Глава 16
Он не вернется
Отец долго орал на Наташу, размахивая перед ее носом ремнем. А когда выдохся, приказал дочери не выходить из комнаты и хорошенько подумать о своем поведении.
Подумать о поведении, ха! О каком? Она не сделала ничего плохого, никого не обидела! Несправедливо! Якобы за те часы, что Наташа пряталась в лесу, родители извелись, бабушка отпивалась валокордином. Они уже в полицию собирались звонить, но прибежал Димка. Тот увидел, куда идет девушка, проследил за ней – хорош друг! – и побежал ябедничать. Привел родителей на поляну, показал, где случился пожар, из-за которого Наташа стала сама не своя. Вот молодец! Попадись он ей…
Да вот отомстит она не скоро. С внешней стороны окна дедушка набил щеколду, чтоб неповадно было сбегать без разрешения старших. Наташа заперла дверь. Она объявила бойкот. Раз с ней не хотят общаться по-человечески, то и она не будет.
Ах да, о драке со Смеловой все тоже были в курсе. Тетя Люба, разумеется, проболталась. Более того, отец Иры наведался к бабушке с дедушкой, чтобы провести с ними какую-то «воспитательную беседу». Но потом на кухню, где проводилась эта беседа, зашел папа Наташи, не настроенный на воспитание. Наташе не сказали, о чем разговаривали отцы, но при упоминании Смелова-старшего папа лишь хмыкнул.
Ее никуда не выпускали. Мама на Наташу обиделась. А бабушка… бабушка смотрела как-то странно, будто знала что-то особенное.
Всю ночь и следующее утро девушка играла в молчанку и отказывалась есть. Вместо волос, убранных в дневник, на странице появилась надпись:
«Не страшны слова злейшего врага. Важна только настоящая дружба».
Почти все. Малюсенький шажок отделял ее от Кира. Но Наташа не представляла, где взять живую воду. И как выбраться из дома. Хоть подкоп рой, честное слово!
Днем, ближе к полудню, в комнату постучалась бабушка. Попросила впустить ее, чтобы обсудить что-то важное. Наташа открыла дверь и, скрестив руки на груди, встала в позу. Дескать, я слушаю только потому, что у меня нет выбора. Она ощущала себя пленницей из средневековых романов. Совсем одна, в темнице, без надежды на спасение.
– Глупышка, – Раиса Петровна говорила с нежностью, – не дуйся. Ты до сих пор не в городе только благодаря моей просьбе. Давай поговорим. Я присяду?
Она спрашивала как гость, а не хозяйка дома. Наташа кивнула, а сама уселась на подоконник. Бабушка приютилась на краешке смятой постели. Она пригладила одеяло, поправила подушку.
– Наташенька, что с тобою происходит? – спросила вкрадчиво.
Да почему все они заладили одно и то же? И Дима, и русалки, теперь вот бабушка. Ничего с ней не происходило. Ровным счетом ни-че-го!
– Со мной все в порядке.
– Ты убежала от нас в лес и собиралась там делать что… жить? Дима рассказал мне про пожар и то, как серьезно ты его восприняла. – Раиса Петровна устало прикрыла веки. – Мы видели высаженные тобою саженцы. Это громадный труд, маленькая моя. Ты себя чуть не угробила, но ради чего?
Они помолчали, думая о своем.
– Дима рассказал кое-что еще, – первой заговорила бабушка.
Наташа притворилась, будто ей неинтересно. Перевела взгляд на ногти и долго осматривала их.
– Он следил за тобой целый день, – голос бабушки стал строже. – И увидел нечто необычное… Я не знаю, верить ли ему. Нет, я не могу верить ему!
Она ударила ладонью по колену.
– Он видел белокурую девочку, – подсказала Наташа с грустной улыбкой, – которая вылезла из болота и чуть не утянула меня туда?
Раиса Петровна зажала рот ладонью.
– Значит, он…
Наташа глупо ухмылялась. Ее тайна оказалась раскрыта. Димка вытянул подругу, когда та чуть не захлебнулась, но не объяснился, а убежал к родителям. И все выдал бабушке. Или не одной ей? Вдруг вся деревня во главе с Ирой Смеловой не сегодня-завтра пойдут искать кикимор в болотах?
Почему-то Наташе не было страшно. Хранители не позволят чужаку узнать что-то лишнее.
– Натусь, объясни мне, – бабушка побледнела. – Думаешь, я не поверю? Я за свой век многое повидала.
– Но не кикимор, – невесело фыркнула Наташа.
– Не их, – согласилась Раиса Петровна, постучав ногтями по изголовью кровати. – Но и без того странностей хватало. Я тебе историю одну расскажу, частенько о ней думаю и никак не могу найти отгадку. В девяностые у нас накопления были, мы решили квартирку вам с мамой купить попросторнее. Порадовать, так сказать. О деньгах не переживали, решили, на хозяйстве протянем. Сделку оформили, вас вселили в голые стены. Но тут кризис грянул. Так вот, денег – ни копейки. Зима, своих запасов тоже почти не осталось, в долги влезли по самые уши. Вы еще в городе голодные. Я не представляла, что делать. Решили с дедом дом продавать да переезжать к вам. А тут захожу на кухню. Глядь! А на столе толстенная золотая цепь лежит. Явно не наша, и гости к нам не хаживали. Я, конечно, по соседям походила, Борю поспрашивала. Все головами мотают. Кто-то пытался прикарманить цепочку себе, но описать ее не сумел. В общем, принесла я ее в ювелирный магазин на осмотр, а мне там цену назвали! Ба! Я сроду не думала, что такие деньжищи можно за украшение отдать. В общем, сдала в ломбард, мы с долгами расплатились. А через неделю или несколько… В общем, вторая лежит. Тут у меня совсем глаза на лоб полезли. Ее я тоже сдала, вам выслала денежек, даже осталось немножко на черный день. Чем это назвать, если не чудом?
Наташа задумалась. Кто же сделал ее бабушке тот подарок? Дорогущий, неоценимый, спасший их с дедом от переезда. Была одна догадка, но Раисе Петровне внучка о ней не сообщила. Сначала бы проверить.
Нет, девушка не поведала про хранителей леса и умершего Кира. Ограничилась общими фразами: да, есть на свете всякие духи. Те самые, из сказок. Они существуют, их даже потрогать можно! Все-таки бабушка всегда была ей как подружка, с ней не так страшно поделиться сокровенным.
– Если ты мне поверишь, я тебе еще кое-что расскажу, – пообещала Наташа, – но потом. Ладно? Отпусти меня только на часок-другой в лес!
Она бы сходила к русалкам или хранителям и узнала, где искать живую воду.
– Нет уж, ребенок, – бабушка с оханьем поднялась, схватилась за поясницу. – Ой-ой. Совсем старая я стала. То сердце шалит, то в спине стреляет. Так вот, не пущу тебя. Иначе мне твои родители всыплют по первое число. А у нас и так отношения разлажены, то Борька разводиться пытается, то Света с папой твоим бранятся. Нельзя мне хрупкий мир нарушать.
– А если я докажу, что существует всякая нечисть?
– Посмотрим, – уклончиво сказала бабушка, уходя.
Едва закрылась дверь, как Наташа позвала Лютого. Причем не как обычно, просьбой, а потребовала живо появиться для важного разговора. И домовой, что удивительно, вынырнул из открытого шкафа, намотав на поясницу Наташины бусы из цветного стекла. Смотрелся он чудаковато.
– Ты мое единственное спасение, – честно призналась Наташа. – Сядь.
Лютый неторопливо прошествовал по комнате, точно модель. Забрался по ножке стола, плюхнулся на планшет.
– Не передумала оживлять? – только и спросил он, хмуря густые брови.
– Нет, – отрезала Наташа. – А если ты мне поможешь, то Кир будет жить вместе с тобой, в этом самом доме. Хочешь?
По лицу было видно: идея домовому пришлась по душе. Он и уши навострил, и заморгал часто-часто, и бусы затеребил.
– Но сначала скажи правду. Лютый… – Наташа прищурилась, – ты тогда помог моим старикам с деньгами?
– Я, – сконфуженно признался домовой; почему-то вся его спесь испарилась, хотя он должен был гордиться своим поступком. – Тяжело им пришлось, они взаправду собрались уезжать. Какую-то покупательницу нашли, толстуху щекастую. Фу-у. А я ж привык к ним. Ну, это, я в ответе за тех, кого приручил, стало быть. Ну, пошел я к дому одного богатея, поговорил с его домовым, ну и… А чего? Он эти побрякушки наверняка и не считает, а твои с голоду не померли. Я немолодой уже, мне вредно менять хозяев.
– Воровать плохо.
– Угу, – он кивнул, – но я один разик всего, честное слово. Ну, два разика. Так что по поводу Кира?
– Есть у меня одна мыслишка, но без тебя не обойтись.
И Наташа шепотом, будто их могли рассекретить, поведала свой план.
Спустя полчаса домовой появился вновь и, показав большой палец, скрылся за шторой. Тогда Наташа вышла из комнаты. В гостиной сидела бабушка. Белая как мел, она отрешенно смотрела в пустоту. Наташа, подойдя со спины, погладила ее по плечу и заговорила тихо:
– Бабуль, ну что?..
– Такого не бывает, – без эмоций сказала Раиса Петровна. – Всякое случается, и в домовых я верила, но не в… таких. Во что-то невидимое, мистическое… А он… как поздоровается, как ладонь поцелует. Джентльмен….
Ха! Галантный Лютый – что-то новенькое. Видать, решил не проявлять свой дурной нрав при любимой хозяйке дома. Не зря ж он ее спасал – точно любимая.
– Никто не верит, – успокоила Наташа. – И я не верила два года назад.
Раиса Петровна резко повернулась.
– И что? Много их?!
Наташа даже опешила от неожиданности.
– Домовых? А-а-а, созданий. Не знаю, но, думаю, много. Я знакома с русалками, с упырем. С кикиморой вот подралась недавно, хотя Смелова тоже та еще кикимора, – она хихикнула своей шутке. – Я хранителям леса помогаю, это духи, которые…
Они обсуждали подробности долго-долго. И про Кира поговорили вдоволь, и про дуб его, и про пожар. И о птице Сирин пришлось рассказать, и дневник показать с записями. Бабушка жадно слушала. Она, точно маленькая девочка, погружалась в волшебный мир. Поражалась, ахала, переспрашивала. Благодарила домового, осуждала кикимору. И когда Наташа завершила, Раиса Петровна выдала всего одну фразу:
– Когда ты вернешь Кира – я приму его как родного внука.
Она впервые назвала его не «Кирилл», а «Кир». А главное – сказала не «если», а «когда». Бабушка поверила в Наташу! Осталось найти живую воду. У нее все получится.
Лютый поклялся опросить всех, где эту воду искать, и унесся, шлепая босыми пятками по полу. Бабушка пообещала перерыть книги, авось что и разузнает. Наташа копалась в Интернете, который не мог ничем помочь. О живой воде все знали, но никто не подозревал, где она протекает.
А потом позвонил Димка и извинился за свой поступок. Признался, что он так испугался за Наташу, что решил позвать ее родителей. Не подумал с ней побыть, а убежал в деревню. Чудом дорогу в деревню нашел (Наташе показалось, что не обошлось без вмешательства хранителей). Уже в Камелево Дима понял, что не знает, где находится болото, поэтому привел всех на поляну. Ее координаты он вбил в навигатор на телефоне еще тогда, когда они собрались компанией, – не хотел потерять такое хорошее место. Он расспрашивал о произошедшем недоверчиво, будто сам себя считал чокнутым. Наташа вдохновенно врала о подружке-проказнице, караулящей ее у болота, и о том, что ему все почудилось. Обман зрения, не более. Он, конечно, не поверил. Что ж, пускай попробует разузнать что-то подробнее о духах. Если те захотят открыться – откроются, а нет, так он ничегошеньки не добьется.
Они долго говорили, что-то обсуждали, а до Наташи вдруг дошло абсолютно очевидное: они уже не друзья. Можно сотню раз уверять, что все по-прежнему, и клясться в дружбе, и улыбаться при встрече, но не друзья, и все тут.
– В общем, с Ирой я расстанусь сегодня-завтра. Никак не могу слов подобрать, чтобы сказать ей.
– Ясно, – только и ответила Наташа.
– Знаешь, я до сих пор не разлюбил тебя. Но ту, прошлую, – зачем-то подытожил Димка. – Новую тебя я совсем не люблю.
– Зря ты, Дим. Незачем меня прошлую любить, потому что взаимностью я никогда не отвечу. Я окончательно новая.
– Окончательно, – заунывно повторил Димка. – Ладно, бывай. Пиши, если что. Ну… не забывай, что ли.
Она пообещала не забывать.
Вечером с работы приехали родители и заявили:
– Мы увозим Наташу.
Бабушка наотрез отказалась отдавать внучку. Они поругались между собою, к ним подключился дед. Вспомнились былые обиды. Взрослые долго скандалили, не жалея слов и голоса. Отец обозвал «семейку жены» безумными стариканами, мама ударила его по щеке и потребовала никогда так не отзываться о ее родителях. Бабушка назвала папу мерзким хамом, следом рыкнула на деда, который припомнил тракториста. Дедушка резанул:
– Завтра же подаю заявление.
А бабушка в слезах заключила:
– Ну и скатертью дорога!
И тут Наташа поняла: это навсегда. Иначе не будет, незачем надеяться на лучшее. То призрачное счастье, которое поселилось в доме на пару недель, испарилось.
Она не плакала, а скулила. Редкие слезинки капали на страницы дневника, где она дрожащими пальцами выводила что-то несуразное.
– Сирин, – пробормотала Наташа, – прости меня, пожалуйста. Я очень хотела оживить Кира. Так сильно, что даже не догадалась подумать о нем. Это не ему нужно, а мне! Это я страдаю, а не он. Я ужасная эгоистка, Сирин… Лютый прав, его я спросить забыла. Я не хочу тревожить Кира! Сирин… – Голос сел. – Пожалуйста, помири мою семью. Пускай они, а не я, будут в порядке. Я готова найти заново все, что ты попросишь. Они заслужили счастья…
Девушка смахнула последнюю слезинку, как вдруг дневник захлопнулся. В комнате поднялся ветер, захлопал дверьми шкафа, сбросил вещи с вешалок, застучал ящиками стола. Шторы хлопали, точно крылья могущественной птицы. И одна стена обрушилась, рассыпаясь в песок. Поверх грядок проросла тропинка. Она извивалась, петляла и тянулась вдаль. Наташа боязливо ступила на нее, но тут же отпрыгнула.
– Живая вода – это слезы. Искренние слезы – это память. Память – это жизнь.
Мягкий голос Сирин окутывал как шаль.
– А моя семья? – заупрямилась Наташа. – Нет, пожалуйста…
– Все решаемо, девочка, все решаемо, – ответила невидимая Сирин. – Поторопись. Найди своего друга.
Ветер дул в спину, подгоняя. Дорожке не было видно конца. А солнце опускалось. И интуитивно Наташа догадалась: она должна успеть до заката, иначе все труды напрасны. Она бежала, но когда начинало колоть в боку, замедлялась и шла широкими шагами. Иногда ей казалось, будто тропинка вильнула из-под ног и исчезла, но та показывалась вновь. Наташа шла, наверное, целую вечность. И думала, что делать дальше? И что скажет Кир, когда увидит ее?
Он, как и во сне, сидел на огромном камне возле тихой воды. Шумели камыши, солнце почти опустилось за горизонт. По зеркальной глади плавали белые лебеди. Закат окрасил их перья алым. Наташа невольно залюбовалась.
Кир посмотрел на нее как на привидение. И не сказал ни слова. Его обычно взлохмаченные волосы сейчас были аккуратно причесаны. Из серых глаз пропала хитринка. Вся его былая живость испарилась, осталась усталость и безмятежность. Это был не Кир, а его жалкая копия.
Наташа улыбнулась.
– Привет.
Кир не ответил, но в глазах его было разочарование. Не этого он ожидал.
«Мало прийти к нему, – с горечью поняла Наташа, – он должен согласиться пойти со мной».
– Кир, – взмолилась девочка. – Пожалуйста, вернись. Вернись ко мне. Я безумно скучаю!
Да, она эгоистка. Окончательная и бесповоротная, но если только эгоистка может вернуть Кира, то пускай. Он ей нужен, ей! Она ради него готова ежедневно биться с кикиморами и тонуть в болоте. Готова ночевать у упырей и переругаться со всей семьей. Она не представляла себя без него.
«Важна только память», – отдавалось в висках шепотом Сирин. А Кир, кажется, совсем не помнил Наташу.
Он все так же отрешенно осматривал ее. Наташа все говорила и говорила, приводила миллион доводов, а он все не двигался. И лебеди больше не кружили, а мерно качались на слабых волнах, словно неживые. И ветер подул пронзительный, заглушающий голос.
Слова кончились. Она хотела добавить напоследок что-то важное, но не смогла…
– Прости, что отвлекла тебя, – сказала вполголоса. – Тебе тут хорошо?
Он зыркнул на нее как на назойливую букашку. Мешается тут, отдыхать не дает! А потом все же кивнул и мечтательно улыбнулся. Дескать, можешь не сомневаться: я счастлив. С последним лучом солнца Кир начал таять. Наташа протянула к нему ладонь и поймала призрачную руку в свою. Обхватила холодные пальцы, стиснула их.
Что ж, или сейчас, или никогда!
– Я… – начала она, жмурясь от боязни.