«Что взять с собой?» – Наташа испуганно оглядела спаленку. Притащить к Киру мобильник или похвастаться плеером? Ну-ну, тонкий намек на: «Ты этим не воспользуешься, а я – запросто». Или книгу? Почитать дневник? А если прийти просто так? Устроиться рядышком, что-нибудь вспомнить?

Наташа не подозревала, что конкретно должна сделать. Но явственно чувствовала: что-то – должна.

Она почесала переносицу. А как одеться? По-простому или нарядиться?

«Да, заявись к хранителю в вечернем платье», – отозвалось внутри почему-то голосом Лютого. Самого домового видно не было, но на простыне появились крошки от печенья – а это верный признак того, что проказник где-то недалеко.

Выбор пал на ноутбук: в нем куча фильмов и книг, да и выглядит солидно. Легкое платьице до пят желто-зеленого цвета и шлепки. Волосы она зачесала в высокий хвост. Краситься ли? Чуточку блеска для губ вполне хватит.

В рюкзаке умостились четыре бутерброда с сыром, на случай, если одолеет голод. Наташа, мелко задрожав, будто шла на важный экзамен, закрыла за собой входную дверь. Она до одури боялась первого «свидания» с Киром. Около указателя желание сбежать усилилось. Поджилки тряслись так ощутимо, что ходуном ходила вся Наташа. Зажмурившись, она шагнула на тропинку. И, не размыкая век, проблеяла:

– Кир, я к тебе…

Тишина. Мир не рухнул и таблички «К Киру – сюда» не появилось. Слабо протоптанная тропа напоминает ту, которая привела к русалкам. Изгибается похожими поворотами. Плутает меж плотно растущих сосенок и теряется среди них. Куда она выведет?

Минута переросла в пятнадцать, а лес – в непроглядную чащу. Больница не появлялась, ориентиров – никаких. Заблудилась или все по плану?

Наташа остановилась, прислушалась. Хоть малейший знак бы. Намек, подсказку. Желательно громкую, чтоб наверняка.

«Пройду пятьдесят шагов и поверну обратно», – решилась девочка.

Раз. Два… Десять… Ровно на пятидесятый она очутилась на поляне, поросшей дикой малиной.

Кусты с темно-зелеными листьями, пышные и колючие. Белые цветы на них как россыпь снежинок. Изумрудная трава блестит на солнце. Справа покоится поваленное дерево, достаточно крепкое, чтобы не превратиться в труху. И огромный, толстый дуб – по самому центру.

– Привет, – неуверенно поздоровалась Наташа. – С трудом нашла… тебя. Даже с подробнейшим маршрутом. Я потеряюсь в трех соснах, не так ли?

Девочка глуповато хихикнула. Без ответа. Молнии не озарили небеса, ветка не ударила по лбу. Ох, Кир наверняка гогочет, наблюдая за ее страданиями.

Она помялась, походила кругами около дуба. После села на лежащий ствол. Щеки пылали, а голос срывался. Тяжело…

– Тебе дедушка передавал привет, – выдавила она. – Про рыбалку напоминал. Смешно, да? Какая уж тут рыбалка. А, представляешь… Он ревнует бабушку к трактористу. Боится, что тот уведет ее. В их-то годы! Дед дом перебрал по дощечке, сарай построил, собирается баню обновлять. Заявил нам, что возведет второй этаж. Или бассейн выроет. В деревне, ага, бассейн.

Поводила взглядом по полянке. Вдруг Кир зевает, слушая всякую ерунду? Или ему по нраву? Кто разберет.

– Когда надоест – дай знак. Ну, ты же умеешь что-то делать? Шишку в меня кинь, например.

Наташа была готова поспорить: нижняя ветка дуба дернулась вниз и вернулась обратно. Малозаметно, всего на пару сантиметров. Но она… словно кивала. Или просто гуляет ветер?

– Мы в школе сочинение писали, – после долгой паузы очнулась она, – на тему: «Каким я вижу домового?» Наши распинались про бородатых существ в лаптях, хранителей очага. А я Лютого обрисовала. Вот знаешь, его постоянно стукнуть хочется; без шуток. Как начнет издеваться – придушить готова. Так и написала, что сомневаюсь, будто домовые положительные персонажи. Мне учительница: «С чего ты так решила? В сказках они стерегут жилье и помогают хозяевам». А мой сигареты у деда ворует, варенье трескает и в моем дневнике неприличные слова пишет. Но не скажу же я правду. Выкрутилась как-то и заработала тройку. За неаргументированное мнение. Единственная из класса, кто знаком с живым домовым!

– Интересно, – окончательно расхрабрившись, спросила Наташа, – а какая часть дерева относится к какой части человека? Ствол – туловище, так? Ну а ветка? Рука? Почему тогда рук так много?

Наташа аккуратно прикоснулась к коре. Без движений, поглаживаний. Дотронулась самыми кончиками пальцев. Дуб был теплым, живым.

– Так неприятно? – Ни единого шороха. – Или нормально? А то анатомию человека я проходила, а вот с духами-хранителями – беда. Вдруг я трогаю твой живот. Или ухо! Кошмар! Если сделаю что-то неправильно – сообщай.

Вроде без недовольства. Разве что листва самой нижней ветки чуточку опустилась и дотронулась до макушки Наташи. Она улыбнулась. И села, откинувшись спиной на ствол. Прикрыла веки, насладилась покоем.

– У меня кончились темы. Можно я почитаю… вслух?

Молчание – знак согласия. Наташа открыла ноутбук, пролистала библиотеку, выбрала книжку и даже уточнила, не против ли Кир погрузиться в мир кибер-фантастики. Кажется, нет.

Она читала, удаляя прочитанные страницы из файла, изредка зевала или, когда рот пересыхал, делала паузы. И не чувствовала себя наедине с лесом. Кир был с ней. Если забыть о том, чем он стал, казалось – рядом. Разве что не разговаривал. Но слушал и понимал.

Близился вечер. Наташа сама не заметила, как пролетел целый день. Жара спала, в лесу посвежело. Живот взбунтовался против бутербродов и потребовал нормальной пищи. Она засобиралась домой, а напоследок, смущаясь, призналась:

– Я не хотела идти сюда. Боялась разговаривать сама с собой. А теперь понимаю… В общем, Кир, я тебе надоем. Потому что приду вновь. Пока не прочитаем, – именно так, во множественном числе, – все книги – не отстану. С тобой так же уютно, как было всегда. Пока!

Напоследок девушка допрыгнула до ветки и крепко пожала ту.

«На недельке обязательно загляну к Тине с Мариной, – выйдя к шоссе, подумала Наташа. – Нельзя вести затворнический образ жизни, когда рядом столько волшебства».

У самого указателя, посреди тропы, росла огромная ромашка. Такая крупная, словно переевшая удобрений. С сердцевиной цвета яичного желтка и белоснежными лепестками. Жутко красивая, величественная, гордая. И по дороге в лес Наташа ее не видела. Потому что ее тогда еще не было. Она догадалась, чьих это «рук» дело. И, поблагодарив Кира, нагнулась к цветку. Вдохнула сладковатый, похожий на яблочный, аромат. Но не сорвала, а, пересчитав лепестки, оставила. Пускай растет. Как символ их… дружбы.

«Любит – не любит». А лепестков семнадцать. Нечетное. Любит. Или что угодно другое, в любом случае ответ – да.

Дома поджидал неожиданный гость: Ира Смелова. Она попивала чай на веранде с таким выражением лица, точно Раиса Петровна подлила в кружку болотной воды. Сама бабушка сидела напротив Иры. Если бы она умела прожигать взглядом, от Димкиной пассии осталась бы горстка пепла. Но увы. Наташа поздоровалась с обеими и облокотилась на подоконник.

– Я пыталась объяснить ей, что ты надолго ушла, но она настойчивая, – не скрывая раздражения, отрапортовала Раиса Петровна и поднялась. – Оставлю вас.

– Ну, вот и я, – Наташа заняла стул бабушки, побарабанила ногтями по столу.

Смелова проследила, чтобы Раиса Петровна скрылась в коридоре. После отставила чашку подальше и выплюнула:

– У меня к тебе просьба.

– Слушаю, – нарочито спокойно ответила Наташа, чем сильнее взбесила Иру.

Губы ее, сжавшись в тонкую линию, побелели. Ноздри раздулись. Под слоем макияжа проступили красные пятна.

– Отстань от Димы! – рявкнула она.

– Больше похоже на приказ, – флегматично поправила Наташа, стряхивая невидимую пылинку с рюкзака.

Ей нравилось язвить Смеловой. После необоснованных оскорблений девушка окончательно потеряла уважение к этой высоченной светловолосой дылде с наращенными ногтями и писклявым голосочком.

– Пожалуйста, отстань от Димы, – Ира выдавила фразу практически с болью, а затем добавила: – Он мой, понимаешь? Я о нем всю жизнь мечтала.

– И при чем тут я? Раз мечтала – получай. Он объяснил тебе, что устроил спектакль для Вано?

– Угу. – Ира отвернулась к окну. – Только не поверила я ему. Глазки отвел, возмущение такое наигранное, что прям фу. На моих актерских курсах ему бы поставили неуд.

«Она еще и актриса», – на секунду в Наташе проснулась зависть, но вскоре трезвые мысли затмили ее. Завидовать Смеловой – последнее дело.

– Но мы не на курсах, – напомнила она. – И я бы доверяла любимому человеку.

– Чего тебе стоит прекратить общаться с ним?! Очень прошу… Ну, хочешь, я на колени встану?!

Ира попыталась сползти на пол, но Наташа вскрикнула:

– Не смей!

– Я заплачу, – Смелова обхватила холодными пальцами Наташино плечо.

– Много? – усмехнулась та.

Губы Иры зашевелились. Видимо, она пересчитывала наличность в кошельке, не понимая, что над ней попросту издеваются. Наташа бы не взяла ни копейки. Димка был ее другом, а дружба в деньгах не измеряется.

– Тысяч пять, – оповестила Смелова и полезла в сумку. – Но потом, как папа пополнит карту, еще дам. Или, может, шмотья тебе накупим? Любой каприз! О, бери мой телефон, ему полугода еще нет…

Она протянула тонюсенький смартфон в кислотно-розовом чехле.

– Перестань, – вновь перебила Наташа. – Мне не нужны твои подачки. Я буду дружить с Димой, а тебе советую смириться. Наверное, даже погуляю на вашей свадьбе.

Ира запунцовела. Черты лица обострились, дыхание участилось. Казалось, она залепит «сопернице» пощечину. Но вместо того медленно поднялась и, неестественно прямая, направилась к выходу. Напоследок, уже переступив порог, Смелова прошипела:

– Неужели ты считаешь, будто я спущу тебе насмешки? Учти, если как-нибудь ночью выбежишь во двор до туалета, а на тебя нападут, – я передаю привет.

– У нас туалет в доме, – подмигнула Наташа. – И закрой за собой дверь. Дует.

Ответом стал удар створки о косяк.

Тут же высунулась бабушка, которая – а как иначе? – вовсю подслушивала разговор.

– Не водись с ней, – горячилась Раиса Петровна. – Совсем обнаглела! Как она смеет угрожать моей внучке?! Не зря Смеловых в деревне не любят, зазнайки они и хамы последние. Папаша ее разбогател в тяжелые времена, махинации какие-то проворачивал. И живет припеваючи в трехэтажном дворце, когда многие пенсионеры ютятся без газа и отопления. Я б и дочку его на порог не пустила, да шибко культурная, вот и страдаю.

– Бабуль, успокойся, – Наташа опустила подбородок на кулак. – Мы мило поболтали.

– Я-то спокойна, но она… – бабушка задохнулась от негодования. – Обязательно скажи Дмитрию о вашем разговоре. Я буду свидетельницей. Он поверит нам и оставит эту негодяйку.

– Непременно.

Разумеется, она обманывала. Димка прекрасно знал, кого выбирал в возлюбленные. Ира никогда не отличалась дружелюбием и считала себя особенной. «Наглость – второе счастье, а для меня – первое», – утверждала она. Он осознанно полюбил эту девушку, а значит, не расстанется с нею ни за какие коврижки.

– Не расскажешь, – бабушка махнула рукой. – Ну и глупая. Я бы на твоем месте…

– Баб, но ты не на моем месте, – невесело усмехнулась Наташа, поднимая рюкзак. – Понимаю твои опасения, но пускай Димка сам разбирается со своей любовью. Он взрослый парень, должен осознавать, куда вляпался. Пойду я отдыхать.

Раиса Петровна медленно кивнула.

Дневник лежал раскрытым на чистом листе. Свет заходящего солнца окрасил его страницы кровавым оттенком. Наташа невольно залюбовалась и не заметила, как простояла столбом несколько минут. После она пососала ручку и записала односложное: «Была у Кира…»

Буквы не складывались в строчки. Вроде ничего особенного – записать впечатления за день. Это не роман, где каждая фраза должна быть продумана и изящна. Рассказывай как хочешь – хоть закорючками. Но Наташа всегда относилась к дневнику серьезно и не умела писать в нем абы как. Она опустила лицо в ладони. Тоска дворовой кошкой проскользнула в душу и царапала когтями по сердцу.

Как же не хватает Кира…

– Все плохо? – грустно вопросил Лютый.

Наташа не стала искать его, лишь помотала головой.

– Нет, все хорошо. Я просто устала…

– Было б с чего, – домовой презрительно фыркнул, – Целый день лежала на травушке да книжонки почитывала.

– Угу. Вот скажи, ты когда-нибудь терял друга?

– Тупой вопрос.

Да, ведь Кир и его друг тоже. Даже скорее – первоначально его друг, а уж потом Наташин.

– Извини. – Она сморгнула слезинку. – Я немного на взводе. Сначала Кир, потом…

– Да плюнь и разотри, – домовой оказался совсем рядом с Наташей, погладил ее по плечу. – Та блондинка просто полоумная. И пахнет ужасно. Не понимаю, почему у людей невероятная вонь называется ароматами. Поговаривают, вы за то, чтоб так вонять, кучу денег отдаете? Совсем, что ль, того? – Он постучал согнутым пальцем по виску. – Аж нос закладывает!

Наташа всхлипнула. Никогда б не подумала, что успокаивать ее будет Лютый, вечно бурчащий и недовольный домовой. Но он убаюкивал ее речами, и горечь сменялась пустотой. Будто там, где когда-то билось сердце, все отмерло. И не болит, и не колет – только чуть зудит место, где оно раньше находилось.

– И с Киром вы не расстались, – сурово подытожил домовой. – Он же живой.

– Но как мне себя вести? До старости ходить к дубу? Так и до помешательства недалеко. А кому нужна ненормальная бабулька?

Она представила себя дряхлой, беззубой и седовласой. Вот она с палочкой бродит по лесным тропам и взывает к Киру. Обнимается с дубом и делится с ним переживаниями. А деревенские называют ее «безумной старухой» и обходят за километр.

В ее подъезде жила тетенька лет пятидесяти. Ходила та в несуразной серо-буро-малиновой одежде и вечно пучила глаза. Постоянно бормотала что-то себе под нос. Ни с кем не водилась, семьи не имела. Вдруг она не сошла с ума, а просто знала нечто особенное, чего не понять остальным?

– Он хочет тебя видеть, значит, ему безразлично, ненормальная ты или еще какая.

– Но я тоже хочу! – закричала Наташа, откинув бесполезный дневник. – Видеть, слышать, общаться! А не размышлять: ветер это или ветка качается в знак согласия! Чем я хуже?!

Лютый надул губы. Щеки побагровели, от чего его лицо напомнило помидор.

– Ты – эгоистка. Точная копия той капризной блондинки. Считаешь себя лучше ее? Зря.

Тут в комнату постучалась бабушка, прибежавшая на шум. Когда внучка убедила Раису Петровну, что все в порядке, Лютого уже не было. Он умел уходить по-английски, не прощаясь и не обещая вернуться.

Ночь выдалась лунная, полная шорохов и шепотков.

Такими ночами хочется реветь в подушку и кусать губы до крови. Или уйти незнамо куда, заблудиться среди молочного тумана.

Наташа сбежала. Влезла в платье, натянула поверх куртку и спрыгнула во двор из окна.

Ночь манила, нашептывала на ухо. Околдовывала.

Не стремясь прийти куда-то конкретно, девочка все-таки очутилась за чертой деревни. Шоссе привело к лесной окраине. Знакомая табличка потемнела, вместо «Камелево» на ней читалось что угодно: буквы путались и сплывались в пятно. Наташа уверенно шагнула вглубь чащи. Она двигалась быстро, как хищник. Впервые за пятнадцать лет расправила крылья и отбросила стеснение. Не просила Кира указать маршрут – вообще не смотрела под ноги и не разбирала пути. Ей хотелось идти, и она шла.

Ветер гладил лицо, заплетался в подоле. Наташа никогда не дышала полной грудью и не расправляла спину так, как этой ночью. Она почувствовала себя готовой на любой подвиг!

«Может, остаться тут навсегда? – мелькнула шальная идея. – Попроситься в хранители и быть с Киром. Меня всему обучат. А то, что я забуду о прошлом, как забывают все ученики, – ерунда. Так даже лучше, не придется о чем-либо жалеть».

Девочка закружилась в веселом танце.

«А как же бабушка? – кольнула мысль более приземленная. – Она не выдержит, у нее больное сердце. А дедушка или мама?»

Наташа запуталась в собственных ногах и мыслях, опустилась на корточки. Ночное очарование растаяло с вороньим карканьем. Кожа покрылась мурашками, и застучали зубы. Стало немножко страшно: самую капельку, ведь теперь она знала – лес не причинит вреда. Но в спину кто-то глядел, а шею окутывало чужое дыхание.

– Выпустите меня домой, – облизав пересохшие губы, попросила Наташа.

Она искренне надеялась, что эта часть леса принадлежит Киру, а если нет – что девушку предпочтут прогнать восвояси, чем оставить скулить от страха.

Прямо у ног Наташи появилась дорожка. Точно кто-то невидимый расчистил путь. Посреди густой, высокой травы она казалась особо нереальной, и девочка поторопилась ступить на нее, пока путь не исчез. Тропинка довела до шоссе и растаяла около самой обочины.

Деревня вынырнула за следующим поворотом. Дом дремал. Приветливо заскрипела старенькая калитка.

«Напомню дедушке смазать ее», – подумалось Наташе.

Смешной он, куда от него денется бабушка? Такую любовь, как у них двоих, каждому бы. «И жили они долго и счастливо» – как в сказках. И за руки они до сих пор держатся, и подшучивают друг над другом, и называют ласково. А на годовщину свадьбы поехали в романтическое путешествие на море, которое заказала Наташина мама. Дед с бабулей долго не хотели его принимать, но их дочь была непреклонна. Оттуда они вернулись загорелые, веселые и улыбающиеся так заговорщицки, что не оставалось сомнений: они счастливы.

Спать Наташа улеглась прямо в платье, укутав испачканные ноги в одеяло. Разумеется, она корила себя за свинство, но лишь пару минут – пока не уснула, свернувшись калачиком и подложив ладошку под подушку.