Солнце опускалось за горизонт. Последние его лучи расплывались по траве желтоватыми пятнышками. После дневной жары и купания в речке ребята разомлели. И когда на поляне ощутимо посвежело, встал вопрос, из чего развести костер. Хворост-то добыть легко, но еще необходимо полено-другое, чтобы поддерживать пламя. Углубляться в лес никто не захотел.

– Да вон, чем не ветки для растопки? Возьмите пилу, – зевнул Димка, поворачиваясь на бок.

Наташа сообразить не успела, как оказалась с широко расставленными руками напротив Кириного дуба.

– Нет, – жестко сказала она.

– Почему? – удивился Вано. – Димон же не срубить его подчистую предлагает, а лишь отпилить нижние ветки. Мы так всегда делаем.

– Нет!

Ира покрутила пальцем у виска. А Наташа прижалась к дереву спиной, не позволяя приблизиться к нему ближе чем на метр. Она напомнила самой себе разъяренную кошку, у которой пытаются отобрать новорожденных котят.

– Если вы оторвете хоть один листочек, – шипела она, – я… я…

– Что ты? – встряла Смелова. – Перестанешь с нами общаться? Валяй, мы не расстроимся. Честное слово, клянусь всем, что у меня есть. Ты ж неадекватная – покусаешь нас еще, когда наступим на цветочек какой-нибудь убогий.

– Ира! – одернул ее Дима.

– А что? – Та не унималась. – Или, может, сбежишь? Так тоже нестрашно, переживем. Вали уже куда-нибудь. Весь день ноешь, раздражаешь безумно.

За перепалкой наблюдали с немым любопытством. Вано нахмурил брови, но остался в стороне от скандала. А ведь мог бы и защитить… Чей он парень, в конце концов?

– Ира, заткнись! – не выдержал Дима, отсаживаясь от Смеловой. – Не хочет она, чтоб вы трогали это дерево! В чем проблема? Слабо найти другое? Я сам схожу.

Наташа осталась в гнетущей тишине. Да, она смотрелась глупо. Да, защищать дуб – странно. Показалось, что нижняя ветка чуть коснулась ее плеча, ободряя и поддерживая, но девочка смахнула наваждение.

Когда Димка вернулся, ребята начали выбирать место для костра. Единственное хорошее расположение, рядом с поваленным бревном, оказалось на расстоянии полуметра от палатки Наташи.

– Не стоит разжигать так близко, – рассудил Дима. – Вдруг что? Сегодня ветрено.

– А где тогда, у края бревна? – Вано отмахнулся. – Не боись, правила пожарной безопасности помним. Ну не переустанавливать же Наташкину палатку в самом-то деле. Лишняя нервотрепка. Я ее в обиду не дам и сгореть не позволю.

– Твоя самоуверенность тебя погубит, – не унимался Дима, разглядывая округу.

– Ага, по тем самым правилам, нас в колледже учили, что разжигать в лесу вообще ничего нельзя, – сказал Игорь. – Когда нас останавливали такие пустяки?

– Ну не в тридцати сантиметрах же! А если уголь вылетит и прожжет ткань?

– Забейте. – Наташа застыдилась, что из-за нее постоянно возникают разлады.

И ребята забили, хотя Димка долго ворчал и обдумывал, как бы быстренько переместить палатку. Дальше слов дело не пошло.

Пикник не заладился. Как ни пытался Вано рассмешить товарищей байками о спортивном зале – улыбались скорее ради необходимости. Как ни приплясывали братья-близнецы, дурачась и хохоча, – видна была наигранность их движений. Как ни заводил Димка непринужденной беседы – разговор получался односложным и бессмысленным. Первым сдался Сема:

– Слушайте, а может, ну его? Пойдемте обратно? Чего с комарьем дрыхнуть – нас же сожрут. А дома москитные сетки и прочие радости жизни.

Для естественности он стукнул себя по щеке, на которую не село никакой мушки.

Игорь поддержал брата:

– Да и прохладно тут что-то.

Но Смелова неожиданно воспротивилась.

– Делать мне нечего – пилить по лесу в темноте. Я уйду отсюда утром.

Вот уж от кого не ожидали энтузиазма ночевать без удобств. Было решено остаться.

В какой-то миг скучных посиделок Наташе нестерпимо захотелось опереться спиной о ствол дуба и слушать звуки леса. Она постоянно косилась на величественное дерево, словно ждала осуждения или, наоборот, молчаливого согласия. Но так и не смогла пересилить себя и подойти.

– Почему тебе так важно это дерево? – Дима, наблюдающий за ней, ткнул в дуб. – Оно же ничем не отличается от миллиона других. И к ним ты вроде не питаешь особых чувств. А это?..

– Оно особенное.

– У тебя с ним что-то связано?

– Да, друг.

– Друг? – Дима задумался, почесал затылок. – Ты же тут ни с кем не общалась, кроме меня. А, постой! Этот, как его… Мы его в больнице встретили, а вы потом ночами по лесам бродили.

Он пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить.

– Кир, – сглотнув, подсказала Наташа.

– Кир, точно! И как он? Славно мы тогда начистили физиономии друг дружке. Я б с ним пообщался в мирной обстановке. Передавай ему привет, ну, и к нам приглашай как-нибудь. Думаю, теперь мы подружимся. Он вроде чокнутый малость, не? Здесь таких любят!

– Он уехал навсегда отсюда, – нашлась Наташа, опять посмотрев на дуб.

«Но находится в двух метрах от меня», – додумала она, погладив траву.

– Жаль.

– Угу.

Дима не нашел что ответить, пересел обратно к Ире.

А ночь никак не заканчивалась, растекалась свежестью по лицу, шее, рукам. Вано несколько раз подсаживался к Наташе, но скучал от ее упорного молчания и уходил к мальчишкам.

Она ушла спать первой. Показательно зевнула и, попрощавшись, скрылась в палатке. Там зарылась с головой в спальник, застегнула его под подбородок и уснула болезненным, обрывчатым сном.

Ей снился огонь, схожий с лисой. Пламя лизало шершавым языком пустоту рядом с Наташей, нападало на нее, скалило зубы, пыталось схватить в объятия. Лисий рыжий хвост мелькал то тут, то там. Особенно сильно жарило левый бок.

– Таша! – сквозь сон донеслось до нее нервное. – Вставай! Наташа! Наташа!

Дым из сновидения душил. Она простонала что-то и хотела перевернуться, но голос был настойчив. Во рту пересохло, и девушка надрывно закашлялась.

Распахнула глаза и то ли во сне, то ли наяву увидела на пороге палатки стоящего на коленках и тревожно всматривающегося голого Кира. Он сильно дернул за край спальника.

– Срочно вставай. Ну же!

– Кир… Прости меня, – сквозь сжатое от гари горло пробормотала она.

– Живо! Выходи! Тут пожар…

Что? Где? Доходило медленно, как через вату. Пожар?! Настоящий, не выдуманный? Наташа вскочила, запутавшись в спальнике. Едва выбралась из него, и, пока закутывалась в куртку, Кир исчез. Схватив рюкзак, она вылезла наружу, задохнулась от нового приступа кашля, прикрыла нос и рот ладошкой. Глаза слепил огонь, который бушевал слева. Он уже лизал низ ее палатки и праздничными искрами рассыпался по брезенту.

– Вставайте! – кричала Наташа остальным, еще спящим.

Ей было страшно. До слез, но в глазах пересохло. Они невыносимо чесались. Девушка кинулась к палатке парней, затрясла, застучала по тряпичной стенке.

Ребята выскочили, растолкали Иру, которая сначала огрызалась и просила не разыгрывать ее, а после, увидев, что творится на поляне, истошно завопила.

Наташа схватилась за бутылку с остатками лимонада, вылила на огонь. Тот зашипел и лизнул край бревна, по которому она совсем недавно гуляла, точно канатоходец.

– Сейчас все перекинется на деревья, и нам конец. Уходим! – Дима схватил ее за талию и потащил прочь.

– Нет! – брыкалась Наташа. – Надо потушить его! Все сгорит! Он сгорит!

Вано легко, точно прутик, перекинул ее через плечо и крепко обхватил ноги, которыми она сучила по его широкой груди. Они бежали, плутали и надсадно кашляли. А Наташа в ужасе понимала, что она оставляет Кира на верную гибель. Девушка рыдала, до крови искусала губы, расцарапала Вано спину, и тот обозвал ее истеричкой, но не отпустил.

На шоссе они выбрались, когда начало светать. Димка посмотрел вверх, но дыма над лесом видно не было.

– Может, затух сам по себе? – предположил он неуверенно. – В любом случае, никто ничего не видел. Мы отдыхали у правого берега озера, а не там. Все ясно? Иначе нам кранты. Если кто-нибудь проболтается – я…

И замолчал, оставляя лишь догадываться, что он сделает. Голос друга звучал непривычно жестко. Сема, Игорь, Вано, Ира – все кивнули, кроме Наташи. Та едва осознавала смысл сказанного. В голове, и в сердце, и в пятках билось: «Кир. Кир. Кир». Она предала его. Справился ли он? Как он там? Как его дуб?

Что же они наделали!

– Наташа? – уточнил Димка вкрадчиво. – Тебе понятно?

– Да, – поежилась она.

– Тогда по домам.

Приятели расходились в полнейшем молчании. Ира свернула на первой улице, попросив Димку проводить ее. Близнецы шмыгнули в свой дом, перепрыгнув забор. Вано довел Наташу до калитки, проследил, чтобы вошла во двор.

Она через окно влезла в спальню и рухнула на постель. О сне не могло быть и речи. Кашель рвал легкие, а от страха колотило в висках.

Она обязана посмотреть, что случилось с Киром! Он ведь спас ее. Или ей приснилось, а на самом деле она вскочила от жара и дыма? Не важно.

Как добраться до поляны, Наташа уже знала. Поразительно, но она научилась ориентироваться без специальной тропинки. Лес, раньше казавшийся ей хаотичным нагромождением деревьев, вдруг приобрел логический порядок. За той высоченной кривой сосной лучше свернуть налево, иначе можно угодить в неглубокое, но вонючее болотце. А вот знакомая береза с тремя наростами на коре, похожими на нос и глаза; значит, не заплутала.

Еще десяток метров, пушистые ветви старых елей. И…

От цветущей поляны остался пугающий и почему-то идеально ровный, словно очерченный циркулем, черный круг. В его центре на месте величественного дуба торчал один лишь ствол: обугленный и пугающе тонкий. Тощий до костей. Скелет.

Ноги обмякли, подкосились, и Наташа рухнула на колени. Она не плакала, не кричала. Кулаки сжимались и разжимались, пальцы загребали неподатливую землю.

– Кир, – беззвучно, одними губами позвала она.

Пускай хоть цветочек вырастет, хоть травиночка – чтобы убедиться, что он в порядке, он жив. Не мог же он погибнуть… Это она, дура, с перепугу глупости всякие себе надумала. Да, скорее всего, пожар отнял все его силы и Кир просто отдыхает, отсыпается.

– Кир… – голос сорвался.

Она захотела прикоснуться к тому, что осталось от дуба. Встала с колен, подошла. Рука застыла в двух сантиметрах от «скелета», и Наташа внезапно поняла: Кира больше нет.

Рядом валялась почерневшая алюминиевая кастрюля, в которой вчера готовили кашу. Наташа, повинуясь непонятному испугу, схватила ее, прижала к груди и поспешила убежать. Иначе их найдут… Они поджигатели… Они уничтожили лес. Они – убийцы. Они убили Кира…

Домой она вернулась, когда солнце было совсем высоко. Прижимая черные грязные ладони к лицу, проскользнула в комнату, задвинула дверь стулом, зашторила окно. Наташа дрожала, как тонкая веточка на ветру, и никак не могла утихнуть. Она должна была убедиться в своих догадках (а лучше – опровергнуть их), поэтому позвала домового. Он все знает, он скажет, что произошло.

Никто не появился, ничто не колыхнулось.

– Лютый, пожалуйста… – твердила она. – Пожалуйста, появись… Ты нужен мне…

Наташа размазывала сажу по щекам, мешала со слезами.

Наконец, домовой внял ее мольбам, залез на стол и сел на закрытый дневник. Он был мрачен и смотрел куда-то сквозь девочку.

– Что тебе? Ну?! – И свел зубы.

– Лютый…

И тут она расплакалась еще сильнее. Пускай домовой всегда вел себя по-хамски, но сегодня даже его злость пахла иначе: бессилием и болью.

– Угомонись, – коротко приказал он. – Ты хоть обрыдайся, а ничего не исправишь.

– Кир умер по моей вине…

– Да ты что? – Лютый округлил глаза. – Ты специально подпалила дерево? Или со спичками игралась? Или взглядом поджигаешь?

– Нет. – Наташа села на край кровати, сомкнула трясущиеся руки в замок.

– Тогда заткнись. Это раз. И два, духи и хранители не умирают. Они вам не человечишки, которые дохнут как мухи. Усекла? Не уми-ра-ют.

– А что они делают? – с надеждой спросила девушка.

На нее навалилась вековая усталость. Ей хотелось откинуться на подушку и замереть, перестать дышать.

– Исчезают, и все. Мы по своим не рыдаем и не закапываем их в землю, как какой-нибудь мусор. Незачем тебе тосковать по духу; для людей нас не существует. Но я другого не понимаю. – Лютый прошелся взад-вперед по столу. – Пожар был ерундовый. Если б из-за каждой такой фигни пропадал хранитель – их бы всех к концу лета не осталось, когда торфяники горят. Почему Кир не справился?

Наташа развела руками. Если б она знала… Если б она могла что-то сделать, как-то помочь…

– Смешной пожар, глупый, – повторял Лютый, наворачивая круги. – Он бы спалил кусочек земли, а Кир бы уже остановил его… И дерево бы не пострадало. И вы бы успели уйти. Почему же он…

– Может, не успел, потому что выходил из дуба? Я видела Кира-человека, – она запнулась, прикрыла веки, вспоминая обнаженный силуэт. – Или он мне приснился… Нет, точно видела!

– Как выходил? Зачем?

– Предупредить меня… – Она засомневалась. – Не знаю, наверное, предупредить… Огонь перекинулся на мою палатку первым. Я могла сгореть. Он будил меня, тряс, а я долго не просыпалась.

– Ах, будил? Тогда в его исчезновении виновата ты, – отчеканил Лютый и скрылся за столом.

Это было настоящим ударом. Наташа только понадеялась на чудо, но теперь ответственность за пожар пришибла ее окончательно. Кто виноват, если не она? Целое утро девушка просидела, тупо смотря в окно и почти не двигаясь. На просьбы бабушки выйти покушать отвечала мычанием. Глаза слипались, но уснуть не могла. Она теребила пальцами потрескавшиеся губы, до крови раздирая их.

Бабушка ворвалась в комнату после обеда, устав звать Наташу на кухню. Дверь стукнула о стену. Стул грохнулся на пол. Раиса Петровна схватила внучку за плечи и, повернув к себе лицом, ахнула.

– Что случилось?! Что с тобой, ребенок?

Наташа попыталась отвернуться, но не сумела шелохнуться.

– Ты выглядишь так, будто кто-то умер, – взволнованно сказала Раиса Петровна.

– Так и есть, – не выдержала Наташа и вновь разревелась.

– Кто?!

Бабушка упала на колени перед внучкой, взяла ее подбородок в ладони, заглянула в глаза.

– Кир.

И взвыла, произнеся имя вслух. Для Наташи с этой фразой остановилось время.