Глава 9 Модель мира и ее изменение под влиянием веры

Функции модели мира

Задача этой главы – показать потребности человека иметь внешние и внутренние опоры и обозначить те из них, которые он обретает в вере. Чтобы справиться с этой задачей, необходимо обратиться к фундаментальным вопросам, таким как: для чего человек живет, к чему он стремится, чем определяются эти стремления?

С позиции психолога ключевую роль в их решении играет некий психический конструкт, в котором сосредоточены накопленные человеком и систематизированные к данному моменту представления о мире и себе – модель мира. Ее влияние на самочувствие и поведение человека определяется синтезом личного опыта и исторических традиций его среды. Она интегрирует человека как личность и служит ему универсальным персональным инструментом, незаменимым при ориентации в среде и решении всех жизненных задач. Обращаясь к ней, он находит ответы на вопросы: где он находится в настоящее время и что должен делать? Модель мира выступает как целостная система, где берут свое начало все выдвигаемые человеком гипотезы, помогающие ему предвосхищать события и быть готовым поступить в соответствии с ними.

Все, что составляет модель мира , все представления человека об окружающей среде и своем месте в ней когда-то были для него чем-то новым. Ведь человек избирателен, он наполняется знаниями отнюдь не пассивно, подобно сосуду. Ему легче воспринять что-то знакомое, чем нечто новое, поскольку усвоение нового требует усилий. Без усилий в каждый момент человек готов «правильно» воспринять только нечто, хоть в какой-то степени уже организованное по законам его внутреннего мира. Избирательность определяется схемами, сформированными в его модели мира в его предыстории, и эти схемы к тому, что им не соответствует, всегда агрессивны. Недаром понятие «правильно» относят обычно к хорошо знакомому, а незнакомое именуют абсурдным. Интересно, что на латыни слово «абсурд» означает «полностью глухой». Так что если человек считает нечто полностью абсурдным, он просто целиком это не воспринимает, он к этому полностью глух. Приоткрыть слух могут сомнения. Они тормозят агрессию схем, но все еще не запускают критическую переоценку и не допускают новое в модель мира . И только при возникновении новых обстоятельств, усиливающих сомнение, убеждение в абсурдности сменяется уверенностью в том, что в новых фактах есть нечто правильное и полезное. Тогда человек полностью внимателен и воспринимает новую информацию.

Выход из круга знакомых явлений, связанный с необходимостью воспринять нечто радикально новое, требует дополнительных усилий, которые могут показаться чрезмерными, и тогда человек отказывается от них. Почему? Когда что-то новое стучится в дверь, мало преодолеть сомнения, надо побороть еще страх, так как неведомое пугает. Умение справляться со своим страхом и определяет личный порог терпимости к чему-то необычному, за которым наступает растерянность и беспомощность. Эти ощущения связаны с нарушением синтеза информации в модели мира при требовании резкого изменения режима ее работы. Только при нормальном функционировании, то есть поступлении нового допустимыми, еще перевариваемыми дозами, эта структура продолжает действовать, давая человеку определенную степень предвидения.

Закон экономии усилий приводит к тому, что вне особых обстоятельств основная функция модели мира состоит в подтверждении верности ранее накопленных схем. Поэтому в ситуации неопределенности причины новых явлений трактуются в пользу известных, как следствие уже знакомой закономерности. В результате информация усекается, воспринимаемый мир упрощается в ущерб точности отражения. Однако такое упрощение имеет и положительный смысл: так как при этом человек все-таки получает приблизительную информацию, с точностью до того понимания, которое сохранилось в памяти после предыдущего аналогичного события. До некоторой степени он сориентирован, с чем может столкнуться, и это позволяет ему целенаправленно планировать свою деятельность. Когда будущее непонятно, активное руководство поведением с помощью модели мира невозможно, человек страшится, у него возникает желание отступить и двигаться вперед, не разрушая накопленных ранее представлений, то есть опираясь в каждом шаге на фундамент старых знаний. Смысл такого продвижения в том, что все существенные шаги, пересекающие границы привычного, требуют от человека решимости побороть тревогу. Чувство тревоги связано с обеспокоенностью, что если позволить чему-то новому войти в жизнь, то мир уже не будет прежним и неясно, можно ли будет в нем ориентироваться. Возникает переживание, подобное тому, которое человек ощущает, заглядывая в пропасть.

В такой трудный момент чувства, противостоящие тревоге и страху, дающие силы двигаться вперед, активизируются. Это надежда на новые перспективы и мечты о несбыточном. Они вселяют уверенность, что напряжение чем-то вознаградится – новаторским, неожиданным решением или духовным обновлением. Только эти эмоции формируют мощные мотивы, способные уничтожить заразу страха и даже создать иммунитет к нему. Когда эти чувства достаточно сильны, они активно организуют и поддерживают новые направления деятельности. Как считали древние, лучшие крылья сотканы из устремлений. Они отмечали, что «разящие стрелы не достигают стремящегося», а лучший щит – пламя, зажженное волей. Как, из каких элементов организуется такое устремление?

Элементы модели мира

При реализации каждой задачи, будь то поступок или мысль, процесс разворачивается в определенной последовательности: потребность – эмоция – мотив – установка – цель – другая потребность. Оценив значимость отдельных компонентов в модели мира конкретного человека, можно предсказать поведение ее владельца, понять его поступки. Почему он делает именно это? (потребность). Какие чувства направляют его поступки? (эмоции). Как долго он будет действовать в этом направлении? (установка). Сколько вложит энергии? (сила мотива). Что явится сигналом прекращения данной деятельности? (информация достижения цели).

Итак, все начинается с потребности. Первым толчком ее активации выступает влечение. Его характеризует эмоциональная окраска и слабая связь с осознанными целями человека. В период актуализации влечения связанная с ним потребность становится доминирующей, а все остальные тормозятся. Удовлетворение (насыщение) выделенной потребности сопровождается разрядкой нервно-психического напряжения и создает предпосылки для переключения, обеспечивая тем самым благоприятный фон для удовлетворения других потребностей. З. Фрейд (288) постулировал существование «первичных» влечений и потребностей: сексуальных, агрессивных и влечения к смерти. Они отличаются периодом актуализации и постоянством проявлений. Известны и «вторичные» потребности. Они отличаются от «первичных» тем, что ненасыщаемы. Удовлетворение вторичной потребности, например познавательного интереса, не ведет непременно к его угасанию, то есть насыщения не наблюдается. Наоборот, он может укрепиться, стать более глубоким и породить новые интересы, отвечающие более высокому уровню познавательной деятельности. В общем случае, если активизация потребности ощущается человеком как влечение и желание, то насыщение ее начинается с формирования мотива.

Мотив выступает в качестве ведущего компонента модели мира . В некотором смысле мотив – это потребность, «углядевшая» предмет своих желаний, но на некоторой дистанции и потому весьма расплывчато. Мотив можно представить как вектор, имеющий направление и величину. Направление побудительного мотива – от потребности к образу-цели. Тем самым это напряжение, связывающее два состояния: наличное настоящее и желаемое будущее. Для организации подобной связи мотив должен не только иметь направление на цель, но быть достаточной величины (силы) для соединения, «накрытия» этих отстоящих друг от друга состояний. В этом смысле он должен быть пропорционален удаленности их друг от друга в пространстве или времени. Если направление правильное и сила мотива достаточна для «накрытия» цели, то он выполняет свою основную функцию – мобилизует резервы личности на достижение этой цели. Напряжение между наличным состоянием (потребностью) и целью, как энергетический луч, преобразует, деформирует и поляризует ситуацию, создавая поле готовности к изменению в определенном локусе модели мира .

При нормальной динамике удовлетворения потребности, то есть при уменьшении исходной дистанции между потребностью и целью, происходит все более четкое осознание (вычленение) ее предмета. Осознание же его как цели, в свою очередь, ведет к мобилизации дополнительных средств для достижения желаемого, то есть переходу к конкретной деятельности, направленной на удовлетворение потребности. Например, ожидание первой любви, грезы о ней не всегда переходят в мотив (осознанную потребность). Для этого в пределах достижимости должен появиться мало-мальски подходящий «предмет». (Стендаль связывал это состояние с солевым раствором на грани кристаллизации.) Только в этих условиях свойства мотива позволяют ему выступить побудителем активности, направленной на удовлетворение той или иной потребности. Так, терпение или нетерпение отражают меру напряжения между желанием и его удовлетворением. Таким образом, основными функциями мотива являются: выделение предмета потребности, инициация и переключение действия. При этом уточним, что мотивы могут быть осознанными (цели) и неосознанными (установки).

Дело усложняется тем, что не каждый мотив инициирует деятельность, даже если накрывает свою цель, так как в психике могут одновременно быть активированы несколько мотивов, удовлетворяющих требованию силы, но какой-то из них доминирует. Поэтому каждый новый мотив как бы взвешивается (оценивается) на весах доминирующей в данный момент мотивации, и, в зависимости от результата, события развиваются по-разному. Если новый мотив сильнее доминирующего, то он способен перестроить, рекрутировать всю систему поведения в пользу реализации своей цели. Когда этот мотив поддерживает доминирующую на данный момент идею, но слабее его, то прежняя деятельность упрочивает свое центральное место в сознании, а если он слабее и не в русле доминирующего мотива – то тормозится. Тем самым мотивы могут вступать в конкурентные отношения. Взвешенный результат («для меня имеет смысл попытаться») обозначают как наделение ситуации личностным смыслом. Смысл присваивается достижению тех объектов, которые существенны для личности. Таким образом, могут одновременно активизироваться несколько значимых мотивов, а действие станет направлять тот, который победит в их борьбе. В одной из моих книг приведен пример борьбы мотивов страха и голода (80, с. 30).

«Во время Ленинградской блокады мы с мамой и маленькой сестренкой должны были эвакуироваться на Большую землю переправой через Ладожское озеро. (При этом все вещи грузили на баржи, а людей на катера, так как они обладали большей маневренностью и могли уклоняться от снарядов при частых обстрелах.) Наша семья была особо истощена, погода очень холодной, а очередь на посадку в катера длиной несколько километров, поэтому военные, регулировавшие порядок посадки, периодически осматривали стоящих в очереди и особенно слабых передвигали вперед. Таким путем нас выдвинули вперед и погрузили на катер, где ехали дети из детского дома, шефами которых был один из крупных заводов Ленинграда. В связи с тем, что мы с мамой на нашем катере были самыми взрослыми (воспитатели плыли на другом катере), нам поручили присматривать за детьми. Шефы на дорогу выделили детям несколько ящиков сухарей, забитых досками, с тем, чтобы было чем накормить детей после переправы.

Как только мы отплыли, начался жестокий обстрел, и моряки непрерывно спускались в трюм, чтобы успокоить детей и сказать, что сильная качка связана с их усилиями уклоняться от снарядов. Однако на матросов никто не обращал внимания, их никто не слышал! Сразу же после отплытия началась страшная драка за эти ящики. Дети руками отдирали доски, ранились гвоздями, катались клубком по качающемуся трюму и визжали. Поскольку качало очень сильно, то мама пыталась нас с сестрой как-то защитить от этих озверевших детей, но все равно к моменту прибытия и они и мы все были в крови. Все сухари дети съели, совершенно не думая о возможной смерти и не замечая ничего вокруг себя! Дети не только не испытали страха смерти, они не заметили ни страшной качки, ни разрывов снарядов!»

Между тем конкурировать могут не только осознанные мотивы (цели), но и подсознательные намерения (установки). Примечательно, что зачастую установки работают в направлении, противоположном тому, к которому человек стремится на сознательном уровне. Если силы приблизительно равны, то человек скорее всего не сможет преуспеть в достижении сознательно поставленной цели: внутренние силы будут работать против этого. И даже в исключительном случае, добившись ее, он не испытает удовлетворения, так как подсознательно представленные потребности останутся ненасыщенными. Такая ситуация возникает, когда цель недопустима с точки зрения общественных норм, управление поступками кардинально меняется – человек действует, направляемый подсознанием, установками. Когда возникает ситуация активизации двух взаимоисключающих и равных по силе мотивов, имеет место «борьба мотивов». Она может протекать тяжело и выводить человека из состояния равновесия. Крайним выражением подобной конкуренции может служить автоматическая блокировка всех остальных мотивов и потребностей в обстановке серьезной опасности для жизни, когда доминирует потребность выжить.

Устойчивость психики поразительна! Препятствия не снижают, а увеличивают силу мотива и тем самым облегчают осознание самой потребности. Мотив только в том случае достигает должной силы, когда соответствующая потребность известное время не удовлетворяется, сдерживается. Все мы по себе знаем, что человек особенно ценит именно те объекты, которые сопротивляются его желанию обладать ими. Они значат для него тем больше, чем сильнее будет разочарование, если предвкушаемое удовольствие ускользнет из его рук. В обстановке противодействия, атмосфере вражды и запретов («запретный плод сладок»), под давлением родителей (Ромео и Джульетта) романтические чувства как бы разжигаются, а при его отсутствии быстрее остывают.

Ключевая роль мотивов в модели мира проявляется не только в их побуждении к деятельности, но и в том, что под их влиянием включается мыслительный процесс, происходит анализ ситуации (то есть тоже развертывается деятельность, но уже в идеальной сфере). Те м самым не только наши поступки, но и мысли обязаны мотивам. Пока человек не понимает своих желаний, он не в состоянии на них повлиять, а следовательно, и изменить направление своих мыслей и свое поведение, которое ими управляется. Мысль человека определяет его действия. Если он так думает, то и действует соответственно. И ни одна тайная мысль даром не проходит, в какой-то мере она воплощается и создает новую реальность. Оттого так значимы даже подспудные мысли.

Эмоции субъективно выступают как переживания, человек либо может дать себе отчет в их причинах, либо нет. В мотивированности человека чувства играют определяющую роль. Если направление мотива задано положением образа-цели, то его величина зависит от мощи эмоционального сопровождения. Только пристрастность к объекту способствует превращению его образа в цель и начинает регулировать поведение. Субъективное переживание по поводу объекта открывает его значимость, так как только будучи эмоционально окрашенным, он приобретает для человека личную ценность. Таким образом, в психике ценности представлены в виде понятий, исторически или в личном опыте наделенных способностью индуцировать разнообразные чувства и отношения, побуждая к действию. Б. Спиноза отмечал, что интеллектуальное знание благоприятствует изменению человека лишь постольку, поскольку оно является эмоциональным. Эмоции характеризуются знаком (положительные и отрицательные), интенсивностью и степенью осознанности, то есть степенью произвольного контроля. В отличие от мотивов они не имеют направленности. Они выполняют две основные функции: запускающую действие, так как в направлении эмоционально незначимой цели процесс мотивации не разворачивается, и контролирующую, так как в момент достижения результата – удовлетворения потребности, эмоция меняет знак с отрицательного на положительный.

Если эмоции обслуживают поступки тактического уровня, то стратегические планы поведения координируют механизмы воли. Она дает возможность поставить поведение под управление таких целей и установок, которые и не обещают человеку ничего полезного в данный момент, то есть благодаря ней удается переключиться на стратегические цели, имеющие весьма отдаленную результативность. Когда возможность получения положительных эмоций в будущем вступает в противоречие с получением отрицательных в настоящем, то для продолжения продвижения к цели требуются волевые усилия. Как считал В. Франкл (285), сила воли определяется ясностью и глубиной понимания собственных целей. С его точки зрения, проявить слабоволие, малодушие – значит отказаться от достижения важной и трудоемкой, но отдаленной цели в пользу ближайших потребностей – сохранения личного благополучия, социального статуса, общепринятой нормы. Тем самым в ситуации конкуренции потребностей поведение человека определяется не только личной ценностью целей, но и волей.

Воля понимается как способность обуздывать свои первичные потребности и вожделения (низшие цели), подчиняя свою деятельность высшим целям. Она – регулятор, вмешивающийся при конкуренции мотивов и определяющий, какой потребности следует отдать предпочтение. (Т ой из них, которая в иерархии ценностей, включенных в модель мира, занимает более значимое место.) Связь воли с эмоциями с возрастом изменяется. Угасание силы воли связано с обычными возрастными изменениями психики в старости. В детстве она только формируется, в юности укрепляется, а к старости может вновь ослабеть, так как к этому времени интенсивность эмоций существенно снижается. Однако в любом возрасте вторжение воли переживается как проявление характера, подконтрольность осознаваемых влечений. Еще И. Кант отмечал (цит. по: 35, с. 59), что когда говорят о силе характера, то имеют в виду, что человек обладает силой воли и благодаря этому делает для себя обязательными определенные принципы, которые он сам же предписывает себе как нечто неизменное. В этом смысле воля – механизм контроля за соответствием деятельности достижению стратегических целей.

Установка выполняет те же функции, что и мотив, но только по отношению к подсознательным целям. Поэтому она имеет два отличия от мотива. Во-первых, направляет активность, побуждаемую не извне, а исходящую от внутренних импульсов (274). В этом плане она может быть понята как занятая личностью позиция, определенное отношение к стоящей перед ней цели, выраженное в избирательной мобилизации и готовности к деятельности, направленной на достижение этой цели. Во-вторых, установка – это психическая напряженность, но, в отличие от мотива, помимо величины и направленности, обладает еще мобильностью, то есть скоростью включения, отражающей уровень готовности к действию в заданном направлении.

Благодаря таким отличиям установка может выполнять кроме функции, мобилизующей действие, следующие дополнительные функции. Во-первых, она стабилизирует деятельность, обеспечивает ее устойчивый, упорядоченный характер в меняющейся обстановке за счет поддержания некоторого уровня встречной психической напряженности. Особенно отчетливо стабильность проявляется, когда активирована группа близких установок и происходит формирование доминанты. (Доминанта – устойчивый очаг возбуждения, отличающийся способностью аккумуляции энергии и большой инерцией.) Именно превалирующая на данный момент доминанта сохраняет постоянство общей тенденции действий. Примерами установок, выступающих уже как стабильные доминанты, можно считать проявление таких черт характера, как привязчивость или нерешительность. Во-вторых, установка в стандартных ситуациях освобождает от принятия решений и необходимости контролировать действия. Это обеспечивает действиям повышенную скорость, экономичность и грациозность. В-третьих, она минимизирует усилия личности, ускоряя ее обучение в новых условиях, если новые условия похожи на прежние, тогда ранее выработанная установка может быть перенесена и работать в новых условиях.

Однако всякая медаль имеет две стороны, поэтому избыточная стабильность установки может привести к инертности, косности деятельности, затрудняющей приспособление к новым ситуациям. За счет чего? За счет того, что изменить установку трудно. Если делать это потихоньку, то человек не замечает различий, и установка не меняется, а если резко, то сообщение попадает в сферу отвержения и не воспринимается. Попытки изменения успешны, только когда новая информация попадает в зону неопределенности. Следствием этой ситуации является известный факт, что доминанта изменяет психическую оценку раздражителей. Теперь те из них, которые подкрепляют старую установку, продолжают подсознательно восприниматься позитивно, несмотря на некоторое изменение ситуации. Следствием подобной инертности выступают «болезни достижения». Они возникают, когда после многолетнего продвижения к цели, на фоне сформированных мощных доминант цель достигнута – возникает резкое падение мобилизации и на этом фоне возникают болезненные состояния.

Несколько забегая вперед, надо отметить, что в иерархически организованной модели мира на разных ее «этажах» представлены мотивы, цели и установки разного уровня обобщенности. На нижнем уровне расположены мотивы, соотносимые с самочувствием человека и эмоциональным отношением к себе. Выше, на среднем уровне – мотивы, определяющие оценки отдельных личных качеств и свойств; затем, еще выше – частные самооценки. Они синтезируются в целостный «образ Я». И наконец, сам этот «образ Я» вписывается в систему ценностных ориентаций личности, связанную с осознанием и целей своей жизни, и средств, необходимых для их достижения. Отметим, что высшие мотивы, то есть находящиеся близко к «вершине» иерархии, основываются на осознании человеком своих моральных обязанностей, задач, которые ставит перед ним жизнь в обществе.

Цель предполагает достижение некоего конечного результата приложения усилий. Когда она определена, предвосхищение удовлетворения потребности порождает энергию мотивации, которая перестраивает всю динамику модели мира: сознание фиксируется на объекте удовлетворения, мышление направлено на обслуживание сознания, а остальные желания и мотивы временно уходят из поля внимания. В качестве целей могут выступать и объекты внешнего мира, и сведения о личном психическом состоянии. При этом информация сама по себе не имеет ценности. Ее ценность определяется при соотнесении с иерархией целей конкретной личности. Даже если по итогам сравнения оказывается, что предпринятые усилия не позволят достигнуть цели, они могут повысить вероятность ее достижения и экономию дальнейших усилий. Ценность информации для каждого различна. Учебник по высшей математике не принесет никакой пользы дошкольнику, даст максимум информации студенту-математику, но не сообщит ничего нового профессору математики. Когда человек осознает свои потребности, он формирует образ желаемого будущего и, имея его перед собой как цель, ориентирует на нее свои действия. (Когда цель далека, а препятствия на пути к ней значительны, то отдельные средства достижения конечной цели могут трансформироваться в самостоятельные промежуточные цели.) Цели как образы будущего становятся содержанием памяти и таким образом формируется память о будущем.

Воспринимая события внешней среды и упорядочивая их в своей модели мира , человек находит им место в зависимости от личных ценностей. Именно оценочные моменты упорядочивают действительность, внося в нее осмысленность. При этом факты соотносятся не с истиной, а с личными представлениями об идеале, наличными желаниями и социальными нормами, то есть с их субъективной интерпретацией. Личные ценности определяют фильтрацию информации структурами модели мира и усвоение любых сообщений, не противоречащих ранее усвоенной иерархии. Наоборот, отметаются практически любые сведения, не укладывающиеся с привычные рамки. Так, истово верующий человек не может осознавать себя без своей веры. Поэтому любая попытка атеистического воздействия будет воспринята им в штыки, так как она несет угрозу его модели мира .

Архитектура модели мира – иерархия

Уточнив основные элементы модели мира , обратимся к рассмотрению архитектуры «здания», построенного из них, или, точнее сказать, к схеме механизма, в который они включены. Мы уяснили, что такое потребности, эмоции, мотивы, установки и цели. Понятно, что каждый мотив и любая цель не существуют изолированно, сами по себе, а являются частью некой общей системы. Потому влияние на поведение человека зависит не только от силы и направленности отдельного желания или потребности, но и от того, в какой части целостной системы она представлена. Поэтому теперь мы перенесем внимание на организацию этих психических конструктов в единое целое. Вслед за А. Н. Леонтьевым (159) будем исходить из предположения, что основная структура модели мира – иерархия, то есть пирамида узловых сегментов, обращенная вершиной вверх. Почему избрана форма иерархии?

Во-первых, организация иерархии отличается тем, что элементы, находящиеся на ее вершине, выполняют руководящие функции по отношению к функционированию всех нижних этажей. Поскольку ведущие мотивы находятся в верхней части иерархии, преобладающие трансформирующие влияния внутри системы осуществляются сверху вниз.

Во-вторых, при движении сверху вниз структура иерархии обеспечивает увеличение числа степеней свободы на каждом ярусе системы. За счет этого верхние ярусы имеют достаточное разнообразие возможностей для гибкого управления нижними ярусами. Если с каждым узлом любого уровня иерархии связано несколько стратегий его достижения (траекторий в иерархии), то в этом случае отсутствует жесткая фиксация на одном способе удовлетворения потребности, и средство может быть выбрано или заменено в ходе управления (158).

В-третьих, в рассматриваемой нами иерархии имеют место не только прямые, но и обратные связи между ярусами. С их помощью система может реализовать контроль за управлением.

В соответствии со свойствами иерархии мотивы, занимающие в системе место на разных ее ярусах, обладают и разным влиянием на поведение человека. На самых верхних этажах иерархии могут находиться мотивы разного уровня обобщенности, и чем обобщеннее мотивы верхних этажей, тем более устойчива психика. На вершине могут находиться мотивы разных масштабов – направленные на себя, на других людей, на дело. Если наверху локализуются мотивы, ориентированные на себя, то обычно вблизи вершины – цена жизни, несколько ниже – другие, достаточно значимые и устойчивые ценности, а на самых нижних уровнях – кратковременные и неустойчивые. Для понимания поведения данного человека необходимы сведения не только об иерархической упорядоченности его мотивов, но и знания о том, какие из них находятся на ее вершине.

Высший уровень иерархии исполняет роль лидера. А это означает, что если изменилась ведущая цель жизни или утратил силу главный мотив поведения, перестраиваются все нижележащие уровни. Именно мотивы, цели и установки верхнего уровня иерархии определяют специфику восприятия человека, силу его характера и нравственную устойчивость. Несмотря на то что роль лидера выполняет высший уровень и стратегические решения определяются там, решения надо выполнять, используя для этого подходящие средства реализации задач, которые поставляют нижние уровни. Таким образом, мотивы высшего «этажа» «спускают заказ» низшим, и те изменяются под его направляющим влиянием. Когда на верхних ярусах иерархии модели мира находится такая ценность, как смысл собственной жизни, то, с одной стороны, это имеет положительное влияние на устойчивость поведения человека и его удовлетворенность собственной судьбой, но с другой – это чревато большими проблемами при потере прежнего смысла жизни. Существование становится невыносимым для тех, кто потерял цель своей жизни, для которой стоило бы жить и которой стоило бы добиваться. Это равносильно смерти. Тогда человек теряет понимание, для чего он живет, не способен оценить свои возможности и устоять в жизненной борьбе. Устойчивость психики радикально повышается, когда на вершине находится нечто более грандиозное, чем он сам.

Иерархия – система соподчинения. Какая причина заставляет соподчинять элементы модели мира ? Прежде всего, сознание конечности жизни. Каждый знает, что имеет ограниченное время, отпущенное ему для осуществления планов. Понимание этой конечности влияет на его отношение к своим проектам. Страх приближения смерти отравляет душу тревогой – сможет ли он завершить свои жизненные планы? Этот страх усиливается непременным желанием успеть сделать нечто главное в отпущенный срок. Это значит, что человек рассматривает свою жизнь как нечто целостное – будь то некий творческий акт, или курс обучения, или дом, который надо достроить, или молодой сад, который он мечтает увидеть плодоносящим. Осознание этого фундаментального ограничения побуждает взвешивать разные цели и ценности и в соответствии с ними выстраивать очередность их реализации, что и ведет к осмысленной жизни.

Учет своего жизненного ресурса вынуждает не только выстраивать мотивы, цели и ценности в иерархию, но и перестраивать ее, например, при опасном течении болезни или возникновение другой экстремальной ситуации. Значение восприятия своей жизни как чего-то целостного становится очевидным, когда эта целостность утрачивается. Например, из-за возникшего безразличия к смерти и собственному будущему, уравнивающего высшие ценности, модель мира может потерять четкую, иерархическую организацию. Тогда вместо формы пирамиды она приобретает форму трапеции. Когда такого безразличия нет и упорядоченность ценностей сохраняется, то в экстремальных ситуациях динамика модели мира определяется субъективным представлением о том, сколько времени осталось. Чем меньше ресурс жизни, тем сильнее выражена иерархичность модели мира за счет сокращения числа элементов, принимаемых во внимание («теперь для меня это уже значения не имеет»). При сокращении элементов на каждом ярусе пирамида вытягивается вверх, что резко повышает скорость решения задач.

Число слоев в иерархии модели мира определяет доступный личности уровень дифференциации (детализации) событий и явлений. За счет сепарации, осуществляемой вниманием, одни компоненты потока впечатлений усиливаются, другие вытесняются. Организуя последовательность выделенных компонентов с помощью языка, сознание превращает мир из переживания в описание. Тем самым возникает соотнесенность чувств и слова, и за счет описания мир для нас опредмечивается. За счет этого любые слова, даже такие высокие, как Бог, Христос или любовь, опредмечены, могут быть оценены и поэтому способны направлять мысль.

По мере развития и обучения мир представляется человеку все более сложным, и соответственно возрастает количество слоев и связей в модели мира. Информация разных уровней иерархии осознается по-разному – чем ближе к вершине, тем в большей степени. Нарастание сложности модели мира имеет два следствия. С одной стороны, чем больше слоев в ее иерархии, тем легче опознать и интерпретировать внешние события (легче найти нечто похожее и, присоединив, объяснить) и, следовательно, новые ситуации представляются менее опасными. С ростом образования и накоплением собственного опыта дифференцированность прогрессирует и повышает эффективность модели мира . С другой стороны, число слоев иерархии имеет свой оптимум, так как ощущение чрезмерной сложности приводит к росту опасений и неудовлетворенности от ощущения все большего удаления от реальности, выхолащивания ее. Даже во времена Екклезиаста понимали, что излишняя мудрость преумножает скорбь.

Защита. Чем сложнее становится представление о мире, тем больше энергетических затрат требует поддержание модели мира . Если необходима радикальная перестройка (например при появлении новых идей и парадигм), то затраты растут многократно, так как всеми доступными силами человек будет оказывать им сопротивление, и это может привести как к разрушению психического здоровья, так и к соматическим заболеваниям. Поэтому проще всего (экономнее) причины, требующие радикального изменения модели мира , игнорировать. Если нечто несообразное игнорировать невозможно, то «дешевле» потратить немного энергии и достроить наличные схемы так, чтобы включить новый подход с минимальными потерями для всей остальной конструкции. Действительно, когда человек воспринимает сигнал, который не может понять на базе прежнего опыта, то он либо совсем не допускает его в сознание (вытесняет), либо деформирует уровень до понимания и принятия. В этой ситуации поступающая информация не столько фильтруется в соответствии с критериями модели мира, сколько трансформируется и приспосабливается к принятой системе ценностей. После подобных вмешательств может уже решаться совсем другая задача, чем исходная, так как «отремонтированная» модель мира ведет к изменению способа решения и данной проблемы, и всех сходных.

Целеустремленность. Одну причину ее роста мы уже рассмотрели – это представление личности о малом резерве оставшегося времени. Другой причиной выступает сила мотива или степень притягательности цели. Масштаб побуждений, если он достаточно велик, так «тянет», что повышает скорость и мощность всех действий. Нечто, находящееся неизмеримо выше самого человека, устремляет вверх всю иерархию. Что же там, что может и должно руководить всей жизнью человека? На вершине пирамиды располагается нечто самое ценное, неизменно значимое – идеал. Он обнаруживается как сознательное или подсознательное, не подавляемое волей внутреннее устремление к достижению особо значимой цели. У человека нет другого столь же мощного источника энергии, как идеал, так как верхнему уровню иерархии подчинены все резервы человека. Именно своими идеалами различаются люди, и самым сильным оказывается тот человек, у которого в качестве идеала, главной жизненной цели, выступает нечто более важное, чем его собственная жизнь. Таким образом, целеустремленность определяется идеалом, а сам он сверхценная идея – ценность, занимающая господствующее, верховное положение в иерархии целей. Он собирает и концентрирует в себе величайшую энергию.

Идеалы чаще существуют не для того, чтобы их достигать, а чтобы указывать направление стремления. Корни идеалов кроются в прошлом, но они воплощают не только зов предков, но и призыв потомков, воздействие будущего. Важно, что идеал есть та цель, которая как бы выводит человека за рамки его собственного индивидуального времени, выполняя важнейшую роль указателя перспективы. Вместе с тем сложившийся идеал должен сохранять значительную степень неопределенности, так как в противном случае, вместо того чтобы стимулировать деятельность, он начнет ее ограничивать. Воплощение идеалов или хотя бы ощутимое приближение к этой сияющей цели сопровождается мощными положительными переживаниями, необходимыми каждому человеку, так как они определяют смысл его жизни.

Под воздействием идеалов начинают свое движение два процесса: формирование целей – целеполагание и организация поведения в соответствии с избранными целями – целесообразность. Целеполагание связано с водружением на вершину иерархии конкретной цели, значимой в данный момент, а целесообразность связана с избранием оптимального пути к этой цели. Она позволяет формировать действия не случайным образом, а так, чтобы последующие цели выдвигались и уточнялись в зависимости от предыдущих. Если определение целей вынуждает расходовать силы для организации действий (теперь надо достать Луну с неба!), то целесообразность ведет к логическому анализу предполагаемых действий и вынуждает экономить силы. (Не смею спорить, достанем, как только найдем энергосберегающий способ.)

В модели мира можно выделить две части: одна аккумулирует информацию о ценностях и традициях человеческого сообщества, а другая опирается на опыт личности. Первая – общечеловеческая часть – обеспечивает наличие единой информационной базы, способствующей взаимному пониманию людей. Эта часть в первую очередь зависит от способа и содержания обучения, а они – от исторического периода, консервирующего в модели мира приметы данной эпохи. Как бесценное сокровище из поколения в поколение передается потомкам накопленный опыт, который поддерживается в сознании людей с помощью внутреннего диалога, предполагающего собеседника. Большинство людей всегда находятся в процессе внутреннего диалога. Человек интерпретирует события для того, чтобы создать и закрепить свой символический мир. Все наши мечты и размышления – это форма внутреннего диалога типа: «С одной стороны… с другой стороны…»

При внутреннем диалоге личность не может быть зациклена на единственной позиции. Она должна быть способной к расщеплению своей психики для нахождения собеседника с позицией разной удаленности от самого себя. Поэтому способность к разнообразному расщеплению личности – показатель ее гибкости. Вместе с тем возникающие вследствие расщепления «субличности» могут иметь разный пол, возраст, обладать разной сексуальной ориентацией. Внутренний диалог выступает как главный способ поддержания модели мира в рабочем состоянии путем интерпретации. Это непрерывный, активный процесс, включающий в себя оценку ситуации, возможного поведения в ней, обсуждение потенциальной выгоды и риска, а также пригодности разных стратегий действий. Иногда человек способен удерживать в себе годами какое-то чувство, продолжая сам с собой внутреннее обсуждение, «пережевывание» старых проблем. Каждый хорошо знает, что такое «пилить опилки».

Интересный пример роли интерпретации приводит Э. Голдберг (78, с. 165). Пациентка страдала от не снимаемых ничем мучительных и изнуряющих болей, сочетающихся с депрессией и нарушениями сна. Ей сделали операцию, в результате которой она перестала обращаться с жалобами на боль, хотя если ее об этом спрашивали, говорила, что ощущает их. Впервые за многие месяцы она выглядела успокоившейся. В течение следующих недель у нее заметно улучшился сон и она высказывала значительно меньше спонтанных жалоб. Это наблюдение проясняет, что даже при сильной боли реальные переживания зависят от интерпретации. Один только сенсорный опыт сам по себе недостаточен для порождения субъективного ощущения страдания. (В данном случае исчез интерпретационный процесс более высокого порядка, связанный с лобными долями.)

Общая социально значимая часть модели мира , исторически устоявшиеся идеи, с пеленок воспринятые от родителей, выступают как клише, претендующие на выражение некоего объективного содержания, истинность которого удостоверена авторитетом государства, народа или истории. С помощью этих клише люди становятся приверженцами учений и социальных мифов, ибо они поставляют необходимые им смыслы существования, укореняющие их в жизни. Вера в них питается фундаментальной потребностью человека в надежности своего понимания событий и смысла своего существования. В этом случае мир представляется им достаточно упорядоченной действительностью и человек ее не боится! Общепринятые ценности и нормы помогают ему быстро, практически автоматически принимать решения, экономя интеллектуальные ресурсы. Воспитанный в рамках данного общества человек не должен каждый раз осознанно принимать решение, как ему поступать в конкретном житейском случае, – общество создало для этого идеальные шаблоны. Если бы человек в каждый момент оценивал общественные нормы критически, то неизбежно вступал бы в конфликт с окружающими. В этом случае он был бы вынужден преобразовывать травмирующую ситуацию с помощью механизмов психологической защиты. Поэтому общая часть моделей мира у чрезвычайно разных людей выступает как необходимое условие существования общества, определяя согласие его членов.

Стремление к душевному равновесию и гармонии с окружающими заставляет человека согласовывать свои действия с общепринятыми нормами, и это делает его поведение последовательным и непротиворечивым. Это не что иное, как условие устойчивого положения человека в социальной среде, где главное – предсказуемость его поступков для окружающих. Подобная предсказуемость предполагает стабильность его модели мира , что противоречит требованию ее подвижности и лабильности. Общие нормы для людей данного общества не исключают их заметных отличий в разных обществах. Когда человек сталкивается с представителями иной культуры, их отличия представляются ему ограниченностью восприятия и воображения, а на самом деле они являются результатом различий в интерпретации событий. Тем не менее эти отличия таковы, что приводят к культурному шоку. (225, с. 471). Еще Вольтер утверждал, что «каждый человек является созданием времени и общества, в котором он живет» (цит. по: 220, с. 301).

Из сказанного понятно, что опыт этой части модели мира складывается из последовательных истолкований событий. Как заметил А. Адлер (цит. по: 252, с. 210), человек переживает реальность не непосредственно, как восприятие, а через те значения, которые он ей придает, как нечто интерпретируемое в словах и символах. Таким способом новый опыт модели мира пополняет запас знаний, который направляет понимание текущих событий и помогает толковать и предвидеть последующие. Можно сказать, что модель мира постоянно подтверждает свою эффективность и защищает человека от страха и сомнений. Стремясь не входить в конфликтные отношения с обществом, то есть включиться в представления окружающих, человек привыкает все больше игнорировать те собственные ощущения, которые в эти представления не вписываются. Он их «не замечает», не узнает. А между тем не узнанное в прежнем опыте и в следующий раз не сможет быть воспринято и опознано. Та к и получается, что всякий вводимый в модель мира элемент представляет результат усечения неких восприятий и переживаний. Только в этом случае реальный мир для воспринимающего его человека искажается до узнаваемости.

Принятые в данном обществе нормы ограничивают развитие опыта, допуская движение лишь по привычным траекториям, а всякое существенное «рыскание» приводит к плачевным последствиям: либо к психической смерти вследствие разрушения нормального восприятия и понимания, либо к гражданской смерти из-за отторжения обществом, например диссидентов. Низкое соотношение приобретенного знания к унаследованному, обнаруживаемое в традиционных культурах, ассоциируется с культом старших как хранителей накопленной мудрости. В отличие от этого высокая пропорция приобретенного знания к унаследованному, обнаруживаемая в современных обществах, ассоциируется с культом юности как двигателя открытий и прогресса. С одной стороны, общество не может процветать благодаря только одному консерватизму, иначе обществу грозит застой. Для возможности прогресса должен работать механизм, уравновешивающий консерватизм и новаторство. С другой стороны, общество, готовое слишком легко отказаться от устоявшихся принципов и понятий и устремиться к новым и непроверенным, будет хрупким и нестабильным. Поэтому в каждом обществе с помощью явных и неявных правил достигается некий баланс, определяющий, сколь высокий барьер должна преодолеть новая идея, чтобы получить признание. Разные общества устанавливают эти барьеры на различных уровнях. Например, в науке чем более радикальна новая идея, тем выше порог для ее признания. Все более ускоряющийся темп накопления знания в ходе истории сопровождается возрастающей готовностью общества к пересмотру доминирующих устоявшихся положений. Вместе с тем, даже современные общества более вознаграждают консерватизм, чем новации (78, с. 141–142).

Полезный – не отвергаемый и не игнорируемый сигнал – осмысливается, то есть наделяется значением согласно заготовленному «списку». Все остальные сигналы маркируются как сенсорный шум. Поскольку они лежат в стороне от луча внимания, то их осмысление не производится. Только из избранных сигналов и творится для человека мир. Современный человек совершенно иначе, чем в пору Средневековья, трактует универсальные для всех культур понятия время, пространство, причина и т. п. Очень красочно это отличие показано в одном фантастическом рассказе Г. С. Альтова (7, с. 332). В нем описано, как космические пришельцы, вступив в контакт с жителями Древнего Вавилона, пытаются научить их новым операциям во время строительства Вавилонской башни. По замыслу пришельцев, башня должна была стать чем-то вроде учебного полигона: собрали – разобрали, собрали – разобрали… А для вавилонян же первое требование разобрать оказалось культурным шоком, сильнейшим потрясением, поскольку они жили в мире постоянных сооружений, строили на века, а камень был символом тысячелетней истории. И хотя пришельцы сразу восстановили башню, никто не поверил, что это настоящая башня и настоящий камень.

Поскольку изменение восприятия базисных категорий происходит медленно, то люди обычно даже не замечают, что понятия, которыми они привыкли пользоваться, давно трансформировались. Та к и получается, что в дальнейшем не сигнал определяет налагаемый на него смысл, а смысл манипулирует сигналом, приспосабливая его к себе. Тогда человек начинает верить, что, безоговорочно принимая внушенные социальным окружением системы ценностей и строя сценарии их достижения, он действует под давлением реальности, а не конструкций своей психики. Выходит, что человек сначала определяет, а потом видит, а не сначала видит, а затем определяет. Когда стереотип уже усвоен, то самые разнообразные факты с готовностью интерпретируются именно как подтверждающие его, включая те события, которые в равной мере допускают иное толкование и возможность опровержения. Способен ли человек увидеть хоть что-то непредвзято? Да, но для этого ему необходима специальная тренировка, чтобы устранить всякие мысли о том, что возможно увидеть в данном месте и при данных условиях. В противном случае поступки человека определяет в большей мере модель мира , нежели сама действительность. На самом деле пока разум не создал таких понятий, как «атом», «вирус» или «ДНК», данные аспекты действительности и не могли оказывать влияния на поведение, следовательно, поступки направляют не объективные обстоятельства, а субъективные представления о них.

Каков механизм, с помощью которого общечеловеческая часть модели мира руководит восприятием в принятом стиле? Это предвосхищающие схемы, подготавливающие человека к принятию информации строго определенного вида и, таким образом, управляющие его активностью. Покажем на примере, до какой степени господствующие в обществе ценности определяют зрительное восприятие. По свидетельству Б. Раушенбаха, избрать геометрической основой своего искусства не пластичный рисунок, а графику, похожую на чертеж, египетских мастеров заставили социальные нормы Древнего Египта. В те времена эгоцентризм в обществе еще не возобладал и человек ощущал себя частицей природы. Лишь много позднее взяло верх ощущение своей самобытности и мир разделился для человека на две части «Я» и «все остальное». Тогда и возникло субъективное восприятие пространства, а до этого царствовало объективное, лишенное индивидуальной точки зрения восприятие «мы», которому и соответствовало совершенно объективное изображение – чертеж. Ведь у множества людей, видящих некий предмет с разных ракурсов, общим является только объективная форма предмета. Поэтому в те времена и был в предпочтении чертеж – изображение, одинаково верное для всех (229, с. 217).

Совсем иные ценности, иная модель мира у христиан. Особенно отчетливо влияние этих норм проявилось в иконописи. С помощью условных приемов были найдены способы передачи христианских понятий художественными средствами. Они акцентировали особую значимость посмертного существования. В соответствии с этим мастера не считали нужным показывать святого в житейском облике, а рисовали таким, как если бы это был его посмертный, духовный облик. Иконописцы старались передать его вечный образ, не замутненный случайностями быстро меняющегося мира земных страстей. Так как назначение иконы – помочь молящемуся войти в общение с небесным покровителем, она должна была обладать мощной, чудотворной, внушающей силой. Решение этой задачи отразилось в построении пространства иконы, с обратной перспективой, изменяющей восприятие. Если прямая перспектива эпохи Возрождения и современности уводит зрителя в глубину пространства картины, удаляя от него изображение, то обратная приводит к ощущению наплыва изображенного на зрителя – он как бы становился соучастником происходящего (229, с. 265, 268).

Кроме части модели мира , общей для членов данного сообщества, в ней представлена индивидуальная часть. Человек восприимчив избирательно. Он открыт для всех влияний, но не «всеяден». Индивидуальность – не только результат, но и творец собственного развития. И если общечеловеческая часть облегчает взаимопонимание, то индивидуальная – далеко не всегда. Индивидуальная часть проявляется прежде всего в субординации мотивов («для вас важнее это, а для меня то»). И хотя впечатления получены индивидом от тех же событий, что и у сограждан, упорядоченность их по значимости (близости к вершине иерархии) может иметь особенности. Именно это и формирует неповторимость личностных норм. Библейский царь Соломон выявил эту иерархию, решая спор двух женщин о ребенке – обе претендовали на материнские права. Он приказал разрубить ребенка, отдав половину каждой. Этим приказом он моментально, безошибочно определил мать в той, которая отказалась от своих прав, чтобы сохранить ребенку жизнь. В этом отказе обнаружилась субординация мотивов, единственно возможная для матери. Из этого примера видно, что не только конечность собственной жизни регулирует иерархию ценностей и не всегда «жизнь» находится на вершине пирамиды. Чем глубже духовное развитие человека, тем дальше его высшие идеалы от оценки собственно жизни. Он обретает себя настолько, насколько теряет, забывает себя ради кого-то или чего-то. Ответ человека на вопрос: «Самое ли страшное ваша смерть?» – вскрывает иерархию его ценностей. «Нет. Страшнее смерть моих детей, потеря честного имени, утрата веры и любви».

Индивидуальные, лично укорененные (интернализованные) убеждения и ценности формируют внутренние стандарты поведения человека, которые могут весьма отличаться от соседских и, следовательно, порождать взаимное непонимание. Известно, как стремительно и радикально меняется жизнь в нашей стране; не все могут выдержать столь бурный темп перемен и успеть привести в соответствие с ними свои личные нормы. Поэтому сегодня у нас люди разных поколений и статусов чаще, чем в других странах живут в несходных реальностях, так как используют для ориентации существенно отличающиеся модели мира . Важно отметить, что среди факторов, направляющих поступки личности, есть и такие, к которым критерий разумности неприменим, так как они управляются не объективными обстоятельствами, а субъективными представлениями, синтезированными в модели мира .

Если у меня и собеседника модели мира слишком различаются, то возникает своеобразная избирательная «слепота», затрудняющая общение. А что облегчает общение? Близость наших моделей мира. Ведь общение – не только обмен информацией, а еще и взаимопроникновение людских представлений, надежд и опыта благих ожиданий. Люди способны обмениваться информацией, только если их переживания подобны, иначе любая коммуникация оказывается бесплодной, то есть не создающей условий для идентификации. Человек не может ожидать понимания от другого, если не в состоянии вжиться в его переживания, незнакомые ему. Соответственно не возникают условия взаимного понимания, участия в жизни друг друга. При сходстве моделей мира происходит как бы обмен перспективами, основанный на близости установок, целей и ценностей, поскольку «он живет в моем мире». В процессе продуктивного общения человек должен принять роли и установки партнера – практически весь его мир, что и создает понимание как предпосылку возможности формирования представления о будущем, приемлемом для обеих сторон.

Общение может быть не только реальным, но и идеальным. Именно так общается писатель со своим предполагаемым читателем или художник с будущим зрителем своей картины. В контексте данной книги важно, с кем ведется этот внутренний диалог, так как он всегда отражает ценностные критерии общающихся. Возможность взаимопонимания зависит не только от систем ценностей, но также от дистанции между их мирами. Человек, имеющий представления, далекие от моего личного мира, обычно не только мне не понятен («то, что он говорит, не укладывается у меня в голове!»), но – и это очень важно – не воспринимается, не замечается и даже вытесняется из сознания. В этом случае при необходимости духовного воздействия и сближения подходит только пошаговое продвижение. При этом человек может сравнивать себя с кем-то, чьи достоинства позволяют до него дотянуться.

Динамика процессов в модели мира

Мы рассмотрели обобщенную конфигурацию пирамиды модели мира, имеющую как индивидуальные, так и общечеловеческие особенности. Теперь посмотрим, как те и другие могут меняться в течение жизни, то есть обратимся к динамическим характеристикам модели мира. Вначале отметим, что обнаружены периодические изменения модели мира, повторяющиеся на протяжении жизни человека и не зависящие от его опыта и образования. Их называют пульсацией модели мира . Допускают, что характер пульсаций – ритм и амплитуда – связан с темпераментом, то есть скоростью обменных процессов человека. Идея пульсаций возникла, когда обнаружили, что некоторые психические процессы имеют волнообразный характер. К ним относят, например, обучение и творчество. При их развитии отмечены периодические повышения и понижения скорости продвижения к цели. Предполагают, что положительные периоды этих пульсаций соотносятся с периодами облегчения доступа нового в модель мира .

Дж. Келли выдвинул предположение, что творческие способности человека связаны с периодическим изменением степени детальности мировосприятия. Он допустил, что вся система личностных конструктов, составляющих модель мира , постоянно пульсирует – от состояния расслабления к возбуждению, от сжатия к расширению. В состоянии расслабления связи между конструктами (элементами системы) ослабевают, что облегчает условия для их перегруппировки и образования новых связей. Стадия сжатия закрепляет возникшие связи. Это и есть творческий цикл (263, с. 28, 147). В соответствии с гипотезой пульсаций устойчивость идей и идеалов в течение жизни может меняться. Например, идеи, в которые человек верит в настоящее время, обычно более устойчивы, чем те, в которые он только готовится поверить, или те, в которые он верил раньше.

Обнаружено, что и процесс обучения волнообразен. Учащийся то продвигается вперед, то вдруг останавливается и некоторое время, не обнаруживая достижений. Порой даже происходит некоторое отступление назад с потерей уже выученного. Подобные периоды застоя или отступления на кривой обучения называют «плато». Такое замирание может длиться неделями и даже месяцами. При этом человек работает так же усердно, но совершенно не продвигается вперед. В эти периоды слабые люди опускают руки, но тот, кто проявит настойчивость и упорство, вскоре обнаруживает, что по какой-то непонятной причине он не только сдвинулся с места, но и начал стремительно продвигаться вперед. Он взлетает с этой стартовой площадки, как самолет, одновременно обретая силу и уверенность в себе (134, с. 278).

В течение жизни наблюдается и динамика психологической защиты. Как известно, при возрастном развитии у человека формируются новые личностные идеалы и нормы. Это нечто новое, и оно должно преодолеть запрет психологической защиты, который проявляется в том, что логическое мышление блокирует подсознательное стремление выйти за рамки системы, если оно не уверено в том, какой результат будет достигнут. Сознание относится к попыткам выйти из системы с недоверием, предубеждением, так как его главная цель – гарантировать, что усвоенный ранее способ поведения и мышления, единственно правильный и проверенный, не нарушится. В противном случае теряется вера в то, что жизнь предсказуема, организована согласно известному порядку и поддается контролю. При этом нарастает тревога и страх, которые инициируют автоматическое вторжение психологической защиты, включающей одну из стратегий избегания проблем. Такая тщательная охрана старых представлений препятствует развитию, обращенному к объективным законам внешнего мира. Поэтому перед личностью непрерывно возникает необходимость «и невинность соблюсти, и капитал приобрести», то есть сохранить устойчивость психики и осуществить максимально возможное раскрепощение от влияния психологической защиты, деформирующей информационные потоки.

Отбор информации реализует главный механизм психологической защиты – цензуру. Она выступает как инструмент, который анализирует потоки поступающей извне информации, фильтрует, пропуская только ту часть, которая не разрушает модель мира . Остальная, потенциально опасная информация преобразуется с помощью одного из механизмов психологической защиты и усваивается лишь в урезанном или переработанном виде. Структура целей и ценностей модели мира играет роль линзы, преломляющей информацию под углом сугубо личных интересов человека. Критерии, используемые внутренней цензурой для отбора, динамически меняются со временем и зависят от физического и душевного состояния, возраста, воспитания и социального окружения. Кроме того, в любом возрасте после перенапряжения или болезни защита усиливается, а после побед и достижений ослабевает (84).

Кроме упомянутых динамических факторов, обнаружена и динамика восприятия психического времени. Модель мира позволяет представлять ситуацию не только одновременно, в статике, но и в динамике, как вдоль стрелы времени (за счет взаимодействия между узлами иерархии: сверху вниз), так и против стрелы времени (по обратным связям иерархии: снизу вверх), за счет чего и возникает обратимость психического времени. Модель мира пронизана силовыми линиями, связывающими прошлое и будущее. Память как часть модели мира позволяет обратить образ прошлого в образ будущего. А если этот образ передвинуть ближе к вершине иерархии, то можно использовать его и еще в роли, воплощающей представление о цели действия. Возникшая при таком «взлете» цель – не просто сдвинутое по оси времени (из прошлого в будущее) воспроизведение исходного образа памяти, а результат его преобразования за счет нового окружения этой цели. Во всех случаях обратимость времени выражается в единстве прошлого и будущего, памяти и предсказания. Как отмечал А. Маслоу (170), прошлое существует в человеке в каждый отдельный момент в форме удерживаемой в подсознании модели мира , а будущее – в форме идеалов и надежд, венчающих эту модель.

От настоящего к будущему. Человек действует в настоящем. Только пребывая в нем, человек осуществляет свои замыслы. Но прежде чем действовать и воплощать, следует построить план. В этом смысле любая деятельность человека направлена вперед, ею движут цели, планы, стремления, амбиции и мечты. А это уже относится к будущему.

От будущего к настоящему. Цель как образ того, на что направлен мотив, осуществляет связь между будущим и настоящим. Возникновение подобной связи позволяет цели (как образу будущего) влиять на настоящее, формировать его. Если человек опасается неприятностей в будущем, ухудшается качество его жизни в настоящем. Цели, принадлежащие будущему, направляют наше восприятие, мышление и поведение в текущий момент. Здесь будущее выступает как форма опережающего отражения, посредством которого человек приспосабливается к еще не наступившим событиям. Таким образом, временная перспектива структурируется, в нее включаются мотивы и намерения, которые могут осуществиться в дальнейшем.

От настоящего к прошлому. Несложно представить себе возникновение внутреннего конфликта между событиями сегодняшней действительности и памятью о давно минувшем. Причем разные события прошлого действуют на настоящее неодинаково. Сильнее всего в настоящий момент влияют не те стародавние события, которые были наиболее существенными для ушедшего времени, а те, что по ассоциации или контрасту связываются с сегодняшним временем, его болями и удачами. Прошлое способно испортить не только настоящее, но и будущее. Из-за постоянных воспоминаний о чем-то плохом человек теряет способность радоваться жизни. Былое, идущее вразрез с новыми представлениями, подстраивается под актуальные установки, в противном случае прошлое начинает казаться невероятным. Тем самым новые оценки прошедших событий, включаясь в текущую систему мотивов, перестраивают взгляды человека на его прошлое. При этом прошлое и будущее становятся одновременными частями модели мира за счет наличия прямых и обратных связей в иерархии.

Таким образом, в отличие от физического мира, где будущее не влияет на настоящее и прошлое, в психике этот принцип причинности нарушается: в нем ожидаемое (предполагаемое) будущее может воздействовать на настоящее. То, что человек собирается делать в будущем, какие цели он ставит перед самим собой, определяет его поведение в настоящем. Надежды, желания и фантазии, обращенные в будущее, делают возможной самореализацию как продвижение к идеалам, находящимся на вершине. Понимая фундаментальное отличие физического и психического времени, С. Л. Рубинштейн предположил (244, 245), что они подчиняются разным законам, в соответствии с которыми воздействие, казалось бы, безвозвратно ушедшего оказывается решающим для судеб действующих лиц, память возвращает им прошлое для реальной борьбы в настоящем, предопределяя их будущее. В физическом мире будущее является вероятностным, так как имеется множество возможностей, из которых может быть реализована лишь одна. В психическом мире работающими диапазонами на оси времени являются все ее участки: и прошлое, и настоящее, и будущее. Поэтому психологическое прошлое и настоящее, подобно будущему, могут иметь вероятностный характер. (Отсюда и вырастает наше «непредсказуемое» прошлое.)

Перекос соотношения прошлого, настоящего и будущего. При нормальном функционировании модели мира имеет место не только влияние прошлого и будущего на настоящее, но под давлением социальных пертурбаций и возрастных деформаций может происходить и перекос соотношений между прошлым, настоящим и будущим. Тем самым возможно появление крена пирамиды. В этом случае взаимное влияние прошлого, настоящего и будущего для конкретного человека может стать не равнозначным – появляется поляризация. Для одних более выражены восходящие влияния, а для других – нисходящие. Подобное явление находит отчетливое выражение в понятии «временная перспектива», которая предстает как напряженность между настоящим и желаемым будущим. Возникающий перекос в модели мира объясняется тем, что с течением времени люди могут менять взгляды на события прошлого не только вследствие приобретения новых знаний и соответственно иных оценок, но вследствие утраты старых. Из проживающих рядом соседей одни могут полностью жить в настоящем, другие чаще видят себя в прошлом, а кое-кто успешно пребывает в будущем. Человек склонен редактировать прошлое (например, после развода или если обнаруживает, что у супруга роман на стороне). Тогда вдруг все хорошие минуты, которые радовали супругов на протяжении многих лет, умаляются, выглядят по-другому. («Это все было притворство, я просто обманывала себя».) Каждый выбирает то время и ту реальность, в которой ему легче принимать решения. Человек обычно «уходит» в тот период времени, когда он мог оптимально использовать свои ресурсы для достижения поставленных целей. Тем самым из общего континуума он выделяет свое время и ценности того времени.

Сила и напряженность связей между прошлым, настоящим и будущим в модели мира выступают как организатор общего направления действий человека. Это механизм навигатора, руководящего поведением. Однако избыточная поляризация модели мира тормозит развитие личности или даже блокирует его. Так, исключительная концентрация человека на прошлом, непрерывное «пережевывание» того, как могла бы сложиться его жизнь, выбери он себе другую профессию или другого партнера, нарушает стратегии поведения в настоящем. Другой человек – мечтатель, прожектер – может полностью сосредоточиться на будущем, строить планы, целиком устремиться в перспективы, что провоцирует его уход от полноценного контакта с современностью и снижает ответственность за него. Например, в модели мира молодого человека цели, планы, временные перспективы его развития занимают более значимое место, чем у пожилого. Сила его разочарования как раз свидетельствует о значимости неосуществившихся планов. Для разочарования нужно соответствующее планирование. Нельзя обмануться, если жить без надежды, и чем сильнее направленность человека в будущее, тем сильнее и его досада от отложенного вознаграждения. Это одна из причин, по которой молодые люди легче прощают себе все отклонения от общепризнанных норм и ценностей. Подобные перекосы не фатальны, их можно корректировать специальными приемами. Одни из них помогают втягивать прошлое в настоящее и провоцируют переосмысливание прошлого, другие осуществляют коррекцию излишнего доминирования мыслей о будущем.

Описанные перекосы связаны с изменением восприятия времени и обнаруживаются при изучении сценариев – целостных блоков будущих перспектив. Сценарии, вызревающие в модели мира, – это перспективные планы, включающие и стратегии поведения возможного развития событий в достаточно отдаленном будущем, и совокупность ближайших планов. Из личного опыта каждому известно, что планы очень редко реализуются без изменений и корректив. Понимая это, человек подстраховывается – для достижения одной цели заготавливает несколько сценариев и проигрывает их в своем воображении. При этом существенно, что при построении планов в них включаются и фантастические компоненты: наравне с реальными событиями входят образы несуществующих объектов и явлений, сливаясь в единое целое. Указанный конгломерат реальных и умозрительных факторов и будет определять в дальнейшем понимание мира.

Иногда как отдельные сценарии появляются фантомные психические программы. Они возникают, когда, попадая в экстремальную ситуацию и не справляясь с ней, человек несет значительные потери (например, теряет в бою ногу). В этом случае его долго тревожит память о событии и его неблагоприятных последствиях. Неутихающая тревога приводит к тому, что строится благополучное окончание того боя и новое окончание трагической истории тоже включается в модель мира . Источником подобных программ могут выступать и мечты. Такие фантомы особенно часто возникают в детстве, а далее они могут включаться в модель мира как реально происходившие события и влиять на поведение. Фантомы прошлых событий могут всплывать в сознании, вновь подвергаться обработке и снова консервироваться.

Модель мира, полностью сбалансированная относительно настоящего, прошлого и будущего, а также соотношения роли реальных и виртуальных событий – идеальный, утопический вариант. В каждой модели мира имеется определенный перекос. Как подметил Б. Паскаль, человек никогда не живет настоящим, все только предвкушает будущее и торопит его, словно оно опаздывает, либо призывает прошлое и старается его вернуть, словно оно ушло слишком рано. Люди так неразумны, что блуждают во времени, им не принадлежащем, пренебрегая тем единственным, которое им дано, и так суетны, что мечтают об исчезнувшем, забывая о единственном, существующем. «Покопайтесь в своих мыслях, и вы найдете в них только прошлое и будущее. О настоящем мы почти не думаем, а если и думаем, то в надежде, что оно подскажет нам, как лучше устроить будущее. Вот и получается, что мы никогда не живем, а лишь располагаем жить, и уповая на счастье, так никогда его и не обретаем» (204, с. 134).

Устойчивость модели мира связана с тем, что системы, управляемые высшими целями, лучше сохраняются и могут эффективнее действовать в соответствии с некой перспективой. Устойчивость является следствием двух основных факторов: общей инерционности системы и уровнем (ярусом), с которого цели, мотивы и установки управляют поведением. Если поведение чаще регулируется частными целями и установками нижних уровней иерархии, то они могут длительно поддерживать определенное состояние психики, но сознанием не управляться. Если поведение опирается на более высокий уровень, то устойчивость может стать осознанной и потому более стабильной. Тем самым она определяется мотивами и целями верхнего уровня модели мира , где размещаются осознанные цели или представленные в подсознании установки, значимые для жизни. Когда из всей иерархии наиболее активирована и актуально представлена в сознании лишь ведущая тенденция, она управляет поведением и делает психику наиболее устойчивой.

Высшие цели и идеалы, находящиеся на вершине иерархии, придают человеку силу и организуют его личную жизнь, взаимоотношения с другими людьми. Они выстраивают нравственность, детерминируя моральный выбор, от которого зависит поведение и удовлетворенность существованием. Только обладая вечными идеалами на вершине иерархии, человек обретает максимальную устойчивость и способность сохранять целеустремленность в жизненных катаклизмах. Бог как средоточие высших ценностей воплощает в себе те недостижимые для отдельного человека нравственные идеалы, которые способны организовать поступки верующего на протяжении всей жизни, сделать ее осмысленной, а характер оптимистичным.

С одной стороны, динамика модели мира не должна быть слишком быстрой и радикальной. Некоторая инерционность необходима, так как она обеспечивает прочность связей в иерархии и сохранение стереотипов, необходимых для стабильности психики. С другой стороны, избыточная устойчивость модели мира и системы ценностей проявляется как косность, психическое «затвердевание» убеждений. Отгораживаясь от быстро изменяющейся действительности, человек слишком многое считает для себя невозможным, обрекая себя на жизнь в прошлом. Он игнорирует тот несомненный факт, что на протяжении его жизни неизбежно возникают важные ценности, требующие перестройки модели мира . Например, появление ребенка у матери или формирование жизненной позиции юноши, призванного в армию. Модель мира не должна быть излишне устойчивой, с тем чтобы события жизни могли периодически ее обновлять.

Недостаточно устойчивой стала модель мира у многих из наших соотечественников в результате стремительной перестройки экономики и идеологии. При этом возникла ситуация коллективной травмы, так как социальная среда перестала быть защитой и опорой личности, обеспечивающей стабильность ее психики. Разрушение идеалов нарушило устойчивость психики сограждан. Когда в обществе отсутствует иерархия норм и ценностей, то многое обесценивается. Тогда нет препятствий и кажется, что можно нарушать базовые нравственные нормы поведения, не отвечать за свои поступки («пофигизм»), не уважать старых, не почитать родителей, не относиться к жизни другого как к высшей ценности. Такое положение явилось корнем разнообразных проявлений апатии и ее последствий. Когда у человека нет выраженной иерархии мотивов и целей, то различие между целеустремленной и деятельной жизнью и саморазрушением наркомана сводится к произвольному выбору: «один любит попадью, а другой попову дочку». В этом случае личное счастье сползает к призрачной «сладкой жизни», и человек начинает искать быстрого счастья, действующего как таблетки. Зачастую такой результат дают действующие как наркотики телевизионные сериалы, компьютерные и азартные игры, секс. Только оптимальная устойчивость модели мира обеспечивает гармоничное состояние психики человека.

Инерционность – характеристика подвижности и лабильности всех элементов модели мира . По мере роста, развития человека и накопления им опыта элементы модели мира как бы окостеневают, обнаруживая тенденцию к стабилизации тех состояний, которые образовались от частого повторения в предыдущие периоды жизни. Возрастные, профессиональные, статусные стереотипы – результат психической инерционности, которая препятствует пониманию новых веяний и ценностей. В этом контексте интересно отметить, что, как правило, повторяются и чаще используются более общие и абстрактные идеи. Они иначе обрабатываются и поэтому имеют тенденцию первыми терять гибкость и способность изменяться. Преимущество такой обработки состоит в том, что эти «надежные» идеи становятся доступными для использования без тщательного исследования, то есть без критики, что ускоряет процессы принятия решений.

В заключение этого раздела кратко перечислим основные динамические характеристики модели мира : пульсации, работа цензуры с новыми нормами, динамическое взаимодействие настоящего, прошлого и будущего, временной перекос, появление новых сценариев и фантомных программ, сдвиги устойчивости и инерционность.

Представление себя в модели мира

В модели мира отражен не только внешний мир, но и внутренний, в частности представление человека о себе самом. Последнее имеет две составляющие: зрительный «Я-образ» и синтез понятий – «Я-концепция». Эта часть модели мира неоднородна, так как в двух ее частях представлены разные стороны в отношении человека к себе – восприятие себя как физического тела в этом мире и представление о своей личности на фоне базовых ценностей.

«Я-образ» формируется в значительной мере подсознательно. Он большей частью отражает эмоционально окрашенное положительное видение себя, которое позволяет человеку уважать себя как социальное и духовное существо. Это ощущение своего физического состояния в данный момент, видение своей позиции на фоне общей картины межличностных отношений, своих возможностей и ограничений как следствий этой позиции. В основном «Я-образ» отражает эмоционально окрашенные представления о собственной особе и характеризуется мерой гармоничности, устойчивости (хрупкости) и инерционностью.

Хрупкость проявляется в особенностях деформации «Я-образ» под давлением новых обстоятельств. До некоторого момента он противостоит ударам судьбы, а затем, вместо плавного изменения, может внезапно полностью сломаться, причиняя страдания своему владельцу (пионерка, пионерка, пионерка – пенсионерка). Человек живет не реальностью, а образами, сохраненными в памяти. Страшась действительности и цепляясь за старые представления о себе, он сделает над собой усилие и скорее увидит себя в зеркале таким, каким был в свою лучшую пору, нежели позволит увидеть себя таким, каким является сейчас. Но иногда это случается и так, как пишет Е. В. Владимирова: «Из зеркала смотрит навстречу несчастное чье-то лицо». Однако изменение лица перед зеркалом в лучшую сторону чаще, так как помогает сохранять положительную самооценку.

Инерционность определяет сопротивление человека возникновению своего нового «Я-образа», что существенно снижает пластичность психики. Стабильность представления человека о себе – одно из наиболее охраняемых психикой качеств, поэтому при угрозе ее нарушения автоматически включаются защитные механизмы (82). Чтобы снизить их влияние, изменить чувственно закрепленное восприятие себя и заставить владельца данного «Я-образа» увидеть себя реалистично, необходимо приложить значительные усилия на преодоление инерционности. Энергия расходуется на расшатывание когда-то возникших, а потом застывших и потерявших подвижность схем модели мира, используемых для предвосхищения восприятия, поддерживающих стереотипное видение себя. Приведу бытовой пример. Обычно женщина помнит свой облик в определенный, не худший период своей жизни. Этот образ бережно сохраняется от разрушения, поэтому еще за три шага до зеркала женщина принимает вид, максимально соответствующий «тому» образу, и, не зная, как выглядит со стороны, делает множество ошибок в общении. Вместе с тем с годами внешность существенно меняется. Некогда брюнетка, женщина начинает краситься и становится блондинкой. Однако инерционность старого образа так велика, что в душе она продолжает относиться к себе как к брюнетке и соответственно подбирает одежду и косметику, что не всегда удачно. Чтобы принять себя такой, как есть, изменить чувственно закрепленное оптимальное восприятие себя, необходимо приложить дополнительные усилия и увидеть достоинства в новом облике, если не внешние, то душевные.

«Я-концепция» – другая часть представления о себе в модели мира. Она отражает иные, чем «Я-образ», грани понимания себя. Во-первых, в этой части есть представление себя во временной перспективе – в прошлом, настоящем и будущем. Во-вторых, представление на социальном фоне – как члена профессиональной группы и общества. В отличие от «Я-образа», который в большей мере отражает эмоционально окрашенные представления о себе, «Я-концепция» более рассудочна. Это не видение своего облика, а отношение к себе. (Сходство просматривается в том, что и образ себя, и понимание себя в основном положительны.) В этом контексте полезно напомнить, что когда чувствам не дают выхода, они становятся сильнее, а оречевление (переход к «Я-концепции»), наоборот, выступает как форма реагирования. Еще Спиноза отметил, что эмоция перестает быть страстью, как только человек придает ей ясный и понятный смысл. «Я-концепция» включает осознанные оценки, результаты самоанализа и прогнозов, то есть показывает, как человек взвешивает свои действия и возможности их развития в будущем. Иными словами, она отражает мировоззрение личности как упорядоченную систему идеалов и убеждений, сложившуюся к данному моменту.

Если «Я-концепция» положительна, то она облегчает самореализацию. Если она отрицательна, то с этим возникают сложности. Негативная «Я-концепция» провоцирует недостаточную реализацию своих потенциальных возможностей.

Такая зависимость обусловлена тем, что для человека важна уверенность, что в нем есть нечто, что делает его не менее талантливым, чем все остальные, что окружающие не должны принижать его и пренебрежительно к нему относиться. У него достаточно оснований, чтобы чувствовать к себе уважение. Вместе с тем, в столь удобной концепции есть противоречивость. В действительности самореализация – становление индивидуальности, а это означает прежде всего выход из системы безопасности, предписывающей «быть как все» и «награждающей» переживанием страха любое отступление от средней нормы. Самореализация требует отваги, а усреднение своего поведения уменьшает страх перед новым, неизведанным. Возникает проблема становления оптимальной индивидуальности. С одной стороны, чем больше человек отличается от других, тем сильнее переживает неуверенность и тем чаще его не понимает и отвергает общество. С другой стороны, не рискуя оторваться от групповой принадлежности, он не в состоянии эффективно отстаивать собственное своеобразие.

Обе части, отражающие личность в модели мира , связанные как с видением себя, так и с представлением о себе, созревают постепенно. Сначала возникает ощущение, что «Я» – это тело. К трем годам в ощущение и видение своего «Я» ребенок включает уже не только тело, но и близких людей: «мой папа», «моя мама». Развиваясь, «Я-образ» втягивает все больше объектов – игрушки, одежду, семью, имущество домашнего очага, распространяя при этом свое «Я» все дальше за пределы собственного тела. Тем самым созревание «Я-образа» происходит как экспансия «Я» на все новые сферы окружения, что отражается в расслоении пространственных и временных координат в определенной части модели мира . С момента включения в капсулу «Я» членов семьи первую скрипку в дальнейшем расширении пространства «Я» начинает играть любовь. Сначала – к родителям, а позднее к партнеру и детям. Именно любовь становится тем двигателем, который ускоряет социализацию личности и выводит ее за пределы семьи. В дальнейшем любовь не только расширяет эту капсулу, но и раскрывает ее. Тогда внутренний мир личности становится доступным для других людей. В этом смысле любовь к ближним становится важнейшим этапом развития личности.

К концу дошкольного периода у ребенка возникает еще неустойчивая иерархическая система. Одновременно в его модели мира происходит формирование понятий и упорядочивание ценностей, позволяющее сформировать «Я-концепцию» как представление о своих потребностях, возможностях и результатах своих усилий. Считается, что «Я-образ» и «Я-концепция» в основном созревают к 9–10 годам, когда наблюдается активация представлений о себе и своем будущем; к 13 годам в «Я-концепцию» включается информация о собственных планах на будущее. С этого времени подросток придает особое значение организации будущего. Тогда он из существа ситуативного, подчиненного непосредственным раздражителям и сиюминутным побуждениям, превращается в личность, обладающую внутренним единством, способную руководствоваться устойчивыми желаниями.

Дальнейшее развитие личности выражается в становлении иерархии ценностей. Если главную ценность для человека составляет он сам, его мораль находится на нижнем уровне (эгоцентрическом). Если в роли главной ценности выступает не только он, но и «свои» (семья, община), уровень развития морали становится групповым. На следующем, еще более высоком уровне (социальном) главной ценностью считается не только «свой», но любой представитель человечества. В наше время общество вновь движется к той стадии понимания моральных принципов, когда главной ценностью полагается экологический уровень, включающий не только всех людей, но и все живое. (Напомним здесь отношение к экологии в зороастризме и ко всему живому в индуизме .)

С того времени, когда в модели мира человека полноценно функционирует часть, где представлен он сам, он в состоянии выделить себя из окружающей среды, оценить себя и на этом основании предсказать последствия своих поступков. В противном случае у него не будет возможности увидеть себя со стороны как часть этого мира. Однако устойчивость такого представления не абсолютна. Если человек подвергся психической травме, обусловленной личными или общественными причинами, окружающий мир и социальная среда могут перестать выступать для него в качестве защиты и опоры, и тогда не исключены столь радикальные изменения в модели мира , которые приводят к потере своего «Я». Эти трагические состояния провоцируют старт радикальных преобразований личности, одним из которых выступает обращение к вере.

Одновременно с возможностью смотреть на себя «со стороны» развивается субъективность, которая обнаруживается как пристрастность не только к различным объектам и событиям, но и к собственным состояниям и внешним данным. Благодаря механизму субъективности человек получает возможность, оценив успешность достигнутого, прийти к пониманию, как его видят и воспринимают люди. Толчком к развитию выступает противоречие между возможностями человека (как он их представляет себе), его прирожденными способностями и степенью их воплощения в жизнь. Потребность в самоутверждении отражает несоответствие между собственным представлением человека о себе (чаще завышенным) и его общественной оценкой (представляющейся ему заниженной).

Появление в модели мира представления о себе дает возможность сравнивать себя с другими людьми. Оказалось, что это регулируется различными критериями. Оно зависит от того, насколько далек объект сравнения, то есть производится ли оценка успехов близких или далеких людей и в какой области эти успехи достигнуты – значимой для личности или нет. Большинство людей с особой легкостью позитивно оценивает успехи других, если они связаны с далекой для них областью деятельности и когда они касаются малознакомых лиц. К успехам в их собственной области действий, а также к достижениям близких людей они проявляют более ревнивое и существенно менее позитивное отношение.

Важно, что с позиций «Я-образа» и «Я-концепции» одному и тому же человеку доступны разные формы нравственности. Нравственным считается, когда он руководствуется правилами морали, принятыми в обществе. Отличием нравственных критериев является их предельная обобщенность. Поэтому они позволяют человеку принимать целесообразные решения в обстановке максимальной неопределенности. С. Л. Рубинштейн (245) выделил два типа нравственности. Один из них – нравственность как неведение зла, как невинность, естественное, природное состояние нравов человека. Законы морали в таком примитивном мире воспринимаются как изначальные, закрепленные в традициях и обязательные для всех. Второй тип проявляется в ситуации ломки сложившегося уклада жизни, при нарушении традиций, когда возникает необходимость самостоятельно принимать решения. Такая нравственность – не что иное как осознанный выбор между нормами, которым полезно следовать в новых условиях, и неверными путями, которых придерживаться не нужно. Отказ от старых норм всегда требует психических затрат. Легкость смены норм ведет к душевной пустоте, нигилизму и цинизму. Зато трата душевных сил на построение новых нравственных критериев жизни помогает осознать новые ценности общества.

Самореализация – ощущение полноты жизни, которая возникает у человека, когда он воплощает свои идеалы, использует свои таланты и способности, и он не должен поступать против убеждений, которые имеют для него особый смысл. Самореализация бессмысленна, если она не связана с надеждами в реальном будущем. В будущее же обращены угрозы и страхи. Найти, ощутить свое место в мире можно, только если есть две опорные точки отсчета: одна определяет свое положение и свои достижения на данный момент, другая – максимальные достижения в соответствии с мировоззрением, принятым в данной социальной среде. В большинстве культур в качестве второй точки отсчета выступает представление о Боге. Если человек не боится гнева Бога (страх), не испытывает стыда перед высшей, небесной инстанцией, не чувствует любви к Богу, то в его модели мира не формируется оптимальная иерархия ценностей, обеспечивающая ей устойчивость психики. В этом смысле интересна позиция Н. А. Бердяева (25), который писал: «Современный человек так устроен, что может жить или верой в Бога, или верой в идеалы и кумиры. В сущности, он не может быть последовательным и окончательным атеистом. Отпадая от веры в Бога, он впадает в веру в идолов».

Изменение смысла жизни под влиянием веры

Сила преодоления черпается в понимании, для чего живешь. Ключевые свойства психики – ее целеустремленность, устойчивость и уравновешенность – тесно связаны с вертикальной вытянутостью модели мира , мерой ее ориентации на ценности, мотивы и цели, находящиеся на вершине иерархии или над ней. Главенствующая роль цели, находящейся на вершине, связана с тем, что устойчивость зрелой личности по отношению к различным колебаниям благополучия обеспечивается доминирующей целью жизни, которая и скрепляет всю систему ориентаций. Даже человек, который не стремится к некому высшему идеалу, стоящий на почве реальности, даже такой, у кого преобладают самые эгоистические, обыденные стремления, должен принести в жертву бесчисленные второстепенные желания своему главному стремлению, если он хочет его осуществить. К то подчиняется своей высшей цели, тот более счастлив, чем человек, не имеющий такой цели. Цель ограничивает свободу поступков, но концентрирует и организует силы. Оказалось, что она способна формировать столь сильное устремление, под воздействием которого происходит изменение обмена веществ, которое повышает уровень проявления способностей.

Ощущение полноты жизни у человека возникает, когда он реализует свои идеалы, продвигаясь к великой цели. История жизни всегда должна быть упорядочена в направлении избранной цели. В противном случае, если он плохо понимает, для чего живет, он теряет способность оценить свои возможности и устоять в жизненной борьбе. Л. Н. Толстой в «Исповеди» подчеркивал, что утрата смысла жизни равносильна смерти, а Ф. М. Достоевский в «Братьях Карамазовых» писал: «Не зная для чего ему жить, человек скорее истребит себя, даже если кругом его все будут хлебы… ибо тайна человеческого бытия не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить» (100).

Росту целеустремленности и устойчивости психики способствуют два обстоятельства: масштаб целей, находящихся на вершине, и их отдаленность. Максимальное стимулирующее воздействие оказывает цель, находящаяся за пределами индивидуальной жизни, такая, для достижения которой необходимо предельно использовать возможности модели мира . Эффективность и мощь возвышающей человека цели связана со свойствами психики, которая всегда устремлена в будущее – мечтами, надеждами, планами и верой. Человек никогда окончательно не укоренен в настоящем. Пока жив, он сохраняет веру в идеал, в высшие ценности и смыслы, его поддерживает надежда на лучшую, одухотворенную жизнь в любви, творчестве и вере.

На вершине пирамиды модели мира расположены сверхценные цели, структурирующие личность, – идеалы. Занимая господствующее положение в иерархии целей, они монополизируют поведение человека в пользу своего содержания. Идеал как в точечном фокусе собирает величайшую силу. Личность как бы сливается, отождествляется с ним. Он может быть более или менее абстрактным. Достаточно абстрактные, глобальные цели и идеалы заключают в себе представления об общем благе, ради которого осуществляется деятельность. Их можно рассматривать как жизненное кредо личности, основу жизненных ориентаций. Это кредо уточняется на нижних этажах иерархии в конкретных целях и жизненных планах, которые по отношению к кредо выступают как средство его осуществления. Воплощение или субъективное ощущение воплощения идеалов определяет для человека смысл жизни.

Вместе с тем для возникновения идеала человеку необходимо осознать и сформулировать смысл своего существования, то есть оценить свою жизнь целиком. Важным условием появления идеала выступает уровень самоуважения и самооценки. Если человек имеет заниженную самооценку, подозревает, что его жизнь объективно имеет недостойный, мелкий или, более того, аморальный смысл, то осознание этого ставит под угрозу его самоуважение. Такая угроза активизирует психологическую защиту. Под ее давлением, используя рационализацию, то есть на подсознательном уровне психики, человек отрекается от истинного смысла своей жизни и заявляет, что его жизнь вообще смысла лишена. С такой жизнью не жалко расстаться. Изучение лиц, предпринявших попытку суицида, показало, что к решению совершить самоубийство их подтолкнула негативная оценка собственных перспектив и утрата способности управлять своими делами. Жизнь становится непереносимой для тех, кто не находит ответа на вопрос, для чего ее продолжать, не видит цели, которой стоило бы добиваться. На деле за суицидом стоит нежелание человека признать, что жизнь его лишена достойного смысла, а вовсе не то, что она не имеет смысла вообще. Поэтому самоуважение выступает предпосылкой личностного развития.

Идеалы большого масштаба наделяют человека громадными жизненными силами. Самыми сильными являются идеалы религиозной веры. Когда на вершине иерархии модели мира и над вершиной находятся духовные идеалы, формируются особо мощные связи, объединяющие всю иерархию. Верховенство религиозной идеи укрепляет устойчивость психики за счет особенно четкой, непротиворечивой, веками отработанной системы ценностей. Высшие ценности оптимизируют управление всеми нижележащими уровнями. В результате их воздействия вся система превращается в единый инструмент овладения миром. Организующее влияние духовного идеала определяет для верующего смысл бытия, воспитывая у него особую форму понимания и принятия социального окружения. Если в каждом есть искра Божья, то такое понимание выступает для каждого как основа самоуважения и если не братского, то более терпимого отношения к другим. Религиозная вера может привести к целеустремленности такой силы, которая позволяет человеку преодолеть тягу к отклонениям от избранного пути, исканиям. Предельная целеустремленность обеспечивает ему стабильность душевного равновесия или даже просветление. Тогда на новом уровне самосознания он обретает способность не только к концентрации всех сил для движения по избранному пути, требующей особой интеграции личности, но с этого духовного трамплина он становится способным к трансценденции (распространению) себя за пределы собственной жизни.

В стабильные периоды истории традиционные ценности и их символы действительно могут подниматься на вершины личных иерархий, становясь идеалами, превращая слабых людей в целеустремленных и нравственных. Совсем иная ситуация возникла в последние годы у нас, когда принципы коллективной психологии скоротечно сменились индивидуалистическими, а на смену прежней идеологии не пришла другая. На фоне общей бездуховности стали быстро расцветать страшные цветы – радикальный национализм и тоталитарное сектантство. При господстве индивидуализма в обстановке потери веры не только в религию, но и в поддержку семьи и общества появилась печальная возможность наблюдать и утрату психических ресурсов, которые могли бы защитить человека от бед и поражений. Часть молодежи, лишившаяся прежних принципов, под вопли об отсутствии национальной идеи с готовностью поддалась фашистской пропаганде – и это в стране, освободившей мир от нацистской чумы. Ситуация усугубляется тем, что традиционные символы веры у большинства наших граждан вызывают сомнения, а новые еще не сформировались. Такое положение в обществе всегда ведет к деморализации и нравственной ущербности.

Сейчас многие встревожены поведением молодежи, ее малодушием, проявляемым в трудных жизненных условиях, когда ярко выявляется дефицит нравственности и «духовной жизни». С духовным развитием обычно связывают стремление к познанию, богатство интересов, желание не только усвоить необходимое для профессии, но и войти в новые сферы знаний. Причем предполагается, что эта деятельность бескорыстна, осуществляется без расчета на немедленное материальное вознаграждение, то есть лишена конкретных прагматических целей. При этом в понятие духовного роста наряду со стремлением к истине и познанию окружающего мира включают нравственные категории добра, сострадания, сочувствия. С понятием «душа» связывают не все социальные потребности человека, а только те качества личности, которые представляют социальную ценность, побуждая человека действовать вопреки своим личным интересам, материальным или престижным.

Резкий разрыв с прежними опорами порождает в душе человека полный хаос, психическое потрясение. Поначалу оно может даже парализовать активность, вызвать резкий упадок сил. Это тот самый момент, когда жизненно необходима новая значительная цель, а еще лучше – великий идеал, который только и способен восстановить упорядоченность психики и гармонию души. В эти трудные моменты, когда стоит вопрос психического выживания, человека спасает вера. Она поддерживает, помогает понять то, что не ясно, принять и примириться с тем, что не в силах изменить. Задача «понять» решается за счет того, что религия в максимальной степени способна включать все неизвестное в новое личное представление о мире. Только религия может предложить такую трактовку недоступных пониманию человека событий, которая его возвышает. Другая задача – «принять» – находит свое решение в благодатной роли смирения. Когда объективные условия жизни обусловливают неразрешимость противоречий, неудовлетворенность потребностей, недоступность цели (например, при смерти близкого человека), то возникает проблема не как преодолеть трудности, а как с ними смириться, то есть как уговорить себя и подчинить поведение требованиям реальной необходимости. Только смирение позволяет вытерпеть, казалось бы, невыносимую боль и муку. Если не понять и не смириться, то при новых катаклизмах автоматически вторгается психологическая защита и приводит к активизации отрицания, а не восприятию очевидного положения дел. При этом человек чувствует себя так, словно проблем и не было, однако это дает только кратковременное облегчение, загоняя проблему в глубину психики.

Взрослому человеку непросто сознательно принять веру, осознанно стать верующим. Обычно побуждение к принятию веры требует внешней помощи, толчка для присвоения религиозных ценностей и смыслов. Миссия великих религиозных учителей и заключается в том, чтобы быть посредниками между высшими ценностями и неофитом. Их задача – помочь человеку поверить в себя и с этой целью сконцентрировать в себе великую силу. Учителя, посредники высших сил, давали человеку шанс получить из рук гениев человечества, будь то Моисей или Иисус, Мухаммед или Будда, то, что он не может приобрести самостоятельно – мировосприятие, пронизанное высшим смыслом. Как писал В. Франкл: «В области науки нашего интеллекта может быть достаточно. Однако что касается нашей веры, мы иногда должны полагаться на других людей, тех, кто значительнее нас, доверять им и принимать их видение мира. Человек в поисках высшего смысла бытия опирается скорее на свои эмоциональные, чем на интеллектуальные ресурсы. Другими словами, он должен верить в высший смысл бытия. Более того, эта вера должна быть опосредована верой в кого-то» (285, с. 295).

Возможны разные способы обретения смысла жизни и утверждения неповторимости своей личности. Первый – активный. Он предполагает создание ценностей, воплощение в своих творениях чего-то важного для мира. (Не для себя – создать и отдать.) Второй – пассивный. Это путь развития способности к любви. (Отдать и, если повезет, получить нечто для себя.) Третий способ – позиционный, предполагающий стремление занять в мире некоторое положение либо путем его изменения, либо получить его через встречи и переживания. (Получить для себя, по возможности ничего не отдавая.) В мировых религиях предпочтение отдается первым двум способам. В иудаизме же превалирует активный путь. Требуется постоянно исполнять заветы, сознавая власть Бога. Задача личной жизни верующего спущена ему свыше, это возвышает его и подчеркивает ответственность. В христианстве на первый план выдвинуты «ценности отношений» – милость Господня и все переживания, выпадающие на долю человека, представляют собой дар Божий.

Несмотря на все различия, каждая мировая религия направляет внимание своих последователей на то, что в стремлениях общества ныне наблюдается чудовищная асимметрия. Она проявляется в том, что главные познавательные усилия и общества, и отдельного человека направлены на внешний мир. Считается, что там находятся источники главных жизненных ценностей и целей деятельности, провоцирующие активность человека. При таком убеждении внутренний мир (самопознание) крайне редуцирован и предстает убогим. Соответственно ничтожно малая часть энергии направляется на самосовершенствование. Религия такое понимание задач человека не поддерживает. Она помогает ему увидеть новые значимые цели в своем внутреннем мире. Тогда он начинает сознавать, что энергия добра и справедливости, облагораживая душу, способна обуздать порывы стяжательства, зависти и злобы. Ему открывается, что эгоистическое, агрессивное поведение и неадекватное лживое самопознание способны вызвать деформацию целого мира и поставить под вопрос само существование человеческой цивилизации.

В рамках религиозного мировосприятия проблемы, непонятные с позиции науки, решаются простым признанием того факта, что действительность, доступная органам чувств, является лишь «одним из многих пластов реальности», что существуют и другие измерения, в том числе и принципиально непостижимые для человека на данном этапе его развития. Объективная реальность многомерна. И если изменить внутренние структуры восприятия, то иным предстанет и внешний мир. То, что человек принимает за него, – лишь одно из частичных, несовершенных отображений его мыслящим существом. В многомерной действительности к главным для человека измерениям относится и духовное измерение, подчиняющееся законам не менее объективным, чем законы природы. В реальной жизни в опыте каждого человека это измерение обнаруживает себя через нравственные законы отношений между людьми, фиксируемые в моральных и культурных ценностях.

Отражая действительность на свой лад, религия формирует у верующего новую модель мира, прививает иные взгляды на природу, общество и самого себя. Религиозная интерпретация мира более понятна и приемлема для обычного человека. Она выступает как удобное средство овладения миром, помогающее осмысливанию окружающей действительности, воспитывает у своих последователей понимание и принятие сложности окружающей среды посредством освоения новых целей и символов. В роли такой основополагающей и возвышающей, а потому объединяющей цели может выступать такая религиозная цель, как спасение. Это посмертное воздаяние за чистую праведную жизнь человека на земле, за его сострадательную душу. Существенно, что спасение обретает свое сакраментальное значение лишь тогда, когда становится выражением особым образом систематизированной и по-своему обобщенной модели мира , ориентированной на весьма отдаленную цель – после жизни. Такая модель мира формирует высшие конечные цели (особые идеи) и промежуточные цели (вехи), указывающие направление, в соответствии с которым верующий должен выстраивать последовательность планируемых шагов.

Человеку, чья душа находится в смятении из-за непонимания «этого мира» и страха абсолютного исчезновения в «том», религия сулит утешение – надежду на вечную жизнь. Одновременно этим снижается уникальность земной жизни отдельной личности, но возвышается Бог и укореняется вера в фундаментальные ценности. Ведь человеку невозможно постоянно находиться под гнетом страха, вызванного осознанием неизбежности своей смерти. Он вытесняет такое осознание, стремится не думать о смерти, предполагая, что он как бы вечен. Ибо как не имеет он сознательного опыта своего рождения, так не может иметь и сознательного опыта своей смерти. Поэтому человек создает символику бессмертия, играющую роль психического «инструмента защиты», обеспечивающего полноценную жизнь в условиях грядущей гибели. Выделено несколько категорий, отражающих такую символику.

1. Надежда на жизнь в своем потомстве.

2. Надежда на память в веках в результатах своего творчества.

3. Надежды на Бога, дарующего вечную жизнь.

4. Надежды на перевоплощение и жизнь в других существах путем слияния с природой.

Смысл жизни – ключевое понятие при рассмотрении условий душевной гармонии. Тоска по его отсутствию или утрата и изыскание путей нового обретения чувства полноты жизни оказывают фундаментальное влияние на все умонастроение человека. Именно личное понимание смысла жизни предопределяет аргументы для осуждения или оправдания своей деятельности. Сформулированный смысл жизни в дальнейшем определяет ведущие потребности, их состав и силу. Когда у человека ослаблено ощущение собственных потребностей (ничего не хочется), субъективно он воспринимает это как бессмысленность существования. Возникает представление о собственной неполноценности и наступает депрессия. В принципе подобный упадок духа знаком каждому после провала планов и несбывшихся ожиданий. Однако затянувшееся недовольство собой, уныние сопровождается мыслями о своей никчемности. Такие настроения часто переходят в чувство вины, невыполненного долга. Все виды депрессии до некоторой степени связаны с неудовлетворенной потребностью в развитии.

Для человека жизненно важно понимать мотивацию личных поступков, знать, во имя чего он прилагает усилия, то есть уяснить те потребности, которые направляют его деятельность. Известно, что стремления, ориентированные «для себя», на удовлетворение собственных прихотей, повышают чувство своего достоинства, независимость суждений, самостоятельность мысли. (Вот я какой!») Потребности, удовлетворение которых значимо «для других людей», делают человека доброжелательным, способным к сочувствию и состраданию. (Отдавать куда приятнее, чем брать.) В соответствии со своим пониманием каждый вкладывает в понятие «смысл жизни» свое содержание. Одно из таких пониманий – благо личности, потому что, как полагает человек, надо пользоваться всем, что пожелается и что доступно. Иное понимание смысла жизни содержит ориентация на благополучие целой совокупности людей – служи им всеми силами, стремись познать их волю и исполняй ее. Наконец, есть и третье понимание смысла жизни – покорность воле Бога и посильное ее исполнение. Верующий, формулирующий смысл жизни так, не только знает то, что неверующему неведомо, он способен на большее, он чувствует себя выразителем высших сил, которые поддерживают его, и он причастен к их всемогуществу. Он считает себя изначально способным побеждать трудности существования. Это воздействие религии, придающее уверенность и энергию, объясняет ее непреходящий характер.

Повысить удовлетворенность человека своей судьбой и тем привести его в состояние душевного равновесия можно двумя способами. Если утрата смысла жизни тесно связана с падением самооценки (а сама самооценка определяется как частное от деления успеха на притязания), то для ее нормализации человеку необходимо либо повышать свои успехи, либо понижать притязания. Именно последний метод и использует религия, снижая в глазах человека роль тех бытовых и культурных ценностей, которым в обычной жизни придается наибольшее значение. Радикально снижая их значимость (или даже обесценивая все возрастающие материальные запросы человеческой жизни), религия так их трактует, что всякие житейские дела становятся незначительными, бледнея до состояния нереальности.

Такой путь – единственно перспективный для сохранения жизни на Земле, поскольку людей на ней живет все больше, а ресурсы истощаются. На таком фоне движение к постижению смысла жизни зависит от уровня развития нравственной культуры человека, от того, насколько глубоко в структуру его личности, наряду с любознательностью и стремлением к истине, включены категории добра, сострадания, сочувствия. Поскольку в познавательных мотивах, в противовес чувственной и волевой сферам, доминируют мыслительные процессы, то при незрелости нравственных свойств личности усвоение знаний неэффективно, так как дальнейшее развитие может и не вести к вершинам духа. Человек, стремящийся к усовершенствованию, всегда имеет ненасыщаемые культурные потребности, коль скоро совершенствование в принципе безгранично, а жизнь коротка. И чем больше дифференцируются и множатся знания, культурные ценности и цели самоусовершенствования, тем ничтожнее оказывается та доля знаний, которую в течение жизни (пассивно, в качестве воспринимающего, или активно, в качестве творящего) мог усвоить человек. Так можно понять возникновение ненасытности по отношению к жизни.

Завершая главу, выделим те звенья модели мира, воздействуя на которые человек может эффективно ее перестраивать и совершенствовать, превращая в инструмент развития и трансценденции. В этой главе показано, что цель и установка играют роль организаторов связи между настоящим и будущим. Возникновение таких взаимодействий позволяет образу будущего влиять на настоящее, формировать его. Эти связи служат каналами, по которым направляется психическая энергия человека, позволяя по ним добираться до неких выводов. В результате организации и использования таких связей события становятся предсказуемыми, а значит контролируемыми и управляемыми.

Модель мира в статике предстает как иерархия – субординация (соподчинение) мотивов, установок и целей. Такая иерархия имеет определенное число ярусов и узлов, и на каждом из них реализуются прямые и обратные связи. Динамика модели мира приводит к тому, что под влиянием функционирования форма иерархии может изменяться – становиться иглоподобной или размытой, асимметричной или иметь несколько вершин. Разнообразие ее форм до некоторой степени определяет многообразие типов людей. Вместе с тем иглоподобная форма иерархии, на вершине которой или над ней сияет идеал, определяет максимальную целеустремленность человека и его силу при выполнении главных, великих целей жизни. Движение к великой цели делает человека самоопределяющимся индивидуумом, архитектором собственной жизни.

Модель мира – структура, организующая окружающую человека среду. Она включает комплекс идей и концепций, с помощью которых человек понимает общество, социальный порядок и самого себя в этом обществе, то есть интегрирует окружающий мир в своей системе координат. Чем в большей мере структурированы процессы в иерархии, тем больше у человека сил для преодоления жизненных трудностей. Пределом интеграции (обобщения) выступают идеалы, расположенные на вершине иерархии или над ней. При этом из всех сил, которыми располагает человечество, идеалы религиозной веры, силы веры всегда были самыми могущественными. Дать человеку веру – значит удесятерить его возможности.