Глава 10
Cпасите наши души
1
К семнадцатому дню фесталя Жан с одинаковой силой проникся отвращением к судовому уксусу и радовался любой возможности заметить на палубе лейтенанта «Ядовитой орхидеи».
По утрам ему в обязанности вменялось наполнить одну бадейку мерзкой красной жидкостью, а вторую – морской водой и тщательно скатывать всю нижнюю палубу и переборки. На носу и на корме находились кубрики команды – узкие помещения, в одном из которых на подвесных койках спали человек пятьдесят; оттуда разносился храп, мало чем уступающий звериному рыку. Жан предусмотрительно оставлял спящих в покое и принимался за винный погреб (называемый еще «скудельной» из-за затянутых штормовой сеткой полок, на которых хранили стеклянные бутылки), кладовую, оружейный отсек и пустой кубрик, причем везде приходилось убирать из-под ног бочки, ящики, бухты канатов и сети.
Когда вонь разведенного уксуса пропитывала все помещения нижней палубы, смешиваясь с запахами прогорклой еды, дешевой выпивки, грязного белья и немытого тела, Жан брал желтый алхимический фонарь и отправлялся окуривать трюм и льяло, чтобы уничтожить миазмы и едкие испарения, разносящие заразу. Дракеша заботилась о здоровье команды – моряки протыкали уши медной проволокой, верным средством от бельма на глазу, а в эль добавляли щепотку белого песка, дабы не заработать грыжу, – а потому трюмы «Ядовитой орхидеи» требовалось окуривать сверху донизу дважды в день, к великой радости корабельных котов. К сожалению, для этого приходилось все время перебираться через горы груза, ползти по узким проходам и протискиваться в щели между тюками, а также сталкиваться со всевозможными препятствиями, в том числе и в виде моряков, занятых своими важными делами. В этих случаях Жан с подобающим почтением склонял голову и вел себя предельно вежливо, чтобы не вызвать нареканий.
Все в команде «Ядовитой орхидеи» были постоянно заняты делом. Корабль жил бурной жизнью, и чем ближе Жан с нею знакомился, тем лучше понимал, что составленное им дурацкое расписание обслуживания «Красного гонца» поражало своей нелепостью, – бедняга Кальдрис его бы наверняка высмеял.
По мнению капитана Дракеши, любой корабль на плаву требовал постоянного, круглосуточного ухода, обслуживания, починки и прочих неотложных корабельных работ. То, что проверялось дневной вахтой, подвергалось новой проверке вахтой вечерней, и так изо дня в день; все закрепленное откреплялось, тщательно осматривалось и закреплялось снова; чинили все, что только можно было починить, а потом чиненое опять проверяли на прочность и чинили по новой, при надобности и без таковой. Помпы в трюме и якорный шпиль ежедневно смазывали кухонным жиром, собранным со дна котлов на камбузе; этим же вонючим средством обмазывали мачты сверху донизу – такая «пропитка» предохраняла древесину от сырости. Матросы постоянно сновали по палубам и по реям, осматривали швы в обшивке, проверяли паруса и перебирали снасти, чтобы не перетирались тросы.
Команда «Ядовитой орхидеи» делилась на два отряда – Красный и Синий, – которые заступали на вахту поочередно, каждые шесть часов. К примеру, Красный отряд заступал на вахту с полудня до шести часов вечера, а через шесть часов отдыха снова нес вахту с полуночи до шести часов утра. Свободные от вахты моряки занимались чем душе угодно, если только авральный сигнал «Свистать всех наверх!» не призывал их на палубу.
Помойная вахта в это расписание не входила; бывшие матросы «Красного гонца» работали от зари до зари, а кормили их лишь вечером, а не в полдень, как всех остальных.
Тем не менее Жан прекрасно понимал, что мрачная холодность и грубость моряков «Ядовитой орхидеи» были напускными, – своих новых товарищей они не презирали. К тому же бывшим матросам «Красного гонца» доставалась самая тяжелая и скучная работа, что оставляло «орхидеям» больше времени на сон и прочие нехитрые развлечения, к примеру на азартные игры или на бесстыдные любовные утехи в подвесных койках или в укромных уголках корабля. К немалому смущению Жана (который, между прочим, не был ни ханжой, ни девственником), укромные места эти на поверку оказывались общедоступными; уединение, каковое, по твердому убеждению Жана, обеспечивали лишь каменные стены и прочные засовы на крепких дверях, на корабле было совершенной видимостью.
Ни о каких замках и засовах не могло быть и речи там, где любые шумы и шорохи моментально становились всеобщим достоянием. Если парочка из Синего отряда предавалась любовным игрищам в кубрике на носу, то об этом сразу же узнавали на корме; какая-то женщина из Красного отряда в порыве страсти постоянно выкрикивала что-то по-вадрански – как раз под ухом Жана, который безуспешно пытался уснуть в кубрике на полубаке. Обсудив ее странный говор с Локком, Жан пришел к выводу, что это вовсе не вадранское наречие, однако же подобные вокальные упражнения неизменно вызывали бурное одобрение окружающих.
В целом команда «Ядовитой орхидеи» по праву гордилась порядком, царившим на корабле. Здесь не было ни драк, ни сколько-нибудь крупных ссор и непримиримых размолвок, ни безудержного пьянства. Каждая трапеза сопровождалась умеренным количеством вина, эля или пива, а примерно раз в неделю каждому из «орхидей» выпадало несение Хмельной вахты; Жан так и не сумел постичь хитроумную систему выбора счастливчиков, которым дозволялось невозбранно предаваться возлияниям на нижней палубе, всячески колобродить и блевать за борт, – они освобождались даже от авральных работ, пока не проспятся.
– Вообще-то, все это… несколько неожиданно, – однажды утром сказал Жан Эзри.
Лейтенант Дельмастро стояла у поручней левого борта, делая вид, что совершенно не замечает Жана, сосредоточенно покрывавшего слоем серой краски днище одной из судовых шлюпок.
«В последнее время наши случайные встречи происходят с завидной регулярностью, – размышлял он. – Или мне чудится? Неужели это из-за того, что я неосторожно процитировал Лукарно?» Теперь он старался держать язык за зубами, даже если цитата пришлась бы к месту, – нет уж, лучше оставаться загадкой, чем повторять ненароком сработавшую уловку. «О Тринадцать богов! – Жан содрогнулся от внезапного озарения. – Можно подумать, я собираюсь за ней ухаживать… А она…»
– Что-что? – переспросила она.
Жан смущенно улыбнулся, польщенный тем, что его робкие надежды оправдались, – хотя драйщикам не позволялось первыми обращаться к морякам «Ядовитой орхидеи», Эзри не стала отчитывать его за дерзость.
– Я жизнь на пиратском корабле иначе представлял… Ну, из прочитанного…
– Из прочитанного?! – рассмеялась Эзри и, скрестив руки на груди, лукаво взглянула на Жана. – И что же вы читали?
– Так сразу и не припомнить… – Он обмакнул кисть в банку алхимической серой краски, притворяясь, что всецело поглощен своим занятием. – «Семь лет под бурями и плетьми».
– А, Бенедикт Монткальм, – сказала она. – Это я тоже читала. Редкостное дерьмо. По-моему, он в тавернах рассказов подвыпивших моряков наслушался, да и сам с пьяных глаз приврал.
– А вот есть еще «Правдивая историческая повесть о дерзком алом стяге»…
– Сюзетта вель Дюкаси?! Как же, знаю!
– Вы с ней знакомы?
– Нет, но премного наслышана. Эту полоумную старуху каким-то чудом в Порт-Транжир занесло, она там переписчиком заделалась, заработанные медяки в портовых тавернах пропивает и в канавах ночует. Теринский почти забыла, только отборную ругань помнит, честит своих издателей на все лады.
– Пожалуй, этим мое знакомство с историей пиратов и ограничивается, – признался Жан. – Я историческую литературу не очень люблю. А вам когда читать удается?
– Ах, – вздохнула она, небрежным движением головы откинув кудри за плечи.
«Хоть ростом мала, а хрупкости в ней нет, – подумал Жан, – сильная, мускулистая, меня одним ударом с ног сшибла… Ох, а округлости весьма соблазнительные…»
– Понимаете, для нас история, прошлое – те же деньги, Жером. А иногда и дороже денег.
– Загадочное высказывание.
– Зато разумное.
– Так вам ведь обо мне уже многое известно.
– Ага, значит, если по справедливости, то… Видите ли, я – морской офицер, а вы – опасный незнакомец.
– Звучит многообещающе.
– Вот и я так думаю, – улыбнулась она. – Но дело в том, что я – морской офицер, а вы – драйщик помойной вахты. Вас еще и человеком-то назвать нельзя. – Она, сложив из пальцев рамку, навела руки на него, присмотрелась. – Так, какое-то смутное пятнышко на горизонте.
– Что ж… – сказал он и, будто межеумок, повторил: – Что ж…
– И что же вам так любопытно?
– Мне? Любопытно?
– Ну, в жизни на корабле.
– А… Да, любопытно… Я тут немного освоился и… А как же… то есть почему… Ну, хотелось бы понять…
– Где песни и пляски на реях, бочонки пива на палубе, пьянство и прочий разврат от зари до зари?
– В общем-то, да, вот где все это? Все-таки не военный корабль.
– Дракеша – бывший офицер военного флота. Сиринийского. Вспоминать она об этом не любит, но теперь даже свой говор скрывать перестала.
«Ах вот оно что!» – сообразил Жан. Сириния – далекая островная империя к востоку от Джерема и Джереша; ее независимые темнокожие обитатели по праву гордились своим флотом. Похоже, родословная Дракеши уходит корнями в далекое прошлое, к древним мореплавателям – современникам Теринского престола.
– Сириния… – сказал он. – Это многое объясняет. Но если прошлое – деньги, как же мне теперь с вами расплачиваться?
– Ну, за эти сведения Дракеша денег не попросит, – улыбнулась Эзри. – Хотя, конечно, рассказ о ее прошлом стоит груды серебра.
– Значит, она на корабле свои порядки силой установила? Те, что ей привычны?
– Нет, мы сами к ее порядкам приноровились… – Лейтенант Дельмастро знаком велела Жану не отвлекаться от работы, и он с удвоенным старанием замахал кистью. – Капитаны кораблей в Медном море находятся на особом положении – и в плавании, и на берегу. Обычно в Порт-Транжире они на совет собираются. Но на каждом корабле… понимаете, на каждом корабле свои законы. На одних кораблях капитанов выбирают, на других – назначают лишь тогда, когда за оружие берутся. А Дракеше мы подчиняемся по своей воле, потому… потому что знаем – лучше Дракеши не найти. И потом, всем известно, что у сиринийцев не забалуешь.
– Поэтому вы несете вахты, как на военном корабле, пьете с оглядкой, будто затюканные мужья-подкаблучники, и вообще ведете себя примерно?
– А вам это не по нраву?
– Еще как по нраву! Просто я совсем другого ожидал.
– Ну, допустим, сравнить нас с военным кораблем может только тот, кто на флоте не служил. На «Ядовитой орхидее» почти вся команда с военных кораблей, нам тут привольно живется. А порядок мы поддерживаем не только по привычке, но и потому, что на других пиратских кораблях бывали, видели, как неконопаченые щели в корпусе расходятся, такелаж ветшает, рангоут в негодность приходит, помпы и лебедки ржавеют… Пока бездельники дрыхнут без задних ног, корабль под ними рассыпается.
– Значит, вы – пираты благоразумные и предусмотрительные?
– Ага. Понимаете, в море без благоразумия не выжить, оно губит безрассудных. Все офицеры «Ядовитой орхидеи» дают священный обет… Наш корабль может погибнуть только в сражении или по воле богов, но не из-за лени, дырявых парусов или гнилых канатов. – Эзри с наслаждением потянулась. – И не из-за небрежной покраски. Ну-ка, живо, еще один слой!
Офицеры «Ядовитой орхидеи»… Чтобы отвлечься от мыслей об Эзри, Жан задумался о командном составе корабля. Во-первых, Дракеша… На палубе она появлялась тогда, когда считала это нужным, иногда полдня проводила на шканцах и не пропускала никаких мало-мальски значительных происшествий. Во-вторых, Эзри… Нет, об Эзри лучше не думать – пока.
Кто еще? Штурман Молчун и его помощники-рулевые. Иногда, в тихую погоду, Дракеша могла ненадолго доверить штурвал кому-нибудь из простых матросов, но любые маневры поручались только Молчуну и его людям. Гийом, баталер «Ядовитой орхидеи», занятый сейчас оценкой «Красного гонца», пользовался не меньшим уважением, равно как и Треганна, лекарь, впрочем Треганна явно считала себя равной лишь тем, кому поклоняются в храмах или, на худой конец, в святилищах. Дракеша, разумеется, занимала роскошную капитанскую каюту на корме, а ее четыре офицера располагались в крошечных каморках, отделенных от тамбура парусиновыми переборками.
Следующими по старшинству были корабельный плотник, парусных дел мастер, кок и боцман, которым время от времени, по мере надобности, позволялось распоряжаться матросами. Вдобавок в подчинении Эзри было два доверенных моряка – для удобства Жан решил называть их помощниками лейтенанта, хотя сама Эзри именовала их начальниками вахты: Утгар командовал Синим отрядом, а Назрина – Красным (с ней Жан пока не встречался, потому что она осталась на борту «Красного гонца»). В отсутствие лейтенанта Дельмастро все ее полномочия переходили к Утгару и Назрине.
Судя по всему, самую тяжелую и грязную работу, не требовавшую особых умений, драйщикам помойной вахты поручали именно для того, чтобы они освоились, познакомились с командой, а также накрепко затвердили корабельные порядки.
После шторма и захвата «Красного гонца» установилась прекрасная погода. Дул легкий северо-восточный ветер, по небу то и дело проносились облака, непостоянные, как танцовщицы в таверне, мерно волнующаяся морская гладь сверкала сапфировыми гранями. Днем жарко палило солнце, по ночам в кубрике на полубаке было душно, но Жан, привыкший к изнурительному труду, этого уже не замечал. А еще он загорел дочерна, цветом кожи почти сравнявшись с Паоло и Козеттой. Постоянное пребывание на свежем воздухе пошло на пользу и Локку: он покрылся загаром, зарос бородой, мускулы налились силой и почти болезненная худоба сменилась жилистой подтянутостью. Опрометчиво хвастаясь своей ловкостью, Локк, невысокий и гибкий, заработал постоянное назначение «на пропитку» и теперь каждое утро обмазывал прогорклым бурым жиром обе мачты сверху донизу.
Кормили их по-прежнему вечером, в конце долгого дня; еды, хоть и однообразной, хватало с лихвой, и теперь к ней полагалась полная кружка пива. Честно говоря, хотя в этом он не признался бы даже самому себе, Жана вполне устраивала и такая жизнь, и сознание того, что корабль в надежных руках; после тяжелой работы можно было спокойно отдохнуть, не зная никаких забот, – не надо было ни притворяться, ни изворачиваться в поисках выхода, ни молить богов о спасении. И все бы хорошо, да только неумолимый судовой журнал постоянно напоминал о беге дней – тех самых дней, что неуклонно уменьшали срок действия противоядия. А как бы было здорово, если бы время тянулось вечно – и можно было бы невозбранно предаваться мечтам о лейтенанте Дельмастро!
Увы, и Жан, и Локк мрачно отсчитывали дни.
2
В восемнадцатый день месяца фесталя Плешивый Мазукка взбунтовался.
Ничто в его поведении этого не предвещало; да, он был мрачен и угрюм, но ничем особенным не выделялся среди усталых и раздраженных матросов и больше не угрожал ни бывшим матросам «Красного гонца», ни команде «Ядовитой орхидеи».
На закате, часа через два после того, как на вахту заступил Синий отряд, стали зажигать фонари. Жан с Локком сидели у курятника и щипали пеньку, то есть распускали обрывки старых просмоленных канатов на паклю, которой потом конопатили швы в обшивке, набивали подушки или вили из нее каболки. Работа была нудная и скучная, но долгий день уже почти закончился, скоро можно будет и отдохнуть.
На полубаке что-то с грохотом упало на палубу, кто-то выругался, раздался чей-то смех. Мазукка, с бадейкой и шваброй в руках, выскочил к фок-мачте; какой-то вахтенный, выбежав следом, что-то крикнул – и тут Плешивый Мазукка обернулся и швырнул бадейку ему в лицо. Вахтенный с размаху шлепнулся на палубу и ошеломленно заморгал.
– Да пошел ты! – завопил Мазукка. – Чего ты со мной, как с дитятей неразумным, вошкаешься?!
Вахтенный неуверенно потянулся к поясу за дубинкой, но Мазукка, взъярившись не на шутку, пнул его в грудь, выхватил дубинку, занес ее над головой и… На него тут же набросились четыре моряка, прижали к палубе и вырвали дубинку из рук.
Затем послышались быстрые уверенные шаги – капитан Дракеша решительно устремилась с юта к фок-мачте, словно ей уже доложили о происходящем. Она прошла мимо Жана, и он напрочь позабыл о своем занятии. Сердце отчаянно щемило: Дракешу окружал тот же ужасающий ореол, что некогда был присущ капе Барсави, – непререкаемая сила, сдерживаемая до поры до времени и вырывающаяся на свободу лишь в минуты великого гнева или крайней необходимости. По палубе словно бы шествовала сама смерть, жестокая и беспощадная.
Моряки уже подняли Мазукку на ноги и заломили ему руки за спину. Вахтенный, подобрав свою дубинку, рассеянно потирал ушибленную бадейкой скулу.
Замира, остановившись перед ним, холодно осведомилась:
– В чем дело, Томас?
– Я… это… Прошу прощения, капитан. Я пошутить хотел.
– Он надо мной весь вечер измывается, – гневно выкрикнул Мазукка. – Сам ничего не делает, только по пятам ходит, бадейку опрокидывает, швабру отнимает, грязь разводит и раз за разом заставляет убирать.
– Это правда, Томас?
– Так я ж не со зла… Над помойной вахтой-то завсегда шуткуют. Кто ж знал, что он так…
Дракеша коротко двинула рукой – и Томас, с переломанным носом, повалился на палубу. Жан мельком отметил точное, стремительное движение сверху вниз и четкую постановку ладони; сам он дважды испытал на себе подобный удар, а потому проникся невольным сочувствием к дуралею-вахтенному.
– Ы-ы-ых, – простонал Томас, разбрызгивая кровь.
– Драйщики – как корабельный инструмент, с которым надо обращаться бережно. А если шутить – то с пониманием. В наказание я наполовину уменьшаю и твою долю в добыче, и твою долю в выручке от продажи «Красного гонца», – сказала Дракеша и подозвала двух моряков. – Отведите его к магистре Треганне.
Томаса подхватили под руки и повели в каюту лекаря, а Дракеша повернулась к Мазукке:
– Я объяснила заповеди моего корабля в первый же вечер, как вас сюда доставили.
– Да. Простите, капитан Дракеша, но он…
– Ты слышал все, что я сказала. Ты понял все, что я сказала.
– Да. Только я осерчал и…
– Кто оружие у моих людей попытается отнять – умрет на месте. Яснее и не скажешь. А ты мою заповедь нарушил.
– Но ведь…
– Мне таких не надобно, – сказала она, стремительным движением схватив Мазукку за горло.
Моряки отпустили его заломленные руки, и Мазукка вцепился Дракеше в предплечье, но капитан невозмутимо поволокла его к лееру правого борта.
– В плавании любая несдержанность, любая глупая ошибка может погубить и корабль, и команду. Тот, кто до сих пор не уяснил, чем грозит неповиновение, ничуть не отличается от балласта в трюме.
Мазукка, хрипя, отбивался что есть силы, но Дракеша, остановившись в двух ярдах от леера, чуть отвела правую руку назад и с усилием оттолкнула несчастного к борту. Мазукка ударился спиной о леер, замахал руками, отчаянно пытаясь удержать равновесие, и перевалился через борт. Раздался громкий всплеск.
– На моем корабле балласта хватает, – сказала Дракеша.
Моряки и драйщики бросились к штирборту. Жан, покосившись на Локка, присоединился к ним. Дракеша стояла, безвольно опустив руки, – гнев ее мгновенно улетучился.
«Вот и Барсави был таким же, – рассеянно подумал Жан. – Наверное, она тоже проведет ночь в мрачной задумчивости или за бутылкой вина…»
Корабль шел со скоростью не меньше пяти узлов. Мазукка оказался неважным пловцом и уже отстал ярдов на двадцать от кормы «Ядовитой орхидеи», беспомощно барахтаясь в воде и зовя на помощь. Плешивая голова поплавком торчала среди темных волн.
Сгущались сумерки. Жан с содроганием вспомнил, что хищные твари днем прячутся от ярких солнечных лучей в морских глубинах, а к вечеру выбираются на поверхность в поисках поживы. Сумерки – опасное, голодное время в открытом море. Время охоты.
– Поднять его на борт, капитан? – еле слышно спросил один из вахтенных.
– Нет… – Дракеша отвернулась и пошла на шканцы. – Вперед. Его и без нас подберут.
3
В девятнадцатый день фесталя, чуть позже полудня, Дракеша велела Локку зайти к ней в каюту. Локк, памятуя о судьбе Мазукки и Томаса, стремглав помчался на корму.
– Равейль, немедленно признавайтесь, в глубинах какой проклятой преисподней вы раздобыли эту дьявольскую мерзость? И вообще – что это?!
Локк окинул взглядом каюту. Посредине стоял стол, за которым друг против друга сидели Паоло и Козетта, изумленно уставившись на Локка. Перед ними на столешнице были в беспорядке разложены игральные карты, рядом с которыми красовался опрокинутый серебряный кубок… тяжелый, неподъемный для детских ручонок. Локк с замирающим сердцем вгляделся в лужицу на столе.
Так он и думал! Немного золотисто-коричневой жидкости пролилось на стол и попало на одну из карт, которая серой лужицей расплылась по столешнице.
– Игральные карты вы из моего сундука достали, – сказал он. – Те, что в двойной слой брезента были завернуты.
– Да.
– За обедом вы пили что-то покрепче вина, а кто-то из детей случайно опрокинул кубок.
– Карамельный бренди… Я сама его пролила, – вздохнула Дракеша и ткнула кончиком ножа в серую лужицу.
Глянцевая поверхность блестела, как вода, но клинок скользнул по ней, будто по гранитной плите, даже не оцарапав.
– Вот что это за дьявольщина? – спросила Дракеша. – Похоже на… на алхимический цемент.
– Он самый и есть. Вы не обратили внимания на необычный запах?
– С чего это я должна игральные карты обнюхивать? – Нахмурившись, она обернулась к малышам. – Дети, больше ничего не трогайте. Быстренько выходите из-за стола и садитесь вон туда, на койку. Мама вам сейчас руки вымоет.
– Да ничего страшного, – сказал Локк.
– Все равно, – сказала Дракеша. – Паоло, Козетта, руки держите на коленях. Ничего не трогайте, пока мама вами не займется.
– Это не настоящие карты, а пластинки алхимической смолы, тонкие и гибкие, как бумага. Рисунок на лицевой и оборотной стороне нанесен от руки, – пояснил Локк. – Они ужасно дорогие.
– И что с того? Зачем они вообще нужны?
– Как – зачем? Если обмакнуть одну в бренди или в другой крепкий напиток, она почти сразу превратится в алхимический цемент – чем больше карт растворить, тем больше цемента получится. Он очень быстро высыхает и за минуту становится тверже стали.
– Ах, тверже стали… – Она пристально посмотрела на серое пятно на лакированной столешнице. – И как его удалить?
– А никак… Алхимикам наверняка известно, как растворитель изготовить, но у меня его нет.
– Что? Равейль, да что вы себе…
– Капитан, так нечестно! Я же не заставлял вас мои карты раскладывать… И бренди на них пролил тоже не я.
– Вы правы, – устало вздохнула Дракеша; в уголках рта четче проступили тонкие морщинки. – Соберите карты и выбросите за борт.
– Капитан, я вас очень прошу, не делайте этого! – Локк умоляюще протянул к ней руки. – Мало того что они дорого стоят, их заново сделать очень сложно, на это уйдет слишком много времени. Давайте лучше я их плотно заверну и спрячу в сундук. Считайте, что это – мои личные бумаги.
– А для чего они вам?
– Видите ли, они – единственное, что осталось от обширного набора предметов, служивших подспорьем в моих ухищрениях. Клянусь, они не представляют ни малейшей опасности ни для вас, ни для вашего корабля… Ведь ничего страшного не случилось – так, досадное неудобство, только и всего. Позвольте мне их сохранить, дайте мне нож с тончайшим лезвием, острый как бритва, и я отскребу это мерзкое пятно с вашей прекрасной столешницы, даже если на это неделю придется потратить. Я вас умоляю…
Пятно Локк удалил не за неделю, а всего за десять часов напряженного труда на верхней палубе, причем действовать пришлось с хирургической точностью. Он работал не разгибая спины, с утра до позднего вечера; наконец на лакированной поверхности от серого пятна остался лишь еле заметный призрачный след.
Забравшись в кубрик на полубаке, Локк с облегчением вздохнул, хотя и знал, что на следующий день ноющей боли в руках и плечах не избежать.
И все же странную колоду карт удалось сохранить – а это стоило любых мучений.
4
В двадцатый день фесталя Дракеша приказала сменить курс на норд-вест и лечь на правый галс. Хорошая погода держалась; днем помойная вахта жарилась на солнце, ночью томилась в духоте кубрика, а корабль шел сквозь стаи мерцалинок, чертивших над водой призрачные арки зеленоватого сияния.
В двадцать первый день фесталя, незадолго до рассвета, когда восточный край небес чуть посветлел, помойной вахте представилась возможность проявить себя.
Локк проснулся от резкого толчка в бок и в замешательстве огляделся: в кубрике на полубаке начались непонятные шевеления и бормотания.
– Парус на горизонте, – сказал Жан.
– С марсовой площадки только что крикнули, – сказал кто-то, расположившийся у самого входа. – Два румба по носу с правого борта – это на востоке и чуть севернее нас.
– Отлично, – сказал Джебриль. – Рассветный промельк.
– Рассветный промельк? – переспросил Локк, протирая заспанные глаза. – Так темно же еще… И вообще, объясни, что это такое. Мне ведь больше не надо делать вид, что я понимаю, о чем говорят.
– Видишь, небо светлеет там, где солнце вот-вот встанет, – начал Джебриль, обрадованный возможностью блеснуть знаниями перед Локком. – Ну, на востоке? Мы в тени, к западу от того корабля, им нас не видно, а нам их очертания хорошо заметны на фоне светлеющей полосы. Понятно?
– Ага, – сказал Локк. – Рассветный промельк – это хорошо.
– Вот мы их и перехватим, – сказал Аспель. – Возьмем на абордаж. На «Ядовитой орхидее» народу много, а Дракеша до крови жадная.
– И мы в сражении будем первыми, – добавил Стрев.
– Отличимся, – кивнул Аспель. – Отличимся и покончим с этой помойной вахтой. Надоело уже…
– Ха, не спеши на елдак бантики повязывать, – сказал Джебриль. – Еще неизвестно, куда этот корабль идет, с какой скоростью и вообще… Может, это военный корабль. Может, их там целая эскадра.
– Ох, Джебриль, да пошел ты! – беззлобно ругнулся кто-то. – Тебе самому помойная вахта еще не надоела?
– Вот как приказ дадут, так я первым в лодку прыгну, голышом, чтобы этих гадов своей красотой наповал сразить, – ответил Джебриль. – А раньше времени незачем губу раскатывать.
На палубе началась суматоха, раздались какие-то приказы. Те из драйщиков, что находились ближе к входу в кубрик, напряженно прислушивались.
– Дельмастро посылает людей паруса ставить, – сказал кто-то. – Похоже, берем пару румбов на север. Чего это они так заторопились?
– Чтобы не поднимать суеты, когда нас заметят, – пояснил Джебриль. – А так мы встанем на их курс, вроде бы как случайно встретились.
Медленно тянулись минуты. Локк, сообразив, что прямо сейчас ничего не произойдет, снова устроился у переборки – раз время есть, можно и подремать. Судя по возне и бормотанию в кубрике, к такому же выводу пришли и остальные.
Немного погодя Локк проснулся – сквозь решетку люка пробивался сумрачный свет – от громкого голоса лейтенанта Дельмастро:
– …в кубрике. Сидеть тихо и не высовываться. До Синей вахты минут пять осталось, но, раз уж нам сражение предстоит, обычные вахты отменяются. Бо́льшую часть вахтенных Красного отряда я отправлю на нижнюю палубу, их место займут моряки Синего – не все, а половина. Мы притворимся торговым судном с небольшой командой.
Локк вытянул шею, вглядываясь в сумрак. За спиной Дельмастро в предрассветной мгле мелькали силуэты моряков, волочивших тяжелые бочки на левый борт.
– Дымовые бочки установлены, – доложил женский голос.
– Огней не зажигать! – крикнула Эзри. – Не курить! Только алхимические фонари!
Забрезжил рассвет. У Локка слипались глаза. Он вздохнул, потянулся и…
– Эй, на палубе! – раздался крик с марсовой площадки фок-мачты. – Трехмачтовый корабль на горизонте, идет курсом вест-норд-вест, под всеми парусами.
– Есть трехмачтовый, вест-норд-вест, под всеми парусами. Где?
– На траверзе правого борта, в румбе от кормы.
– Корпуса не видно?
– Нет, не видно.
– Как только над горизонтом юбки задерет, доложишься! – Эзри вернулась на полубак и стукнула в переборку у входа. – Помойная вахта, подъем! Ноги разомните, в гальюн сгоняйте и бегом назад. Да поживее! Скоро узнаем, что делать – нападать или улепетывать, некогда будет животами маяться.
Драйщики бросились к выходу из кубрика, и в давке Локка вынесло на палубу. Он потянулся, расправил плечи. Жан, сделав то же самое, направился к Дельмастро. Локк недоуменно вздернул бровь: к нему самому лейтенант относилась презрительно, а вот до разговоров с Жаном снисходила. «Ну, может, он хоть что-то толковое разузнает», – подумал Локк.
– Мы что, и правда улепетывать собрались? – спросил Жан.
– У меня особого желания нет… – Дельмастро прищурилась, вглядываясь в горизонт, но неизвестного корабля с палубы пока видно не было.
– Надо бы повыше забраться, – сказал Жан. – Вот хотя бы ко мне на плечи? Может, так виднее будет?
– О, давно я шуточек по поводу своего роста не слыхала! Очень смешно, ха-ха. Между прочим, я выше всех своих сестер.
– Ах, сестер… – протянул Жан. – Любопытные сведения, к тому же бесплатно.
– Тьфу ты! – поморщилась она. – Валора, оставьте меня в покое. У меня и без того дел хватает.
Матросы начали возвращаться в кубрик. Теперь, когда народу в гальюне стало поменьше, Локк тоже отправился на нос, облегчиться, и начал проталкиваться к наветренной стороне (он уже испытал на себе, чем заканчиваются попытки справить нужду с подветренной стороны, особенно при мало-мальском ветре) небольшой деревянной решетки на свесе под бушпритом, с которого, как с рея, спускались лини. Локк ухватился за один, расставил ноги, одной рукой расстегнул штаны. О нос корабля разбивались волны, окатывая босые ноги белой пеной и брызгами.
– О боги, – буркнул Локк, – уж и поссать без приключений нельзя.
– Эй, на палубе! – крикнули с фок-мачты. – Флейт на горизонте, идет прежним курсом.
– Под каким флагом?
– Не видать, лейтенант.
Флейт – большое тяжелое судно с округлой кормой и приподнятым носом, хорошо приспособленное для перевозки грузов. Значит, не военный корабль, да и пираты на таком в море не выйдут. Торговому кораблю от быстроходного, маневренного брига не уйти. Теперь «Ядовитая орхидея» наверняка отправится наперехват, а потом начнется бой.
– Вот черт, а я тут с голой жопой… – хмыкнул Локк.
5
Черный силуэт торгового корабля четко выделялся на фоне пламенного полукружья солнца, выкатившегося из-за горизонта. Локк опустился на колени у поручней правого борта на баке, стараясь никому не мешать. Сощурившись, он козырьком поднес ладонь ко лбу, вгляделся в сверкающие блики на воде. На восточном крае небес полыхал алый костер утренней зари, колышущимся рубиновым пятном растекаясь по морской глади.
С подветренного борта «Ядовитой орхидеи» над палубой поползли зловещие черные клубы дыма, замарав девственную чистоту рассвета. У дымовых бочек хлопотала лейтенант Дельмастро. «Ядовитая орхидея» шла под марселями, убрав фок и грот, что, во-первых, вполне соответствовало силе ветра, а во-вторых, именно так и поступили бы, случись на корабле настоящий пожар.
– Ну же, болваны несчастные, во имя Переландро, обратите свои взоры влево! – пробормотал Жан, опускаясь на колени рядом с приятелем.
– Может, они и видят, только им на нас плевать, – возразил Локк.
– Они к парусам не притрагиваются, – сказал Жан. – Дозорные бы заметили. Слепые они, что ли? Или просто межеумки? Хоть бы полюбопытствовали…
– Эй, на палубе! – раздался восторженный крик с марсовой площадки фок-мачты. – Флейт поворачивает на левый борт!
– Куда? Прямо на нас? – спросила Дельмастро, отходя от дымовых бочек.
– Нет, румба на три отклоняется.
– Ага, поближе подбираются, решили узнать, в чем дело, – сообразил Жан. – Правда, в койку к нам пока не запрыгивают.
С юта прозвучала какая-то команда, и Дельмастро трижды дунула в свисток:
– Помойная вахта! Помойная вахта, на ют!
Драйщики бросились на корму, мимо моряков, которые спешно расчехляли луки и натягивали на них тетиву. На палубе находилось примерно половина обычной вахты; те, кто готовил оружие к бою, прятались за мачтами и за курятником. Как только все драйщики собрались на шканцах, Дракеша объявила:
– Если на флейте неладное заподозрят, то попытаются улизнуть. Конечно, им от нас в любую погоду не уйти, но часов шесть-семь придется погоняться, а это скучно. Вот и посмотрим, захотят ли они прийти на помощь фрахтовому бригу, на котором пожар начался. Сейчас вам предоставляется возможность отличиться – станете зубьями капкана, в бой пойдете первыми. Если вернетесь с победой – молодцы. Если не хотите – отправляйтесь в кубрик, останетесь драйщиками, а в Порт-Транжире мы с вами распрощаемся. А я с утра проголодалась, мне лакомый кусочек не помешает. Ну, кто в команде «Ядовитой орхидеи» не прочь остаться?
Локк с Жаном подняли руки вместе со всеми остальными матросами помойной вахты – от возможности присоединиться к команде не отказался никто.
– Вот и хорошо, – сказала Дракеша. – У нас есть три шлюпки, в общей сложности на тридцать человек. Вот в них вы и погрузитесь. Поначалу ведите себя безобидно, держитесь близ «Орхидеи», а по сигналу нападете на флейт с юга.
– Капитан, а если мы в одиночку с ними не справимся? – спросил Джебриль.
– Всеми силами постарайтесь удержаться на корабле, даже если встретите ожесточенное сопротивление и численный перевес противника. «Ядовитая орхидея» возьмет флейт на абордаж – против сотни вооруженных моряков никто не устоит.
«Слабое утешение для убитых и раненых», – мрачно подумал Локк, только сейчас сообразив, что им предстоит; под ложечкой засосало.
– Капитан! – крикнули с марсовой площадки. – На флейте подняли талишемский флаг.
– Врут, наверное, – пробормотал Джебриль. – А вообще, конечно, ловко придумано. Все знают, что сейчас с Талишемом никто не воюет и военные корабли у них имеются.
– Ловко, да не очень умно, – заметил Жан. – Если б они под охраной военных кораблей шли, то флаг вообще бы не спускали. Свой флаг не показывают только те, кому есть что скрывать.
– Ага, и пираты тоже… – ухмыльнулся Джебриль.
– Дельмастро! Подтащите дымную бочку к борту у шканцевого трапа! – крикнула Дракеша.
– Чтобы дым с наветренной стороны повалил, капитан?
– Чтобы корму хорошенько дымом затянуло. Если начнут сигнальными флагами переговариваться, надо, чтобы мы им ответить не смогли.
Молчун недовольно кашлянул у штурвала. Дракеша улыбнулась – видно, ей пришла в голову какая-то удачная мысль – и велела матросу слева:
– Достань из сигнального ящика три желтых вымпела, подними на корме.
– Спасите наши души, – сказал Жан. – Ну, перед таким соблазном они точно не устоят.
– Так это ж просто сигнал бедствия, – заметил Локк.
– Плохо же ты книжки читал, – ответил Жан. – Раз три желтых вымпела, значит мы в таком бедственном положении, что за спасение готовы отдать все наши грузы и сам корабль. Так что спасителям все достанется.
Дельмастро с помощниками приволокли на ют дымовую бочку и подожгли ее алхимическим фитилем. По корме поползли серые клубы, смешиваясь с черным дымом с подветренной стороны. Матросы на гакаборте торопливо подняли три желтых вымпела.
– Марсовые – на реи и к бортам! И к штурвалу, на подмогу Молчуну! – велела Дракеша. – Лучникам приготовиться, по одному. Оружие пока не поднимать, до моего сигнала не высовываться!
– Капитан! – крикнули с марсовой площадки. – Флейт поворачивает к нам наперехват, ставит паруса.
– Как желтые вымпелы увидели, так и о милосердии вспомнили, – ухмыльнулась Дракеша. – Утгар!
Молодой, налысо бритый вадранец, докрасна загорелый, с черной бородой, заплетенной в косицы, встал рядом с лейтенантом Дельмастро.
– Уведи Паоло и Козетту в кубрик на нижней палубе, – сказала Замира. – Сейчас заварушка начнется.
– Есть, капитан, – ответил он и, взбежав на шканцевый трап, помчался в капитанскую каюту.
– А вы вооружитесь саблями и топориками, – сказала Дракеша матросам помойной вахты. – И помогите спустить шлюпки.
– Капитан Дракеша!
– В чем дело, Равейль?
Локк, обратив безмолвную молитву к Безымянному Тринадцатому, робко кашлянул, очень смутно понимая, что делать дальше. Равейлю предоставлялась прекрасная возможность вернуть себе утраченное уважение своей бывшей команды, иначе он так и останется простым матросом, над которым все будут потешаться, и привести замысел архонта в исполнение не удастся. Добиться этого можно было, лишь совершив отчаянный, безрассудно дерзкий поступок – иначе говоря, подвиг.
– По моей вине погибли люди на борту «Красного гонца». Я допустил преступную небрежность и хочу искупить свой грех. Позвольте мне занять место на носу первой шлюпки.
– Чтобы командовать первым отрядом нападающих?
– Нет-нет, – торопливо возразил Локк. – Чтобы первым взойти на борт. Если уж нам суждено кровь пролить, пусть моя первой прольется. Может, это спасет того, кто будет у меня за спиной.
– И мне позвольте, – сказал Жан, положив руку на плечо приятеля. – Куда он, туда и я.
«Ох, да благословят тебя боги, Жан», – подумал Локк.
– Что ж, если вам хочется грудью на стрелы встать, останавливать вас я не собираюсь, – удивленно ответила Дракеша и, посмотрев на Локка, одобрительно кивнула.
Матросы помойной вахты отправились за оружием.
Лейтенант Дельмастро, со следами копоти на лице и по локоть в саже, покосившись на Локка и Жана, выступила вперед:
– Капитан, а кто первым отрядом будет командовать?
– Каждый сам за себя, Дельмастро. В каждой шлюпке будет по одному из наших людей, а драйщики пусть на месте и решают, как на борт полезут.
– Тогда командование я беру на себя.
Дракеша, окутанная клубами серого дыма, пристально взглянула на Эзри.
– Капитан, «Красного гонца» без меня взяли, – напомнила Дельмастро. – Да и вообще, не помню уже, когда в последний раз я в настоящем бою побывала. Хочется повеселиться вволю.
Дракеша краем глаза посмотрела на Жана и, помолчав, спросила:
– Повеселиться? А не напрасная ли это прихоть?
– Может, и прихоть, зато польза от нее будет.
Дракеша вздохнула:
– Ладно, Дельмастро, принимайте команду шлюпками. Только о просьбе Равейля не забудьте.
«Иначе говоря, если ему не терпится грудью на стрелы лезть, стой у него за спиной», – подумал Локк.
– Благодарю за доверие, капитан. Эй, помойная вахта! Хватайте оружие и ко мне! – крикнула Дельмастро, взбегая по шканцевому трапу. Ей навстречу шел Утгар, крепко держа за руки Паоло и Козетту.
– Равейль, а ты отчаянный, хоть и глуп как пробка, – сказал Джебриль. – Ты мне начинаешь нравиться.
До Локка донесся обрывок чьего-то разговора:
– …он дерется ловко, я сам видел. Знаешь, как он стражника приложил, когда мы «Красного гонца» украли?! Тыц ему в живот, тот и повалился как подкошенный. Погоди, он еще себя покажет.
Локку оставалось только радоваться, что он очень вовремя сбегал в гальюн, – обмочиться со страху было нечем.
На шкафуте у бочонков, набитых саблями и топориками, стояла пожилая женщина. Жан выбрал пару топориков, примерился и посмотрел на Локка, уныло разглядывавшего сабли.
– Ты хоть знаешь, что делать? – прошептал Жан.
– Не-а, – ответил Локк.
– Бери саблю и притворись, что она тебе по руке.
Локк вытащил саблю из бочонка и с удовлетворенным видом поглядел на нее.
– Эй, второй клинок за пояс не забудьте заткнуть, – крикнул Жан. – В драке пригодится, если не вам, то товарищам.
Многие матросы последовали его совету, а Жан тем временем шепнул Локку:
– Ты от меня не отходи… В общем, будь рядом и виду не подавай, что страшно. Может, у них луков не будет.
К ним присоединилась лейтенант Дельмастро, в черном кожаном доспехе и наручах, с кинжалами и саблями на перевязи. Эфесы сабель были инкрустированы сверкающими осколками Древнего стекла.
– Валора, помогите даме! – Она швырнула Жану кожаный шейный щиток и приподняла туго заплетенную косу, обнажив шею сзади.
Жан бережно надел на Эзри широкий нашейник и затянул застежки. Она благодарно кивнула и вскинула руку:
– Эй, слушайте! Пока я не дам сигнала, притворитесь богачами-путешественниками, сухопутными крысами, мол, ваши драгоценные шкуры первыми спасать следует.
Драйщикам раздали шляпы с перьями, парчовые камзолы и прочие наряды. Дельмастро схватила шелковый зонтик и сунула его Локку:
– Держи, Равейль! Если что, прикроешься.
Локк воинственно потряс зонтиком над головой; на палубе раздались сдержанные смешки.
– Так, в каждой шлюпке будет по одному моряку с «Орхидеи». Не забывайте, их жизнь ценнее вашей, – сказала Дельмастро. – Равейль и Валора сядут со мной, в шлюпку с «Красного гонца»… А еще ты и ты, – кивнула она Стреву и Джебрилю. – Как бы то ни было, на борт мы полезем первыми.
Оскарль, боцман, велел своим помощникам закрепить тали и шкентели, готовясь спустить шлюпки за борт.
– И еще одно, – сказала Дельмастро. – Если на флейте сдадутся без боя, будьте милосердны. Если сложат оружие, сохраните им жизнь. А если станут сопротивляться, убивайте без пощады, без всякого сожаления. Помните, что они решили прийти нам на помощь только после того, как увидели сигнал бедствия.
6
Из шлюпки казалось, что на «Ядовитой орхидее» и впрямь полыхает пожар. Из дымовых бочек валили клубы густого дыма, всю корму затянула непроглядная серо-черная пелена, в которой то и дело возникала фигура Замиры да поблескивало стекло подзорной трубы. Матросы, установив помпы у борта (чтобы их лучше было видно с флейта), суетливо забирали воду, направляя парусиновые шланги в сторону дыма, словно тушили пожар, хотя на самом деле просто скатывали палубу.
Локк, с нелепым зонтиком в руках и в шитом серебром камзоле, накинутом на плечи, сидел на носу лодки. На передней скамье устроились Жан с Джебрилем, за ними – Стрев и лейтенант Дельмастро, а на корме расположился юный Витторе, совсем еще мальчишка, который останется приглядывать за шлюпкой, когда они взберутся на борт флейта.
Толстобокий корабль с округлой кормой и носом приближался с севера, – похоже, «Ядовитую орхидею» они перехватят минут через десять.
– Ну что, беритесь за весла, – сказала Дельмастро. – Как бы нас не заждались.
Все три шлюпки покачивались на волнах в сотне ярдов к юго-востоку от «Орхидеи». Четверо гребцов в первой лодке дружно взмахнули веслами, и остальные последовали их примеру.
Шлюпка бежала по небольшим волнам; солнце понемногу начинало припекать – с «Ядовитой орхидеи» они спустились в половине восьмого утра. Весла мерно поскрипывали в уключинах. Вот «Орхидея» осталась позади, а флейт находился примерно в полумиле к северо-востоку. Если на торговом судне сообразят, что их заманивают в ловушку, и решат уходить на север, то «Ядовитая орхидея» поднимет все паруса и пустится в погоню; а если вздумают повернуть на юг, то шлюпки пойдут им наперерез.
– Равейль, там под скамьей резак, – сказала Дельмастро.
Под носовой банкой и впрямь обнаружилось уродливое приспособление с длинными деревянными ручками и металлическими режущими пластинами.
– Вот этот, что ли? – спросил Локк.
– Он самый. Если бритвенной сетью борта затянут, нам худо придется: покуда до палубы доберемся, всех на куски разрежет. Так что в сетке надо проделать проход. Во что бы то ни стало. Понятно?
– Ага, понятно. Хоть умри, но прорежь.
– Одно хорошо – бритвенную сеть устанавливать сложно, с ней зря возиться не станут. Тем более они собрались принять на борт потерпевших. Так что, если подвоха не учуют, мы сможем близко подобраться, а потом на установку сетки у них времени не останется.
– А по какому сигналу начнем?
– Ну, нашего сигнала никто не пропустит.
7
Замира Дракеша стояла на юте у штирборта, подальше от дыма, и придирчиво рассматривала флейт в подзорную трубу: округлый нос корабля покрывала замысловатая резьба, по крутым бортам, выкрашенным в черный цвет, змеились узоры позолоты. Великолепно! Раз корабль не обшарпанный, то и груз на нем ценный, а может, и деньги в сундуках.
Два офицера на носу флейта направили на «Ядовитую орхидею» свои подзорные трубы. Капитан Дракеша призывно помахала, но ответа не получила.
– Ладно, невежи, – пробормотала она. – Я вас научу, как себя вести.
Флейт подошел уже на четверть мили; видно было, как по палубе снуют темные фигурки матросов. Вот дрогнули паруса на реях, нос удлинился… они что, улепетывать собрались? Нет, просто скорость снижают, поворачивают на румб к штирборту, хотят подобраться поближе – но не слишком близко. На палубе установили помпу, направили поток воды из парусинового шланга на гроты и фоки – разумное решение, чтобы огонь с пострадавшего судна не перекинулся на флейт.
– Сигнальщики, готовьсь! – скомандовала Дракеша.
– Есть, капитан! – донеслось из-за дыма.
Три шлюпки приближались к флейту. На носу первой сидел Равейль под шелковым зонтиком, издалека похожий на тоненький серебристый гриб с обвислой белой шляпкой. А вон и Валора, и Эзри… Ох, Эзри… Пришлось согласиться на ее дурацкую просьбу, не позориться же перед помойной вахтой!
«Если, по милости богов, вернется целой и невредимой, ну и задам же я ей взбучку…» – подумала Дракеша.
Офицеры на флейте перешли с носа на левый борт – откормленные, разнаряженные в пух и прах… И не жарко им? Эх, глаза уже не такие острые, как двадцать пять лет назад! Что они там делают? Обрадованно толкают друг друга в бок, горящий бриг рассматривают?
– Капитан? – спросил кто-то из сигнальщиков.
– Погоди… – сказала Замира. – Погоди…
Расстояние между «Ядовитой орхидеей» и ее жертвой неумолимо сокращалось с каждой секундой. Вот флейт замедлил ход, повернул, лег в дрейф… Его сносило все ближе и ближе. Один из офицеров на борту флейта указал на бриг, схватил другого за плечо, снова махнул рукой. Оба поднесли к глазам подзорные трубы.
– Ха! – воскликнула Дракеша.
Все, теперь не уйдут. К ней словно бы вернулась молодость, тело налилось свежей силой. О боги, какое блаженство видеть, как жертва трепещет, осознав свою участь! Замира сложила подзорную трубу, схватила рупор и громовым голосом скомандовала:
– Лучники, готовьсь! Всем наверх! По местам стоять! Дымовые бочки тушить!
«Ядовитая орхидея» содрогнулась. Семьдесят вооруженных моряков, стремглав взбежав по трапам, с торжествующими воплями высыпались на палубу. Из-за мачт вышли лучники, опустились на колено, навели сверкающие луки на флейт.
Даже без подзорной трубы видно было, как суетятся офицеры и матросы на палубе торгового судна.
– А вот теперь пусть от страха в штаны наложат! – выкрикнула она. – Флаг поднять!
Три желтых вымпела, вздрогнув, сползли с флагштока на корме в серую пелену, а на их месте из тяжелых клубов черного дыма взметнулся огромный алый стяг, яркий, как утреннее солнце над грозовыми тучами.
8
– Налегай! Живей! – скомандовала лейтенант Дельмастро.
Как только кроваво-красный флаг взвился над кормой «Ядовитой орхидеи», а у штирборта собралась толпа улюлюкающих моряков, три шлюпки стрелой полетели по волнам.
Локк скинул с плеч камзол и вместе с зонтиком швырнул за борт, запоздало сообразив, что делать этого не стоило, – наряд стоил немалых денег. Отвесные деревянные борта флейта плавучей крепостью стремительно надвигались на шлюпку. Дыхание Локка сбилось, он прерывисто глотал воздух, не представляя, как сейчас ринется в бой… Зачем? О боги, чем он думал?! Он закусил губу чуть ли не до крови, побелевшими пальцами вцепился в планширь. Тьфу ты, подвигов ему захотелось! Нет, так нельзя… Он задышал размеренно и глубоко, постепенно успокаиваясь.
Да, Локк Ламора мал и слаб, но Каморрский Шип неуязвим. Ему не страшны ни клинки, ни волшба, ни насмешки. У его ног истекал кровью Сокольник. От его ножа погиб Серый король. Через его руки прошли целые состояния…
Локк улыбнулся, неторопливо вытащил саблю из ножен, занес ее над головой и замахал что есть силы.
Три шлюпки шли почти бок о бок, вода белыми бурунами пенилась за кормой. Через минуту они достигнут цели – и Локк намеревался взобраться на борт под личиной своего величайшего творения, в ореоле его неувядающей славы. Может, жить ему оставалось лишь несколько мгновений, но, во имя всех богов, он проживет их в обличье легендарного Каморрского Шипа… в обличье капитана Оррина Равейля!
Он вскочил на нос шлюпки и застыл в героической позе, угрожающе наставив клинок на флейт, будто намереваясь пробить зияющую дыру в борту.
– За мной, «орхидеи»! Вперед, за призом! Налегай! Мы всех богаче! Мы всех умнее!
«Ядовитая орхидея» выскользнула из облака дыма, будто из громадной призрачной руки с серыми пальцами, беспомощно цеплявшимися за корму. Моряки на палубе в последний раз торжествующе завопили и умолкли. Захлопали и заполоскали паруса на реях – Дракеша торопливо приводила бриг к ветру, чтобы с правого галса зайти вровень с флейтом, стать бок о бок к левому борту и начать сабельный бой.
В наступившей тишине с палубы флейта донеслись испуганные вопли, отчаянные споры и команды вразнобой. Перекрывая шум, откуда-то раздался пронзительный крик в рупор:
– Спасите! Помогите! Во имя всех богов, умоляю, спасите нас…
– А это еще что? – удивилась Дельмастро. – Обычно нас иначе встречают…
Времени на раздумья не оставалось. Шлюпка подошла к флейту, ткнулась носом в мокрую обшивку подветренного борта. Корабль чуть накренился, – казалось, он вот-вот завалится набок и раздавит шлюпку. К счастью, с борта свисали какие-то канаты и высадочная сетка – Локк тут же подпрыгнул, вцепился в нее одной рукой и замахал саблей:
– «Орхидеи»! За мной!
Продолжая выкрикивать что-то несусветное и не помня себя от страха, он карабкался по мокрым шершавым веревкам, пока рука не нащупала край борта. Локк сжал зубы, неуклюже, но с яростью махнул саблей – на случай, если у борта кто-то стоял, – подтянулся, перевалился через поручень и вскочил на ноги, завопив как безумец.
На палубе царило смятение. На Локка никто не обращал внимания. Не было ни бритвенных сетей, ни лучников, ни стены сабель и пик, – похоже, команда флейта и не собиралась давать отпор пиратам. Матросы в страхе метались по палубе. У ног Локка дохлой бурой змеей свернулся брошенный парусиновый шланг, из которого слабо струилась вода, собираясь в лужицы на планках.
Один из матросов, поскользнувшись на бегу, повалился к ногам Локка, который тут же занес над ним саблю. До смерти перепуганный матрос умоляюще воздел руки и простонал:
– Мы хотим сдаться! Хотим! А они нам не позволяют! О боги, помогите!
– Кто вам не позволяет?
Матрос махнул в сторону кормы.
Локк резко обернулся и…
– Проклятье! – выдохнул он.
На юте стояли человек двадцать, неуловимо похожие друг на друга: крепкие, загорелые, мускулистые, с аккуратными бородками и мелкими косичками до плеч, унизанными бусинами. На головах – зеленые тюрбаны; руки сплошь покрыты черно-зеленой вязью татуировок – строками священных виршей.
Джеремиты-Искупители… Эти религиозные фанатики и изуверы пребывали в твердом убеждении, что своими деяниями спасают проклятый, погрязший во грехе остров Джерем. Посвятив себя джеремским богам, они изгоями скитались по свету, смиренные и кроткие, как монахи, – до тех пор, пока им никто не угрожал. Однако их священный обет заключался в том, что при первом же признаке опасности, угрозы или проявлении насилия они должны безжалостно уничтожить противника, посмевшего поднять на них руку, либо с честью погибнуть во славу Джерема.
Сейчас все они напряженно уставились на Локка.
– Поганый нечестивец сулит алое очищение! – завопил один из Искупителей, вздымая огромную дубину из ведьмина дерева, утыканную медными шипами. – Омоем души в крови язычника! Сразим его во имя святого Джерема!
Толпа джеремитов устремилась вниз по шканцевому трапу. Тут-то Локк и услышал, как вопят настоящие безумцы. Какой-то матрос не успел убраться с их пути; главарь джеремитов небрежным взмахом дубинки расколол ему череп, будто арбуз, и тело несчастного превратилось в жуткое месиво под ногами фанатиков.
Локк, до глубины души пораженный доселе невиданным зрелищем – на него сокрушительной лавиной неслась сама смерть, – от неожиданности захохотал прерывистым, захлебывающимся смехом. Страх, пронизывающий до мозга костей, странным образом обернулся внезапной, полнейшей свободой. Локк воздел над головой бесполезную саблю и, будто пылинка, подхваченная ветром, бросился в атаку, вопя на бегу:
– Сволочи! Пробил ваш смертный час! Я, Равейль, посланник богов! Пришла ваша погибель! Всех на куски порублю!
От неминуемой смерти Локка спасло только весьма своевременное вмешательство Жана.
Главарь джеремитов, обезумевший великан, занес над головой Локка дубину с окровавленными медными шипами, сверкающими на солнце. Внезапно в искаженное бешенством лицо громилы вонзился топорик, выбив глаз, раздробив скулу и погрузившись в череп по самый обух. Локк упал навзничь, сраженный не ударом тяжелой дубины, а джеремитом, повалившимся на него без чувств; пока он тщетно пытался высвободиться из-под тела, бьющегося в предсмертных судорогах, горячая струя крови заливала ему лицо и шею. Чьи-то расплывчатые силуэты метались по палубе, топотали, вопили и сбивали друг друга с ног.
Мир превратился в бессвязный набор образов и ощущений; Локк безуспешно пытался в них разобраться…
Вот топоры и копья, предназначенные для него, пронзили тело поверженного джеремита… Вот он отчаянно замахал саблей, чувствуя, как клинок впивается в незащищенную плоть и располосовывает бедро Искупителя… вот Жан поднял его на ноги… Вот Джебриль и Стрев помогли матросам «Ядовитой орхидеи» взобраться на борт флейта… Вот лейтенант Дельмастро, сражаясь бок о бок с Жаном, изукрашенным эфесом своей сабли превратила лицо джеремита в кровавое месиво…
Тени, сумятица, невнятные выкрики.
Под неутомимым напором Искупителей держаться близ Жана было невозможно. Локка опять сбили с ног, он откатился влево, вслепую тыча саблей. Палуба и небо завертелись перед глазами, и внезапно он ощутил под собой пустоту…
Решетка грузового люка была распахнута; в глубине трюма мелькнули фигуры троих Искупителей.
Локк торопливо отполз вправо, поднялся на ноги, чудом увернулся еще от одного джеремита и, отчаянно отбиваясь, попытался продвинуться влево, чтобы отойти подальше от люка, но слева, потрясая окровавленным копьем, наступал очередной Искупитель.
Понимая, что с двумя джеремитами ему не справиться, Локк заметил, что над распахнутым люком висит грузовая сетка с огромной тяжелой бочкой, которую перед самым нападением пиратов зачем-то достали из трюма.
Он с ожесточением замахал саблей, на миг заставив противников отступить, оттолкнулся от палубы и подпрыгнул. От удара о бочку в голове загудело, но Локк вцепился в сетку, болтая ногами в воздухе, как человек, бегущий по воде. Сетка раскачивалась, будто маятник, однако Локк ухитрился взобраться на верх бочки, откуда ему открылась панорама сражения. С левого борта на джеремитов набрасывались все новые и новые моряки с «Ядовитой орхидеи»; Дельмастро и Жан теснили основные силы Искупителей к шканцевому трапу. Близ Локка противники сошлись в безжалостной схватке, звенели клинки, мелькали зеленые тюрбаны и непокрытые головы…
Внезапно в бочку вонзилось вороненое острие копья, и Локк снова замахал саблей, сообразив наконец, что висящая над трюмом бочка – не самое надежное укрытие. Искупители в трюме тоже его заметили и истошно завопили, явно замышляя недоброе.
Срочно следовало что-то предпринять.
Локк ухватился за один из канатов, на которых была подвешена сетка, и подпрыгнул, уворачиваясь от очередного выпада копья. На то, чтобы перерезать все канаты, времени не оставалось. Локк лихорадочно вспоминал все, что Кальдрис рассказывал об устройстве талей – грузоподъемных механизмов на судне. Блоки, шкивы… Тут он заметил тугой канат, уходивший от подъемного механизма к блоку в углу грузового люка, а оттуда – на палубу, где не утихало сражение. Канат тянулся до самого якорного шпиля. Вот если его перерезать…
Сжав зубы, Локк рубанул по канату серединой сабли, чувствуя, как клинок впивается в пеньку. Над самым плечом просвистел топорик: на палец ниже – и все было бы кончено. Локк раз за разом ударял по канату – четвертый удар перерубил его до середины, а под весом бочки он и вовсе лопнул, и Локк, зажмурившись, вместе с бочкой полетел в трюм.
Кто-то отчаянно завопил, что, в общем-то, совпадало с желанием самого Локка.
Бочка с грохотом стукнула о палубу трюма; в падении неведомая сила сначала прижала Локка к верхней крышке так, что он больно ушиб подбородок, а потом бесцеремонно отбросила в сторону, где на него плеснуло что-то теплое, со знакомым запахом… Из бочки хлестало пиво.
Локк со стоном поднялся на ноги. Один Искупитель, замешкавшись, принял смерть от бочки, свалившейся ему прямо на голову; двух других всего лишь оглушило, и сейчас они неуверенно пытались нащупать оружие. Локк метнулся к ним и сноровисто перерезал обоим горло с такой быстротой, что они и сообразить ничего не успели. К нему вернулось хладнокровие, – в конце концов, это схваткой не назовешь, больше похоже на привычную воровскую работу. Впрочем, сила привычки едва не стала причиной его гибели. Пока он, все по той же воровской привычке, искал, обо что вытереть клинок, в трюм с высоты семи футов соскочил джеремит с копьем. К счастью для Локка, противник оскользнулся в коварной луже пролитого пива и повалился навзничь. Локк решительно вонзил клинок в грудь джеремита, выхватил у него из рук копье и прошептал:
– Правду говорят – от выпивки все зло.
Сражение на верхней палубе продолжалось, а Локк со своей убогой победой оставался в трюме.
Четыре трупа… В честном бою он и с одним противником ни за что не справился бы, а этих убил жульничеством, плутовством, по чистой случайности или просто по невероятному везению. Угрызений совести не облегчало даже осознание того, что джеремиты предпочитали умереть, а не сдаваться, да и сами убивали без пощады. Недавнее возбуждение исчезло без следа. В конце концов, Оррин Равейль – всего лишь маска лицедея, а Локк Ламора…
Локка мучительно стошнило на груду сетей и парусов. Едва он разогнулся, опираясь на копье, как сверху раздался удивленный возглас:
– О боги!
Чуть погодя в люк осторожно спустились Джебриль и два моряка с «Ядовитой орхидеи». Локк поспешно утер рот рукавом, надеясь, что никто не заметил его минутной слабости.
– Четверо?! – изумленно воскликнул Джебриль. Сквозь прорехи в рубашке виднелся длинный кровоточащий порез на груди. – Ну и дела, Равейль! А я-то Валоры опасался…
Локк, переведя дух, спросил:
– Кстати, как там Жером?
– Прекрасно. Они с лейтенантом Дельмастро на юте джеремитам жару задают.
Локк кивнул и копьем ткнул в сторону кормы:
– Пойдем в капитанскую каюту, пора со всем этим заканчивать.
Они бегом помчались по нижней палубе; при их появлении испуганные безоружные моряки жались к стенам. Из-за запертой, обитой железом двери капитанской каюты доносились приглушенные восклицания и суматошные шорохи.
Локк забарабанил в дверь.
– Эй, чего вы там затаились?! – завопил он и с усталой улыбкой обернулся к Джебрилю. – История повторяется, правда?
– Все равно вам дверь не выломать, – послышалось в ответ.
– Надо бы навалиться посильнее, – посоветовал Джебриль.
– Погоди, сначала попробуем не силой, а умом взять, – сказал Локк и повысил голос: – Во-первых, хоть дверь и железом обита, а кормовые окна застекленные. Во-вторых, считаю до десяти: не откроете, я ваших людей на шканцы выведу и всех до одного перережу. Никого не пощажу. А вы будете их предсмертные стоны слушать.
Шорохи в каюте смолкли. Локк хотел было начать отсчет, но тут с лязгом защелкали замки, дверь скрипнула и приоткрылась. Из каюты вышел невысокий пожилой человек в длинном черном камзоле и торопливо забормотал:
– Подождите! Я сдаюсь! Я бы раньше сдался, да Искупители нам не позволили. Я от них в каюте укрылся. Убейте меня, только моих людей пощадите, умоляю!
– Вот еще глупости! – сказал Локк. – Тех, кто не оказывает сопротивления, мы не убиваем. Хотя, конечно, приятно убедиться, что совесть у вас есть. Значит, вы – капитан корабля?
– Анторо Нера, к вашим услугам.
Локк ухватил его за грудки и потянул в тамбур:
– Что ж, пойдемте на палубу, капитан Нера. Похоже, с Искупителями мы уже разобрались. Кстати, как они у вас на борту оказались? В плавание решили отправиться?
– Это наша охрана, – ответил Нера.
Локк обомлел:
– Вы с ума сошли?! Вы что, забыли, что при первом же появлении опасности они теряют волю и, как безумцы, рвутся в бой?
– Да владельцы корабля моих возражений не слушали! Навязали мне джеремитов груз охранять – они ж не за деньги работают, а за прокорм. Вот торговцы и решили, что Искупители одним своим присутствием на борту любого врага отпугнут.
– Отлично придумано! Только для того, чтобы эта уловка сработала, о ней следует предупреждать заранее. Мы вот и не подозревали, что ваш корабль под охраной джеремитов.
Локк вывел капитана Неру из тамбура на ют, залитый ярким солнечным светом. Кто-то из моряков «Ядовитой орхидеи» торопливо спускал флаг торгового корабля. Палуба была завалена трупами – в основном джеремиты: зеленые тюрбаны размотались, на лицах застыло умиротворенное выражение. Там и сям виднелись поверженные тела несчастных матросов флейта, а у трапа неподвижно лежал Аспель с развороченной грудью.
Встревоженно оглядевшись, Локк отыскал взглядом Жана. Тот сидел на корточках у поручней правого борта, склонившись над лейтенантом Дельмастро, которая, с разметавшимися волосами и окровавленной правой рукой, привалилась к лееру. Жан торопливо оторвал лоскут от подола рубахи и принялся перевязывать раны Эзри.
Локк вздохнул – с облегчением, к которому примешивалась смутная обида и зависть, потому что обычно это его самого, до полусмерти избитого в какой-нибудь потасовке, заботливо отхаживал Жан. Да, случалось, что в пылу сражения приятели неизбежно теряли друг друга из виду, но сейчас Локка снедало ревнивое беспокойство: в этот раз Жан не стал разыскивать его в гуще битвы, чтобы защитить и уберечь от опасности.
«Нечего зря дурью маяться, – одернул себя Локк. – У Жана и без того забот хватает!»
– Жером! – окликнул он.
Жан обернулся и едва не произнес привычное «Л…», но тут же опомнился:
– Оррин! О боги, что с тобой?!
«А что со мной такого?» Локк недоуменно оглядел рубаху и штаны, насквозь пропитанные кровью, потом провел рукой по лбу, считая, что утирает капли пота или пивные брызги, и с удивлением обнаружил на ладони влажное красное пятно.
– Это… нет, со мной все в порядке, – сказал он. – Вроде бы.
– Я тебя уже искать собрался… – вздохнул Жан. – Эзри… лейтенант Дельмастро…
– Ступайте уже… – простонала она. – Подумаешь, какой-то придурок решил меня мачтой пристукнуть! Сейчас вот дух переведу и…
Неподалеку валялась огромная дубина, утыканная медными шипами, а рядом с ней распростерся труп джеремита с саблей Дельмастро в горле.
– Лейтенант, позвольте представить вам капитана корабля, – сказал Локк. – Анторо Нера, прошу любить и жаловать.
Дельмастро, оттолкнув Жана, приподняла голову и попыталась расправить поникшие плечи. По лбу и из разбитых губ сползали струйки крови.
– Капитан Нера, приятно познакомиться. Я представляю победителей – ну, тех, что выстояли в сражении. Хотя, конечно, с виду и не скажешь. – Дельмастро ухмыльнулась, утирая кровь со лба. – А коль скоро за дальнейшее разграбление вашего корабля отвечаю я, меня лучше не раздражать. Кстати, как ваш корабль называется?
– «Зимородок», – ответил Нера.
– Куда идете? Что в трюмах?
– Идем в Тал-Веррар, везем пряности, вино, скипидар и древесину ценных пород.
– Ага, и джеремитов в придачу. Нет-нет, это вы объясните позже. О боги, Равейль, вы даром времени не теряли!
– Да уж! – Джебриль одобрительно потрепал Локка по плечу. – Он собственноручно четверых Искупителей убил. На бочке пива в трюм влетел, одного сразу пришиб, а потом в одиночку с тремя схватился и всех порешил! – Он восхищенно прищелкнул пальцами. – Вот так-то!
Локк со вздохом размазал кровь по предательски запылавшим щекам.
– Ну и дела! – сказала Дельмастро. – Я, конечно, удивлена, скрывать не стану. Весьма приятный сюрприз, надо сказать. Равейль, я вам даже рыбацкой лодкой командовать не позволю, а корабли захватывать – всегда пожалуйста. Похоже, сегодня половина населения Джерема искупления дождалась.
– Вы безгранично добры, – буркнул Локк.
– Послушайте, наведите-ка здесь порядок, а? А здешних людей соберите и заприте в кубрике на нижней палубе, под стражей.
– Есть, лейтенант. Кстати, Жером, может, ей лекаря надо?
– Ну, ей изрядно досталось, но…
– Бывало и хуже, – сказала Эзри. – Ничего страшного. Я в долгу не осталась. Валора, ступайте с Равейлем.
– Я…
– Ступайте, кому говорят, не то прибью, мало не покажется.
Жан подошел к Локку.
– Джебриль, проводи нашего нового знакомца в кубрик, – сказал Локк, подталкивая Неру вперед. – А мы с Жеромом остальных соберем.
– С удовольствием, – ответил Джебриль.
Локк с Жаном спустились на палубу, густо усеянную телами – джеремиты, кто-то из людей «Зимородка»… пять или шесть бывших узников Наветренного Утеса. Матросы помойной вахты и моряки «Ядовитой орхидеи», перешептываясь, странно поглядывали на Локка. До него донеслись обрывки разговоров:
– …хохотал как безумец…
– Я на борт взобрался, гляжу, а он на джеремитов несется, с саблей наперевес…
– …в жизни такого не видывал! – сказал Стрев, держа на весу сломанную руку. – Захохотал и бесстрашно помчался на…
– Ага, и кричал, что он, мол, посланник богов, джеремитам на погибель…
– Между прочим, правду говорят, – шепнул Жан. – Я, конечно, и прежде видел, на что ты способен, но это…
– Это не бесстрашие, а чистое безумие, – возразил Локк. – Я от страха вообще ничего не соображал.
– А в трюме…
– А в трюме одного бочкой сразу пришибло, еще двоих оглушило, и я им горло перерезал, пока не очухались. Ну а четвертый в луже пива ненароком оскользнулся, я его и прикончил, чтоб не мучился. Все как обычно, Жан. Сам знаешь, боец из меня никудышный.
– Но они-то этого не знают! Так что все вышло как нельзя лучше.
К грот-мачте привалилось обмякшее тело Маля с торчащей в груди саблей.
– Как нельзя лучше, говоришь? – мрачно переспросил Локк. – Как-то мне в это слабо верится.
Жан опустился на колени, закрыл Малю глаза.
– Оно и понятно, – вздохнул он и, замявшись, нерешительно продолжил: – Кстати, у нас, похоже, возникли серьезные затруднения…
– У нас? Затруднения? Да не может быть! Ты о чем?
– Понимаешь, пираты… Ну, они ведь наши люди. Наши! Воры они, не видишь, что ли? И Страгосу на растерзание их отдавать нельзя. Мы на это просто не имеем права!
– По-твоему, лучше сдохнуть?
– Ну, Страгос нас так или иначе убить собирается.
– Чем дольше мы его будем убеждать в своей покорности, чем лучше выполним его дурацкое задание, тем больше разузнаем о проклятом противоядии. Главное – выиграть время, а там, глядишь, он ошибку допустит… Вот тогда мы что-нибудь и придумаем.
– Что-нибудь придумать гораздо легче, если поддержкой наших людей заручиться. Сам посуди, они, как и мы, воровством живут. Они от нас ничем не отличаются! А наши заповеди гласят…
– Эй, не учи ученого!
– А по-моему, тебе самое время…
– Слушай, тем, кого мы из Тал-Веррара привели, я больше ничего не должен. И они, и все остальные – для нас с тобой чужаки, люди посторонние. А чтобы со Страгосом посчитаться, я на любые жертвы пойду. Конечно, хорошо бы без лишних жертв обойтись, но если придется, то я готов и этот, и еще десяток кораблей на дно пустить…
– О боги, – прошептал Жан. – Что ты несешь?! Тебя слушать страшно. Я себя каморрцем считал, но ты… Ты – живое воплощение Каморра. Ты же только что о них скорбел, сволочь ты этакая, а теперь рвешься утопить, и все ради своего дурацкого отмщения…
– Ради нашего отмщения, – заявил Локк. – Ради наших жизней.
– Нет, так нельзя.
– И что ты предлагаешь? Здесь оставаться? Провести пару беспечных недель на архипелаге Призрачных ветров, а потом безропотно сдохнуть от яда?
– Ну, если так карта ляжет…
«Ядовитая орхидея», убрав паруса, встала у кормы «Зимородка», под ветром. На борту «Орхидеи» громогласно прозвучало троекратное «ура».
– Слышишь? Так своих приветствуют, – сказал Жан. – Нас с тобой. Мы теперь – не помойная вахта, а пираты.
– Все равно они чужа…
– Нет, не чужаки, – возразил Жан.
– Ну… – Локк взглянул на корму, где лейтенант Дельмастро стояла у штурвала «Зимородка». – Для тебя, может, кое-кто и не чужой, а вот для меня…
– Знаешь что…
– А, мне все равно, за какими развлечениями ты здесь время коротаешь, – поморщившись, сказал Локк. – Главное – о нашем деле не забывай. А наше дело – со Страгосом расправиться.
– Я? За развлечениями?! – сердито выдохнул Жан, готовый с кулаками наброситься на Локка. – О боги, так вот что тебя мучает! Вот почему у тебя на душе свербит! Да, ты себя убедил, что самой желанной для тебя женщины не заполучить, и в своем отчаянии возомнил, что и все остальные о том же скорбят безмерно.
Локк отшатнулся, словно пронзенный клинком в сердце:
– Жан, не смей даже…
– Что – не смей? Сколько можно упиваться своим несчастьем, носиться с ним как со святой реликвией?! Не смей упоминать Сабету Белакорос… Не смей говорить о представлениях… о Джасмере, об Эспаре, о прочих делах, которые мы вместе проворачивали… Между прочим, мы с тобой девять лет бок о бок с ней прожили! И о ней я не упоминаю исключительно потому, что тебя расстраивать не хочу… Тьфу ты! Я обетов воздержания не давал и жить монахом не намерен! В конце концов, я не твоя тень, у меня своя жизнь есть…
Локк отпрянул:
– Жан! Жан, я не… Я не хотел…
– И ради всех богов, прекрати называть меня Жаном!
– Да-да, конечно… – холодно произнес Локк. – Всенепременно. А то мы так увлечемся, что о лицедействе забудем. Нижние палубы я сам осмотрю. Ступай к своей Дельмастро, а то она еле на ногах стоит. Вон, видишь, за штурвал схватилась, чтобы не упасть.
– Ты…
– Ступай уже, – сказал Локк.
Жан собрался было уходить, но остановился:
– Пойми, я любую участь с тобой разделю, никогда тебя не покину, но этих людей ни за что не предам, даже ради нас с тобой. А если ты считаешь, что это ради нас с тобой необходимо, то я тебе не позволю.
– Погоди, я не понял… Что все это значит?
– А то и значит, что тебе есть о чем подумать, – буркнул Жан и ушел.
Моряки «Ядовитой орхидеи» запрыгивали на палубу флейта, сцепляли борта кораблей крюками, закрепляли канатами.
– О Святые Сущности! – воскликнул Утгар. – Равейль, нам лейтенант о твоих подвигах рассказала! Джеремиты… Ну ты и отличился!
Труп Маля по-прежнему лежал у грот-мачты; Жан, бросившись к штурвалу, подхватил на руки обессиленную Эзри. Локк, обведя корабль рассеянным взглядом, с размаху воткнул саблю в палубу; клинок закачался из стороны в сторону.
– Да уж, отличился… – вздохнул Локк. – Победа снова за мной. Ура!