном настроении: такое впечатление, что все вокруг знают, что ей следует делать, и норовят сказать об этом, – и решила немного пройтись, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок.

Иногда ей казалось, что она видит Мата глазами Мадо: великим воином, сумевшим занять столь высокое положение благодаря своим достоинствам, – а порой представлялось, что он всего лишь одинокий мужчина, без друзей, пусть ему и нет равных. Временами у нее так болело за него сердце, что, если бы позвал, она, наверное, согласилась бы к нему прийти.

Но тут же она вспоминала тело брата, завернутое в саван, а еще – что Мата даже не знал его имени.

Иногда ей снилось, что Мадо жив: «Сестра, сделал ли генерал Мата Цзинду мир справедливее и лучше?»

Мира пыталась уйти от ответа, хотела скрыть, что в мире продолжаются войны, что Мата не только не сделал чью-то жизнь хоть немного лучше, но даже не знает, кто он такой.

Но, разумеется, ей все равно приходилось рассказывать ему все, и, когда лицо Мадо каменело от разочарования, она просыпалась, а сердце ее наполняла такая боль и печаль, что она едва могла дышать.

– Леди Мира, уделите мне минутку, пожалуйста.

Обернувшись, она увидела нищего в ослепительно белом плаще, и он сказал, улыбнувшись:

– Давненько мы не виделись.

– Что вы здесь делаете? – в испуге отшатнулась Мира.

– У меня кое-что есть для вас.

– Мне ничего не нужно.

– Стражи Мата наблюдают за нами издалека. Стоит мне сделать хоть шаг, они посчитают, что я представляю опасность, и, возможно, у нас больше не будет шанса увидеться. Пожалуйста, ради Мадо, подойти поближе, – едва слышно проговорил странный нищий.

Упоминание имени брата смягчило сердце Миры, и, сделав шаг навстречу, она взяла из его руки маленький сверток.

– Что это?

– Рог крубена: Мата однажды чуть не погиб от него, – но, надеюсь, тебе будет сопутствовать успех там, где потерпела неудачу первая его владелица.

Мира чудом не уронила сверток на землю.

– Уходите!

– Мата слишком опытный воин, чтобы его можно было убить на поле боя, – сказал нищий. – А потому он должен умереть от удара клинка, которого не будет ожидать. Я прошу тебя подумать об этом не потому, что в его бессмысленных войнах тысячи людей расстались с жизнью, и не потому, что погибнут еще многие тысячи, если его не остановить. Я прошу тебя подумать лишь о твоем брате, а еще о том, того ли Мата, которого он знал, теперь видишь ты.

– Как вы можете позорить память моего брата, устраивая заговоры против человека, за которого он отдал жизнь?

Нищий невесело рассмеялся.

– Леди Мира, этот ответ дает мне надежду, потому что ты не начала перечислять выдающиеся качества гегемона, прежде чем отказать, а обратилась к памяти брата. Твое сердце, несмотря на то, что думают другие, ему не принадлежит.

– Если вы немедленно не оставите меня, я позову на помощь.

Нищий сделал шаг назад.

– Тише, позволь старику сказать тебе еще несколько слов. Я всегда считал твоего брата очень храбрым человеком. Он боялся, но шел в бой. Он рисковал жизнью, не рассчитывая обрести славу или получить высокий титул, чтобы тот перешел к его потомкам. Он думал, что сражается за лучший мир, но совсем не такой, в котором один тиран сменил другого. Подумай о своих снах – о да, я знаю про твои сны, хотя ты никому о них не рассказывала. Подумай, что нанесет его чести более серьезный урон: то, что Мата умрет, или то, что он будет со всеми удобствами восседать на троне, стоящем на костях твоего брата и таких же, как он, простых солдат.

Постарайся увидеть его таким, каков он на самом деле, Мира. Большего я не прошу.

Нищий повернулся и скрылся в толпе, оставив девушку стоять в одиночестве со свертком в руке. Даже не разворачивая ткань, она чувствовала грубую рукоять и острое, похожее на шип, лезвие.

«Одни хотят, чтобы он на мне женился, другие – чтобы я его убила. Они все думают, что могут меня использовать. Моя единственная ценность в их глазах заключается в близости к нему.

Но я даже не знаю, кто он такой. Как же понять, чего я хочу?»

Мата привел стражников к дому Джиа, который находился неподалеку от Чарузы, решив отомстить за мятежное выступление и предательство беспринципного Куни, чье стремление к власти было таким сильным, что он не подумал о безопасности своей семьи. Значит, за его грехи заплатят Джиа и дети.

Но в дверях его отряд встретила женщина средних лет и категорически отказалась впустить стражников в дом. Показав им заколку в виде лепестков хризантемы, украшенную самоцветами – символ клана Цзинду, – она заявила, что должна поговорить с самим Мата. Поскольку заколка была явно старой и очень ценной, стражники не решились оттолкнуть ее и ворваться в дом, а послали донесение гегемону.

Когда Мата наконец прибыл, женщина спросила:

– Ты узнаешь меня, мой мальчик?

Мата Цзинду пристально всмотрелся в морщинистое лицо и тут увидел несомненное сходство с Фином и с… собой.

– Да, ты прав: я твоя тетя, Сото Цзинду.

Мата вскрикнул от радости и раскрыл объятия. После смерти Фина его постоянно мучили сны, в которых дядя отчитывал племянника за то, что не сумел продемонстрировать истинную верность своему клану. Он остался последним из Цзинду, один на всем белом свете, и его переполняло чувство вины. Мата решил, что неожиданное появление тети – это знак богов, второй шанс восстановить честь своей семьи, однако она его оттолкнула.

– Достаточно смертей, Мата, их было слишком много. Ты стал жертвой оскорбленной гордости. Всю жизнь ты придерживался определенных идеалов верности, чести и справедливости, а когда мир оказался не черно-белым, каким тебе хотелось его видеть, решил его переделать.

В некотором смысле ты похож на императора Мапидэрэ. Вы оба, обнаружив, что одна тропинка в саду не такая ровная и гладкая, какой вы ее себе представляли, объявили, что весь сад нужно выложить каменными плитами.

Мата Цзинду испытал невероятное потрясение.

– Как можно сравнивать меня с ним? Неужели ты забыла историю нашей семьи?

Сото быстро покачала головой.

– Это ты неверно понимаешь историю. Из-за того, что несколько десятков лет назад Гота Тоньети похоронил заживо двадцать тысяч солдат Кокру, которыми командовал твой дед, ты решил, что должен утопить двадцать тысяч воинов Ксаны, еще не появившихся на свет, когда случилось то чудовищное событие…

– Я должен был умилостивить рассерженного бога…

– Оправдание! Неужели ты думаешь, что твой дед никогда не убивал ни в чем не повинных людей? Неужели веришь, что его отец сражался только в благородных войнах? Неужели ты хочешь, чтобы за твою ярость через двадцать лет заплатили мальчишки Кокру? Кровь всегда требует новой крови…

– Радость от нашей встречи омрачают твои резкие слова, тетя! Как тебе удалось остаться в живых?

– Когда дедушка Дацу умер, я закрыла двери нашего загородного дома и подожгла его, собираясь последовать за ним в мир иной, но у богов были на меня другие планы, и я выжила, потеряв сознание и оказавшись в крошечном пространстве между упавшими каменными балками и колоннами. Все эти годы мне приходилось прятаться, жить, не привлекая к себе внимания и стараясь хотя бы немного искупить грехи мужчин клана Цзинду.

Я стала служить этой семье из-за сострадания, которым наделены лорд и леди Гару: хотелось посмотреть, могут ли великие лорды выйти на другую дорогу.

Когда-то ты называл Куни братом, а теперь собираешься убить его жену и детей. Амбиции свели тебя с ума. Остановись, Мата, не нужно больше смертей.

– Куни Гару убивал не меньше моего, – упрямо заявил Мата Цзинду, и в голосе его боль мешалась с яростью. – Я сделал что мог, чтобы восстановить в мире порядок и прославить имя Цзинду. Куни – мышь, которая ворует крошки с моего стола. Он не достоин, чтобы его защищали. Поедем со мной во дворец, тетя, и ты снова будешь жить, ни в чем не зная нужды.

Однако Сото покачала головой.

– Если ты, чтобы отомстить, причинишь вред женщине и детям, никакая отвага и никакие заслуги не смоют это кровавое пятно. Я не позволю тебе запачкать имя Цзинду. Так что имей в виду: чтобы расправиться с ними, тебе придется сначала убить меня.

И Сото медленно закрыла перед племянником дверь. Он мог бы легко, голыми руками, выбить ее, но долго стоял перед ней не шевелясь, вспоминая свое детство с Фином и его истории о героическом прошлом их клана. Мата подумал о принцессе Кикоми и смерти своего дяди, вспомнил счастливые времена, когда они с Куни устраивали вечеринки с его друзьями, а еще о Мире и Мадо…

Наконец он повернулся и посмотрел на темное море и противоположный берег, где за волнами прятались острова Таноа, вздохнул и пошел прочь, уводя за собой стражников.

– Леди Сото, вы не выпьете с хозяйкой чашечку чаю? – спросил дворецкий Ото Крин.

Как только она открыла свое имя, Джиа, разумеется, больше не позволяла всем остальным обращаться с ней, как со служанкой. Сото пыталась не обращать на нее внимания и продолжала работать по дому, но слуги вели себя с ней как с леди, и ей пришлось признать свое поражение. Теперь она жила в доме Гару в качестве гостьи и компаньонки Джиа.

Сото последовала за дворецким. Дети спали, и она радовалась возможности посидеть в саду, окутанном запахом цветущих слив и жужжанием трудолюбивых пчел. Ото принес чайный сервиз, опустился на колени, поставил поднос на столик и, мягко прикоснувшись к плечу Джиа, что-то прошептал ей на ухо. Она на мгновение накрыла его руку своей, а он встал, улыбнулся ей и с почтением отступил назад, оставив их вдвоем.

– Сото, Мата ответил на вашу просьбу позволить мне навестить моих родителей и свекра?

– Пока нет. Сейчас все его время занято войнами между королевствами Тиро.

– Впрочем, мы обе знаем, что он скорее всего откажет. Ему выгодно держать нас с детьми в качестве заложников: мы для него что-то вроде козырной карты.

Сото сделала глоток чаю.

– Это так, хотя нам стоило бы попробовать исполнить ваш план. Вы становитесь такой же коварной, как Куни.

Джиа рассмеялась.

– От вас ничего не скроешь. Я действительно решила, что смогу связаться с некоторыми прежними сторонниками Куни, если мне удастся попасть в Дзуди.

– Ваши шансы получить разрешение были бы выше, если бы кто-то из ваших родителей или отец Куни объявил о болезни или даже смерти какого-нибудь члена семьи, – Мата уважает старые традиции и, возможно, позволил бы вам поехать туда, чтобы исполнить долг. Если в будущем вы хотите добиться успеха в дворцовой политике, вам нужно лучше обдумывать свои планы.

Джиа покраснела. У Сото был острый ум и такой же острый язык, но все равно в ней чувствовалась родственная душа. Джиа отказалась от жизни дочери богатого купца и вышла замуж за человека, как тогда казалось, без будущего, а Сото лишилась своего наследственного титула и стала служанкой в чужом доме. Обеим пришлось привыкать к жизненным трудностям. Джиа понимала, что Сото ее критикует из лучших побуждений: она ведь жена политика, а значит, ей следует привыкнуть к обязательствам, которые такая роль на нее накладывает, – приятным и не очень.

Сото спасла им с детьми жизнь, и Джиа была ей благодарна, но еще у Сото имелось множество секретов, и сегодня она решила их выведать.

– Вам не хочется иногда, чтобы победу одержал Мата, а не Куни? В конце концов, вы же с ним родственники.

– Я не знаю, леди Джиа, что значит одержать победу в этом. Как бы ни разворачивались события, пострадает огромное количество людей. Но я действительно думаю, что Куни обращался бы с этим миром мягче, чем Мата.

– И все? Вы не хотите получить какую-нибудь выгоду для себя?

Сото поставила чашку на стол.

– Я не понимаю, леди Джиа.

– Вы ведь открылись Куни, перед тем как он уехал.

Сото с изумлением посмотрела на Джиа.

– Куни игрок, но в нем нет безрассудства. Он никогда не подверг бы опасности меня и детей и не стал вторгаться на Руи, если бы не нашел способа нас защитить. Получается, что он скорее всего знал, кто вы такая, прежде чем отправился воевать. Вы заключили с ним какую-то сделку? Мата считает, что женщин нельзя пускать в политику, но Куни гораздо гибче в этих вопросах.

Сото фыркнула.

– Вот теперь я вижу, что пыталась давать советы тому, у кого и без того острый ум. Вы правы, я поделилась с Куни своим секретом, чтобы он чувствовал себя спокойно, когда придет время действовать.

– А мне ничего не сказали, потому что не были уверены, что я смогу продолжать и дальше вести себя как заложница. Если бы я стала держаться слишком смело или уверенно с гегемоном, он заподозрил бы, что я его больше не боюсь, и Куни лишился бы поддержки, которую ему давала уверенность Мата, что я нахожусь полностью в его власти.

Сото кивнула.

– Прошу меня простить за обман, леди Джиа. Я рассчитывала на то, что вы обладаете силой, только не была уверены, что уже готовы. Но хочу вас заверить, что не намерена становиться кукольником, который дергает Куни за веревочки. Что касается Мата, то ему сказала правду: убийствам следует положить конец, и мне представляется, что Куни сможет добиться этого скорее.

– Как удалось Куни завоевать ваше сердце?

– Это сделали для него вы, а во время своего визита Куни окончательно убедил меня в том, что достоин моей преданности.

– И вы не заподозрили, что мы всего лишь изображаем то, чего нет на самом деле? Аристократы умеют ловко притворяться, совсем как в сказках, которые мы рассказываем детям.

Сото задумалась над ее словами.

– Если это маска, значит, очень хорошая. Понять, что на самом деле у кого-то на сердце, невозможно. Вы с мужем прекрасные актеры, но ваше представление предназначалось для слуг, для тех, у кого нет власти, для простых людей, занимающих низкое положение, однако порой между ролью и ее исполнителем нет различия.

Джиа внимательно посмотрела на нее:

– Больше никаких секретов, леди Сото. Я хочу, чтобы во дворце у меня был хотя бы один настоящий друг. Вы сами сказали, что мне многому нужно научиться в том, что касается политики, и в дальнейшем будет еще больше.

Сото кивнула. Они с Джиа продолжали пить чай и разговаривать о разных не слишком важных вещах.