Все пошло наперекосяк. На следующий день позвонила мама. Но не это было необычным, а ее тон: мягкий и осторожный.

– Как моя доченька поживает? – издалека начала она.

Наташа глянула на себя в зеркало, отыскала прыщик на носу и оповестила, что очень плохо. Про бабушку с дедушкой не упомянула – сами разберутся. Мама задала парочку вопросов, а потом протараторила быстро-быстро, как школьница, получившая двойку:

– Дочурка, представляешь, мы с папой вновь будем жить вместе! Ты рада?

Телефон едва не выпал из обмякших пальцев. Наташа обомлела.

– Ты обижена на него, – мама правильно истолковала долгое молчание. – Но мы с папой любим друг друга и вместе разберемся со всеми трудностями. Да и тебе отец нужен постоянно, а не по праздникам.

– По каким праздникам? – недобро хмыкнула Наташа. – Он до сих пор не помнит, когда я родилась. Ты забыла, что ли, как в прошлом году трижды поздравил с днем рождения, причем ни разу не угадал?!

– Малышка, наш папа рассеянный, но он же не злой. Он ко мне с цветами и извинениями всю неделю ходит.

В голосе появились мечтательные нотки.

– И ты поддалась?

Наташе досталась романтичная мама. Она зачитывалась любовными романами, плакала над фильмами и была настолько безобидной, что иногда казалось, будто рассудительнее в их семье дочь. Разумеется, папа тоже понимал, на какие точки жать. Нет, Наташа отца уважала и даже по-хорошему боялась, но вместе их представить не могла. Он несколько лет о семье не вспоминал, а тут за неделю одумался?! И мама тотчас растаяла? Наверное, она продолжала любить бывшего мужа по сей день.

– Я решила, что втроем мы переживем любые невзгоды, – с придыханием сказала мама после короткой паузы. – Мужчина в квартире необходим. Входная дверь скрипела три года, а папа взял да смазал. И кран в ванной уже не капает…

– Мам, он ведь бросил нас…

– Он просто испугался семейной жизни и ответственности, – нашлась мама.

– Ма-а-ам, – дочь застонала. – Мне было семь лет, а не месяцев! Поздно уже бояться!

– Натусь, пожалуйста, пойми. Я не разрешения спрашиваю, а ставлю тебя перед фактом, – и мама повесила трубку.

Наташа долго вслушивалась в тишину и ощущала себя вековой старухой. На глазах выступили злые слезы. Ей не нравилось происходящее: от развода бабушки с дедушкой и до счастливого примирения родителей. Папа-то оставался папой, но он уже бросал маму, да еще и с собственной дочерью-первоклашкой на руках. Что мешает предать ее повторно? Наташа помнила, как осунулась мама после расставания, и жалобные всхлипы по ночам – тоже. Но больше, конечно, Наташе было обидно за себя. Папа ведь и от нее ушел, да еще и напрочь забыл о ней. А теперь взял и так запросто вернулся?! И она его должна простить, забыв про гордость? Нетушки.

Девочка вылетела на улицу и побежала незнамо куда. Неудивительно, что дорога привела ее к лесу. Прав Вано: ей комфортнее всего именно там. Она не стала просить Кира проложить маршрут, но, наверное, друг и сам все понял. Тропинка вела туда, куда ей сейчас было необходимо, – на запад.

На полянке расцвели колокольчики, красивые, хрупкие, точно вылепленные из стекла. Белые, синие, сиреневые. Понятно, что не обошлось без Кира, – позавчера ими и не пахло.

Да только Наташе было так плохо, что она не хотела говорить или благодарить. Просто села, прижавшись затылком к дубу, и расплакалась. Сегодня ей особенно не хватало Кира. Настоящего, теплого, который понял бы и как-нибудь съязвил вместо того, чтобы нудно успокаивать. Наверное, попроси она, он бы сделался на минутку человеком, прижал к себе. Да только это ненадолго. А потом опять…

Наташа поняла одно: правы русалки. Она больше не придет сюда, иначе сделает хуже и себе, и Киру.

– Прости, – на прощание сказала она, касаясь шершавой коры. – Ты самый лучший и замечательный, а вот я – нет. И нам будет лучше порознь, поверь. Знаешь, как у моей мамы?.. Она сказала, что отец к ней вернулся. Но ей теперь с папой вдвоем не так хорошо, как она это преподносит, я чувствую это. Просто когда-то давным-давно они любили друг друга и были счастливы. Вот и сошлись снова, спустя столько лет, потому что держатся за воспоминания. У нас с тобой – то же самое. Я бы с удовольствием повторила позапрошлое лето, но из-за него мы и мучаем себя сейчас. Понимаешь?..

Она осознавала, что мелет несуразицу, но сказать правду не могла. О том, как скучает по нему. О том, как много Кир для нее значит. Наташа говорила и говорила, кусала губы, поглаживала трепещущие листья низко свесившейся ветки.

Обратно она бежала, захлебываясь слезами, стараясь поскорее покинуть лес. Поэтому, когда вылетела на шоссе и чуть не столкнулась с Вано, не сразу поняла, где она и что тут делает. А позади зашумели кронами деревья. Будто Кир пытался что-то сказать ей, но не мог.

– Вот так встреча! – тот хлопнул в ладоши. – Ну что, ты готова прогуляться? А чего глаза красные и нос опухший? Ревела, что ли?

Неужели он шпионил за ней?

А чем плох Вано? Красивый, высокий, спортивный. Мыслит по-взрослому, поступает на заочное в экономический институт, живет в том же городе, что и Наташа. А главное – он рядом. Живой, настоящий и очень привлекательный. Мечта ее детства. Может, их сводит сама судьба?

– Нет, видимо, аллергия на… колокольчики. Да, давай погуляем. – Наташа вымученно улыбнулась. – Сегодня я готова на все сто.

Спустя два дня, сидя всей компанией в беседке, они с Вано объявили себя парой, и девушка понимала, что есть в этом какой-то обман. Ей не хотелось заявлять во всеуслышание об их обоюдной симпатии, но Вано настоял.

– Ты чего? – изумлялся он. – Все должны знать о нас!

На робкое «зачем» он по-мужски ответил: «Так надо». Весь вечер по-хозяйски крепко прижимал ее к себе, целовал в висок. Он был очень милым, но девушка мечтала вырваться из объятий и упорхнуть куда-нибудь, где дышится прохладой и свободой. Где никто не осудит. Где всегда ждут.

В какой-то момент Димка подмигнул ей и легким кивком головы в сторону поманил Наташу за собой, а на попытку Вано пойти следом сказал:

– У нас конфиденциальный разговор.

Тот вздохнул, но остался в беседке.

Дима остановился метров через пять, около высокого металлического забора дома какого-то богача. В последнее время многоэтажные особняки росли в деревне как грибы. Раньше Камелево жило спокойной размеренной жизнью, но внезапно горожане осознали, что местечко находится недалеко, среди леса и около воды. И настроили новомодных дач. Наташе не нравились эти великаны из красного кирпича, которые смотрели на остальные, простецкие, но аккуратные, в основном, деревянные домики с презрительной усмешкой.

– Чем ты думаешь? – сурово спросил друг.

Наташа, вырвавшись из размышлений, непонимающе моргнула.

– А?..

– Тебе на самом деле нравится Вано?

Ей бы рассказать другу правду о Кире, родителях, бабушке с дедушкой; расплакаться у него на груди… Понятно же, что она согласилась «встречаться» с Вано не из-за внезапной влюбленности, а потому что надо было что-то срочно изменить. Потому что одной плохо, очень, невыносимо.

Ей бы пожаловаться ему, да бесполезно. Димка теперь другой, да и она другая. А Вано… Он отличный парень. Но она его не любит. Совсем.

– Да, – Наташа кивнула.

– Ты представляешь, сколько девушек у него было? Он же коллекционирует их! Пусть он мой друг, но ты мне как сестра, и я не позволю тебя обидеть. Нат, – Димка закусил губу, – вдруг он разобьет тебе сердце?

Она непроизвольно дотронулась до груди, словно проверяя, а есть ли сердце вообще.

– Поверь, Дим, не разобьет. Это просто лето, каникулы, авантюры… Куда же без маленькой влюбленности?

Димка придирчиво осмотрела ее с ног до головы, вздохнул и пошел обратно к беседке. Он ей наверняка не поверил. Да она сама себе не верила: ни голосу, ни интонациям.

Но Вано вновь поцеловал ее в висок, и она попыталась растаять от восторга.

Прошло две недели. Солнце сменялось дождями, те перерастали в ливни. Пепельное небо нечасто наливалось лазурью, и в те редкие часы люди выползали в беседки или бесцельно гуляли по улицам, чтобы вскоре снова попрятаться по домам.

Наташа больше не ходила в лес, не общалась с русалками, запрещала себе думать о Кире (и, разумеется, думала только о нем). Проводила любую свободную минутку с Вано и даже научилась выискивать в их отношениях плюсы. Парень оказался отзывчивым: сумки притащить с рынка – запросто; довезти куда-нибудь – старенькая машинка уже фырчит около ворот. Бабушка, совершенно пришибленная постоянными ссорами с мужем, радовалась помощнику и уверяла внучку, что тот самый замечательный. Самый или нет – недоказуемо, но за безотказность Наташа его уважала.

Дневник пополнялся короткими отписками в духе: «Все отлично». Книги не читались. Иногда Наташа открывала какую-нибудь, но вспоминала, кому и когда обещала прочитать ее вслух, и охота вникать в сюжет сразу же пропадала. А Вано литературу вообще не любил и пытался подшучивать над Наташей, когда та заводила разговор о каком-нибудь произведении. И в какой-то момент она подумала: «А зачем мне читать здесь? Ради чего? С кем обсудить? Ваня не переносит книг, значит, и мне они не нужны».

Вечерами они смотрели кино на ноутбуке, причем когда фильм выбирал Вано – засыпала Наташа; когда Наташа – Вано. Он обожал боевики с рушащимися зданиями и взрывающимися машинами, Наташа сходила с ума от триллеров, где любой неверный шаг запускает абсолютно непредсказуемую цепочку событий. Как и в жизни: сказал не то, сделал не так – и все, ком покатился с горы; неизвестно, чем и когда обернется второпях сказанное слово.

Как у бабушки с дедушкой. Недавно души друг в друге не чаяли, а потом Раиса Петровна зачем-то захотела показать мужу, что она «желанна всеми вокруг», и к чему это привело? Хорошо, если за день обмолвятся двумя предложениями, да и то – односложными. Сплошное: «Передай-спасибо-пожалуйста». От поездки в райцентр дед пока отказался, но постоянно повторял, что не сегодня-завтра он подаст заявление на развод.

Мама ежедневно уговаривала Наташу простить отца. Но та, по прошествии долгих лет, уже и не обижалась на него особо… Да, он так и не запомнил дату рождения дочери, не следил за ее школьными успехами, но она не сердилась. В отличие от той, недоумевающей и почему-то винящей в разрыве родителей себя, семилетней Наташи – перегорела, наверное. И теперь категорически не понимала родителей – разве разбитая вдребезги ваза станет крепче, если ее склеить клеем? Не важно каким, хоть суперстойким – осколки останутся осколками, насильно и ненадежно прилепленными друг к другу. Малейшее неловкое движение, и… И кто потом будет лить слезы в подушку, ходить с красными глазами и питаться одними лишь успокоительными таблетками? Точно не Наташа.

Но мама была непреклонна.

– Доченька, – проникновенно говорила она, – папа очень переживает. Он купил тебе новый планшет, представляешь? Дорогущий, с вставляющейся клавиатурой. Разве бы он потратил кучу денег, если б не раскаивался? Ты рада?

О планшете Наташа мечтала давно, но виду не подала. Ее собирались задобрить: получила игрушку – помалкивай да радуйся за родителей. Или хотя бы не вмешивайся. Нет, так легко она не сдастся. Пятнадцать лет жила без планшета, проживет и дальше.

– Мама, мне ничего не нужно. У меня прекрасный ноут.

Конечно, она покривила душой. Старенький ноутбук практически разваливался, перегревался и тормозил. Но он был роднее и дороже каких-то навороченных устройств, подаренных не от чистого сердца.

Мама лишь посетовала на несговорчивую дочку. А вот отец, оказывается, не смирился.

В то субботнее утро солнце наконец-то снизошло до Камелево. Оно с семи утра рвалось в окно и гладило спящую Наташу по носу. Та проснулась с тяжким вздохом, позавтракала мюслями с шоколадным молоком и ушла досыпать на улицу, чтобы не попасть в эпицентр немого скандала между бабушкой и дедушкой. Пускай они и не общались, но так прожигали друг друга взглядами – хлеще любого лазера.

Она расстелила покрывало на еще влажной от росы траве. Улеглась, сладко потянулась, закинула руки за голову. На небе медленно, словно нехотя, плыли облака. Наташа вначале рассматривала их, но быстро задремала, погрузившись в полусон-полуявь.

Ее разбудил веселый бас:

– Добрый день, Раиса Петровна!

Наташа встрепенулась, приподняла голову. Невидимый собеседник стоял за забором и дергал закрытую калитку. К нему неторопливо шла бабушка, вытирая руки о белоснежный передник.

– Вот уж кого не ждала, – сказала она, не спеша отпирать засов.

Бабушка уперла руки в боки, выпрямилась струной. Ей не нравился собеседник, а Наташа, приглядевшись, поняла, что к ним приехал ее отец. На нем была голубая, наглухо застегнутая рубашка с коротким рукавом и темно-серый галстук. Медные, как у дочери, коротко стриженные волосы топорщились. На губах – широченная улыбка, в глазах – смятение.

– Открывайте, Раиса Петровна, – громогласно потребовал он. – Приглашайте в дом, поите чаем.

– Ты мне не указывай, чем тебя поить, – повысила голос бабушка. – Ты моей дочери жизнь испортил, а сейчас зачем явился?

– У вас старые сведения, – папа оперся ладонью о забор. – Мы со Светой давно помирились и живем под одной крышей. Странно, что родная дочь не поделилась с вами этой радостью.

– Что?! – бабушка схватилась за сердце. – Она рехнулась?! Боря, иди скорей сюда!

Дедушка, несмотря на все разлады, тут же выбежал из дома с самым воинственным видом. Но, увидев бывшего мужа дочери, чуть умерил пыл, приостановился. Медленно дошел до калитки и встал рядом с бабушкой.

– Что такое, Раечка?

– Этот… этот… – Она всхлипнула. – Сколько из-за него Светочка слез пролила. Она же не кушала ничего неделями, на десять килограмм похудела. Ему хоть бы хны было, и не побеспокоился ни о жене, ни о ребенке, а теперь заявляет, что она его простила. Да что же творится?!

Бабушка расплакалась. Внучке хотелось обнять ее и успокоить, но она решила поступить иначе – сбежать. Наверняка отец приехал к ней, чтобы вылить ведро сладких речей, осыпать подарками и убедить, что все будет хорошо. Не будет. Наташа теперь наверняка знала, что все хорошее заканчивается, едва ты к нему привыкаешь.

Она пролезла через щель в заборе, известную одной ей – потому что нижние гвозди из двух досок она сама втихаря и вытащила… когда-то давным-давно. В беззаботном и счастливом детстве. Как же ей хотелось в лес… К Киру… Нигде в деревне или в городе ей не было так спокойно, как с ним.

И она сдалась. Всего разок. Она не скажет ни слова, не даст ни себе, ни ему надежды на возвращение былой дружбы. Нельзя. Но только бы постоять рядышком. Хоть одну минутку.

Знакомая табличка, тропинка, переплетение ветвей. Все вроде бы такое же, но другое. Будто двойники деревьев, кустов, травинок и даже пташек. Все чужое, все, до последнего листочка.

Кир знал. Ему не нужно спрашивать, чтобы догадаться, куда она идет. Или это Наташа настолько изучила маршрут, что нашла поляну самостоятельно? Вряд ли, она никогда не отличалась особой топографической памятью, а совсем даже наоборот…

Но перед ней сломанное дерево, увядшие колокольчики и раскидистый дуб, тоже какой-то понурый. Она подбежала к нему, порывисто обняла ствол, прижалась пылающей щекой к прохладной коре и, упав на траву, разревелась. Кажется, она уже так делала: уже приходила, уже плакала, уже молчала. И тогда же прощалась навсегда, чтобы вскоре вернуться. Как же она, наверное, надоела Киру! Разве он вызывался смотреть за девичьими соплями?

– Извини… – бормотала сквозь слезы Наташа. – Прости… Я не имела права возвращаться, не должна была… – она всхлипнула, – надоедать тебе… Извини… Пожалуйста. Я…

Она хотела закончить «…так по тебе скучаю», но стиснула зубы. Лишь бы не сорвалось с губ запретное, что сделает хуже им обоим.

– Я пойду, мне пора. – Она спешно поднялась с травы и, не оглядываясь, быстрым шагом покинула поляну.

Полчаса дороги туда, полчаса обратно, а ради чего? Трех секунд истерики? Что же она творит! Что происходит с ней такого, что ломает всю разумность?

Она шла, отбрасывая ветви, спотыкаясь о корни. В какой-то момент почудилось за спиной слабое «Таш, подожди!», но чего только не померещится в чаще…

А дома ждал папа. Его впустили и даже усадили за стол, заварив кружку дешевого чая. Судя по ярлыку, торчащему из чашки, это был один из тех пакетиков, которые бабушка называла «травой» и поила ими нежеланных гостей. Отец расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил узел галстука и из строгого офисного служащего превратился в обычного мужчину с лучиками морщин у глаз и щетиной на подбородке.

Почему он ушел от них с мамой? В чем или в ком была причина? Наташа, разумеется, задумывалась над этим и раньше, но теперь, когда папа решил вернуться – вопрос встал особо остро. Она села напротив отца и, не дав ему поздороваться, спросила:

– Зачем ты так поступил?

Раиса Петровна, мраморной статуей застывшая за спиной зятя, одобрительно ухмыльнулась внучкиному вопросу.

– Как? – Папа сделал вид, что не понял, и изобразил недоумение. – Приехал? Я сто лет тебя не видел.

– Именно! – Наташа поморщилась. – Если так долго не видел – значит, не хотел!

– Хотел, глупенькая.

Отец потянулся, чтобы взлохматить дочери волосы, но та отдернулась.

– И что тебе мешало встречаться со мной чаще, чем раз в полгода? Почему ты вообще ушел?

– Дочь, не лезь во взрослые дела. Тебе пока не понять всего, что происходило между мной и мамой. Но я когда-то любил ее и полюбил снова. А тебя я любил всегда. Дай мне шанс.

Раиса Петровна дернулась, будто пес на привязи.

– Шанс?! Чтобы ты опять сломал им жизнь? Тебе мало боли, которую ты им причинил? Твоим лживым речам здесь никто больше не поверит, ты – предатель. Уходи отсюда!

– Раиса Петровна, ну зачем вы так? Не судите людей по их прошлым ошибкам. А ты, Натусик, – папа схватил Наташу за ладонь и крепко сжал, – не дуйся на меня. Я был негодяем, когда поступил так, как поступил. Мне понадобилось долгих десять лет, чтобы осознать свою вину.

– Восемь, – Наташа отвернулась к окну, чтобы не смотреть в глаза отцу. – Ты даже не помнишь, сколько прошло времени. Ты сумел охмурить маму, но не меня. Я на стороне бабушки. Уходи.

– Глупенькая ты. Но я уйду, раз ты просишь. До встречи, доченька.

Он поднялся из-за стола и, шутливо поблагодарив за теплый прием, вышел из кухни. Наташа осталась наедине с разгневанной бабушкой. У той покраснели щеки, растрепались волосы.

– Не вздумай общаться с этим человеком! – рявкнула Раиса Петровна, схватив кружку, из которой пил папа. – Иначе ты смертельно оскорбишь меня и маму. Поняла?!

Она вынула из нее чайный пакетик, выбросила его в мусорное ведро и, на секунду замешкавшись, отправила вслед кружку.

– Бабуль, ты, кажется, нечаянно выкинула…

Бабушка окинула содержимое ведра злым взглядом.

– Не смей с ним общаться, – повторила она.

Мыслей скопилось много, а поделиться ими было не с кем. Лютый не отзывался, хоть Наташа и просила, и требовала, и умоляла. Да, домовой – не тот слушатель, который поддержит, но он мог бы вернуть ей спокойствие. Все смешалось в голове Наташи, превратилось в липкий ком. Она так замучилась тревожиться и грустить…

Под подушкой лежал новенький планшет, перевязанный алым бантом. Наташа без сожаления убрала его в ящик стола. Не нужны ей подачки от этого человека.

Хорошая погода больше не приносила удовольствия. Как и Вано, который подкараулил Наташу, когда она сидела в беседке, подставив лицо лучам солнца, и старалась ни о чем не думать.

– Угадай, кто? – промурлыкал он, прикрывая ей глаза ладонями.

– Ваня, – бесцветным тоном ответила Наташа.

– Моя умничка, – и чмокнул в макушку.

Она закусила губу, чтобы не заплакать. Он неплохой парень, и от этого становилось особенно гадко. Будто она обманывает наивного ребенка. Он безумно нравился ей когда-то давно, но вновь заставить себя испытывать симпатию к Вано она так и не смогла.

– У меня для тебя есть предложение. Пойдем на пикник с ночевкой? – он плюхнулся рядом, взял прядку ее волос, пропустил сквозь пальцы. – Костерок, шашлык, страшилки. Все наши будут. Тебе понравится.

«Сомнительное утверждение», – чуть не ляпнула Наташа. С Димкой они теперь общались мало, со Смеловой – тем более. Кто остается? Близнецы? Тех Наташа не раздражала, но и дружить с ней они не спешили. Но она решила, что согласиться легче, чем объяснять, почему нет.

– Отличная идея.

– Ты какая-то грустная. Все нормально?

– Да, все хорошо, – подтвердила Наташа. – Я с утра… в огороде копаюсь. Вот и запарилась.

Вано посетовал на то, «как изматывают его Наточку», чмокнул ее в щеку и убежал по делам.

Вечером он забрал Наташу, закинул рюкзак с ее вещами за спину и повел в лес. На выходе из деревни их уже ждали остальные: Димка в обнимку с Ирой, Сема с Игорем.

– Гляди-ка, Сем, наши голубки всего на десять минут опоздали. Ты мне проспорил сникерс, – толкнул локтем в бок близнеца в синей футболке близнец в оранжевой. – Так куда вы нас поведете?

Оказалось, никто не подозревал, куда идти. Место выбрал Вано и всю дорогу намекал, что Наташе оно придется по душе. Та отчего-то заволновалась. Зашли они далеко от таблички, по тропке, уводящей в сторону от Кира и болота с русалками. По крайней мере, Наташа так думала.

Поэтому, когда перед глазами предстала полянка с окончательно погибшими колокольчиками, девушка едва удержалась от вскрика. Она прикрыла рот руками, а Вано, ласково приобняв ее за плечи, похвастался:

– Сюрприз! Еле выведал, где тебе нравится отдыхать. Пришлось ходить за тобой по пятам. Потом поставил точку в навигаторе, чтоб не заблудиться. Опля! Местечко-то шикарное, оттянемся на славу. Тут и речка недалеко. А то постоянно располагаемся, где удобно нам, а не тебе. Натка, почему ты нам о таком сокровище не говорила?

– Давайте уйдем, – простонала Наташа. – Откуда ты… ты не… давайте уйдем…

Ей было стыдно смотреть на дуб, будто бы тот осуждал ее. Ветки его опустились, точно у плакучей ивы, листва не шумела. А трава на поляне словно пожухла, потемнела от жары.

Мальчишки похвалили Вано, пожурили Наташу. А ту била нервная дрожь. Это был крах. Полный провал. Как же стыдно… Бедный Кир… Это ведь его место… и ее, Наташино. А не общественное.

Но ребята начали собирать палатки, не обратив никакого внимания на просьбу девушки.