Глава 13

Нам повезло. Дико, просто до неприличия. Ураганный огонь автоматчиков нас не зацепил буквально чудом – вовремя мы пригнулись. Были все в осколках изрешеченного лобового стекла, но без пулевых ранений. Даже как-то ухитрились развернуться. Впрочем, иллюзий я не питал – автоматчики, кто бы они ни были, настроены серьезно. Следующей частью марлезонского балета наверняка станет стрельба по колесам. К тому же наша «Тойота» – ни разу не броневик, и пули ее прошьют. Пока спасает только расстояние, но попадание в бензобак или шины – лишь вопрос времени, причем весьма небольшого. А там либо перевернемся, либо взорвемся к ядрене фене.

– Газу, Леха! – гаркнул я научнику. – И не высовывайся сильно, если жить хочешь!

Он, к счастью, обошелся без ответных реплик и просто вдавил педаль в пол, а я, откинувшись на спинку сиденья, сильным ударом обеих ног выбил остатки изрешеченного пулями лобового стекла, которое только мешало видеть дорогу. Наша старушка «Тойота» летела по дороге в компании пуль, которые то и дело дырявили ее корпус. Нас пока Бог миловал, но касательных ранений и мы не избежали. Однако никакое везение не длится долго. Которое по счету попадание сделает из нас барбекю? Я ощутил, как завиляла машина. Твою мать!

– Кажется, колесо пробили! – сообщил Алексей, судорожно пытаясь вырулить.

– Спасибо, капитан Очевидность! – Чуть высунувшись, я увидел слева от нас АЗС. – Гони к заправке!

– Что?! Совсем очумел?! Хочешь эффектно на тот свет уйти?!

– Гони, говорю! – бросил я в ответ. – Если дотянем, они там стрелять не посмеют – жахнет так, что сами же и поджарятся!

– Легко сказать «гони» с пробитой-то шиной! – буркнул он, однако послушно стал выворачивать руль в нужном направлении.

А через секунду вскрикнул. Я глянул – по его правому плечу расплывалось кровавое пятно.

– Дверь открывай – и вон из машины! Беги к заправке!

На этот раз Алексей даже чтокать не стал, а молча подчинился. Получилось у него это неловко, что и немудрено, с раненым-то плечом. Руль я кое-как удержал, переползая на его место. До заправки не дотянем, надо врезаться во что-нибудь поблизости. Вон та ограда вполне подойдет. Машина с пробитым колесом и открытой дверцей была уже практически неуправляема. Но я все же сумел как-то направить ее в нужную сторону, после чего вывалился из нее сам и рванул, пригибаясь, к АЗС, молясь про себя, чтобы автоматчики, стрелявшие издалека, не заметили нашего маневра. Я был метрах в двадцати от машины, когда она врезалась в забор, и примерно в тридцати, когда одна из шальных пуль нашла-таки бензобак, и он эффектно рванул.

Я продолжал бежать, виляя на всякий случай, как заяц. Хотя автоматчики с такого расстояния все равно палили наудалую, авось зацепят, и ни о каком прицельном огне не могло быть и речи. Внезапно мой брошенный вправо взгляд наткнулся на лежащего Алексея. Кинулся к нему. Чертовы автоматчики! Кто они, блин, такие?! Мало мне в Зоне мутантов и фантомов, еще от собратьев по биологическому виду спасаться приходится! Неужели те фээсбэшники?!

К счастью, Алексей был жив и в сознании. Видимо, просто упал с размаху и дыхание сбил, да еще раненая рука мешает подняться, и силы вместе с кровью уходят. Хреново, нечего сказать, но бежать надо.

– Рота, подъем! – Я подхватил его под мышки и рванул вверх, игнорируя крик боли. – Потом страдать будешь – валим!

С Алексеем бежать стало труднее – приходилось его практически волочь. Но пока нас, к счастью, прикрывала пылающая «Тойота», да и цель все ближе. Успеем. Должны успеть! Прямо перед нами – заправка, а сразу за ней – гараж. Туда бы, затеряться за ним… Надо отдать должное научнику – поняв, что своей немощью он только усугубляет и без того критическую ситуацию, в которой мы оказались, он сделал над собой колоссальное усилие и начал двигаться более-менее самостоятельно, прибавив к тому же ходу.

Стало немного легче. Я оглянулся на бегу. Показались две темные человеческие фигурки. Проклятье! Так бы хотелось, чтобы они сочли взрыв машины нашим концом и на этом успокоились. Но не тут-то было. ФСБ (если это, конечно, они) – контора серьезная, и дела там привыкли делать основательно, ничего не пускают на самотек. Пошли проверить и вот теперь заметили нас. Уйти будет трудно…

Аномалию я почувствовал через несколько шагов. Ощущение было совершенно новым. Ни холода климатического нонсенса вокруг монастыря, ни болезненной вибрации Провала. Скорее, такое чувство, что реальность прохудилась, и через возникшую прореху мозгло и неприятно тянет сквозняком, к чему добавляется еще и странный химический запах. Внутри у меня что-то скрутилось, как при мышечных судорогах, и с каждым шагом это ощущение усиливалось. Мы явно приближались к аномалии, но к какой? И почему, провались оно все к дьяволу, я не вижу никаких признаков этого явления?!

– Аномалия, – выдохнул Алексей, с трудом справляясь с дыханием. – Пространственная! Как тогда на кладбище…

Вот оно что… Первым моим побуждением было рвануть в сторону, куда угодно, только бы не попасть в эту зону искривленного пространства и потом оказаться неведомо где, причем разделенным со своим спутником. Но в следующий момент я оглянулся, и мне резко стало худо. Темные фигурки преследователей приблизились, но больше не бежали. Напротив – они залегли, занимая стрелковые позиции. На первый взгляд это казалось глупостью: ведь снайперского оружия у них нет (в противном случае зачистили бы нас, что называется, без шума и пыли). А из автоматов по движущимся людям с такого расстояния стрелять практически бесполезно – попасть можно разве что случайно. Но в голову раскаленным гвоздем вонзилась жуткая мысль, что эти парни не тупые и знают, что делают. Вовсе не по нам собрались они стрелять. Заправка – вот их цель! Тут они убивают одновременно двух зайцев: в нее и попасть легче, и с нами вопрос решается. Мы тут гарантированно обугливаемся, а им там, вдалеке, – хоть бы хрен. Продуманные гады! Когда я рвался сюда, надеясь, что они стрелять не станут, то мыслил категориями мирного времени и нормального города, где никто не станет взрывать АЗС, а спецслужбы в работе стараются избегать лишних потерь. А здесь-то им к чему все эти заморочки?

Нам же теперь оставалось только…

– В аномалию! Быстрее! – крикнул я на ходу.

– Ты что?! Не надо!

– Еще как надо! Сейчас тут будет настоящий ад!

Проняло… Это был бег приговоренных к смерти, которым за победу обещали сохранить жизнь. Алексей бежал практически самостоятельно, выжимая из своего раненого организма весь доступный ресурс. Понятно, что таким макаром кровотечение только усиливается, но если мы не успеем, кровь у нас обоих просто закипит.

Запах, чувство сквозняка и странное ощущение внутри заметно усилились. Несколько шагов – и я физически воспринял момент пересечения границы аномалии: холод, удар током средней силы, внезапная боль, темнота и свободное падение. Периферийное зрение еще успело уловить яркую вспышку и грохот позади – заправка, похоже, превратилась в жерло извергающегося вулкана. Но в это мгновение меня (нас?) там уже не было. И нигде вообще тоже. Организм сжался, мне казалось, что я валюсь в бездонную пропасть. Нет, сознание мое подобный опыт уже испытывало, а теперь, похоже, пришла очередь физического тела… Никогда не понимал парашютистов: какой кайф они ловят от того, что валятся вниз с огромной высоты? По мне, так на гвоздях сидеть и то приятнее… Сердце сжималось в предчувствии жесткой посадки неведомо где, изнутри накатывала странная волна не страха даже, а давления, как будто меня сжатым воздухом накачивали. Боль усилилась. Начавшись в животе, она кошкой с пятисантиметровыми когтями пробежала по позвоночнику в грудь, а оттуда в голову. Зрение не в состоянии было ничего разглядеть, в том числе и Алексея, если он, конечно, до сих пор еще рядом со мной – мы валились куда-то в полном мраке. Я попытался крикнуть, но звук умер еще в горле, так и не выйдя наружу. Стало трудно дышать. Теперь на пару болели сердце и голова, соревнуясь, кто доставит мне больше мучений… Когда же закончится это падение? Организм мой ответил на этот вопрос несколько секунд спустя, просто не выдержав такой пытки и отправив меня в беспамятство. Больше я уже ничего не чувствовал.

Иду неизвестно где и неизвестно куда… Стоп! Иду?! Это как? У меня что, есть тело?! Кажется, есть. Высокое и худое. Часы на руке. Те самые. АПБР. Причем скорее научник, чем оперативник – подобными прибамбасами бойцов экипируют редко. Только если те в автономку ходят. А пси-блокиратор свой этот гражданин или потерял, или сломал, как в анекдоте, иначе бы я не смог попасть в его тело. Сейчас, однако, другое интересно: где я и почему меня сюда забросило.

Пейзаж незнакомый, да это и понятно – я успел увидеть лишь ничтожно малую часть города. Пытаюсь оглядеться, но ничего не получается. На мгновение меня охватывает паника. Я ничего не могу понять. Тело не слушается меня, но оно не парализовано, так как двигается в направлении, которое задал его владелец. Я чувствую его личность здесь, рядом, но контакта нет. Я тут, видимо, не временный квартирант, а просто подселенный безмолвный наблюдатель. И владелец тела моего присутствия, похоже, вообще никак не ощущает.

Хоть телом я не управляю, но чувствую его, как свое, и понимаю, что оно устало. Да не просто устало, а измотано до последней степени. Ноги гудят и еле передвигаются. Научнику, наверное, очень хочется отдохнуть, но что-то не дает ему, а гонит все вперед и вперед. Я не могу прочитать его мыслей и эмоций, но могу предположить, поскольку знаю только один такой стимулятор – страх.

Этот человек один. Он уходит, спасая свою жизнь. Как еще можно объяснить, что вперед он идет, не особо разбирая дорогу и не интересуясь ею, зато его сильно беспокоит то, что он оставил позади? Он взволнован, постоянно оглядывается, и от этого движение его получается нервическим и дерганым. Ставлю автомат против перочинного ножа, что владелец тела жутко напуган и опасается погони. Вот только кто за ним гонится? Истребители? Нет. Будь так, его бы уже давно настигли и порвали в клочья – двигается-то он еле-еле, со скоростью среднестатистической восьмидесятилетней бабушки. Что-то другое… На самом деле гадать можно долго: «испугательных» вариантов здесь, в Зоне, полным-полно. Как говорится, выбирай на вкус. Научник наверняка видел в жизни всякое. Чтобы его напугать, нужно что-то серьезное.

Мысль эта мне здорово не нравится. У меня сейчас самое худшее положение. Раньше я бывал либо полновластным хозяином физического тела (то есть, случись что, мог предпринять для своего спасения какие-то меры), либо бесплотным духом, отделенным сознанием, которое ни на что повлиять не может, зато почти неуязвимо: его может достать разве что Черный Сталкер да еще те белые фантомы из Боголюбовского монастыря. Здесь же я вроде и в теле, но не могу шевельнуть и пальцем. Если то, от чего спасается научник, его настигнет… Правда, мне уже однажды приходилось переживать гибель тела, в котором я находился. Не самое приятное ощущение, конечно, но там я по крайней мере боролся, и не было такой удручающей беспомощности… Я ведь даже совета владельцу тела дать не могу, поговорить с ним… Попытка, конечно, была сделана, однако в ответ никакой реакции. Есть я в теле или нет, выживать научник будет, полагаясь исключительно на собственное разумение.

Странное ощущение – будто я заключенный, которого везут в фургоне с маленьким окошком. Иду, куда идет этот человек, и смотрю туда, куда смотрит он. Все, что мне остается, – это слух и мое шестое чувство. Единственное, что могу сделать я сам, – это в любой (наверное) момент рвануть обратно в свое тело. Пару раз, когда я был чистым отделенным сознанием, такой трюк у меня проходил. Получится ли сейчас, когда я в чужом теле, но на птичьих правах? Надеюсь, да. Однако проверять пока не буду – рано. Сперва надо выяснить глубокий смысл моего сюда попадания. Видимо, я должен здесь что-то узнать, или понять, или…

Мое особое восприятие начинает бить тревогу раньше, чем я успеваю додумать эту мысль до конца. Нечто приближается. Нечто очень опасное. Научник этого скорее всего не чувствует. По крайней мере повышенной тревожности не проявляет, хотя куда уж выше! Бесправное положение моего сознания в чужом теле все же накладывает ограничения на мои способности, а потому мне сложно определить, откуда исходит угроза и что она собой представляет.

Мутантов я никогда не чувствовал, как и обычных людей. Почему-то мои способности были заточены исключительно на порождения Зоны, причем такие, которых нельзя было отнести к живым существам в привычном понимании: Черный Сталкер, Пятна, аномалии, белые фантомы… Почему так? Потому что мое особое восприятие проснулось при контакте с черным фантомом-убийцей? Или все-таки зародилось? Оно не могло быть во мне с рождения! Просто не могло, потому что тридцать пять лет назад, когда я только появился на свет, Зоны еще не существовало… А с другой стороны, у меня еще особый контакт с Агнешкой… Неужели и он тоже входит в планы чуждого разума, который здесь правит бал?

Эта мысль изрядно нагоняет жути, потому что из нее следует весьма неприятный вывод – что «позитив» ошибся, и способности мои ведут свое происхождение от Зоны…

Владелец тела останавливается внезапно, будто налетает на невидимую стену. И я вижу причину его глазами: из-за угла выходят трое и заступают ему дорогу. Выглядят они совершенно по-человечески, но почему-то мне, глядя на них, становится жутко. Почему, я понимаю не сразу, а только несколько секунд спустя. Лица двоих из них знакомы даже мне – запомнились по моим видениям. Седоватый мужчина чуть за пятьдесят, стоящий в середине, – явно профессор Афанасьев, Глава экспедиции. Покойный. Жгучего брюнета справа я видел всего раз и мельком… как раз когда его поглотил выброс Провала на Князь-Владимирском кладбище. Кажется, его звали Шамиль. А слева – крепкий коротко стриженный светловолосый мужик примерно моих лет. На вид, скорее, оперативник, чем научник. Тоже, видимо, из членов экспедиции и тоже, держу пари, мертвый.

Чувствую, что хозяина тела колотит, и я его понимаю, потому что творится форменное безумие – практическая некромантия в действии. Но мертвых не может оживлять даже Зона… Или может? В таком случае эти зомби – продвинутые, совсем не похожие на ковыляющих по улицам мертвых городов мычащих уродов, которых мы неоднократно видели во всяких там голливудских поделках на постапокалиптическую тему.

«Мой» научник тем временем отступает на шаг, затем на второй.

– Хватит бегать, Влад! – спокойно произносит «профессор». – От нас не убежишь! И от себя тоже. Все кончено. Это твоя судьба. Прими ее и смирись.

Ага, Влад, – вот как, значит, зовут хозяина тела!

– Нет-нет-нет-нет!!! – Научник, пятясь, яростно мотает головой. – Профессор, это не вы! Шамиль! Виктор! Вас тут нет! Вы – иллюзия, внушенная Зоной!

– Да что ты говоришь? – нехорошо улыбается «Виктор» и достает из кармана нож. – А давай проверим!

Пока хозяин тела не сводит глаз с ножа, я в полуступоре, в пределах доступного мне сектора обзора, смотрю на лицо того, кого Влад назвал Виктором. Неужели это тот самый парень, в теле которого я пребывал во время первых ментальных визитов во Владимирскую Зону? Если так, то сюжетец закольцовывается еще тот! Потому что я прекрасно помню, как на Князь-Владимирском кладбище одержимый Черным Сталкером охранник выстрелил мне… то есть ему в лицо.

Влад продолжает пятиться, а вся троица не спеша надвигается на него. Спокойные, уверенные, улыбающиеся. Как будто на вечеринку пришли, а не убивать. Не сомневаются, что никуда жертва от них не денется. А ведь и правда не денется: Влад смертельно устал, а эти трое свеженькие… Хотя глупо подходить к этим созданиям с человеческими мерками. Фантомы ли они, клоны или оживленные Зоной мертвецы, это уже не люди.

«Виктор» опережает двух других, сближается с Владом и внезапно делает выпад ножом. У Влада реакция заторможенная. Он отскакивает, но слишком поздно: нож «Виктора» оставляет на его руке неглубокую, но кровоточащую рану. Резкую боль от нее чувствую и я. «Виктор» смеется.

– И как тебе иллюзия, Влад? Нравится? Реалистично, не правда ли?

Новый выпад «Виктора» уже не достает хозяина тела – тот уклоняется и отступает, но неудачно ставит ногу, подворачивает ее и падает. Проклятье! Неужели у него нет оружия? Как выясняется, есть: падает научник прямо на него. Это больно! Не так, как удар ножом, но весьма чувствительно. Противник обходит вокруг упавшего Влада, с усмешкой наблюдая за его неуклюжими попытками достать пистолет. Я удивляюсь, чего он тянет кота за хвост: сам был в его теле и знаю, что с боевыми навыками у него все в порядке. Если бы он захотел, то мог бы уделать Влада, как Бог черепаху, за десяток секунд, будь тот даже в оптимальной форме. Но он с ним явно играет. Зачем? Из чистого садизма? Или так больше выделяется негативной пси-энергии, которую так любят Зона и Кочевница? А может, тут еще более сложный и глубокий мотив? Вот «Виктор» вновь замахивается ножом, Влад пытается его лягнуть, но не попадает, а вот нож его противника располосовывает ему ногу. Хозяин тела кричит от боли, но зато ему удается-таки выдернуть пистолет. Он откидывает рычажок предохранителя и трижды стреляет в грудь и лицо «Виктору»…

Я чувствую боль Влада, но тут даже о ней забываю от удивления: ни одна из пуль не достигает цели! И не то чтобы аномальщик промахнулся – с такого расстояния попадет даже он, но пули, кажется, проходят сквозь «Виктора», не причинив ему ни малейшего вреда. Так и есть – фантом! Вот только боль от его ударов вполне реальная. Самовнушение? Сознание видит человека с ножом и достраивает картину в соответствии со своими представлениями об этом процессе. Нож – острый – удар – рана – боль. Вполне логичная ассоциативная цепь.

Пока Влад оправляется от шока, «Виктор» уже совсем рядом и наискось полосует своим ножом по животу лежащего. Боль сильная, и Влад кричит, но рана неглубокая. Владелец тела рвется прочь, пытаясь оттолкнуть убийцу и попробовать убежать, но зарабатывает только еще одну рану в боку и снова падает. У меня уже крыша едет от беспомощности и болевой пытки. Я ничего не могу сделать, только вместе с бедолагой Владом принять долгую и мучительную смерть. Какой смысл во всем этом? Показать мне фантомов? Спасибо – увидел и запомнил. Пора бежать отсюда, возвращаться в свое тело – я увидел и почувствовал более чем достаточно, а проходить всю эту мучительную процедуру до конца не имею ни малейшего желания.

Еще удар ножом, еще. Неглубокие, но болезненные раны, кровь течет отовсюду. Реальные раны от призрачного оружия. Казалось бы, внуши себе, что этого ничего нет, – и все! Да только не получится – уж слишком мощный ментальный натиск с той стороны. Сознание упорно видит этих призраков-убийц и воспринимает их как физические объекты, несмотря на пули, прошедшие сквозь «Виктора», как сквозь дым.

Очередной взмах ножа – располосована снизу вверх рубашка, и на животе появляется новая кровавая рана. Влад пытается отбиваться, но это бесполезно – противник неуязвим. Как и чем можно поразить иллюзию? Никак и ничем, а вот она тебя поражает вполне успешно. У Влада уже голос сел от непрерывного крика, а «Виктор» вошел во вкус и работает с таким изуверством, словно сдает экзамен на профпригодность в качестве специалиста по допросам. Только вот на допросе можно сдаться и признанием остановить пытку. Тут же фантомам от несчастного аномальщика не нужно ничего, кроме его мучений. А чем сильнее и продолжительнее они будут, тем больше психической энергии выделится. И убьют его, лишь когда поймут, что он больше не в состоянии ни чувствовать боль, ни страдать. Ужасная участь! А я, сидя в его теле, подключенный к его нервным окончаниям, но не способный ничего предпринять, постигаю истинный смысл слова «сочувствие» – самый что ни на есть буквальный. Я испытываю все то же, что и Влад, хотя тело не мое. В отличие от него я могу бежать, избавить себя от мучений, но терплю до последнего, пытаясь понять, ради чего все это… Ментальное давление извне и частые вспышки боли мешают мыслить связно, но я все еще здесь и не оставляю своих попыток. У Влада мутится в глазах. Еще немного – и зрительный канал закроется, но пока я могу видеть.

«Виктор» методично продолжает свою работу, а я замечаю, как два других фантома приближаются, пристально вглядываясь в лицо Влада. Тот, который «Шамиль», вдруг резко наклоняется и хватает лежащего аномальщика за нижнюю челюсть. Стальная хватка призрачной копии покойного научника разворачивает лицо Влада так, чтобы тот смотрел ему прямо в глаза. Надо заметить, взгляд фантома – еще то испытание! Чужой, безжалостный разум смотрит, кажется, в самую твою душу и видит тебя насквозь.

– Ты! – произносит фантом с некоторым даже удивлением и поворачивается к «профессору», который во всей троице, очевидно, главный. – Здесь второй!

– Кто?

– Кандидат.

Это что еще за новости?! Какой еще кандидат?! Куда кандидат?! В какую, провалиться вам всем, партию?!! Изумление, охватившее меня, настолько велико, что даже частично блокирует мое сопряжение с нервными окончаниями тела Влада, и боль доходит до моего сознания уже несколько приглушенной. Или мне это только кажется?

Между тем на лице «профессора» появляется мерзкая усмешка, и он произносит:

– Блокируй его!

И прежде чем до меня доходит смысл этой фразы, «Шамиль» исполняет приказ. Если сами фантомы нематериальны, то их психосила – штука весьма реальная. Возникает ощущение, что меня накрыли сетью. Я начинаю рваться прочь из этого тела, но бесполезно – что-то держит меня, не позволяя уйти. Можно ли поймать отделенное сознание с помощью психосилы и удерживать его где-нибудь? До сих пор такой вопрос передо мной не возникал даже в плане праздного любопытства, зато сейчас он приобретает практический смысл. И ответ на него – оказывается, можно. Я рвусь как сумасшедший, но усиливается и хватка: теперь меня «держат» уже двое – «Шамиль» и «профессор», пока «Виктор» продолжает пытку. Перспектива присутствовать в теле в момент его гибели меня совершенно не вдохновляет, потому что я абсолютно не представляю, чем это для меня закончится (в прошлый раз мне удалось бежать за мгновение до). Интересно, сколько у меня времени на то, чтобы вырваться? «Виктор» не торопится, работает с чувством, с толком, с расстановкой. Весь процесс чем дальше, тем больше напоминает какую-то извращенную игру или эксперимент, этакий краш-тест для меня: выдержу или сломаюсь? «Кандидат» я, видите ли! Хоть бы кто спросил сначала, а то получается, без меня меня женили. Я этой чести не просил, между прочим! Или мое появление в Зоне в поисках Агнешки было принято как заявление?

Битва продолжается, но без какого бы то ни было успеха с обеих сторон. Впрочем, то, что я не могу вырваться, для моих противников как раз можно считать успехом. Как говорится, счет 0:0 в пользу темных сил. Я пытаюсь, как там, возле Провала (когда мы с Алексеем предприняли прорыв из церкви), «разогнать» свою ярость, но тут это, кажется, не работает. Там я был в своем теле, и оно мне помогало. Здесь же у тела имеется другой хозяин, и ресурсами его распоряжается тоже он, ведя свою битву, обреченную, впрочем, на поражение. Хотя… он ведь ее уже не ведет – практически сдался. А это значит, что мое время выходит. Прекратившая сопротивление жертва больше не интересует убийц и не может подпитывать их энергией. Их и породившую их… кого? Зону? Кочевницу? Так или иначе, Влад исчерпал свою полезность, а значит, умрет вот-вот, а я…

Постойте, но если он сдался, если обречен, то превратился из союзника в помеху, которая самим своим существованием блокирует мне доступ к энергетическим ресурсам этого тела, без которых моя ярость бессильна в полном смысле этого слова! И что же теперь – топить другого, чтобы выбраться самому? Но ведь я-то еще не сдался и могу завершить свою миссию! У меня есть шанс, а он – так и так покойник. Так что нет у меня времени на рефлексию, а с совестью я как-нибудь потом договорюсь.

Чувствую себя отъявленным мерзавцем, но все же делаю это: направляю всю ментальную силу своего сознания не на прорыв через блок фантомов, так как это бесполезно, а в атаку на разум и волю моего соседа по телу. Подлый прием, нечего сказать. Все равно что поднять мятеж в городе, осажденном врагами. Но решение уже принято, так что иду до конца – ведь для меня это единственный выход. Я никогда еще такого не проделывал и, даст Бог, больше не придется, но атака получается внезапной и мощной. Влад ошеломлен, раздавлен и уже практически не способен к сопротивлению. Мое нападение застает его врасплох. Это не ментальный удар, я не пытаюсь выжечь ему мозг, только подавить волю. Мне нужен контроль, полное распоряжение ресурсами его все равно обреченного на заклание тела. И я добиваюсь своего. Двадцать секунд – и захват завершен.

Фантомы, как ни странно, не замечают смены власти внутри истязаемого ими тела научника, а просто продолжают блокировать меня внутри… Что же, в таком случае сюрприз, уроды! Бешенство, как естественное, так и специально мной простимулированное, захлестывает меня красной волной, утраивающей мою ментальную силу. Вкладывая все, что у меня есть, в отчаянную атаку, я разрываю блок фантомов. Успеваю еще услышать крик «профессора», по-видимому, обращенный к «Виктору»:

– Убей его!

Тот замахивается ножом, но за мгновение до исполнения приговора я катапультируюсь прочь из тела, сметя последние попытки фантомов остановить меня…

Возвращение к реальности получилось болезненным и неприятным. Физически. Болело все тело, и меня знобило. Видимо, последствия путешествия посредством пространственной аномалии. Быстрый вид транспорта, но не самый комфортный, как оказалось… Зато внутри меня царило ликование. Я выжил! Причем дважды. Сначала на заправке, где какие-то гады пытались поджарить меня до хрустящей корочки, затем в своих видениях, оказавшись в теле несчастного научника… Однако эйфория увяла почти столь же быстро, как и появилась. Да, я жив, но на этом хорошие новости заканчивались. Где я? И где Алексей?

Начнем с поиска ответа на первый вопрос, так как со вторым почти наверняка возникнут сложности: научника могло выбросить вообще на другом конце города. Ему не позавидуешь: один в Зоне, и при этом раненный, – не самый хороший расклад. Но ничего не поделаешь – займусь сначала собой. Так, оглядимся… Серое мрачное помещение, в котором я находился, было абсолютно безликим. Конторские столы, заваленные бумагами и покрытые слоем пыли, несколько компьютеров с плоскими мониторами. Стеллажи с папками… Я полистал парочку – в них была техническая документация. Похоже на технологический отдел какого-то цеха.

Промзона? Алексей рассказывал, что в прошлый раз такая аномалия выбросила его именно там. Примем эту гипотезу за основу. Но промзона – здоровенная территория, примерно в четверть всего Владимира, и она рассекает город на две части с севера на юг. Это настоящий город в городе. Тут в принципе заблудиться не вопрос, но у меня есть навигатор, что внушает определенную надежду… Так, посмотрим… Я полез в свой рюкзак… Твою же мать! Видимо, наши приключения на Добросельской и прохождение через пространственную аномалию – это было слишком для нежного здоровья моего навигатора, и он этого экстрима не пережил. Вид у него был таким, что только похоронить с почестями. Желательно в закрытом гробу. Похоже, со всеми этими перипетиями я на него пару раз упал. Плохо дело: я и город-то почти не знаю, а промзону и подавно. Нет, имелась, конечно, страховка в виде бумажной карты – в Зоне вообще нельзя полагаться исключительно на электронику: того и гляди, подведет в самый ответственный момент. Вот только на бумажной карте отсутствует стрелочка с пометкой «вы здесь», а стало быть, мне предстоит нешуточный такой квест под названием «выбраться из промзоны». Была и вторая плохая новость – спутниковый телефон можно было хоронить вместе с навигатором в одной братской могиле и по той же причине. Я им и воспользоваться-то сумел всего один раз – после кошмарной ночи в торговой галерее. Так что я теперь еще и без связи. Зашибись ситуация!

Ладно, попробуем хоть как-то определиться. Сперва посмотрим в окно. Пейзаж мне, конечно, мало что скажет, но оглядеться не помешает. Окошко в помещении имелось всего одно и не особенно большое. Света сквозь него внутрь проникало мало, а значит, и снаружи с ним было уже напряженно: пасмурный день клонился к вечеру. Только бы поблизости не оказалось еще одного Провала – новую встречу с Пятнами я вряд ли переживу, и не только потому, что УЗГ остался у Алексея: аккумуляторы в нем все равно почти дохлые, а заменить их мы с прошлой ночи так и не удосужились. Впрочем, мое шестое чувство молчало, и это несколько успокаивало. К окну я приблизился очень осторожно. Этаж вроде не первый, и то хлеб. Но все равно, если снаружи находится кто-то опасный, видеть меня ему совершенно не обязательно…

Я выглянул и едва сдержал рвущееся наружу грубое ругательство. Прекрасно, вашу мать, просто превосходно! Лучше и быть не могло! Это оказался действительно завод, а небольшой двор между производственными корпусами был весь покрыт серым шевелящимся ковром из множества тел. Прыгуны. Многие десятки, нет, даже сотни прыгунов. Все, Олег Игоревич, приехали. Конечная станция, поезд дальше не идет.