Глава четырнадцатая
– Свадьба? – поражаюсь я.
– Да, – Агата улыбается, – считай, это приглашение.
– Здорово, – я теряюсь, не знаю, что в таких случаях принято говорить, – поздравляю вас.
– На «ты», пожалуйста. Мы ведь уже не в Центре.
Неужели и правда свадьба – здесь? И платье будет, и подарки?
– Не хочешь сходить со мной прогуляться? Мне нужно собрать корешки, чтобы сделать настойку для дезинфекции.
– Конечно, – я сразу соглашаюсь. Я давно хотела поговорить с Агатой. Она возвращается в свою палатку; я жду, пока она соберется и переоденется.
– Пистолет, – показывает она. – Привыкай всегда брать с собой, если отходишь от лагеря.
Меня такому учить уже не нужно: жизнь научила. Никогда не забуду дикарей, выскочивших из-за моста и ударивших Гарри. Что было бы, не будь у меня тогда оружия?
Денек выдался солнечный. Утром я проснулась в палатке Адама, завернутая в его одеяло; сам Адам еще спал, как и его сосед, и я не стала их будить. С утра я была сама не своя. Не знаю, почему Адам привел меня к себе, но я тогда очень замерзла и была готова уснуть где угодно, только бы в тепле. А его руки были такими горячими и держали так крепко, что я ничего не смогла поделать. Я давно не спала так сладко.
– Я так рада за вас. За тебя, – пытаюсь я вести беседу. – Наверное, вы с Русланом очень долго этого ждали.
– Верно, два года. Но теперь все будет по-другому. У всех нас.
– Даже не верится, что мы сбежали.
– Ошибка Бернева, – Агата задумчиво закусывает губу, – в том, как он поставил себя. Он не может никому доверять в собственном Центре. У него почти нет верных людей. Ему казалось, что стоит дать людям кров, еду и удобства – и они будут молчать. Но мы – ты, я, Адам и остальные, – мы не такие. Мы смотрим и слушаем. Мы чувствуем обман. И мы не будем сидеть, сложа руки, когда нас используют. Многие из тех, кто работает в Центре, делают это из страха. Или просто потому, что нет выбора, как мы с тобой. Но таких людей тяжело контролировать. Как видишь, мы все только и искали возможности сбежать. И нам это удалось… и не только это.
– Не только? Вы… ты имеешь в виду, что Кирилл и Руслан собираются уничтожить Центр?
Агата вздыхает. Ну да, вот и настало время все мне рассказать. Я заслужила понимать, что происходит. Она решает зайти издалека:
– Ты, наверное, понимаешь, почему Бернев хотел вернуть меня после побега.
Как я могу понимать? Мне до сих пор ничего не объяснили.
– Я говорила тебе о работе, которую вела недавно с другими врачами.
– Вакцина?
– Верно. Мы были очень близки к успеху, но нас вынудили все бросить в последний момент. Но недавно Бернев стал требовать, чтобы я закончила вакцину. Я задалась вопросом: для кого она? Для самого Бернева и людей из правительства, которые все это спонсировали. Они хотят получить иммунитет к вирусу; но если его получит простой народ – Пентес падет. Кто станет жить здесь и работать за кусок хлеба, когда вокруг – целый мир, в котором можно строить свою судьбу и не бояться заболеть? Я не стала отказываться, но задумала украсть вакцину и сбежать с ней, если смогу завершить формулу. Я была близка к этому, как никогда. И я знала, что скоро нужно будет уходить, поэтому приготовила все вещи, сделала копии своих записей и спрятала их в Центре. Я закончила вакцину, но никому не сказала об этом. Тянула время. А потом Бернев узнал, что мы готовим побег, и меня схватили.
– Что стало с теми записями?
– Они здесь, со мной. Будь у меня оборудование, я уже давно сделала бы вакцину для всех, кто в ней нуждается.
– И как теперь быть? – я хмурю брови.
– Для этого мы и хотим пробраться в Центр. Всего пара часов – и все будет готово.
– А Бернев хотел вернуть тебя, чтобы ты все же сделала эту вакцину для него… – догадываюсь я.
– А еще потому, что все мои записи пропали. Я уничтожила их, когда за мной пришли охранники. Одно нажатие кнопки – и вся информация стерта. Знаешь, будь Бернев умнее, я обменяла бы себя на вас, и у него уже была бы вакцина. Но он пожадничал.
– И остался ни с чем!
– А теперь мы заберем у него и Центр. Ты даже не представляешь, как он пожалеет.
– А что потом? Какие у нас… планы?
– В коммуне ты можешь сама решать, чем заниматься. Я попросила тебя стать разведчицей в Центре, лишила тебя права выбирать. Но теперь это только твое дело.
Я не впервые задумываюсь о том, кем хочу быть. Но на этот раз у меня есть ответ:
– Я могу помогать тебе?
– Ты хочешь стать медиком? – она удивленно поднимает бровь.
Я не знаю точно, хочу ли я этого. Но чем еще я могу заниматься? Я вспоминаю, как Ната без конца читала свои медицинские книжки, смотрела картинки с латинскими подписями; как наизусть рассказывала главы моей сестре. Может, если бы я не рвалась в разведчики, а осталась бы медиком, ничего бы не случилось. Может, Ната была бы жива, хотя мы обе сейчас были бы в Центре. И мне кажется, что я должна поступить именно так – стать врачом. Возможно, спасти несколько жизней вместо того, чтобы калечить.
А еще я хочу помочь Агате. Надеюсь, я смогу быть хоть чем-то полезной.
– Да, хочу, – твердо говорю я. – Вряд ли я буду быстро учиться, но хотя бы попробую.
– Рада это слышать.
Агата присаживается на корточки рядом с суховатым деревом и принимается копать землю маленькой железной лопаткой. Скоро она добирается до нежных белых корешков и принимается вытаскивать их пальцами. Я держу миску, в которую она складывает добычу. Не так уж и плохо быть ее помощницей: она спокойная, доброжелательная, всегда поможет советом. Наверное, я даже смогу стать ее подругой.
Когда мы возвращаемся в лагерь, миска заполнена доверху, и время идет к обеду.
– Мы подстрелили еще одного кролика, – сообщает Кирилл. На плече у него старое ружье, майка взмокла от пота.
Из-за его широкой спины показывается Адам; я тут же опускаю глаза, но потом заставляю себя взглянуть на него.
– Привет, – говорит Адам, как ни в чем не бывало.
– Привет, – слишком тихо отвечаю я.
Мы обедаем, рассевшись вокруг костра, который тут, похоже, горит круглые сутки. На обед – наваристый и жирный мясной суп из пластиковых мисок. Наверное, все, что здесь есть, – посуду, палатки, одежду, постели, – нашли в развалинах городов. Еще у коммуны есть три машины. Беглецы неплохо обжились даже на этом временном месте.
После обеда я отправляюсь на прогулку по лагерю. Пора понять, что тут к чему.
Между двумя палатками стоит длинный деревянный стол, сделанный грубо и небрежно, словно наспех. За столом сидит Руслан, рядом с ним – Ник; глаза парней прикованы к бумагам на столе. Рядом, словно не у дел, стоит, облокотившись на стол, Кирилл.
Любопытство заставляет меня подойти ближе и взглянуть на бумаги, но они мало о чем говорят мне, – какие-то чертежи и схемы с неаккуратными пометками.
– Это план перемещения по Центру, – словно прочитав мои мысли, говорит Ник. – Мы планируем вторжение.
– Тебе тоже предстоит его заучить, – добавляет Руслан.
Иногда мне кажется, что я не смогу заставить себя вернуться в Центр. Но когда я вспоминаю лицо Бернева, понимаю, что должна. Должна отомстить за тех, кого он убил, и спасти тех, кто пока жив.
– И какой план? – я склоняюсь над схемой.
– С вечера в Центр пробирается Агата и кто-нибудь, чтобы ее прикрыть.
– Я, – вставляет Кирилл.
– Мы это еще обсудим, – возражает Руслан. – Так вот, после этого мы ждем сигнала. Если все пойдет как надо и Агату не заметят, она успеет закончить свою работу и уйти. Тогда вступаем мы.
– А если не успеет?
– Если ее засекут или что-то пойдет не так, она даст сигнал, и наши люди поднимут тревогу, чтобы отвлечь охрану и дать Агате еще немного времени. В любом случае дальше мы – Кирилл, Адам и несколько других парней – заложим взрывчатку под «Соларом» и «Венерой» и заблокируем выходы из этих корпусов. Далее мы сообщим Берневу наши требования: он должен отпустить всех, кто захочет уйти, и дать им все необходимое для жизни, иначе его Центр взлетит на воздух.
– Бернев не играет по правилам, – качаю головой я, – он может найти способ обойти сделку.
– Не найдет, у нас все схвачено, – отвечает Кирилл.
– А где в этом плане мое место?
– Ты вместе с другими будешь в штурмовом отряде. Попробуй вывести из Центра как можно больше людей.
– А потом? Когда Агата закончит работу, что мы будем делать?
– Если ей все удастся, у нас будет настоящая вакцина. Выждем время и свяжемся с нашими друзьями из городского сопротивления. У них много возможностей, они смогут распространить вакцину среди простых людей.
Я киваю. Мне хочется верить, что все пойдет так, как надо. До сих пор все мои планы шли насмарку, и я уже устала разочаровываться.
Я хочу вернуться к себе, но возле моей палатки маячит мрачный Адам. Похоже, он в скверном настроении.
– У меня чувство, что ты сторонишься меня весь день, – заявляет он, загораживая мне вход.
– Вовсе нет. Сегодня просто было много всего, и я…
– Ты знаешь, что я к тебе чувствую.
Вопрос или нет? Никогда не научусь различать.
– Знаю. И дело не в том, что ты мне не нравишься. Совсем нет, наоборот. Просто сейчас не самое простое время, я сама не знаю, как себя вести. Я не могу разобраться…
– Так раздели это время со мной. Может, хватит все держать внутри? Разве не для того нужны близкие люди, чтобы быть с нами в непростые времена?
И это он не умеет говорить нужные вещи в нужное время? Да он прирожденный оратор. И, как всегда, заставляет меня почувствовать стыд.
– Ты прав. Ты прав, прости меня. Знаешь, мне все еще кажется, что мы в Центре, и нам скоро конец.
– Но все закончилось. Мне тоже было непросто: Агата и другие мои друзья не доверяли мне, приходилось постоянно притворяться и делать вид, что я забыл о погибшей сестре. Не знаю, справился бы я, если бы не встретил тебя.
Сглатываю ком в горле. Я столько времени жалела себя, что забыла о других. Неужели я помогла ему просто тем, что появилась в его жизни? Адам заслужил поддержку не меньше, чем я, пусть даже он сильный и мужественный. А я никогда не подставляла ему плечо, потому что думала только о своем страхе и своих потерях.
Мне кажется, я его не заслуживаю.
Мне становится тяжело на душе, зато Адам успокаивается. Он неопределенно машет рукой и уходит по своим делам.
Иванны в палатке нет. А я бы хотела сейчас поговорить с ней. Зато есть незнакомая девочка, которая выглядит чуть старше меня, темноволосая и зеленоглазая.
– Привет, не мешаю? – спрашиваю я. С соседками лучше быть осторожнее, вдруг они – Алиса.
– Это ведь твоя палатка тоже, – пожимает плечами девочка.
– Я Вероника, – протягиваю руку.
– Маша. У тебя все есть? Одежда, полотенце?
Я качаю головой.
– Погоди минуту. У нас тут есть вещи, их никто не носит.
Она вытаскивает из угла большую картонную коробку с обтрепавшимися краями:
– Можешь выбрать себе одежду из этой. Тут негусто, конечно, но может, что-то подойдет.
Я запускаю руки в коробку, извлекаю на свет пару маек, шорты, джинсы, какие-то платки. Вещи выглядят неплохо, но они точно не новые. Кто носил их раньше? Может, какая-то погибшая девушка из коммуны? Лучше об этом не задумываться.
Отбираю себе шорты и майку: пока лето, еще пригодятся. Примеряю – вполне впору.
В разрезе палатки появляется голова Гарри.
– Мы идем на пробежку, ты с нами?
Пора бы вернуться к тренировкам. Нет, нагрузок в последние дни мне было достаточно, но снова тренироваться с друзьями – значит снова жить нормальной жизнью.
– Да, конечно!
Быстро переодеваюсь и выбегаю во двор. Гарри успел собрать небольшую группу для тренировок: Ник, Олег и еще двое парней. Мы делаем два круга вокруг лагеря и возвращаемся, уставшие и запыхавшиеся, но довольные. В лагере как раз поджидает ужин.
– Где Кирилл?
– Пошел на холм, чтобы связаться с Пентесом, – отвечает женщина с короткой стрижкой, разливая по мискам суп. И добавляет: – Что-то он долго.
Не знаю, почему, но меня это настораживает. Может, Кирилл с дикарями встретился?
Я встречаюсь взглядом с Агатой и вижу ту же напряженность. Теперь мне ложка в рот не лезет. Но вот Кирилл появляется – злой, нервный. Что-то случилось.
– Что там? – взволнованно спрашивает Агата.
– Плохи дела, – ее брат садится на землю рядом и быстро ест свою порцию, как будто спешит. – Они объявили набор в службу охраны. Теперь любой мужчина сможет караулить Центр, а платят они хорошо.
– Бернев так рискует? Готов впустить посторонних?
– У него нет выбора. Прежняя охрана показала, что не способна даже удержать кучку Резистентов в лабораториях. Кай и Миша уже подали заявки.
Имена мне не о чем не говорят, но я продолжаю вслушиваться.
– Это же отлично! – восклицает Агата. – Будем знать обо всех планах охраны заранее.
– Как бы не так. У них целая система, в которой обычному охраннику никакой важной информации не доверят. Каждый знает только то, что необходимо.
– И как скоро закончится этот набор? – спрашивает Руслан.
– Не знаю. Но для того, чтобы набрать, снарядить и обучить людей, нужно хоть немного времени. Нужно выступать сейчас, пока они не готовы.
– Сейчас? – недоуменно переспрашивает Агата.
– Послезавтра. У нас с Русланом все уже давно распланировано. Одного дня должно хватить на сборы.
Агата сомневается, я вижу нерешительность в ее глазах. Но Кирилл прав: нужно ударить, пока они не готовы. Потом шанса может не быть.
– Послушай, еще не… – начинает Агата, но брат перебивает ее:
– Решение принято. Мы пойдем послезавтра вечером.
– Ты даже не посоветовался.
– Я не должен советоваться, Агата, я в состоянии решить сам.
Девушка замолкает: с Кириллом спорить бесполезно, он здесь все-таки главный.
– Агата, – мягко зовет ее Руслан, – пойдем, поговорим?
Они отходят от костра, Руслан обнимает невесту за талию. Не слышно, о чем они говорят, но лицо Агаты становится спокойным; они целуются. Они очень друг друга любят. Это заметно по взглядам, которые они бросают друг на друга, по жестам, обращениям. Когда парочка, держась за руки, возвращается к костру, Агата уже улыбается:
– Мы тоже приняли решение. Раз уж послезавтра мы пойдем в Центр – завтра будет наша свадьба.
Две девушки молниеносно вскакивают и бросаются на шею Агаты с криками и поздравлениями, как будто только и ждали этого момента. А я не отрываю взгляда от Кирилла: как он отреагирует? Вдруг запретит? Но парень не выглядит недовольным.
– Тогда мне стоит пойти поохотиться для свадебного стола, – говорит он, и губы трогает слабая улыбка.
Ночь проходит почти без сна: все заняты предсвадебной суетой. Девушки помогают Агате с нарядом и угощениями, парни расчищают площадку и мастерят свадебную арку. Одна из девушек отправляется за холмы, чтобы нарвать мелких желтых цветов. К утру лагерь преображается: все украшено желтым, стол заставлен едой, есть даже ящик вина, найденный в заброшенном городе, который специально для такого случая хранился несколько недель. Грубая деревянная арка, сбитая из необтесанных досок, увита зелеными веточками. К вечеру, перед самым праздником, соседка просит меня отнести невесте белый платок из нежной прозрачной ткани, и я отправляюсь на поиски Агатиной палатки. Найти ее оказывается несложно: оттуда слышен хор женских голосов и беспечный смех.
Агата стоит посреди палатки и смотрится в большое зеркало с отбитым куском и внушительной трещиной. На ней длинное платье, хоть и не белое, голубое, но очень нарядное, украшенное вышивкой на груди. Волосы собраны в высокую прическу, в которую вплетены цветы. Она крутится так и этак, критично осматривает себя, без конца что-то поправляет и одергивает.
– Ты такая красивая! – искренне восхищаюсь я.
– Спасибо, дорогая, – она улыбается, а в глазах – слезы. Как же она заслуживает счастья после всего!
Принесенный мной платок пристраивают на прическе Агаты, как фату. А за стенами уже слышны крики парней:
– Выводите невесту! Где невеста?
Агата бросает последний взгляд на меня и шагает из палатки.
Это первая свадебная церемония в моей жизни. Многие пары в Пентесе не тратят время и деньги на такие праздники. Они просто приходят в бюро гражданского учета, где им выдают справку о браке, а затем идут получать жилье. Да и что праздновать, если выходишь за первого встречного, чтобы получить комнату и паек? А здесь… здесь все по-другому. Пусть в коммуне нет никаких удобств, пусть питаться приходится тем, что повезет подстрелить или откопать, но здесь все по-настоящему. Настоящий выбор и настоящая жизнь. Впервые я чувствую себя на своем месте.
– Получите справочку, – смеется здоровенный парень, похожий на медведя. Он протягивает жениху и невесте лист бумаги, на котором что-то написано простым карандашом. Все смеются вместе с ним, и смех такой заразительный, что я тоже не могу удержаться.
После того, как Агата и Руслан дают друг другу клятвы любви и верности, начинается настоящее веселье. Проголодавшиеся «гости» быстро сметают половину угощений и отправляются танцевать. Музыка льется из потрепанного проигрывателя на батарейках.
Я танцевать не умею, но чьи-то руки сразу втягивают меня в хоровод. Улыбчивые лица мешаются, сливаются в одно, голова начинает кружиться – тут дело в вине. Все скорее дурачатся под музыку, чем танцуют, и я совсем расслабляюсь. Как было бы хорошо, если бы этот день не заканчивался! Трудно поверить, что завтра мы вернемся в ужасный Центр. Снова бежать, снова бороться, снова выживать. Но в любом случае это будет последний раз. Если мы победим, то станем свободными и пойдем на поиски лучшей жизни. Если проиграем – умрем или попадем в плен; шансов на спасение точно не будет.
Быстрая мелодия сменяется медленной, и толпа рассыпается на парочки. Рядом со мной тут же возникает Ник:
– Танцуешь?
Я ищу глазами Адама, но его нигде нет. Странно, я с самого утра его не видела.
– Извини, я устала немного. Скоро вернусь.
Я бреду через толпу, мимо жениха с невестой, мимо Маши с Гарри и мимо Кирилла с коротко стриженной девушкой. Музыка стихает за моей спиной, я уже далеко от лагеря, место кажется незнакомым. Но я почему-то знаю, куда идти. И правда, – скоро я различаю фигуру Адама. В сумерках я всегда плохо видела, поэтому не сразу замечаю, какой он грустный. Он сидит на том самом бревне, куда приводил меня.
– Адам.
Неласковый ветер заставляет меня дрожать, но на Адаме одна майка, и ему все равно. Ветер треплет его волосы, несет пыль в глаза; рядом, прислоненная к бревну, стоит винтовка.
Он молчит. Я поднимаюсь чуть выше, чтобы сравняться с ним. Его глаза холоднее, чем раньше. От холода внутри все сжимается, я дрожу. Но я не могла не прийти, потому что завтра нас обоих может не стать.
Адам поднимает глаза и глядит на меня, как будто в первый раз увидел. Я открываю рот и набираю в легкие обжигающе-холодный воздух…
Тот, кто сотню раз заставлял меня чувствовать себя неловко, мечтать исчезнуть, провалиться сквозь землю.
Тот, кто научил меня драться и стоять за себя, кто пробудил во мне амбиции и заставил бороться до победы.
Тот, кто показал мне, каким может быть мир и какой может стать моя жизнь.
Тот, кого…
– Я люблю тебя.
