– …И отсюда, из этого прелестного уголка, мы ринемся навстречу смерти, – сказал Локк.

Прошло полгода с его возвращения из Салон-Корбо; четыре изящных кресла покоились в надежно запертой кладовой гостиного двора «Вилла Кандесса». На исходе зимы грянули веррарские холода – пот прошибал только после долгой усердной разминки.

Примерно в часе быстрой езды на север от Тал-Веррара, за полями у деревеньки Во-Сармара, начинались заросли ведьмина дерева и янтернии, а за ними серой раной зияло широкое ущелье. Локк и Жан стояли на жухлой траве у обрыва и задумчиво рассматривали отвесную стофутовую стену и россыпь гравия под ней.

– Я так и знал, что чаще надо было упражняться в скалолазании, – сказал Жан, выпутываясь из веревки, наискосок – с правого плеча до левого бедра – обвивавшей его торс. – Но в последнее время все как-то случая не представлялось.

– Ага, в Каморре мы все больше вперехват карабкались – что вниз, что вверх, – поддакнул Локк. – Не помню, ты с нами был, когда мы на башню в имении госпожи де Марры решили залезть? Лет пять или шесть назад? Нас с Кало и Галдо голуби тогда чуть до смерти не заклевали.

– Был, конечно! Вы на башню полезли, а меня во дворе оставили караулить. И голубей помню – я тогда со смеху едва не обоссался.

– А нам наверху не до смеха было. Знаешь, какие у них клювы острые!

– Смерть от тысячи клевков… – ухмыльнулся Жан. – О вашей жуткой участи сложили бы легенды, а я бы написал огромный труд о каморрских голубях-людоедах, и меня бы приняли в Теринский коллегий. С большим почетом. Мы с Клопом поставили бы братьям Санца памятник с мемориальной доской, как полагается.

– А мне?

– Ну, про тебя тоже бы упомянули. Мелкими буковками. Если бы на доске место осталось.

– Дай веревку, а то живо узнаешь, сколько до края обрыва места осталось, – пригрозил Локк.

С бухтой плетеной веревки из полушелка (много легче, прочнее и гораздо дороже обычной пеньковой) он отошел футов на тридцать от обрыва, отыскал на лесной опушке старое ведьмино дерево, туго обмотал веревку вокруг толстого – шире Жановых плеч – ствола и задумчиво уставился на распущенный конец, вспоминая, как вязать узлы.

Наконец, разглядывая унылую панораму окрестностей, он неуверенно зашевелил пальцами. С северо-востока дул холодный ветер, небо затянуло туманным бельмом. Карета, в которой приехали приятели, стояла в трехстах ярдах от ущелья, у дальней опушки леса, – Локк с Жаном вручили кучеру глиняный кувшин пива и плетеную корзинку с закусками, приготовленными поваром гостиного двора, и пообещали вернуться через пару часов.

– Жан, якорный узел так вяжут? – спросил Локк.

– Кажется, так. – Жан кивнул, взвесил на ладони узел, закрепивший веревочную петлю вокруг ствола, и для верности добавил к рабочему концу веревки еще один узел внахлест. – Вот, теперь порядок.

Они с Локком обмотали ствол еще тремя веревками и закрепили их якорными узлами, украсив ведьмино дерево гирляндами полушелка. Отложив запасные веревки, приятели скинули длинные камзолы и жилеты, под которыми оказались тяжелые кожаные пояса с железными кольцами.

Пояса несколько отличались от воровских обвязок, высоко ценимых каморрскими грабителями, поскольку были изготовлены для моряков, – среди владельцев торговых кораблей были и те, кто заботился о безопасности команды. Локку и Жану пояса достались по дешевке, избавив от необходимости обращаться за обвязками к веррарским умельцам, которые, несомненно, хорошо запомнили бы необычный заказ. Реквину об этом знать не стоило – до поры до времени.

– Так, все. Вот твоя восьмерка. – Жан передал Локку тяжелое спусковое устройство – два железных кольца, одно меньше другого, скрепленные толстой полосой посредине, – а вторую восьмерку оставил себе; пару недель назад их выковал по его просьбе кузнец с полуострова Истрия. – Давай сначала твои веревки закрепим, и основную и страховочную.

Локк прикрепил восьмерку к кольцу на поясе, протянул через нее одну из прикрепленных к дереву веревок и отбросил рабочий конец к обрыву; вторую, страховочную веревку туго закрепили в кольце на противоположном боку. Каморрские воры часто работали «нагишом», без страховочной веревки, на случай обрыва основной, но сегодня Жан с Локком решили обойтись без острых ощущений.

Спустя несколько минут закрепили и веревки на поясе Жана. Теперь каждый из приятелей был привязан к дереву двумя веревками, как марионетка. Одеты каморрские воры были легко – рубашки, штаны, походные сапоги и кожаные перчатки; вдобавок Жан водрузил на нос очки.

– Похоже, сегодня отличный день для спуска, – сказал он. – Давай, проси благословения, прежде чем проститься с твердой землей.

– О Многохитрый Страж! – начал Локк. – Люди глупы. Спаси и обереги нас, дураков, от самих себя. А если не выйдет, то пусть все случится быстро и безболезненно.

– Отлично сказано… – Жан вздохнул полной грудью. – Ну что, сигаем на счет три?

– Ага.

Бухты основных веревок, сброшенные с обрыва, с тихим шелестом развернулись в воздухе.

– Раз, – сказал Локк.

– Два, – сказал Жан.

– Три! – выкрикнули они в один голос и, подбежав к краю обрыва, с гиканьем прыгнули в ущелье.

На мгновение Локку померещилось, что его желудок и туманное серое небо кувыркнулись одновременно. Веревка натянулась, и стена ущелья стремительно – пожалуй, слишком стремительно – двинулась на Локка. Он маятником качнулся вперед, согнув ноги в коленях, чтобы погасить силу удара, – этот прием он накрепко затвердил еще в детстве, – и влетел в стену ущелья футах в восьми над краем обрыва. Жан с глухим стуком ткнулся в камень на два фута ниже, чем приятель.

– Эх! – выдохнул Локк; стук сердца отдавался в ушах, заглушая шум ветра. – Слушай, а нет другого способа проверить, можно ли доверять канатных дел мастеру?

– Уф! – Жан поудобнее оперся ступнями о камень, обеими руками держась за веревку.

Восьмерки очень облегчали спуск, потому что с их помощью тормозить было легче, – весьма полезное усовершенствование в сравнении с тем способом, которому приятелей учили в детстве. Разумеется, они и сейчас могли спуститься по веревке без помощи добавочных приспособлений, тормозя руками и ногами, но при свободном соскальзывании всегда существовала опасность ненароком ободрать выдающийся – и весьма ценный – орган мужской анатомии.

Приятели немного повисели у стены ущелья, разглядывая открывшийся им вид. Над головой неслись облака. Веревки свисали с обрыва не до самого дна ущелья, а примерно на половину его глубины – ради первого раза Локк и Жан решили не перетруждать себя и оставить долгий спуск на потом.

– Знаешь, – сказал Локк, – вот именно в этой части нашего замысла я был не очень уверен. Должен признать, что раздумывать о спуске с такой высоты гораздо проще, чем сигать с обрыва, зная, что от встречи с Азой Гийей тебя отделяют всего лишь две веревки.

– Веревки и обрывы – пустяки, – заметил Жан. – Главное – не встретить голубей-людоедов.

– Эй, вот сам и клюнь себя в жопу!

– Да я серьезно! Страшно же… Представляешь, какой ужас, если последним знаменательным событием в нашей жизни станет меткий клевок?

– Жан, по-моему, страховочная веревка на тебя тяжелым грузом давит. Может, перерезать ее? Делов-то…

Пару минут приятели дурачились, шутливо переругиваясь, пинаясь и толкаясь. Худоба и верткость Локка обычно давали ему преимущество перед сильным, но грузным Жаном, однако сегодня сила одерживала верх над ловкостью. Наконец, из чувства самосохранения, Локк предложил продолжить спуск.

– Ладно, давай футов на шесть спустимся, – согласился Жан. – Останавливаемся одновременно, по моему знаку.

Оба ухватились за туго натянутые основные веревки и, потихоньку вытравив трос из спусковых устройств, плавно опустились ярда на два.

– Стоп! – крикнул Жан.

– А что, неплохо, – заметил Локк. – Похоже, старые уроки не забываются.

– Да уж! Впрочем, после того, как я из Обители Откровения вернулся, мне эта забава разонравилась. Это вы с братьями Санца развлекались… Ну и Сабета, конечно.

– Ага… – мечтательно вздохнул Локк. – Она такая была сорвиголова… и красавица. Я тогда только на нее не смотрел. Вообще-то, она веревки не любила. Бывало, сапоги скинет, волосами тряхнет… а иногда и перчатки надевать не хотела… И вот как начнет спускаться, в одной рубахе и штанах, а я…

– Сидел как зачарованный, да еще разинув рот, – добавил Жан. – Я тогда тоже вроде как не слепой был.

– Ха. Ну конечно, все замечали. О боги… – Локк, поглядев на Жана, захохотал. – Да неужели я первым ее помянул? С ума сойти… – Внезапно выражение его лица переменилось. – Жан, а с тобой мы как? Ну, в смысле, я тебя больше не раздражаю?

– Ты спятил? Мы тут с тобой болтаемся в восьмидесяти футах от смерти. С теми, кто мне не по нраву, я в такие игры не играю.

– Рад слышать.

– Да, мы с тобой…

– Эй, господа хорошие! Как вам там внизу? – послышалось с обрыва; голос был грубый, с веррарским выговором, судя по всему – деревенщина.

Локк с Жаном удивленно поглядели наверх. У края ущелья, на фоне облачного неба, виднелся чей-то силуэт – подбоченившийся человек в рваной накидке с капюшоном.

– Гм, здравствуйте, – сказал Локк.

– Славный денек для разминки.

– Вот и мы так решили, – крикнул Жан.

– Ага, денек отличный выдался, прошу прощения, господа. И вещички ваши тут первоклассные – и камзолы, и жилеты. Всем хороши, только вот в карманах пусто, хоть бы кошелек где завалялся.

– Ну, мы же не дура… Эй, не тронь наши вещи! – сказал Жан.

Приятели одновременно вжались в каменную стену, лихорадочно нащупывая трещины, за которые можно ухватиться, и выступы, в которые можно упереться.

– Как же их не трогать, когда они такие красивые?! Так и хочется прикоснуться. А уж дорогие, наверное…

– Погоди, – сказал Локк, приготовившись карабкаться вверх по стене. – Мы сейчас из ущелья выберемся, по-хорошему обо всем и договоримся.

– Ох, а еще мне хочется, чтоб вы оттуда не выбирались, господа хорошие. Вам-то все равно никакой разницы нет. – Неизвестный потряс топориком в правой руке. – Вот тут и пара колунов подходящих завалялась, рядом с камзольчиками вашими. Отличная работа, никогда таких не видал!

– Мы польщены вашей похвалой! – заорал Локк.

– Охренеть, – буркнул Жан.

– Между прочим, – сказал Локк, – наш кучер вот-вот подойдет проверить, отчего мы задерживаемся. С арбалетом.

– А, тот бедолага, что в беспамятстве под деревом валяется? Я его каменюкой приложил, вы уж извините. Он все равно пьян был в стельку.

– Как пьян? Мы ему пива совсем чуть-чуть дали.

– Так много ли ему надо, хлипкому такому? Пусть теперь полежит отоспится. Да, а арбалета при нем не было, я проверил.

– Тогда прости, мы не со зла обмануть тебя пытались.

– Так я ж понимаю, что не со зла. А придумано здорово, достоверно. Но все же позвольте полюбопытствовать, где ваши кошельки?

– А кошельки при нас, здесь, внизу, – сказал Локк. – И мы, может быть, даже согласимся их отдать, но для этого помоги нам наверх выбраться.

– Ну, вот про выбраться, вы уж не обессудьте, но мне это не с руки. Раз уж говорите, что кошельки при вас, мне проще веревки перерубить, а кошельки со дна ущелья подобрать, как случай удобный подвернется.

– На дно ущелья еще спуститься надо, а на скалолаза ты не похож, – сказал Жан. – Придется тебе попотеть ради кошелечков.

– Ради малюсеньких кошелечков, – добавил Локк. – Они у нас особые, для скалолазания, чтобы лишнего веса не прибавляли. Там и поживиться-то нечем.

– Может, вам и нечем, а мне в самый раз, – заявил незнакомец. – А на дно ущелья по обрыву лазать незачем, я обходную тропу знаю.

– Все равно… ты того, не дури, – сказал Жан. – Веревки из полушелка, их перерубить нелегко. Пока ты будешь их пилить, мы наверх выберемся.

– Все может быть, – сказал незнакомец. – Выбирайтесь, а я вас тут и встречу обухом по темечку. Расколю ваши черепушки, что суповые плошки, вот как на духу.

– Раз уж нам все равно помирать, то лучше умереть в честной драке, – сказал Локк.

– А это как вам будет угодно. И вообще, чем зря языком молоть да из пустого в порожнее переливать, я, с вашего позволения, лучше веревкой займусь. Ну и на вашем месте я б помолчал.

– Ты… Тварь ты поганая, пес шелудивый, вот ты кто! – выкрикнул Локк. – Беспомощного человека, болтающегося на веревке над пропастью, даже ребенок убить может. А настоящий разбойник в честном бою свой хлеб зарабатывает!

– Так разве ж я похож на разбойника? У меня даже и татуировок нет, к гильдиям не принадлежу. – Незнакомец встал на колени и начал орудовать Жановым топориком. – Вот уроню вас в пропасть, вы мозги расшибете – так мне и заработок. И не надо меня почем зря оскорблять.

– Ах ты мразь! – вскричал Локк. – Жалкий ссыкун! Соплежуй несчастный! Да будь ты проклят не только за алчность, но и за трусость. На бесчестных да бессовестных даже боги плюют! Пропадать тебе в ледяном аду, в кромешной тьме… Постыдился бы, о чести бы своей подумал!

– У меня чести полным-полно! Вот в аккурат тут все припасено, между пустым брюхом и сморщенным задом, который, уж не обессудьте, вам целовать придется.

– Ладно-ладно, – проворчал Локк. – Я просто проверял, можно ли тебя разозлить. Молодец! Прекрасное самообладание, таким можно гордиться. Кстати, тебе гораздо выгоднее нас из ущелья вытянуть – за нас выкуп заплатят.

– И немалый, – добавил Жан. – Мы люди важные.

– Да-да, важные, – подтвердил Локк. – И друзья у нас богатые и знатные. Вот возьмешь нас в плен, отправишь им письмо, а они тебе выкуп заплатят.

– Я бы с радостью, – сказал незнакомец, – да вот беда – грамоте не обучен.

– Так мы сами письмо напишем.

– Нет уж, благодарствую. Мало ли что вы там напишете… Вдруг потребуете не золота, а стражников и констеблей прислать? Я хоть грамоте не обучен, но соображаю, чай, не опилки в голове.

– Эй! Погоди! Не режь веревку! – Жан вскарабкался на фут выше и закрепил веревку в спусковом устройстве. – Не режь, кому говорят! Я у тебя кое-чего спросить хочу. Важное.

– Ну так и спрашивайте.

– Откуда ты взялся на нашу голову?

– Оттуда и взялся, откуда все берутся, – из мамкиного пуза, – ответил незнакомец, продолжая возиться с веревкой.

– Да я не о том спрашиваю! Ты что, все время за ущельем следишь? Сюда часто скалолазы приходят? Чего ради ты здесь засаду устроил?

– Нет, сюда никто не ходит. Вот я вас заприметил, так мне любопытно стало, зачем вас сюда принесло. Ну и решил проверить – а тут такая удача. – Он продолжал деловито орудовать топориком. – Обычно я у дороги промышляю, по лесам или по холмам.

– В одиночку?

– Да уж вдвоем-то сподручнее было бы веревки рубить… А так я один вожусь.

– Значит, у дороги промышляешь… Кареты грабишь?

– Ну да.

– А у тебя арбалет есть? Или лук со стрелами?

– Ох, чего нет, того нет, – сокрушенно вздохнул незнакомец. – Вот ваше добро продам, глядишь, и денежка появится, куплю себе оружие подходящее.

– Погоди-ка… Значит, ты разбойничаешь в одиночку и без оружия? А как же ты путников грабишь?

– Ну, тут дело такое… – смущенно ответил незнакомец. – До сих пор мне не больно везло, а вот сегодня удача улыбнулась.

– Да уж! – вздохнул Жан. – О Многохитрый Страж, за какие грехи ты нам ниспослал этого остолопа?!

– Чего-чего?

– Видишь ли, – начал Локк, – мой высокоученый друг считает, что…

– Не, я не про то…

– А, он помянул Многохитрого Стража, – сказал Локк. – Тебе это о чем-то говорит? Мы с тобой в одном братстве состоим, дружище. Всем тем, кто по жизни идет кривой дорожкой, покровительствует Великий Благодетель, Хранитель воров, Безымянный Тринадцатый… Так что прекращай заниматься глупостями и помоги нам выбраться из ущелья.

– Нет, теперь-то уж точно помогать я вам не буду! – возмущенно завопил незнакомец. – В пропасти вам самое место.

– Это почему еще?

– Потому что вы – поганые еретики! Нет никакого Тринадцатого и не было никогда. Двенадцати богам поклоняюсь, в Двенадцать богов едино верую! Был я в вашем Тал-Верраре, мне тамошние воры про Тринадцатого сказывали, только брехня все это. Порядочные люди в него не верят, а меня в истинной вере воспитали. Так что в пропасти вам самое место, нечестивцы! – И незнакомец с удвоенной силой принялся рубить веревки.

– Вот зараза! Может, его страховочной веревкой подсечь? – прошептал Жан и, качнувшись поближе к Локку, торопливо объяснил свой замысел.

Локк кивнул. Приятели ухватились за свободные концы страховочных веревок и по знаку Жана дернули что есть силы. Отчаянная уловка не удалась – веревки, свернутые бухтами у обрыва, вяло дрогнули и сползли вниз. Незнакомец поглядел под ноги, перепрыгнул через веревки и отступил подальше от края.

– Ха, поздновато спохватились, господа хорошие. Извиняйте, как говорится, да только без толку все это! – заявил он и, фальшиво насвистывая, продолжил свое занятие.

Чуть погодя до приятелей донеслось торжествующее восклицание. Одна страховочная веревка полетела в пропасть и, покачиваясь, повисла высоко над землей, прикрепленная к кольцу на поясе Локка.

– Тьфу ты! – ругнулся Локк. – Похоже, теперь он за мою основную веревку взялся. Давай сделаем так – подцепим друг друга под руки, я соскользну по твоей веревке, привяжу к концу остатки моей, и до земли останется футов двадцать. А если еще и страховочную веревку привязать, то тогда и вовсе до самого дна хватит.

– Все зависит от того, как споро у этого болвана дело пойдет, – заметил Жан. – Ты с узлами быстро справишься?

– Да уж постараюсь. Пальцы меня слушаются, а это главное. Даже если успею только одну веревку привязать, по-моему, лучше сверзиться с двадцати футов, чем с восьмидесяти.

Тут в небе глухо зарокотал гром, и на лица приятелей упали первые капли дождя.

– Вот бы со стороны поглядеть на дуралеев, что под дождем в ущелье болтаются, – вздохнул Локк. – Забавное ведь зрелище, правда?

– По мне, так лучше голуби-людоеды, – сказал Жан. – Ты уж извини, что я Злобных сестриц наверху оставил.

– О благая Венапорта, ты что, ополоумел? Не хватало еще топорики с собой в ущелье тащить!

– Вообще-то, можно еще кое-что попробовать, – сказал Жан. – Стилеты с тобой?

– За голенищем есть один. А у тебя?

Дождь припустил сильнее; веревки набухли, тонкие рубахи промокли насквозь, от ветра и промозглой сырости пробирала невольная дрожь.

– Мой всегда при мне. – В правой руке Жана сверкнул клинок. – А твой для метания сгодится?

– Нет, уж прости.

– Ничего страшного, оставь его про запас. Ну, помолясь, приступим. – Жан снял очки, сунул их за ворот рубахи и крикнул: – Эй, овцедрал! Отзовись!

– Так вроде наговорились уже, – сказал незнакомец с обрыва.

– А, ты столько слов зараз не осилишь? Что, язык узлом завязался или мозги в трубочку свернулись? Да там, небось, и сворачиваться нечему – ты ж мимо земли пролетишь, если в окно вывалишься. Эй, ты меня слышишь, дятел? А чтоб до двадцати одного досчитать, ты башмаки и штаны снимаешь, а? А тараканьи какашки в небесах ищешь?

– Ну что, поорал – и полегчало, да? Лучше б своему Тринадцатому молился, или что там у вас принято, у крутых веррарских филинтоцев, или как вас величают… Я человек маленький, ваших обычаев не ведаю…

– Да ты хоть понимаешь, что если ты нас убьешь, если вот так просто в ущелье сбросишь, то… – проорал Жан во все горло, упираясь ногами в стену обрыва и отводя правую руку назад. – Ты только посмотри, болван! Глянь, что у меня в руках! Ты такого в жизни не видел и больше никогда не увидишь!

Чуть погодя над обрывом показались голова и плечи незнакомца. Жан с торжествующим воплем швырнул нож. Клинок ударил неизвестного в лицо… не острием, а рукоятью… и, отскочив, полетел в пропасть.

– Проклятый дождь! – сокрушенно простонал Жан.

Грабитель, раскачиваясь над обрывом, с воплем закрыл лицо ладонями. Жан отчаянно надеялся, что у негодяя выбит или хотя бы ушиблен глаз.

– Локк, давай твой стилет, скорее!

Локк потянулся к голенищу сапога, но тут грабитель, оступившись, беспомощно вытянул руки и сверзился в ущелье. В полете он чудом ухватился за веревку Локка и, стремительно съехав по ней, попал в петлю оттяжки между кожаным поясом Локка и спусковым устройством. Локк задохнулся от внезапного толчка в грудь, ноги бессильно соскользнули с камней, спусковое устройство вытравило веревку, и он, в обнимку с истошно вопящим грабителем, понесся в пропасть.

Извернувшись, Локк вцепился левой рукой в веревку и дернул изо всех сил; веревка натянулась, свободное падение завершилось резкой остановкой, и Локк с грабителем с размаху стукнулись о стену ущелья. К счастью, незнакомец принял удар на себя и на миг обмяк. Локк перевел дух и попытался сообразить, что происходит, но тут грабитель снова завопил и задергался.

– Да прекрати ты, болван несчастный!

В падении они пролетели ярдов пятнадцать. Жан поспешно скользнул вниз, уперся ногами в камни и, сдернув капюшон с головы грабителя, ухватил его за волосы. Локк увидел перед собой изможденное лицо сорокалетнего мужчины с реденькой седой бороденкой и нечесаными космами сальных волос; подбитый левый глаз распух и наливался кровью.

– Не дергайся, дурак!

– О боги! Ой, держите меня крепче! Не бросайте в пропасть! Смилуйтесь, господин хороший! Не убивайте!

– Ах, не убивать? Это почему же? – спросил Локк, изо всех сил упираясь ногами в стену; правой рукой ему удалось дотянуться до голенища правого сапога, извлечь оттуда стилет и приставить к горлу грабителя.

Несчастный, взвизгнув, задрожал от испуга.

– Видишь? – прошипел Локк.

Грабитель кивнул.

– Вот это – нож, – сказал Локк. – Знаешь, что это такое? Там, откуда ты явился, ножи есть?

Грабитель снова кивнул.

– Значит, ты понимаешь, что я могу тебя прирезать и сбросить в пропасть?

– Не надо, не… – заверещал грабитель.

– Заткнись и слушай внимательно. Мы с тобой висим на веревке – на одной-единственной, сечешь? На тоненькой такой веревочке… Случайно, не на той, которую ты только что пилил?

Грабитель, выпучив здоровый глаз, испуганно закивал.

– Превосходно! Лучше не придумаешь, – вздохнул Локк. – Ладно, раз уж она и твой вес выдержала, то, может, пока не порвется.

Где-то в тучах сверкнула зарница, над самой головой гулко прогремел гром.

– Об удобствах на время придется забыть, – продолжил Локк. – Так, не дергайся, не лягайся, руками не маши и вообще не рыпайся. И никаких глупостей не замышляй, понял?

– Да-да, я не…

– Заткнись!

– Ло… Леоканто, – начал Жан. – А не обучить ли нашего нового знакомца искусству полета?

– Я и сам об этом думал, Жером, – ответил Локк, – но ты же помнишь, ворам – благоденствие. Так что помоги мне этого урода отсюда вытащить.

– Ох, спасибочки, премного…

– Да ты хоть знаешь, почему я тебе жизнь решил сохранить, дубина ты стоеросовая?!

– Нет, но…

– Рот закрой. Как тебя зовут?

– Трав.

– Трав… а дальше как?

– А никак. Больше имен не заслужил. Трав из Во-Сармары, и все тут.

– Значит, ты вор? Грабитель?

– Да, вор и грабитель.

– А честным ремеслом ты занимаешься?

– Ох нет, я уж давненько без работы бедствую…

– Что ж, мой новоявленный братец, мой благоуханный нежданный друг, придется тебе признать, что Безымянный Тринадцатый бог существует, поклоняются ему по всем правилам, и посвященные служители у него есть. На твое счастье, я – один из них. Усек?

– Как скажете…

– Не перебивай! Мне сейчас твое бездумное поддакивание ни к чему, лучше отыщи скукоженный желудь, что у тебя вместо мозгов в черепушке дребезжит, и, пока его какая-нибудь белка не утащила, соображай по мере сил. Я тебе к горлу нож приставил, мы с тобой болтаемся над пропастью, в семидесяти футах от земли, нас дождем поливает, а ты меня только что хотел убить. По уму, я тебе должен горло вспороть от уха до уха и в бездну скинуть, так ведь?

– Ой, наверное… О боги, умоляю, простите неразумного, демоны попутали…

– Заткнись, дурень! Соображай дальше. Раз я тебя до сих пор не убил, значит существует какая-то веская причина, которая не позволяет мне сполна насладиться твоей смертью. Так?

– А… ага… Наверное.

– Как тебе уже было сказано, я – посвященный служитель Многохитрого Стража, связанный клятвой строго блюсти его заповеди. Вдобавок неразумно наплевательски относиться к богу, который оберегает тебя и твоих собратьев, а вот я в последнее время об этом, кажется, позабыл.

– А…

– Поэтому, вместо того чтоб тебя убить, я тебе жизнь сохраню. А ты над этим поразмысли, не ленись. Ну что, еретик я или нет?

– А… о боги, у меня в голове туман…

– Там всегда туман, так что не страшно. Итак, напоминаю: не дергайся, не лягайся, не ори. Малейшая попытка сопротивляться – и нашего уговора как не бывало. А сейчас обними меня покрепче и заткнись. Нам еще здесь висеть и висеть.

По настоятельной просьбе Локка Жан поднялся первым, медленно и осторожно взбираясь по скользким от дождя камням обрыва. Наверху он поспешно отвязал с пояса страховочную веревку и сбросил ее поближе к Локку и его перепуганному спутнику, беспомощно болтавшимся под скалой, потом снял обвязку и спустил с утеса основную веревку – теперь, когда рядом с подрезанной веревкой болтались две надежные, Локк почувствовал себя в относительной безопасности.

Жан поднял с земли камзол, натянул его на промокшую рубаху – хоть какая-то защита от дождя – и задумался: Трав щуплый, да и в Локке веса немного, так что вдвоем они фунтов на триста потянут. Жан знал, что поднимет такой вес на грудь или даже выжмет над головой, но сейчас – в дождь, на размокшем грунте – любая ошибка была чревата опасными последствиями. В четверти мили от ущелья, за лесом, стояла карета. Разумеется, конь гораздо сильнее любого силача, но кучер лежит в беспамятстве с пробитой головой, а незнакомому человеку непросто распрячь пугливую лошадь и заставить ее сделать то, что нужно.

Решившись, Жан вернулся к краю ущелья:

– Леоканто!

– Я все еще здесь. Трудно догадаться?

– Вы там сможете надежно закрепить одну из моих веревок у тебя на поясе?

Посовещавшись с Травом, Локк крикнул:

– Сможем. А ты что задумал?

– Вели чурбану держаться за тебя покрепче. Как привяжетесь к моей веревке, я вас потащу, а ты в стену упирайся руками и ногами, чтоб хоть немного мне помочь.

– Договорились. Трав, ты все слышал, вяжи узлы. Эй, полегче, куда попало руки не суй, болван!

Наконец Локк посмотрел наверх и дал Жану условный знак начинать. Жан кивнул, взялся за рабочий конец закрепленной веревки – своей страховочной, – сложил ее петлей и сосредоточенно наморщил лоб: густая грязь скользила под ногами, что весьма усложняло предстоящую задачу. Увы, тут уж ничего не поделаешь. Он затянул веревочную петлю вокруг пояса, одной рукой сжал веревку перед собой, другой перехватил ее сзади и, отклонившись от края утеса, крикнул:

– Не нависелись еще? Можно тянуть или чуток подождать?

– Жером, если я еще хоть миг проведу в объятиях Трава, то…

– Ну, поехали!

Жан уперся пятками в землю и потянул. Он был необычайно крепок и силен, но сейчас с необычайной остротой сознавал, что сил недостает. В последнее время он совсем не упражнялся. Надо бы тяжелые тюки поворочать, как в юности… или пару ящиков для веса камнями набить и потаскать… Тьфу ты, проклятая веревка не поддается!

Наконец, после долгих усилий под беспрестанным дождем, веревка медленно поползла вверх. Жан сделал шажок назад, потом второй, третий… Неторопливо, будто конь в борозде, волокущий за собой тяжелый плуг, Жан отступал от края обрыва, оставляя в бурой чавкающей грязи глубокие вмятины; мышцы ног ныли и горели от напряжения. В край обрыва впились чьи-то чумазые пальцы; Трав, провожаемый потоком оскорблений, выполз на камни и перекатился на спину, жадно глотая воздух. Тянуть веревку стало чуть легче. Немного погодя на обрыв выкарабкался Локк, вскочил, подбежал к Траву и изо всех сил пнул его в живот:

– Осел безмозглый! Болван! Что, трудно было сказать, мол, господа, ежели вы мне свои кошельки не отдадите, я вас не вытащу? Кто ж сразу заявляет, что смертоубийство замыслил, а? Нет чтобы убедительно объяснить, что, мол, иного выхода не предвидится, денежки заграбастать и деру дать!

– Ой! О-ой! О боги! Вы же обещали, господин хороший… вы же сами сказали, что убивать меня не станете!

– А я и не убиваю, бестолочь ты эдакая! Вместо головы – гнилой кочан! Я тебя просто попинаю всласть, пока не надоест.

– А-а-а! У-у-у! Ой! Не надо больше! А-а-а!

– Ах, великолепное ощущение!

– Ай! Ой!

– Ого, а мне нравится!

– А-а-а-а!

Наконец Локк, умаявшись пинать незадачливого грабителя, отстегнул пояс и сбросил его в грязь. Жан, тяжело дыша, подошел к приятелю и отдал ему камзол.

– Спасибо, Жером, – прочувствованно сказал Локк, которому промокшее одеяние словно бы вернуло утраченное достоинство. – А ты, Трав… как тебя там, Трав из Во-Сармары, что ли?

– Ага. Ой, только не бейте больше!

– Значит, так, Трав из Во-Сармары, слушай меня внимательно. Во-первых, обо всем этом никому ни слова. Во-вторых, в Тал-Веррар носа не показывай, ясно тебе?

– Да-да, я и не собирался.

– Отлично. Вот, держи… – Локк сунул руку в голенище левого сапога, извлек тощий кошелек и швырнул его в грязь рядом с Травом; в кошельке тоненько звякнули монетки. – Тут десять воланов серебром, надолго хватит. Сможешь… Погоди, ты нашего кучера не убил?

– Ох, живой он, живой! Честное слово, господин Леоканто, он и дышал, и стонал. Я ж его несильно пристукнул.

– Ну, считай, тебе повезло. Бери серебро. Как мы с Жеромом уедем, заберешь отсюда все, что останется, – веревки там, жилет мой. Еще раз напоминаю: сегодня я тебе жизнь спас, хотя мог бы и убить, верно?

– Да… Премного…

– Заткнись и не перебивай. Если в один прекрасный день я снова окажусь в этих краях и мне понадобится… Ну, мало ли кто – осведомитель, проводник или охранник… Ох, да спасут меня все Тринадцать богов, если к тебе за помощью обратиться придется… В общем, если встретишь кого, кто скажет, что от Леоканто Косты пришел, сделаешь все, что прикажут. Понял?

– Да.

– Поклянись!

– Всеми богами клянусь, от всего сердца, а если нарушу свою клятву, чтоб у меня язык отсох, чтоб я на месте умер и чтоб Повелительница Долгого безмолвия на вечную кару осудила…

– Ладно, хватит уже… Ты, главное, не забудь. Все, пошел вон отсюда куда глаза глядят, лишь бы не к нашей карете.

Жан и Локк задумчиво смотрели ему вслед; наконец жалкая фигура в обтрепанной накидке скрылась за серой пеленой дождя.

– Что ж, по-моему, на сегодня достаточно, – сказал Жан.

– Да уж, после такого приключения то, что нас ждет в «Венце порока», будет не сложнее бальных танцев. Ладно, давай-ка запасные веревки заберем, а эти Траву оставим, пусть узлы распутывает.

– Отличное предложение! – Жан подобрал с края обрыва Злобных сестриц, придирчиво осмотрел лезвия, ласково погладил топорики и бережно вложил их в карман камзола. – Ничего страшного, красавицы мои! Хоть вас этот болван безрукий чуток и затупил, дело поправимое…

– Даже не верится, – вздохнул Локк. – Чтоб нас с тобой какой-то деревенский межеумок чуть не угробил?! Между прочим, на нашу жизнь с самого Вел-Вираццо никто не покушался.

– Ох, верно… Надо же, полтора года спокойной жизни. – Жан накинул на плечо бухту вымокшей веревки, передал вторую Локку, и приятели направились к карете. – Хотя, в общем, постоянство не может не радовать.