Глава 15
Сны становятся явью
Кир сидел на булыжнике у озера, чем-то похожего на русалочье. Тот же камыш и та же ряска. Он задумчиво кидал в воду плоские камешки, и те прыгали по водной глади как лягушки. Он был окутан светом, и в глазах его плясали искорки. Вместо драной, с чужого плеча одежки Кир был одет в стильные клетчатую рубашку, зауженные джинсы и кеды.
Такой красивый, как с обложки модного журнала. Только какой-то неестественный…
– Привет, – сказал он радостно, когда Наташа подошла поближе.
Девушка присела на траву в полуметре от него. Неужели получилось его возвратить? Но как? Она же так и не добыла волос болотной хозяйки и живой воды… Не важно! Главное – он цел, невредим и совсем близко. С ним можно разговаривать. И, наверное, даже дотронуться…
– Я скучаю по тебе, – призналась она шепотом.
– Я тоже, – ответил Кир.
Он схватил Наташину ладонь и крепко сжал. У нее закружилась голова от мысли, что она опять может чувствовать его прикосновения.
– Ты умер, и…
– Духи не умирают, – поправил Кир и вдруг вскочил на ноги. – Смотри, там какая-то тропинка!
Ее ладошка выпала из его руки.
«Где? – хотела спросить Наташа, но губы не размыкались. Она глянула влево и вправо, а когда повернулась к Киру, тот смазался, расплылся, тело его завертелось в черном смерче. Наташа пыталась удержать его за рубашку, но лишь ломала ногти, хватая ртом бушующий в круговороте песок. – Куда ты?! Не смей бросать меня, слышишь?!»
Озеро исчезло. Наташа стояла посреди чащи среди сотен ворон.
– Тебе не дойти! – каркали они, хлопая черными крыльями.
– У тебя не получится, – хохотали русалки, почему-то раскачивающиеся на ветвях.
Тина отрывала со своего хвоста чешуйку за чешуйкой, и те опадали на землю кровавыми каплями. Мудрую птицу Сирин, закованную в кандалы, тащил одноглазый упырь Веня со словами: «Ты останешься со мной навечно».
– Я вас всех ненавижу! – заорала Наташа и превратилась в тонкую березку. Она пыталась двигать руками-ветками, но те не поддавались. Хотела кричать, но не имела рта.
– Ты будешь нашим учеником, – разносилось в ушах лиственным многоголосьем.
Она шагала по лесу, еле передвигая свои многотонные ноги-корни…
Неожиданно все пропало. Наташа проснулась в своей городской комнате с обоями в цветочек.
«Только сон», – подумала она, увидев на пороге маму. Сердце бешено колотилось в груди.
– Мы с папой бросаем тебя, – ласково сказала та. – Ты виновата в нашем разводе. Нам без тебя гораздо лучше.
Мама захлопнула дверь и заперла ее на замок. По комнате поплыл едкий дым. Словно облитые бензином, вспыхнули стены. Всполохи перекинулись на постель… Огонь подбирался к босым ногам. Наташа кинулась к окну, но внизу многоэтажки зияла пропасть. Девушка встала на подоконник, чтобы позвать на помощь. Спину жгло языками пламени.
– Ты уверена? – ухмыльнулся Лютый, висевший на темно-зеленой шторе.
– Помоги!
Домовой пихнул ее в спину…
Она проснулась из-за звона, ошалевшая и мокрая от пота. Вытерла лоб одеялом, отдышалась. Потянулась за чашкой с чаем, которую оставила перед сном на тумбочке. Но та, расколотая на пару крупных осколков, валялась в луже на полу.
– Утро доброе, – хмуро сказал Лютый, сидящий наверху ее подушки. – Понадобилось что-нибудь разбить, чтоб тебя добудиться.
От неожиданности Наташа вскрикнула. Слишком явным был сон. Голова кружилась, а во рту стоял привкус гари.
– Я не желаю с тобою говорить.
Она поднялась с кровати и уселась на стул, чтобы быть подальше от домового.
– Я тоже, – хмыкнул тот. Одет он был в подаренный ею второй, нежно-зеленый джемпер, но наверняка нарочно заляпал его синей краской и прорвал его в нескольких местах. Чтоб ей было обидно. Не дождется, ей все равно.
– Что ты тут тогда потерял? – спросила Наташа. – Убирайся вон!
– Я пришел вразумить тебя. Ты хоть понимаешь, что если Сирин каким-то чудом воротит Кира, то не духом, а обычным человеком?
Наташа непонимающе склонила голову.
– Почему?
– Да потому что помимо прочего она требует от тебя живую воду. Мне русалки все доложили, ага. Остальное понятно: тебе нужно что-то, принадлежащее Киру, чтобы отыскать его. – Он загнул большой палец. – Что-то от тех, кто его любил. Что-то от того, кто его ненавидит, – для природного равновесия. – Загнул указательный и средний. – И ноготь ведьмака для колдовства. Но живая вода…
– Допустим. И что в этом такого особенного? Человек и человек.
– Ты думаешь только о себе! – вспыхнул Лютый. – Каково парню жить в мире людей? Он в вашем, этом, социуме вертеться не умеет. Компьютеров не трогал и по мобильным не трепался. Для него все то, что ты видишь ежедневно, – абсолютно незнакомое и пугающее. У него даже этих, как их, документов нет. И где он их возьмет? Оставишь его спать на улице?
Честно говоря, об этом Наташа не подумала. Ни о документах, ни о деньгах, ни о том, что ее мир был для Кира чужим. Даже о том, что он может стать человеком, а не духом.
– Я что-нибудь придумаю.
Домовой сплюнул.
– Да не придумаешь ты ничего! Ты безмозглая! А если эта гадкая птица сделает так, что Кир все забудет? Проснется где-нибудь за тридевять земель отсюда, ничего не соображающий, а через неделю сдохнет от голода. Отличную ты судьбу уготовила для друга.
– Не преувеличивай! – Наташа покачала головой. – Я его везде найду, клянусь.
– Ага, и заберешь домой, как собачку. Маме-то что скажешь? Что ему негде жить и он десяток-другой годочков у вас перекантуется? Ха-ха-ха. Да она тебя слушать не станет, сдаст его куда-нибудь. Куда там сейчас сдают беспризорников? – Лютый хрустнул костяшками пальцев. – А если окажется, что Кирилл-человек не так крут, как Кир-дух, и он тебе надоест? Отравишь его, разрубишь тело на части, упакуешь в пакеты и выбросишь в мусорный контейнер? Он уже мертвый, смирись!
– Духи не умирают, – фыркнула девушка и вышла из комнаты, игнорируя оскорбительную тираду Лютого, несущуюся ей вслед.
И все-таки Наташа уяснила две важные вещи. Первое: если она собирается вернуть Кира и если тот действительно станет человеком, то ему придется где-то жить. А значит, она должна подготовить почву. И второе: волосы болотной хозяйки принадлежат кому-то, кто сильно не любил Кира. Лютый неспроста сказал «Что-то от того, кто его ненавидел». Неужели кто-то мог ненавидеть Кира?
Начала она с меньшего. Заглянув на кухню, позвала бабушку в беседку. Та, отбросив недорезанный лук, метнулась за внучкой. Наташе все больше не нравилось повышенное внимание, уделяемое ее персоне. Но пока оно шло ей на руку.
– Бабуль, если бы я попросила приютить у вас одного моего хорошего друга, ты бы согласилась?
Раиса Петровна заулыбалась.
– Разумеется! Комнат в доме хватит на всех. Когда он приедет?
Наташа ответила не сразу. Потрогала увитые вьюнком деревянные колонны, поддерживающие крышу.
– Пока не знаю, приедет ли вообще, – призналась она. – Но ему придется жить здесь долго, возможно, несколько лет. Не выгоняй его ради меня. Мы с ним будем зарабатывать и отдавать тебе деньги за съем жилья. Ладно?
– Ната, я не понимаю, – Раиса Петровна вытерла ладони о фартук. – Что случилось с твоим другом? Почему ему негде жить? Я знаю его?
– Да, это Кир.
Наташа собиралась продолжить, рассказать про то, что он вовсе не погиб, а лишь попал в аварию, но выжил. Но ему негде жить… В общем, что-нибудь да придумалось бы. Но не успела. В глазах бабушки появилось что-то опасное. Она не верила. Разумно, а кто бы поверил? Раиса Петровна выдавила улыбку и погладила Наташу по волосам:
– Разумеется, я приму его. Не переживай.
Бабушка даже не спросила, как он может приехать, если умер. И быстренько убежала на кухню, вспомнив о выкипающем супе.
Наташа поняла, что все испортила. Она еще немного посидела в беседке, рассматривая пузатые облака, но придумать оправдания перед бабушкой не смогла. Что сказать, чтобы она поверила внучке? Девушка побрела к дому. Почти поднявшись по ступенькам крыльца, она услышала взвинченные голоса из кухни. По стеночке подошла поближе к открытому окну.
– Да что вы заладили: надо что-то делать, надо что-то делать. Давайте отвезем ее к психологу, – предложил папа.
– Ты считаешь мою внучку безумной?! – разозлилась бабушка.
– Раиса Петровна, – отец цокнул языком, – не путайте психологов и психиатров. У Натальи умер друг, а она собирается поселить его в ваш дом. Вы считаете это нормальным? Ей нужна помощь профессионала. Вчера в городе она рылась в земле, судя по ее одежде. Уж не искала ли его кости, чтоб привезти их сюда?
– Да что ты городишь? Какие кости? Тебе самому нужен врач! Света! Поддержи меня! – в отчаянии вскрикнула бабушка.
Мама ответила что-то шепотом сквозь всхлипы. Наташа сделала еще полшага к окну, чтобы лучше разобрать речь. Главное, чтобы ее не заметили.
– Решено, – подытожил папа. – Света, записывай ее на прием. И вставай уже, пошли собирать сумки.
– Зачем сумки? – уточнила бабушка.
– Потому что наотдыхались по самое не хочу! В городе Наталье будет легче.
У Наташи тревожно забилось сердце. Зачем ей психолог?! Для чего ее увозить?! Нет-нет-нет!
Стараясь сохранять спокойствие, она вошла в дом, помахала родителям рукой. Те ответили натянутыми улыбками. В своей комнате достала кошелек с накопленными деньгами, вытряхнула мелочь из рюкзака, схватила планшет и телефон, убрала дневник. Запихала в рюкзак теплый свитер и сменное белье. В карман джинсов засунула складной ножик – волосы-то надо чем-то отрезать. В кухне по-прежнему что-то обсуждали, но уже шепотом. Строили коварные планы…
Некогда медлить! Наташа выпрыгнула из окна. Отогнув доски, пролезла через щель в заборе и, спотыкаясь, понеслась прочь от дома. Ей надо где-то спрятаться. Срочно затеряться, потому что если родители увезут ее домой – Кира она не воротит. Страх застилал рассудок. Девушка забежала в магазин к тете Любе и трясущимися руками протянула той двести рублей.
– Мне, пожалуйста, хлеба… – подумав, добавила: – три буханки. И воды без газа две бутылки.
Что еще купить, чтобы не умереть с голода? В висках бился страх. Вдруг родители отправятся ее искать прямо сейчас? Нельзя! Нет!
Тетя Люба долго укладывала покупки в пакет и что-то рассказывала, но Наташа не слушала. Она соскребла сдачу и вылетела из магазина. На входе поджидала Смелова. В белоснежном сарафане. Длинные волосы собраны наверх заколкой с разноцветными камушками.
– Ну, наконец-то дождалась! – с непонятной радостью хихикнула она. – Как увидела, что ты несешься по улице… Дай, думаю, поболтаю с подружкой.
Она ухватила Наташу под локоток.
– Уйди, – взмолилась та, отпихивая Смелову.
Но наглая девица загородила проход.
– Ты думаешь, я прощу тебе то…
– Уйди! – грубее повторила Наташа.
Ира вцепилась в ее плечо, вдавила длинные ногти в кожу. Наташа зашипела от боли. Тетя Люба из-за открытых дверей магазина выкрикнула что-то неодобрительное.
– Извиняйся, – потребовала Смелова. – Ты никто, запомни. Какое ты право имеешь унижать меня? Знай свое место. Живо проси прощения!
Наташа еле вывернулась, оцарапав плечо. И толкнула Смелову. Та, рыкнув, навалилась всем телом, пытаясь схватить за волосы. Они упали на порог магазина и скатились с него по ступенькам сплетенным комом из рук и ног. Смелова заехала Наташе в ухо, та в долгу не осталась, саданула по носу. Они шипели и царапали друг друга как кошки. Разняла их тетя Люба, которая выскочила из-за прилавка на улицу и оттащила Наташу прочь от Смеловой. Та лежала на траве, белый сарафан стал серо-зеленым. На расцарапанной щеке выступила капелька крови. Заколка выпала из волос.
Тетя Люба отряхнула Наташу и грубо сказала Смеловой:
– Убирайся отсюда.
– Да я вас… – та набычилась, вскакивая на ноги. – Мой отец снесет ваш сарай! Готовьтесь!
– Валяйте, – разрешила продавщица и, втащив Наташу в магазин, заперла дверь на щеколду.
У Наташи болел глаз и была рассечена губа. Она нехотя глянула в карманное зеркальце, тяжко вздохнула и попросила не рассказывать родителям. Тетя Люба поклялась, но Наташа прекрасно понимала: продавщица такая болтушка, что нарушит клятву спустя десять минут.
Смеловой на улице уже не было. Наташа подняла нетронутый пакет с хлебом и водой и торопливо направилась к лесу. Где еще спрятаться, если не там?
Она уселась на полянке возле растущего дуба. Ветер холодил кожу. Наташа надела свитер, поежилась и задумалась, как жить дальше. По всему выходило, что пока она не вернет Кира, домой ей хода нет. А чтобы его вернуть, придется отыскать какого-то болотного врага и живую воду.
Девушка вбила в поисковике «Кто обитает в болоте». Интернет ловил слабо, сеть постоянно пропадала, но спустя минуту-другую страница открывалась. Она прочла несколько статей про насекомых, амфибий и прочую живность, которую можно найти возле болота. Вряд ли Кир не поладил с какой-нибудь крысой или ящерицей. Нет, его враг кто-то из нежити. Но кто? Покопавшись по новому запросу, она нашла интересную статейку про легенды и мифы, относящиеся к болотной живности. Среди прочих в ней описывались и водяные с русалками, но с теми Кир существовал мирно. Да и разве может быть водяной хозяйкой? Он хозяин. Еще говорилось про сирен, заманивающих моряков пением на дно. Но те сразу отпадали, так как обитали в морях.
Оставались кикиморы. Их описывали как низеньких обезображенных старух, одетых в лохмотья. Приписывали им отвратительный характер и неприятный запах. Кто-то уверял, будто кикимора – жена лешего, другие считали, что эта нежить существует сама по себе. И происхождение кикимор оставалось неясным. Одни авторы говорили, что кикиморами становятся проклятые дети, другие – что кикиморами рождаются, третьи – что людей кусают другие кикиморы, и тогда те превращаются. Ясно одно: кикимора – злой дух, способный утянуть в болото любого человека.
Давний знакомый ворон чистил перышки в двух метрах от Наташи.
– Покажи, где живет кикимора, – Наташа протянула птице на ладошке кусочек хлеба.
Тот вальяжно подошел к девушке и аккуратно клюнул ее в ладошку, забирая хлеб. Затем поднялся в небо, кружа над поляной. Наташа поднялась на ноги, схватила рюкзак и побежала за вороном. Тот летел над кронами деревьев, изредка оповещая карканьем, где он находится. Наташа продиралась сквозь деревья и боялась упустить птицу из вида.
Отчетливо завоняло болотом. Гнилостно, затхло, так пахнет стухшее яйцо. Лесные заросли расступились.
Кикимора где-то рядом, не так ли?
В одной статейке говорилось, будто эта нежить обожает побрякушки. Наташа вытащила из ушей дорогие сережки, подарок мамы на день рождения, и покрутила на ладони. Золото блестело на солнце, камешки сверкали.
– Покажись и получишь их.
Вонючая жижа забурлила и вспенилась, и из воды вылезла голова. Наташа ожидала чего угодно, но на нее смотрела миловидная девочка лет десяти. Белокурые, совершенно сухие волосы ниспадали кудрявыми локонами. В огромных сине-голубых глазах застыло любопытство. Маленький носик, алые губки, розоватые щечки – девочка была очаровательна. Она протянула пухленькую ладошку, но Наташа убрала руку с серьгами в карман.
– Дай прядь своих волос, и я подарю тебе сережки.
Беловолосая девочка высунулась из воды по пояс. Одета она была в потрепанное белое платье в синий горошек, где-то оборванное, где-то залатанное грубыми нитями.
– Дать! – неожиданно неприятным, скрежещущим голосом потребовала она, выпрыгивая на берег.
Кикимора стояла на четвереньках и скалила острые, звериные зубы. Растопырила пальцы на руках, изогнула спину. От прежней девочки-красавицы в ней не осталось и грамма. Черты смазались, стали жестче.
– Я тебя не боюсь, – Наташа покачала головой.
– Дать доброй маленькой кикиморке золотую вещичку! Кикиморка просить! – сюсюкала та, оскалившись.
Наташа сделала вид, будто задумалась.
– Не-а, извини, но ты получишь сережки только за волосы.
Кикимора на четырех конечностях надвигалась на Наташу. Высунула раздвоенный язык зеленого цвета. С того капала желтоватая слюна. Вместо ногтей на ногах у нее росли загнутые когти.
– Мерзкая девчонка не слушать кикиморку! – рот нежити искривился. – Дать!
Секунда, и она бросилась к ногам Наташи, клацнула зубами в сантиметре от лодыжки. Та отпихнула кикимору кроссовкой. Нежить скорчила мордашку и залилась правдоподобными слезами.
– Пожалуйста, замечательная девочка, не обижать кикиморку. Кикиморка безобидная! – ревела она, размазывая слезы по щекам.
Наташа вновь показала сережки, которые сверкнули камешками.
– Смотри. Видишь, я доверяю тебе. Позволь мне отрезать прядку твоих волос, и ты получишь их. Клянусь.
Девушка не успела вновь зажать ладонь, как кикимора вскочила, шершавым языком слизала с нее серьги и проглотила их. По болоту разнесся заливистый хохот.
– Глупая девчонка! Дружочек помереть, ха-ха! Так ему и надо! Кикиморка ненавидеть его. Глупец помереть, а кикиморка и рада!
И она нырнула обратно в вонючую жижу.
Наташа попыталась схватить нежить, грохнулась на колени. В последний миг под пальцами скользнули длинные волосы. Девушка со всей силы дернула за них, вырвала клок. Кикимора отплыла подальше, визжа и костеря Наташу совершенно не детскими, неприличными словами.
И тут болото словно ожило. Вторую руку, которой девушка опиралась о берег, что-то обхватило, обвилось путами вокруг запястья. Сколько Наташа ни тянула ее вверх, вязкая жидкость не сдавалась, тащила за собою. Там, где недавно было твердая земля, вдруг размякло. Не удержав равновесия, Она грохнулась лицом в болото. Оно обняло за талию, засасывая в себя. В ушах разносился хохот кикиморы.
– Девчонка помереть! Помереть, как дружочек! Утопнуть и сгнить! Ха-ха!
Это конец. Наташа барахталась, сучила руками и ногами, но лишь больше увязала. Колени провалились. Она пыталась задержать дыхание, но от испуга разевала рот и наглоталась гнилой воды. Сердце колотилось по ребрам. Неужели она погибнет так нелепо, оступившись?
Внезапно кто-то схватил ее за шиворот, вытягивая наружу.
Наташа долго лежала на земле, откашливая зеленую жижу. Она продрогла в насквозь мокрой, хлюпающей одежде. Глаза щипало. Кто помог ей спастись? Девушка запоздало оглянулась, но поблизости никого не было. Она отжала волосы и посмотрела на обманчиво спокойное болото. Затем подняла правую руку, которую почему-то не разжала ни когда барахталась, ни когда тонула. Вместо красивых белоснежных прядей в ней оказались засохшие, твердые точно леска волосы грязно-желтого цвета.
Она шла обратно на поляну, лишенная всяких сил. День закончился, в лесу потемнело. Сделала последний шаг и собиралась выдохнуть, но на поляне стояли люди. Мама, папа и Димка. Отец пересек расстояние, отделяющее его от дочери, и грубо схватил ее за локоть.
– Ну-ка идем, – приказал он, и в голосе был металл.
Лучше бы ее сгубила кикимора…