III. Теории сознания
Введение: что такое теория сознания?
Науке, имеющей дело с сознанием, нужна теория, которая объясняет, что такое сознание и каково его место в мире. В этом разделе мы кратко обсудим некоторые из самых известных теорий сознания, выдвинутых в рамках науки о сознании. Эти теории разделены на два типа: философские (глава 10) и эмпирические (глава 11). Первые называются «философскими», потому что выдвинуты философами, а не учеными-нейробиологами. Они основаны не на подробных эмпирических отчетах, а на общих метафизических решениях проблемы сознания. Эти теории радикально противоречат друг другу относительно фундаментальной природы сознания и его места в мире.
Их можно воспринимать как попытки найти метафизические точки отсчета или предпосылки эмпирической науки о сознании. В главе 11 мы рассмотрим современные эмпирические теории сознания, в первую очередь теории нейрональных основ сознания. Эти теории не занимаются метафизическими вопросами об истинной природе сознания, скорее они стремятся связать определенные феномены сознания с определенными когнитивными и нейрональными механизмами в мозге. При этом они также во многом противоречат друг другу. Однако, по крайней мере, есть несколько основных вопросов, по которым эти теории согласуются друг с другом. Такое единство между разными теориями позволяет надеяться, что когда-нибудь будет создана единая, общая теория сознания.
Теория, как предполагается, должна объяснять факты, а «объяснение» помогает понять, что происходит в реальном мире. Теории помогают выяснить, какие феномены существуют в мире, из чего они состоят, как различные феномены взаимодействуют между собой, создавая причинно-следственные связи, и, в целом, как устроен мир. Атомистическая теория материи объясняет, из каких элементарных единиц состоит вся физическая материя, клеточная теория в биологии объясняет, на что похожи микроскопические элементы биологических тканей и организмов, а эволюционная теория объясняет процесс, посредством которого возникли разные виды живых организмов на этой планете.
Теория сознания должна описывать и объяснять сознание: рассказывать нам, что такое сознание и как оно связано с другими явлениями в мире, в особенности с мозгом. Описать сознание означает дать его определение, ввести понятия, которые ясно и системно описывают основные особенности сознания, привести показательные примеры этого феномена и дифференцировать его от других феноменов, с которыми его можно легко перепутать. Объяснить сознание означает связать его с другими феноменами, описав механизмы и принципы, лежащие в его основе или несущие ответственность за его возникновение, и показав, как сознание взаимодействует с мозгом и как оно руководит нашим поведением.
Поэтому общее объяснение должно вести к глубокому пониманию природы , структуры , происхождения и функций того или иного феномена. Идеальная теория сознания должна предоставить объяснение, позволяющее понять сознание таким, каково оно есть, и определить его место в природе. По сути, сознание и есть то, что мы есть , – в конце концов, оно и создает переживание нашего субъективного, личного существования в этом мире. Теория сознания обязательно также скажет нам, каково наше место во Вселенной: мы – фрагменты вечной нематериальной субстанции души, или хрупкие, временные совокупности биоэлектрических полей в мозге, или мы все время ошибались и сознание на самом деле нечто совсем другое, не соответствующее нашим интуитивным догадкам и традиционным объяснениям.
Общая теория сознания должна также во всех подробностях объяснять или предсказывать, что происходит с сознанием в исключительных обстоятельствах, например при различных травмах мозга или во время сна, анестезии, внетелесного и предсмертного переживания. Существование и особенности такого переживания должны естественно и логично следовать из Единой теории сознания. Я уверен, что нам всем было бы очень любопытно увидеть такую теорию!
В современной литературе представлено множество теорий сознания. К сожалению, ни одну из них пока нельзя назвать Единой теорией. Наличие множества разнообразных теорий сознания – это и хорошо, и плохо. Хорошо в том смысле, что разные теории исследуют разные подходы к объяснению сознания и поэтому помогают находить самые плодотворные подходы, ведущие к наиболее правдоподобным объяснениям. А плохо, потому что все эти теории настолько разнообразны, что даже неясно, описывают ли они все одно и то же явление , когда используют слово «сознание». Кроме того, почти все теории концентрируется на объяснении нескольких избранных аспектов осознаваемого переживания. Остается неясным, можно ли применить их также и к другим явлениям как к целому, на общем уровне.
В любом случае, окончательная цель науки о сознании, конечно, заключается не в получении миллиона разных теорий сознания, несовместимых друг с другом, а скорее в создании Единой теории сознания, описывающей и объясняющей все возможные типы феноменов сознания раз и навсегда. Но сейчас, на ранней стадии развития науки о сознании, мы даже не знаем, в каком направлении нужно искать общую теорию сознания. Философы ищут объяснения сознания повсюду. Давайте же посмотрим, что они предлагают. Возможно, это и есть правильный путь.
Глава 10
Философские теории сознания
Обзор современных философских теорий сознания
Выводы
Вопросы для обсуждения
Обзор текущих философских теорий сознания
Теория множественных проектов (Multiple drafts) (Деннетт)
Даниэль Деннетт – один из самых влиятельных философов нашего времени. Он начал свою карьеру в конце 60-х годов и с тех пор развивает концепцию сознания, поддерживающую его общие представления о природе разума. Чтобы понять теорию сознания Деннетта, необходимо ознакомиться с его основными философскими взглядами. Во-первых, он полагает, что вся наука основана на объективных, независимых суждениях. Наука о сознании не является исключением из этого правила.
Поэтому наука о сознании не может быть основана на методологии, которая полагается на самоанализ или на субъективные самоотчеты. Субъективные впечатления и догадки о том, что такое сознание, не должны учитываться в науке о сознании. Напротив, она должна быть основана на объективных наблюдениях и эмпирических данных о физическом, преднамеренном поведении многих людей, особенно об их вербальном поведении. Поэтому те, кто изучает сознание, должны рассматривать сознание других людей таким, каким оно представляется со стороны внешнего наблюдателя, не обращаясь вовнутрь, к собственным переживаниям и самоанализу.
Деннетт – сторонник когнитивной нейронауки, науки, рассматривающей разум прежде всего как систему для обработки информации, и поэтому он осмысляет сознание как особую разновидность обработки информации. Согласно определению Деннетта, сознание – это та часть обрабатывающейся информации, к которой у человека есть доступ («доступ-сознание»). Но что это означает? Чтобы человек имел доступ к той или иной информации, он должен быть способен выражать эту информацию в преднамеренном поведении, особенно в вербальном поведении.
Для изучения сознания Деннетт предлагает методологию, которую называет гетерофеноменологией (в противоположность аутофеноменологии, или наблюдению собственного осознаваемого переживания путем интроспекции). Основная задача исследователя сознания состоит в том, чтобы собрать вербальные отчеты испытуемого – отчеты, описывающие то, что он переживает, «на что это похоже» для него. Такие объективные вербальные данные – это «нарративы», описывающие содержание переживания испытуемого. Поэтому все, что исследователь может узнать о сознании, содержится в массивах вербальных и других поведенческих данных, полученных от других людей.
С точки зрения Деннетта, исследователь не должен поддаваться искушению относиться к этим вербальным отчетам – нарративам – как к внутренней феноменологии, субъективному, качественному миру, где все описанные события действительно имели место или действительно возникли во внутреннем переживании испытуемого. Обыденные представления о сознании способствуют такой наивной интерпретации, считает Деннетт. Он называет такую интуитивную, но неверную теорию «декартовским театром» в мозге: мифическим местом, где все переживания и качества представлены мифическому «субъекту», маленькому человечку, «живущему» в мозге, который и является аудиторией декартовского театра.
Деннетт подчеркивает, что, кроме нарративов, которые мы создаем, не существует никакого внутреннего субъекта или селф , не существует никакого внутреннего феноменального мира или центра сознания в мозге и нет никаких квалиа. Он пытается опровергнуть привычное повседневное отношение к сознанию как к единому месту субъективного переживания, находящемуся где-то в мозге, там, где все фрагменты переживания объединяются в театре сознания и представляются субъекту (декартовский театр). С точки зрения интроспекции нам может казаться, что содержание сознания представлено нам как единый феноменальный мир. Но на самом деле такого мира – объективно , физически – не существует в мозге. А того, чего не существует объективно или физически, не существует вообще , – по крайней мере, по мнению Деннетта.
Согласно Деннетту, нейроанатомия и нейрофизиология не дают никаких объективных данных, подтверждающих наличие такого мифического места в мозге. Кроме того, Деннетт полагает, что декартовский театр приводит к философскому парадоксу, известному как проблема гомункулуса (гомункулус – маленький человек). Если в мозге «живет» какой-то внутренний, мифический субъект, наблюдающий квалиа сознания, то этот внутренний субъект в свою очередь должен так или иначе воспринимать или осознавать свои внутренние представления. То есть у него в голове тоже должно быть маленькое сознание, создающее представления и имеющее аудиторию, и так далее, в бесконечной регрессии все меньших и меньших гомункулусов, где истинное объяснение сознания найти невозможно.
Поэтому Деннетт отвергает идею о декартовском театре. Для объективной, независимой науки таких вещей не существует. Данные нарративы – описания субъективного переживания – нужно воспринимать не буквально, а скорее как «художественную литературу», которую создают различные подсистемы и модули мозга. Когда мозг создает такую «литературу», системы речи в мозге используют любую информацию, к которой у них есть доступ. Получившиеся нарративы необязательно обладают внутренней целостностью или совершенной последовательностью во времени, потому что в разное время доступ к системам речи получают разные фрагменты информации, хранящейся в мозге. В теории Деннетта сознание идентифицируется с объективной физической информацией, которая выражается в наблюдаемом преднамеренном поведении и в речи, – сознание превращается в последовательный и связный нарратив только «на выходе». То, что мы называем «собой», не является внутренней целостностью, это – вымышленный субъект, главный герой нарратива, или, по терминологии Деннетта, центр тяжести нарратива.
Разные потоки информации в мозге, которые получают доступ к системам речи, – это разные «сценарии», созданные на основании теории. Потоки информации в мозге конкурируют друг с другом за доступ к системам речи – или за то, чтобы мозг узнал о них , как метафорически пишет Деннетт. «Сценарии», которым это удается, и составляют содержание сознания. Сознание состоит из того информационного содержания мозга, которое побеждает в конкуренции за доступ к нему, добивается «известности» или «политического влияния» в мозге и таким образом управляет поведением и контролирует его (Dennett, 2005).
С философской точки зрения Деннетт – своего рода функционалист (хотя трудно точно сказать, к какому типу функционализма относится его теория, и сам он не дает ясных комментариев по этому поводу). По его мнению, чтобы описать и объяснить сознание, вполне достаточно стандартного подхода когнитивистики. Чтобы объяснить сознание, нужно описать лишь то, как тем или иным типам информации удается победить в конкуренции за доступ и как эта информация затем управляет внешним поведением. Объяснение человеческого сознания принципиально ничем не отличается от объяснения того, как поведением сложного робота управляют определенные типы тщательно отобранной информации.
Теория Деннетта подверглась серьезной критике. Ведь она, кажется, рассматривает «сознание» таким образом, что этот термин начинает означать нечто очень отличающееся от того, что мы первоначально намеревались объяснить. Знаменитая книга Деннетта, вышедшая в 1991 году, называется « Объясненное сознание » ( Consciousness explained ), но ей дали другое, довольно ироничное название: « Сознание, уничтоженное объяснением ». Читатели ожидали найти в ней объяснение феноменального сознания, его квалиа и субъективного переживания, но Деннетт считает все это просто иллюзиями. Он определяет сознание просто как информацию, которая имеет доступ к системам вербального и невербального выражения. Таким образом, он дает объяснение функциональной роли сознания (как информации, получившей доступ к нему), но ничего не говорит о феноменальном сознании, ведь он считает, что его просто не существует, – это просто на удивление живучий декартовский миф.
Как философская позиция теория Деннетта включает в себя элементы элиминативного материализма, бихевиоризма и функционализма. В аргументах Деннетта можно услышать эхо бихевиористского отрицания сознания, ведь он отрицает квалиа и феноменальное сознание на том основании, что их существование невозможно подтвердить объективно, с точки зрения независимого наблюдателя. Стратегия аргументации Деннетта также напоминает аргументы элиминативистов, так как Деннетт пытается показать, что наши обычные, повседневные или народно-психологические представления о сознании ошибочны.
Однако Деннетт не предлагает полностью устранить из науки концепцию сознания. Достаточно устранить только понятия «квалиа» и «феноменальное сознание». «Реальное» сознание, которое останется после такого устранения, очень отличается от того, чем на первый взгляд является сознание. Это сложная, параллельная система обработки информации, похожая на последовательности в вычислительной машине, и поэтому у нас возникает впечатление целостного «субъекта» или «самости», которая выражает себя в речи и управляет собственным преднамеренным поведением.
Концепция сознания Деннетта широко обсуждалась в философской литературе, но не нашла поддержки у других философов. Как эмпирическая теория, позиция Деннетта близка к теории глобального рабочего пространства (о ней мы поговорим в главе 11) и другим концепциям, идентифицирующим сознание с общим когнитивным доступом, а не просто с феноменальными квалиа. Так что у подхода Деннетта есть сторонники среди эмпирических исследователей сознания. До некоторой степени Деннетт их поддерживает. Теория самости Деннетта как «центра тяжести нарратива» более правдоподобна, чем его теория сознания. Данные исследований здоровых испытуемых и пациентов с нейропсихологическими расстройствами показывают, что «селф» – это что-то вроде теории или истории, которую наш мозг себе рассказывает; эта история довольно изменчива и не всегда согласуется с объективными фактами.
Основная проблема теории Деннетта – это упрощенное представление о природе разума. Деннетт не учитывает, обесценивает или игнорирует именно те аспекты сознания, которые можно назвать самыми интригующими и которые больше всего нуждаются в объяснении. Кроме того, похоже, он считает, что мы, люди – не более чем сложные роботы, просто механически обрабатывающие информацию безо всякой феноменальной, качественной субъективности. Трудно назвать такое представление о сознательных существах воодушевляющим или хотя бы приемлемым, ведь оно, похоже, отрицает единственный факт реальности, в котором мы можем быть твердо уверены: то, что у нас есть собственные феноменальное сознание, квалиа, внутренние переживания, и они весьма отличаются от внешнего вербального поведения, которое можно наблюдать извне, и существуют независимо от него.
Конечно, знание, которым все мы обладаем о наших собственных квалиа, – это не объективное знание постороннего наблюдателя. Но если наука о сознании отрицает фундаментальные неопровержимые факты субъективного переживания, она не сможет добиться успеха. Если бихевиористский функционализм не совершит неожиданного и убедительного возврата к исследованиям разума, подход Деннетта вряд ли станет основанием для будущей Большой общей теории сознания.
Сенсомоторная теория (Sensorimotor theory) (О\'Риган и Ное)
Альва Ное – философ, бывший ученик Деннетта, а Кевин О\'Риган – ученый-экспериментатор с некоторым уклоном в бихевиоризм. Так что неудивительно, что сенсомоторная теория строится на тех же основаниях, что и подход Деннетта, особенно в той его части, которая отрицает или устраняет феноменальное сознание и квалиа. Как и теория Деннетта, этот подход заменяет понятие сознания как внутреннего феноменального переживания другим понятием: сознанием как воплощенным сенсомоторным взаимодействием с миром. Эта теория определяет сознание как способы действия или как то , что мы делаем , а не как внутреннее феноменальное переживание или внутреннее представление о мире (O\'Regan & Noë, 2001). Недавно Ное сформулировал эту концепцию следующим образом:
...
Я предлагаю следующую весьма удивительную гипотезу: чтобы понять сознание людей и животных, нужно смотреть не внутрь, не в глубь наших переживаний, скорее нужно обратиться к путям, которыми каждый из нас, как целостный живой организм, поддерживает процессы жизнедеятельности и реагирует на окружающий мир… Мы – не наш мозг… Осмысленная мысль возможна только для целостного живого организма, динамично взаимодействующего с окружающей средой… И то же самое касается качества наших осознаваемых переживаний… Вкус лакрицы возникает не в мозге (Nое, 2009, p. 7–8).
Сознание находится в нашем поведенческом взаимодействии с миром, а не в мозге, и данная теория утверждает, что сознание не является производной активности мозга. Нет никакой необходимости объяснять, как деятельность мозга создает или составляет содержание сознания, потому что она этим не занимается. Кроме того, О\'Риган и Ное полагают, что их теория позволяет благополучно избавиться от «трудной проблемы», поскольку просто отрицает феноменологию:
...
Концепция феноменального сознания должна быть (и может быть) отклонена, и тогда не возникнет никаких проблем с тем, как его можно объяснить… другие же аспекты сознания вполне можно объяснить в соответствии с нашими представлениями…
Мы отклоняем свидетельства существования феноменального сознания как свойства надличных (subpersonal) состояний, но не отрицаем, что существуют переживания и существуют факты, связанные с тем, на что похоже переживание. Но это… не факты о квалиа… Они возникают… в активном взаимодействии человека с миром, в котором он… живет (O\'Regan & Nое, 2001, p. 963–965).
Если сознание не является феноменальным и не находится в мозге, то вопрос о том, как мозг или любой другой физический процесс создает феноменологию, можно забыть, поскольку он ведет не в том направлении:
...
Важное преимущество этой концепции состоит в том, что она позволяет устранить проблему, связанную с необходимостью объяснить, как деятельность мозга может создавать субъективное переживание. Мы устраняем эту проблему, потому что считаем, что переживание не возникает вследствие деятельности мозга (O\'Regan & Nое, 2001, p. 968).
Сенсомоторную теорию можно назвать бихевиористской по духу, возможно, даже больше, чем теорию Деннетта. Тем не менее ясно, что обе теории пытаются обесценить, а не объяснить феноменальное сознание. Устраняя феноменальное, они неточно используют понятия «сознание» и «переживание», называя так нечто совсем иное, нечто объективное и физическое – поведение, взаимодействие организма с окружающей средой или обработку информации.
Очевидный контраргумент против сенсомоторной теории состоит в том, что осознаваемое феноменальное переживание возможно при полном отсутствии сенсомоторного взаимодействия с миром, например ночные сны. Действительно, бесспорные эмпирические данные, полученные при исследовании сновидений, показывают, что яркие сны, когда человек переживает те или иные события, регулярно возникают во время фазы быстрого сна, хотя при этом наше тело и мозг абсолютно не способны к сенсомоторному взаимодействию с окружающим материальным миром. Это серьезная проблема как для сенсомоторной теории сознания, так и для близкой к ней нейрофеноменальноой теории сознания (см. ниже, например Revonsuo, 2001, 2006).
Одно из возможных объяснений сновидений состоит в том, чтобы отрицать, как сделал Деннетт в своих более ранних работах, что сновидения – это реальное осознаваемое переживание. К тем же аргументам обращается Ное (2009); он считает, что события в сновидениях и перцептивные переживания – совершенно разные типы опыта, независимо от того, насколько похожими они кажутся субъективно. Поэтому реальные события не могут существовать в отсутствие сенсомоторного взаимодействия, это возможно только для переживаний в сновидении . Кажется, этот аргумент ведет нашу мысль по заколдованному кругу и заканчивается тем же самым базовым предположением сенсомоторной теории. Переживания в сновидении нельзя считать аналогами реальных событий, даже если они кажутся реальными, потому что базовые предположения этой теории уже исключили возможность того, что реальные переживания могут существовать без сенсомоторного взаимодействия с миром.
Но на самом деле, как показывают лучшие из имеющихся у нас эмпирических данных, сновидения действительно вызывают не менее яркие переживания, чем перцептивные переживания. Как и их субъективные квалиа – то, из чего состоит осознаваемое переживание, – сновидения и переживания в бодрствовании состоят из одних и тех же компонентов и поэтому один и тот же феномен – сознание – проявляется и в сновидениях, и наяву. В лаборатории сна были проведены эксперименты, в которых испытуемые сразу после пробуждения сообщали о перцептивных качествах своих снов и сравнивали их со зрительными качествами различных фотографий. Полученные результаты показали, что мир сновидений действительно очень похож на перцептивный мир. По крайней мере, исследователи пришли к следующему выводу:
...
Нужно признать, что образы сновидений очень редко бывают темными, неясными и туманными, хотя эти качества часто приписываются им в мифах и кинофильмах. На основании отчетов испытуемых, где они сравнивали образы своих снов с фотографиями, можно сделать вывод о том, что сновидение – чрезвычайно организованный, целостный перцептивный продукт, весьма напоминающий внешний мир, который мы видим во время бодрствования (Rechtschaften & Kuchignani, 1992, p. 155).
Таким образом, результаты исследований сновидений выявили убедительные эмпирические данные, противоречащие сенсомоторной теории. Но все же эта теория, как и другие похожие подходы, завоевала популярность в некоторых сферах исследований сознания, например в изучении машинного сознания и в когнитивной робототехнике. Это понятно, ведь если сенсомоторная теория окажется правильным философским подходом к сознанию, то не возникнет особых метафизических возражений против создания самых разных сознательных машин и роботов, при условии, что такие механические системы можно будет запрограммировать так, чтобы они гибко и эффективно взаимодействовали с окружающей средой.
Если принять сенсомоторное определение сознания, то машина, которая может участвовать в гибком сенсомоторном взаимодействии с окружающей средой, обладает сознанием по определению. Если не принимать определение сенсомоторной теории, то можно сказать, что инженерам удалось создать всего лишь компьютеризированных механических зомби, которым удается лишь кое-как имитировать внешнее поведение и неосознаваемую сенсомоторную обработку информации, присущие человеку.
Можно лишь надеяться, что в один прекрасный день изобретательные инженеры придумают робота, обладающего феноменальнымм сознанием, который будет просто спокойно бродить вокруг, и при этом у него будут замечательные субъективные качества и богатая внутренняя феноменология, напоминающая яркие сновидения! Такой парень оказался бы действительно удивительной сознательной машиной! Но если сенсомоторная теория близка к реальности, такая сознательная машина стала бы свидетельством противоречия в терминах: сенсомоторное взаимодействие с окружающей средой возможно и при отсутствии сознания.
Биологический натурализм (Сирл)
Американский философ Джон Сирл горячо выступает против вышеупомянутых элиминативных или бихевиористских теорий, где сознание считается чем-то объективным или исключительно поведенческим и тем самым категорически отрицается и устраняется. Джон Сирл – философ, его карьера началась в 60-х го дах. Тогда он работал в области философии языка. Он приобрел широкую известность благодаря горячей критике искусственного интеллекта и когнитивной психологии. Именно он в 80-х годах предложил знаменитый «аргумент китайской комнаты» [10] .
Тогда он утверждал, что компьютерная метафора разума ошибочна: цифровые компьютеры и человеческий разум отличаются фундаментальным образом, ведь компьютеры не могут даже в принципе понять ни одного из тех символов, которые они обрабатывают, тогда как для человеческого разума понимание смысла (семантики) языка – часть биологической природы. Компьютер может подражать внешним проявлениям поведения человека – его можно запрограммировать так, что он распечатает слова: «Конечно, я понимаю, что вы говорите!». Но такие внешние проявления не доказывают, что создают их некие внутренние разумные процессы. А когда те же самые слова произносит человек, мы уверены: он понимает, что они означают.
В начале 90-х годов Сирл обратился к проблеме сознания. В своей довольно известной книге « Новое открытие разума » ( The rediscovery of the mind ) (1992) Сирл сформулировал подход к сознанию, который назвал «биологическим натурализмом». Согласно этому подходу, сознание – это биологический феномен, продукт сложной деятельности мозга. Все феномены сознания – это динамичные свойства нейронных систем. Сознание – результат нейробиологических процессов и реализует себя в структурах мозга. Однако феномены сознания обладают уникальной функцией субъективности, или онтологией «от первого лица», невозможной для объективных нейрофизиологических феноменов. Поэтому сознание невозможно свести просто к объективной деятельности мозга.
Теория сознания Сирла является в основном философской, а не эмпирической, но он считает, что эмпирические науки абсолютно необходимы для решения проблемы сознания. Как только основные философские вопросы будут прояснены, нейробиологи должны проявить инициативу в этом проекте, а философам лучше уступить им дорогу! Таким образом, Сирл видит свою задачу в том, чтобы с самого начала просто прояснить основные философские проблемы и тем самым помочь ученым-эмпирикам избежать элементарных философских ошибок в своей работе.
Для Сирла «сознание» – почти то же самое, что мы называем «феноменальным сознанием»: внутреннее переживание «из первых рук», свидетельство нашего собственного существования, состоящего из субъективных состояний, квалиа. В отличие от Деннетта Сирл считает, что «квалиа» и «сознание» сводятся к одному и тому же (тогда как Деннетт отрицает квалиа и определяет сознание в других терминах). Трудно точно определить, что такое «сознание», поэтому Сирл выбирает однозначные свидетельства его существования.
Его излюбленный пример – заявление о том, что сознание состоит из тех состояний осознанности или восприимчивости, возникающих, когда мы просыпаемся утром от сна, лишенного сновидений, и бодрствуем до тех пор, пока не заснем, не умрем или каким-то еще образом не окажемся в бессознательном состоянии. Это звучит так, как будто Сирл идентифицирует «сознание» с «бодрствованием», но он признает, что сновидения также обладают своеобразным сознанием, хотя и не таким, как в бодрствовании.
Сирл считает, что феномен, который должна объяснить теория сознания, – это единая , качественная субъективность. Сознание является единым или целостным в том смысле, что содержание сознания всегда встроено в целостное поле, где каждый отдельный фрагмент сознания, скажем боль в ноге, красный свет светофора, запах дыма, звук церковного колокола, связаны друг с другом и формируют «моментальный снимок» целостного переживания.
Сирл критикует то, что называет теориями строительных блоков сознания, предполагающими, что фрагменты квалиа сначала каким-то образом возникают в мозге, изолированно друг от друга, и только потом связываются или объединяются друг с другом, как будто сознание постепенно «строится» из небольших фрагментов – отдельных качеств. Он считает, что осознаваемое переживание может возникнуть только в общем, целостном поле, где его фрагменты всегда связаны с любыми текущими субъективными качествами в сознании одного и того же человека; нет изолированных квалиа, которые бы существовали независимо друг от друга. Поэтому искать объяснение сознания – значит искать нейрональный механизм общего поля сознания. Сирл назвал свою теорию общей теорией поля сознания.
Хотя в этом контексте сам Сирл не обращается к истории исследований сознания, очевидно, что его общая теория поля очень близка к холистическим теориям, выдвинутых гештальт-психологами в конце 1920-х годов. А теории строительных блоков, которые он критикует, напоминают об атомистическом подходе к объяснению сознания Титченера, возникшем в начале XX века. Позже эти теории, названные структурализмом, подверглись критике со стороны гештальт-психологов. Кстати, в современных исследованиях сознания есть как минимум одна очевидная теория строительных блоков: это теория микросознания Семира Зеки, о которой мы поговорим в главе 11.
В отличие от Деннетта Сирл относится к феноменальному сознанию серьезно, как к самому важному элементу, требующему объяснения (а не устранения). Сирл утверждает, что мы знаем на уровне фактов, что процессы, происходящие в мозге, вызывают состояния сознания; но мы до сих пор не знаем или не понимаем, как именно это происходит. Критикуя Сирла, можно указать, что на уровне фактов нам известно лишь одно – что феномены сознания существуют и тесно коррелируют с нейрональной активностью мозга. Но корреляции – это очень слабые отношения, которые ничего не говорят нам о природе тех вещей, которые между собой коррелируют. Возможно, с активностью мозга могут коррелировать даже переживания бестелесного духа. Кроме того, причинно-следственные связи между процессами, происходящими в мозге, и феноменами сознания очень трудно установить объективно, ведь сами по себе феномены сознания невозможно наблюдать, измерить или выявить объективно.
Еще один недостаток позиции Сирла – то, что его идея причинной обусловленности противоречит общепринятым взглядам, ведь он расценивает иерархические микро-макро-отношения между элементами более низкого и более высокого уровня системы как причинно-следственные связи. Согласно такому подходу, миллионы микроскопических молекул воды «создают» макроскопическую, видимую круглую форму капли воды. Но обычно причинная обусловленность – это отношения, в которых те или иные объекты взаимодействуют друг с другом в течение некоторого времени. Можно сказать, что капля воды, упавшая на меня сверху, создала темное влажное пятно на моей рубашке, потому что этот процесс включал в себя последовательность взаимодействующих событий и объектов, где капля упала мне на рубашку и впиталась тканью. Но рассматривая отношения между формой капли и молекулами, проще было бы сказать, что молекулы создают форму, а не являются ее причиной. Микро-макро-отношения являются образующими, а не причинными.
Биологический натурализм Сирла интересно формулирует проблему мозга-сознания, но не решает ее окончательно. Сирлу не удается представить никаких убедительных доказательств того, что деятельность мозга действительно создает сознание, а не просто коррелирует с ним. Ему также не удается объяснить, каким образом можно было бы эмпирически выяснить, как именно мозг создает сознание. А до тех пор, пока это нам неизвестно, проблема сознания остается нерешенной.
Натуралистический дуализм (Чалмерс)
Дэвид Чалмерс – австралийский философ, он начал исследовать сознание в начале 90-х годов, незадолго до того, как возникла новая волна интереса к этой теме. Он принимал активное участие в организации этой сферы знаний, инициировал создание профессиональной организации, посвященной исследованиям сознания ( Association for the Scientifi c Study of Consciousness , ASSC) и организовывал некоторые из самых первых и самых крупных конференций, посвященные исключительно проблеме сознания, которые проводились в Тусоне, Аризона. Теория сознания Чалмерса описана в его книге « Сознательный разум » ( The conscious mind ) (1996).
Чалмерс известен еще и тем, что именно он ввел термин «трудная проблема». Он утверждал, что наука, очевидно, может решить множество «легких» проблем сознания, например каковы нейрональные и когнитивные корреляты феноменов сознания. Но она, кажется, не способна решить трудную проблему: объяснить, как какая-либо физическая система может иметь или производить какие-либо субъективные, качественные состояния.
Чалмерс полагает, что трудную проблему не могут решить редуктивные или механистические объяснения. Субъективное переживание или квалиа невозможно объяснить на основании лежащих в их основе физических явлений или механизмов. Таким образом, их нужно считать фундаментальными элементами Вселенной, такими же, как масса, вращение, сила тяжести, скорость света или отношения между массой и энергией. Фундаментальные особенности можно объяснить только на этом уровне; похоже, они не имеют более фундаментальных оснований – они сами составляют фундаментальный, базовый уровень Вселенной. Все остальное нужно объяснять на основании фундаментальных данных и законов, но на этом редуктивное объяснение подходит к концу.
Теория сознания поэтому должна быть скорее теорией фундаментальной физики, чем теорией биологической науки. Теория сознания не может сказать нам, что такое сознание, как или почему оно существует. Но она должна объяснить, как сознание связано с другими явлениями мира, например с нашим мозгом. Следовательно, психофизические законы являются основным элементом теории сознания. Это фундаментальное законы природы, и они описывают, как феноменальное переживание коррелирует с физическими качествами или зависит от них.
Чалмерс предлагает несколько принципов, которые являются кандидатами на звание психофизических законов. Один из них – принцип структурной связи ( principle of structural coherence ) между субъективным переживанием (феноменальностью) и когнитивными функциями (обработка информации и репрезентации, возникающие в сознании). Когнитивная обработка информации в сознании – это объективный физический аналог феноменального сознания. Любая информация, которая переживается в феноменальном сознании, также когнитивно представлена в мозге.
Но само по себе феноменальное переживание не является частью материального мира, вот почему теория Чалмерса дуалистична. Кроме того, переживание не является логически необходимым элементом процесса обработки информации, но его можно отделить от этого процесса. Чтобы доказать, что феноменальное не является необходимым элементом физического, Чалмерс предлагает любопытный мысленный эксперимент. Он описывает мир, который физически совершенно идентичен нашему, но в этом мире нет никакого сознания, все его обитатели – нейробиологические зомби.
Тем не менее мозг обитателей этого мира физически, биологически и когнитивно идентичен нашему мозгу, только фундаментальные психофизические законы природы действуют в этом мире не так, как в нашем. Чалмерс утверждает, что его мысленный эксперимент с миром зомби является логически последовательным и вполне вообразимым, поэтому сознание нельзя считать частью физического мира. Можно представить себе все объективные физические, биологические, когнитивные и поведенческие элементы мира без каких-либо феноменальных компонентов.
К сожалению, когда феноменальное подобным образом отделено от физического, оно не имеет никакой силы в материальном мире. Таким образом, согласно теории Чалмерса, феноменальное сознание не может влиять на физические явления: эта теория близка к эпифеноменализму.
Также она включает в себя элементы панпсихизма и теории двойных аспектов (как минимум, она играет с ними). Чалмерс считает, что феноменальное присутствует, по крайней мере в очень простой форме, во всех событиях во Вселенной, содержащих информацию. Информация, таким образом, обязательно связана с сознанием; у нее есть два аспекта: физический и феноменальный. Он считает, что это и есть наиболее фундаментальный психофизический принцип. Феноменальные свойства – это неотъемлемый элемент информации.
В человеческом мозге информация организуется более сложным образом, чем, возможно, в любой другой системе. В результате обработки и функциональной организации этой информации возникает человеческое сознание. Похожую идею предлагает одна эмпирическая теория, которая называется теорией интеграции информации (information integration) (предложена Джулио Тонони; см. главу 11). Ее автор считает, что сознание включает сложную, но целостную информацию в мозге (хотя эта теория явно не поддерживает дуализм, эпифеноменализм или панпсихизм).
Кроме эпифеноменализма, есть еще одно неудобное последствие связи между феноменальным и информацией – то, что очень простые физические системы, такие как электроны, термостаты и карманные калькуляторы, также должны обладать своего рода простым сознанием. Как и все остальные теории, основанные на панпсихизме, теория Чалмерса находит сознание повсюду. Очень приятно, как когда-то заметил Фехнер, жить в мире, населенном бесчисленными центрами сознания. К сожалению, эту идею невозможно доказать эмпирически, она остается просто вымыслом бурного воображения, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не создаст датчик сознания, способный объективно обнаруживать любые невидимые центры сознания, которые, возможно, окружают нас со всех сторон.
Сам Чалмерс считает свою теорию сочетанием функционализма и дуализма, или натуралистическим дуализмом. Эта теория – один из вариантов дуализма, но она не постулирует существования бестелесной души или чего-то подобного; она лишь утверждает, что сознание – фундаментальное, но не материальное свойство Вселенной, связанное с физическим благодаря фундаментальным психофизическим законам. Таким образом, эта теория – вариант дуализма, который намного легче включить в современные научные представления о мире, чем теорию интеракционизма (interactionist) Декарта. Однако проблема теории Чалмерса в том, что он считает, будто видимое феноменальное сознание не имеет причинной силы и поэтому не может никаким образом влиять на материальный мир.
Это означает, что мы, как субъекты, являемся простыми марионетками: мы беспомощны и остаемся лишь зрителями, верящими в иллюзию, что они способны что-то изменить в окружающем мире. Кроме того, субъективное переживание пронизывает всю Вселенную: его можно найти в каждой физической системе, содержащей информацию. А вокруг нас всегда есть физические системы, содержащие информацию, а значит, обладающие осознаваемым переживанием. В целом подобное мировоззрение очень сложно принять любому, кто выступает против более причудливых вариантов эпифеноменализма и панпсихизма.
Теории сознания высшего порядка (Higher order theories, HOT)
Теории более высокого порядка (ТВП) включают в себя ряд подходов, недавно представленных несколькими философами. Каждый из них продвигает собственную версию ТВП. Самые известные теоретики ТВП – философы Дэвид Розенталь и Питер Каррутерс (например, см. Carruthers, 2007). У всех теорий ТВП – общее ядро. Здесь мы поговорим об этом ядре, не вдаваясь в подробности разных его описаний.
Теории ТВП гласят, что осознанные ментальные состояния можно объяснить не обращением к их физическим или нейрональным коррелятам. Нужно обратить внимание на отношения между неосознаваемыми психическими репрезентациями. Таким образом, осознаваемые психические состояния возникают из репрезентативных психических состояний, которые не осознаются. Но что такое «репрезентативные психические состояния»? Традиционное определение психических состояний в философии подчеркивает преднамеренность как отличие психического: состояния, в которых есть намеренное содержание о том, что находится за пределами личности , либо описание , либо направленность , либо они репрезентируют нечто, существующее во внешнем мире, – все это психические состояния. Также в когнитивной психологии есть традиционная идея в отношении разума (mind): он состоит из репрезентативных состояний. Но не все репрезентативные психические состояния являются осознаваемыми, – в нашем разуме есть репрезентации и информация о внешних стимулах, которые не осознаются. Такие состояния и называются неосознаваемыми психическими состояниями.
Сознание возникает во взаимодействии между состоянием более низкого порядка и состоянием более высокого порядка, к примеру, когда мы думаем (мысли более высокого порядка) о состоянии более низкого порядка. Например, чистое ощущение боли – это состояние более низкого порядка. Оно входит в сознание, только если мы о нем думаем, – то есть если у нас возникает мысль более высокого порядка («мне больно»). В противном случае ощущение боли остается неосознаваемым состоянием.
Мысли более высокого порядка, о которых говорят авторы этих теорий, похоже, тесно связаны с тем, что мы назвали «рефлексивным сознанием». Таким образом, основную идею ТВП можно сформулировать с помощью более знакомой нам терминологии: согласно теориям ТВП, содержание феноменального сознания является неосознаваемым до тех пор, пока оно не будет рассматриваться в качестве объекта нисходящих механизмов внимания и рефлексивного сознания, которые отбирают, называют, осмысляют его и интроспективно сообщают о нем. Содержание сознания в теориях ТВП, таким образом, идентично содержанию когнитивной формы сознания (рефлексивного сознания или доступа к сознанию): это содержание, которое осмысляется и может быть выражено вербально.
Основная проблема теорий ТВП состоит в том, что они отрицают наличие сознания у тех существ, которые не могут формулировать мысли более высокого порядка (то есть не обладают рефлексивным сознанием). Следовательно, младенцы и животные – это не имеющие сознания зомби, ведь у них нет механизмов, позволяющих перенести психическое состояние в сознание. Но что тогда происходит в разуме таких существ? Согласно некоторым версиям ТВП, младенцы и животные могут, не осознавая этого , испытывать боль, видеть цвета, ощущать запахи и т. д., но такие состояния не вызывают у них никаких чувств , в их сознании нет ничего феноменального, потому что они не обладают сознанием. Согласно другим версиям этих теорий, младенцы и животные не чувствуют боли, не видят цветов и не ощущают запахов, даже неосознанно. Боюсь, что ни одна из этих идей не кажется особенно убедительной.
В некоторых версиях ТВП считается, что состояние более высокого порядка больше похоже на перцептивное, чем на мысленное, состояние. Таким образом, состояния более высокого порядка как бы воспринимают состояния более низкого порядка (это восприятие более высокого порядка, или ВВП). Сознание – это внутреннее восприятие того, что происходит в нашем собственном разуме. (Кстати, Зигмунд Фрейд поддерживал подобную идею сознания как внутреннего перцептивного механизма). Кроме того, некоторые версии теорий ТВП утверждают: чтобы состояния более низкого порядка вошли в сознание, о них не нужно фактически думать или фактически их воспринимать – достаточно самой возможности воспринимать их или думать о них (то есть достаточно того, чтобы они были в принципе доступны для состояний более высокого порядка, хотя этот доступ необязательно должен иметь место прямо сейчас).
Если сформулировать эту идею в нашей терминологии, сознание состоит из того содержания основного феноменального сознания, которое потенциально доступно для рефлексивного сознания. Это оставляет некоторое пространство для осознаваемого переживания также и вне текущего объема внимания, на периферии сознания. Однако, в конечном счете, осознаваемое состояние при этом возникает из рефлексивного сознания: из мыслей и понятий, которые (потенциально) применимы к содержанию феноменального сознания. Существа, не обладающие такой способностью, лишены сознания.
Кроме того, содержание феноменального сознания, о котором невозможно помыслить и рассказать (например, образы сновидений, не оставляющие ясных воспоминаний, автоматические реакции, которые исчезают до того, как мы успеем обратить на них внимание), вообще не считаются осознаваемым состоянием. Но это не кажется убедительным. Способны мы вспомнить и рассказать о том, что нам снилось или нет, мы не можем определять через обратную причинную обусловленность во времени, включало ли сновидение феноменальное переживание в момент, когда оно происходило!
Теории ТВП приобрели большую популярность среди философов. Возникла целая «индустрия», создающая разные версии ТВП (кажется, почти у каждого философа, изучающего сознание, есть своя любимая версия ТВП). Но эти теории не оказывают особого влияния на эмпирические исследования сознания. Основные положения этих теорий, возможно, слишком тесно связаны с философскими понятиями и терминами, а их связь с нейрональными и когнитивными механизмами, интересующими ученых-эмпириков, остается неясной. Также сложно определить, можно ли вообще проверить эти теории эмпирически.
По духу эти теории близки к эмпирическим теориям сознания как доступа (access-consciousness) (мы обсудим их в главе 11), приравнивающим содержание сознания к содержанию внимания, рабочей памяти и к тому, что можно выразить словами. В обоих случаях чистое феноменальное сознание отрицается, а рефлексивное сознание считается базовой формой сознания. Как мы увидим, когда будем говорить об эмпирических теориях, основная проблема состоит в том, чтобы определить, какая нейрональная активность и какое информационное содержание сопутствуют субъективному переживанию, а какие – нет, и являются ли они предпосылкой для когнитивного доступа, рефлексии и рабочей памяти или возникают уже после того, как активировались эти когнитивные функции более высокого порядка.
Экстерналистский репрезентационализм (Тай, Дретцке)
Основная гипотеза репрезентационалистских теорий состоит в том, что все сознательные состояния – это репрезентативные состояния, то есть состояния, несущие информацию о внешних объектах или событиях. Содержание сознания всегда отражает то, что лежит «вне» его. Это легче всего понять на примере восприятия: наше осознаваемое зрительное переживание – это репрезентация видимых объектов и событий в окружающем мире. Очевидно, перцептивное переживание несет в себе информацию и намеренное содержание о том, что происходит вокруг нас.
Традиционно в философии разума способность намеренно создавать содержание своего сознания считалось единственной особенностью наших ментальных состояний. Кроме того, в осознаваемых ментальных состояниях есть феноменальное содержание, создающее субъективное «чувство» этих состояний. Простые процессы восприятия, например боль, считались просто феноменальными, без какого-либо репрезентативного содержания. Но репрезентационалистские теории пытаются доказать, что все виды осознаваемых состояний на самом деле – репрезентационные состояния и их феноменальное содержание можно свести к их репрезентационному содержанию или объяснить этим содержанием (см. теории, представленные Dretske, 1995; и Туе, 1995).
Это весьма разумный ход. Ведь попытки объяснить феноменологию осознаваемых состояний кажутся безнадежными, а объяснить преднамеренные или репрезентационные свойства гораздо проще. Следовательно, если феноменология не является чем-то «сверх» репрезентации, то ее также можно объяснить. Попытки свести феноменальное к репрезентационному делает и редуктивный материализм, который редуцирует феноменальное к нейропсихологическому. Но как в таком случае репрезентационное взаимодействует с феноменальным? Эта теория утверждает, что осознанные состояния в мозге – это репрезентации, точно так же как слова, напечатанные в книге.
Слова «голубое небо», напечатанные на бумаге, – это репрезентация, хотя они не похожи на то, что они описывают. Краска, которой напечатано слово «голубое», – не голубая, а буквы, напечатанные этой краской, только обозначают голубой цвет. Содержание репрезентации «голубое небо» – это физические объекты или процессы, находящиеся во внешнем материальном мире. Таким образом, реальная, настоящая голубизна возникает благодаря рассеиванию солнечного света в атмосфере: это физический процесс. У нас есть осознаваемое переживание того, что такое «голубое небо», но при этом в нашем мозге нет ничего голубого, точно так же как нет ничего голубого в слове «голубое», напечатанном на этой странице; есть только нейрональная активность в мозге, создающая репрезентацию голубого цвета, существующего в окружающем мире.
Репрезентационалисты должны быть в состоянии подробнее рассказать нам, какой тип репрезентаций связан с ощущением боли, восприятием цвета, запаха или зуда. Ни в коем случае не очевидно, что качественное переживание состоит из репрезентаций, и еще менее очевидно, что оно состоит только из репрезентаций.
Репрезентационалисты утверждают, что если мы обратим внимание на процессы восприятия, то обнаружим только репрезентативные особенности, и ничего больше. Если у нас болит спина, в своем осознанном переживании мы обнаружим только то, что связано с событием, происходящим с нашей спиной. Мы не обнаружим никаких свойств в своей психике, отдельных от того, что происходит здесь и сейчас; переживание этого не обладает никакими чисто феноменальными свойствами. Таким образом, все его свойства репрезентационны. Но форма такой чисто сенсорной репрезентации отличается от формы наших обычных когнитивных репрезентаций (например, слов).
Репрезентация боли неконцептуальна – у нас нет точных слов или понятий, чтобы описать ее характер. Она также не описывается логически: репрезентационное содержание можно выразить не в похожих на предложения символических репрезентациях, а скорее в похожих на карту графических или пространственных репрезентациях. Репрезентация боли, например, должна быть закодирована в топографической карте тела. «Средствами передвижения» таких репрезентаций в мозге может быть совокупность нейрональной активности в нейронной сети, которая является репрезентацией тела.
Репрезентации состоят, во-первых, из их носителей – нервной системы в мозге, которая передает и выражает информацию (подобно типографской краске на странице). Во-вторых, они состоят из содержания : боль в спине или внешнее событие, которое они описывают и которое было внешним источником сигналов, активировавших ту или иную репрезентацию. Таким образом, носитель репрезентации находится внутри головы, но содержание репрезентации находится вне головы.
Теперь, если феноменальное содержание соответствует исключительно содержанию репрезентации, из этого следует, что и феноменальное содержание – субъективные качественные «чувства», феноменальный характер переживания – находится вне мозга. Все цвета, которые мы видим, – это реальные физические свойства отражающих свет физических объектов. Если мы видим зрительные стимулы, расположенные вдали, – скажем, гигантскую красную звезду Беттельгейзе в созвездии Ориона или галактику Андромеды в ясном звездном ночном небе, – содержание нашего сознания весьма отдаляется от нашего собственного физического положения в пространстве. Когда астроном видит созвездия в звездном небе, содержание его зрительного сознания, как и все его квалиа, «рассеяно» по всей галактике Млечного пути, на расстоянии многих световых лет от Земли!
Но как же нашему мозгу удается «проецировать» репрезентации вовне, только взглянув в правильном направлении, – как они совершают свой путь обратно, в пространстве и во времени, к звездам, быстрее скорости света? Мы видим звезды, которые находятся за сотни или тысячи световых лет. Это значит, что мы видим отдаленное прошлое этих звезд. Недавно красный гигант Беттельгейзе продемонстрировал признаки превращения в сверхновую звезду – то есть он может взорваться и исчезнуть. К сожалению, мы не можем получить данные о текущем состоянии этой звезды; мы видим лишь то, что было около 600 лет назад, потому что эта звезда находится на расстоянии 600 световых лет от Земли. Вполне вероятно, Беттельгейзе уже нет – возможно, она взорвалась 300 лет назад, – но мы до сих пор видим в ночном небе ярко-красную звезду. Как могут быть квалиа, которые я сейчас вижу здесь, на Земле, когда смотрю на эту звезду, присущи далекой звезде, которой, возможно, уже нет?
Когда же мы рассматриваем события, не имеющие прямой причинно-следственной связи с каким-либо внешними стимулами, возникает другая проблема. Во время сновидений наши чувства и переживания могут радикальным образом отличаться от переживаний в состоянии бодрствования. И даже если сновидение похоже на состояние бодрствования, где находится его содержание? Сторонники экстерналистского репрезентационализма не могут сказать, что феноменальное содержание находится в мозге, ведь они отрицают, что феноменальные переживания могут находиться «внутри» нас. Они даже считают поиск нейрональных механизмов содержания сознания напрасной тратой времени, потому что если их философская теория правильна, это содержание просто нельзя найти в мозге, как и механизмы, которые могут, так или иначе, быть похожими на содержание сознания, находящееся у нас в голове.
Носители репрезентаций, которые находятся в мозге, не имеют ничего общего с содержанием, находящимся вне мозга. И когда я вижу желтый банан, мое зрительное переживание может быть репрезентировано ансамблем нейронов, активированных в зрительной зоне коры моего мозга, но их нейрональная активность ничем не напоминает зрительное переживание, которое я переживаю (желтый цвет, продолговатая форма). Этот переживание зависит только от внешнего физического объекта – банана. Особенности нейрональной активности как таковой, если они изолированы от ее причинных связей с физическими объектами, никак не могут объяснить, почему активируется носитель репрезентации бананов, а не, скажем, яблок или ягод черники.
Только внешние отношения (причинные и намеренные) с реальными бананами вызывают активацию определенных нейронов, носителями репрезентации бананов. Чтобы быть носителем репрезентации бананов, группа нейронов в мозге должна быть выборочно активирована информацией, поступающей от реальных физических объектов (бананов). И наоборот, репрезентацией бананов является лишь та нейрональная активность, которая возникает в том, и только в том случае, если бананы, которые мы видим, отправляют сигналы к органам чувств.
Таким образом, репрезентационалистский подход относится к феноменальному сознанию серьезно и не пытается его устранить. Но считая феноменальное идентичным содержанию репрезентаций, в итоге он изгоняет содержание феноменального сознания из человеческого разума во внешний материальный мир. Это значит, что квалиа – это не зависящие от разума физические свойства материальных объектов во внешнем мире. Наш мозг осознает эти квалиа, создавая их репрезентации посредством паттернов активации нейронов. Поэтому, изучая мозг, невозможно узнать ничего нового о качественных свойствах осознаваемого переживания.
К сожалению (для репрезентационалистов), практические нейробиологи, похоже, не принимают теорию репрезентационализма или не понимают ее смысла и продолжают попытки раскрыть тайну феноменального сознания, исследуя мозг с помощью экспериментов НКС, – совершенно тщетные попытки с точки зрения репрезентационалиста.
Кроме того, идея, что цвета и другие феноменальные свойства – это физические свойства, находящиеся вне мозга, напрямую противоречит постулатам физики о внешнем мире. В конце концов, если мы что-то и знаем о физических объектах и электромагнитном излучении, то это лишь то, что у них нет никаких качественных цветов, которые видит наш глаз. И если мы вообще что-то знаем о причинно-следственном порядке восприятия, это лишь то, что сначала сигналы от внешних физических стимулов поступают к органам чувств, а затем активируются те или иные участки мозга.
Только на последней стадии, в мозге, возникают те или иные качественные переживания цвета, – как же тогда их можно «вынести» назад из мозга и снова вернуть физическим объектам, которые первоначально отправили физические сигналы нашим органам чувтвв? Когда я вижу звездное небо, свет от звезд попадает на сетчатку моих глаз и активирует зрительную зону коры моего мозга; как красный цвет звезды Беттельгейзе мгновенно переносится из моего маленького мозга к гигантской звезде, находящейся на расстоянии многих световых лет от него? Как феноменальное содержание может там находиться , чтобы я мог увидеть его сквозь галактический вакуум времени и пространства? Репрезентационализм не решает ни одной из загадок сознания.
Нейрофеноменология (Варела, Лутц, Томпсон, Нoе)
Нейрофеноменологический подход к сознанию основан, что совершенно не удивительно, на философской школе, которая называется феноменологической. Ее основатели – Франц Брентано (1838–1917) и его студент Эдмунд Гуссерль (1859–1938), современники Вундта, еще одного представителя классического интроспекционизма. Однако философская феноменология отклонила интроспекцию как метод исследования разума. Психология Брентано была эмпирической, в минимальном смысле, поскольку была основана на субъективном переживании. Но она была очень далека от экспериментального подхода Вундта. Брентано и Гуссерль полагали, что опыт нужно исследовать просто с философской точки зрения, из первых рук, и прежде всего посредством логического анализа структуры опыта. Гуссерль, фактически, вообще отрицал подход естественных наук, считая его философски наивным. Следовательно, феноменология дистанцировалась от научной психологии и позиционировала себя как независимый философский подход.
В 90-х годах Франсиско Варела (1946–2011), нейробиолог, проявлявший большой интерес к феноменологии, ввел термин «нейрофеноменология». Варела не был сторонником философской ортодоксальности Гуссерля (есть целая армия философов, которые этим занимаются). Он хотел использовать феноменологию как источник вдохновения для нейробиологических исследований сознания. По его мнению, этой философской школе удалось совершить важные открытия в сфере характера и структуры опыта. В какой-то момент Варела признал, что, возможно, само понятие «нейрофеноменология» заставило бы Гуссерля перевернуться в гробу (Варела, 1999, p. 273)!
Гуссерль считал возможность создавать намерение уникальным качеством разума. В таком философском контексте понятие «намеренное» относится к направленности психических состояний на что-то, лежащее за его пределами. Следующая идея феноменологии состоит в том, что всем психическим состояниям, включая сознание, присуща особая структура: психические состояния содержат ментальный акт, который направлен на тот или иной объект. Эта структура сознания имеет два полюса: акт и объект . При наличии любого сознательного переживания акт (осознание) должен выйти за пределы самого себя к каким-то (так называемым намеренным) объектам. Эта знаменитая феноменологическая идея фундаментальной структуры сознания также лежит в основе нейрофеноменологии.
Прежде чем создать нейрофеноменологию, Варела предложил идею «воплощенного познания» (embodied cognition). Она стала довольно популярной и заключается в том, что разум возникает не на абстрактном ментальном уровне (уровне вычислений или чистого познания), но обязательно воплощен в биологическом, движущемся, действующем теле. Воплощенность – фундаментальное свойство также и нашего сознания, ведь мы субъективно переживаем очень глубокую связь с самими собой – мы переживаем собственную воплощенность и активность в мире, а не являемся изолированным картезианским разумом, состоящим из чистой мысли. Тесные отношения опыта и телесной самости лежат в самой основе сознания.
В нейрофеноменологии самая фундаментальная форма сознания называется (вслед за феноменологической традицией) «предрефлексивным самосознанием»; переживания, которые я испытываю, – мои , есть «Я», которое переживает опыт; поэтому опыт обязательно относится к человеку, ко мне, – этот опыт относится к «Я»; и это «Я», к которому он относится, и есть воплощенная самость. Предрефлексивное самосознание, таким образом, содержит, – по крайней мере подразумевает – отсылку к физическому самосознанию – предрефлексивному переживанию физической субъективности , или эмпирического воплощения. Физическое переживание глубоко встроено в сознание с самого начала; без этой примитивной формы самосознания не может быть никакого сознания (Gallagher & Zahavi, 2008; Lutz & Thompson, 2003).
Здесь нейрофеноменология заимствует идеи другого известного представителя феноменологии, Мориса Мерло-Понти (1908–1961), который подчеркивал воплощенную природу намерения. Мыслящий субъект – это физический живой организм, находящийся в окружающей среде, обладающий предрефлексивной воплощенной намеренностью. Утверждение о наличии воплощенности на каждом уровне сознания приводит к намеренному взгляду на сознание, согласно которому сознание находится не в мозге, но в физическом взаимодействии между организмом и миром. Эту идею также разделяет сенсомоторная теория О\'Ригана и Ное, о которой мы уже говорили. Обе теории, в конечном счете, ведут к отрицанию важности исследований сознания в нейронауке и к поиску НКС в мозге (нейрональный механизм, который создает необходимые и достаточные основания для осознаваемого переживания):
...
Процессы, необходимые для того, чтобы сознание могло заполнить свободное место между мозгом, миром и телом, вместо того, чтобы ограничить его нейрональными событиями в голове…
В огромной степени сознание зависит от способа, которым динамика мозга встроена в соматический и экологический контекст жизни животного, и поэтому не может быть такого явления, как минимальные внутренние нейрональные корреляты, свойства которых достаточны для того, чтобы создавать осознаваемое переживание (Thompson & Varela, 2001, p. 422, 425).
Теория «воплощенного сознания» также не дает четких ответов на вопрос о том, где именно находится сознание. Она предлагает лишь туманную идею о каких-то сложных, встроенных друг в друга системах мозга, тела и окружающей среды. В лучшем случае эта система неточна, а в худшем – очень запутанна. Нейрофеноменологи (вслед за традиционными феноменологами) руководствуются странной идеей о том, что невозможно выяснить, где расположены друг относительно друга мозг, тело и окружающая среда: внутри или вовне (Thompson & Varela, 2001). Остается загадкой, как эта намеренно созданная путаница в пространственном расположении – и не только сознания, но и мозга, тела и окружающей среды – может стать основанием для объяснительной теории сознания.
Возможно, объяснительная теория сознания не является целью нейрофеноменологии: по крайней мере, традиционная феноменология вообще отвергает структуру науки, считая ее наивной, и пытается выйти за ее рамки. Возможно, нейрофеноменология также стремится выйти за рамки эмпирической науки о сознании и поэтому не утруждает себя тем, чтобы критиковать наивных нейробиологов, которые напрасно пытаются найти и объяснить сознание в рамках философски неадекватной структуры естественных наук.
Как бы там ни было, теория воплощенного сознания, кажется, путает внутренние пространственные отношения и расположение внутри феноменального сознания с пространственными отношениями и расположением внешних физических аналогов феноменального содержания. Ное и Томпсон (2004) утверждают, что зрительное переживание представляет нам то, как расположены объекты относительно нас самих и относительно наших возможных передвижений в окружающем мире. Это утверждение ясно показывает, что сторонники этой теории полагают (очевидно, вслед за Мерло-Понти), что некое физическое самосознание пронизывает сознание на каждом уровне. Следовательно, считают они, нейрональная система в мозге не может содержать в себе подобного репрезентативного содержания – это может делать лишь тот, кто воспринимает объекты, и делает это намеренно. Отсюда делается вывод о том, что сознание просто не может находиться в мозге.
Теоретики воплощенного сознания, вероятно, не смогли оценить тот факт, что физическая самость, относительно которой другое содержание сознания представлено в субъективном переживании, это не физический организм как таковой, но только феноменальный образ тела в сознании. Подход воплощенного сознания безосновательно отождествляет физический, биологический организм с феноменальным образом тела. Последний возникает в мозге, тогда как первый (по большей части) существует вне мозга. Воплощенность, которую мы непосредственно ощущаем в своем переживании, – это воплощенность, основанная на феноменальном образе тела.
Мы не можем непосредственно ощущать физический организм, формирующий наше собственное биологическое тело, точно так же как не можем непосредственно воспринимать отдаленные физические объекты. Наш мозг создает осознаваемый образ на основании доступной информации о стимуле, а затем мы относимся к этому образу так, будто это сам отдаленный физический объект. Отношения между нашим переживанием феноменальной воплощенности и нашим физическим организмом, состоящим из плоти и крови, могут быть только косвенными, как со всей яркостью иллюстрируют случаи физических иллюзий и галлюцинаций (фантомные конечности, соматопарафрения, сновидения). Как мы уже говорили, когда обсуждали сенсомоторную теорию, эмпирические данные, полученные в ходе исследования сновидений, показывают, что какая-то система, строго ограниченная мозгом, действительно представляет нам события, где перцептивные объекты связаны с нами точно так же, как в осознаваемом зрительном восприятии!
Если отложить в сторону проблемы, связанные с переживаниями в сновидениях, нейрофеноменология одобряет субъективные самоотчеты в эмпирических исследованиях сознания. Испытуемые, обученные методу самоотчета, должны участвовать в исследованиях науки о сознании, как это делали люди, обученные интроспекции в лабораториях Вундта и Титченера. Такое обучение очень важно – в этом Варела согласен со сторонниками интроспекции:
...
Дать хороший отчет о том, что мы переживаем, – дело непростое. Если попросить дать такой отчет нормальных испытуемых (привести их в лабораторию и спросить, какие эмоции они испытывают), они вряд ли смогут ответить. Человеку не дано быть экспертом собственного переживания; сам факт наличия переживания не дает достаточной квалификации для того, чтобы сделать хороший отчет о нем, точно так же как прогулка в саду не делает вас садовником или ботаником. Для этого нужно специальное обучение (Varela, 2006, p. 225).
Но методы «самоотчета», которые имеет в виду Варела, отличаются от классической интроспекции: «Нужно ввести новую методологию “самоотчетов”, которая была бы лучше нынешней, это могло бы привести к социологической революции в науке» ( Varela, 2006, p. 225).
Новая методология «самоотчетов» не должна быть продолжением классической интроспекции или основываться на теориях современной психологической науки. Скорее, она должна исходить из восточных и буддийских традиций созерцания, считает Варела. В этих традициях люди тысячи лет учились наблюдать за собственным сознанием, и делали это с таким мастерством, которое превосходит все, чего достигла психологическая наука на Западе.
Поэтому нейрофеноменологическая программа исследований предполагает маловероятный союз (или, возможно, кратковременный альянс) множества разных подходов, которые, кажется, возникли на разных планетах: прежде всего, это концептуальная философия Гуссерля, появившаяся в начале XX века и порой граничащая с неясным и антинаучным; теория воплощенного и намеренного разума Мерло-Понти; современная нейронаука и томография мозга ; древняя буддийская практика созерцания, медитации и отрешенного наблюдения за собственными состояниями сознания. Из этого чрезвычайно эклектичного – и в некотором отношении сбивающего с толку «коктейля» – возник данный философский подход к разуму, познанию и сознанию.
Несмотря на свою теоретическую неясность, нейрофеноменологический подход способствовал развитию эмпирической науки о сознании. Он предложил новые и важные направления исследований в науке о сознании и привлек внимание к таким темам, как физическое сознание и активность, а также стал исследовать измененные состояния сознания, которых способны достичь только опытные мастера медитации и буддийские монахи.
Рефлексивный монизм (Велманс)
Разум (или мозг) продуцирует качественные особенности нашего переживания. Однако мы воспринимаем эти качества так, как будто они находятся не в разуме или в мозге, а во внешнем мире: боль и щекотка – у нас в теле, цвет – это свойство удаленных от нас внешних объектов. Как все эти качества там оказываются? Должна существовать некая проекция , которая переносит качества от их первоисточника (разума/мозга) туда, где мы их воспринимаем (на внешние объекты). То есть результаты сенсорной обработки в мозге каким-то образом проецируются обратно – из мозга во внешний мир.
Макс Велманс, профессор психологии из Лондона, предложил теорию сознания, основанную на этой идее. Он задался целью выяснить местоположение сознания: «Чтобы понять, каков тот или иной объект, полезно в самом начале знать, где он находится, чтобы можно было указать на него… Но куда мы указываем, когда указываем на сознание?» (Velmans, 1996, p. 183). Велманс утверждает: чтобы выяснить, где находится сознание, нужно обратиться к его фактической феноменологии. Например, если вы загнали занозу в палец, вам станет больно: «Мы чувствуем боль в пальце. Если мы хотим указать на боль, нам нужно указать на то место, где находится заноза» (p. 184). Велманс считает, что переживание находится там, где мы его переживаем, и нет никакого другого или вторичного переживания боли в мозге или где-то еще. Велманс согласен, что информация о боли в пальце закодирована в ментальной модели, реализуемой состоянием мозга, но эта ментальная модель не идентична опыту.
Он считает, что проблема заключается в следующем. Если нейрональные механизмы боли и ее корреляты находятся в мозге, каким образом ощущение боли оказывается в пальце? Велманс утверждает, что здесь происходит психологический процесс «перцептивной проекции», который и приводит к возникновению осознаваемого переживания. Переживание «проецируется» в том смысле, что, с точки зрения испытуемого, он находится в феноменальном пространстве вне мозга, а не в области нейрональных причин его возникновения или его коррелятов. Однако эту проекцию не следует рассматривать как механизм, который действительно что-то куда-то «передает».
Остается неясным, что означает основное понятие его теории, «перцептивная проекция». Оно указывает не на физический, а на психологический процесс, объясняет Велманс, и при этом добавляет, что «психологические процессы могут, отчасти, быть и физическими процессами» (Velmans, 1996, p. 194). Нечеткие границы между физическим и психологическим в этой теории возникают вследствие той идеи, что, фактически, физическая позиция, «третья» позиция по отношению к миру, и психологическая, «первая», позиция тесно взаимосвязаны и их нельзя отделить друг от друга. Велманс считает, что «первая» и «третья» позиции дополняют друг друга:
