Книга: Дифференциальная психология и психодиагностика. Избранные труды
Назад: Раздел 1 Проблемы психического проявления основных свойств нервной системы
Дальше: Часть 3 Проблемы психологической диагностики
Раздел 2 Природа индивидуально-психологических различий и проблема их стабильности/изменчивости
2.1. Проблема общего и дифференциального в психологической диагностике
Возвращаясь к проблеме психологической диагностики, отметим еще раз несколько важных, с нашей точки зрения, моментов.
1. Психологическая диагностика – это учение о методах классификации и ранжирования людей по психологическим и психофизиологическим признакам.
2. Диагноз, то есть констатация количественно-качественной характеристики признака «здесь и сейчас», далеко не всегда позволяет умозаключать о том, что признак в будущем не изменится.
3. Прогноз вытекает из диагноза, но нельзя думать, будто прогноз есть простое сохранение диагноза в будущем.
4. Психологическая диагностика, как это видно из самого названия, есть раздел психологии. Лишь опираясь на законы психологии, можно с приемлемой степенью вероятности предвидеть, какие признаки и в каких условиях останутся постоянными, а какие – изменятся и в каких направлениях будут происходить эти изменения.
Все это важно потому, что признаки, установлением которых занимается психологическая диагностика, обычно имеют большое значение для тех, кто выступает в качестве испытуемых. Методики разрабатываются и применяются для выявления «деловых» признаков, признаков, соотносимых с практической деятельностью людей, с их успехами в учении и труде. Полученная в результате применения диагностических методик информация должна использоваться для оценки людей. Из нее следуют практические выводы. Ответственность, падающая на психолога – специалиста по диагностике, нелегка, ее вполне можно приравнять к ответственности врача-диагноста. И так же, как и у медиков, психологический диагноз совсем не однозначно связан с прогнозом. Нужно заметить, что примитивное смешение диагноза с прогнозом долгое время было укоренившимся пороком психологической диагностики. Допустим, установлено, что у испытуемого обнаружена на данном конкретном материале плохая память. Означает ли это, что тест дал исчерпывающую информацию о памяти испытуемого и что испытуемый на долгое время сохранит свое ранговое место в выборке по показателю памяти? Ни один квалифицированный психолог не будет этого утверждать. Ему известны законы развития памяти, он понимает, что констатация ее уровня, да еще на ограниченном материале, в специфических условиях испытаний не дает оснований для далеких прогнозов.
Но то, что известно психологу, не всегда известно практику (назовем так представителя тех сфер жизни, где осознана потребность учитывать при работе с людьми их психологические и психофизиологические особенности). Практик не видит разницы между диагнозом и прогнозом и принимает первый за второй.
Проблема перехода от диагноза к прогнозу в психологической диагностике нуждается в специальной разработке. Рассмотрение общего и дифференциального – необходимая составная часть этой проблемы. Под общим имеется в виду сфера законов общей, а под дифференциальным – сфера действия законов дифференциальной психологии или психофизиологии.
А. Н. Леонтьев пишет:
...
«…главным в развитии ребенка является отсутствующий у животных процесс усвоения или “присвоения” опыта, который накоплен человечеством на протяжении общественной истории… Иногда кажется, что в этом процессе ребенок лишь приводит в действие свойственные ему от природы способности и психические функции, что от них зависит успех. Но это не так. Его человеческие способности формируются в самом этом процессе» (Леонтьев А. Н., 1972).
Эти способности формируются у всех детей со здоровой психикой.
И тем не менее внимание психологов издавна приковывал тот факт, что не у всех этот процесс протекает (по результатам) одинаково успешно. Еще не так давно различному уровню достижений придавали значение биологической закономерности. Существенно то, что результаты, достигнутые в процессе психического развития, составляют базу дальнейшего развития, а следовательно, от них зависят ближайшие (во всяком случае) достижения в учении и труде. Эти результаты и диагностируются психологическими методиками.
Констатируя у разных лиц неодинаковые уровни психического развития и развития отдельных процессов или способностей, психолог должен считаться с действием непохожих по своей природе, но сходных по своим следствиям причин.
Первая состоит в том, что ребенок «присваивает» не опыт исторического развития человечества вообще, а лишь опыт своей социальной группы, общественной среды своего существования. История человечества – это единый естественно-исторический процесс. Однако в разнообразных классовых, национальных, географических условиях он принимает неповторимую конкретность. Дети приобщаются к этому конкретному историческому опыту, и для установления меры их приобщенности используется психологическая диагностика. Методики по содержанию, по наполненности, по процедуре их применения выражают опыт определенной социальной группы, который тем самым без обсуждений признается «эталоном». Испытуемые оказываются в неравном положении. Чем ближе опыт социальной группы, к которой принадлежит данное лицо, к опыту социальной группы «эталона», тем больше у него шансов на успех в работе над психологическим тестом. Расхождение же тест неумолимо фиксирует как задержку или отставание в развитии.
Вторая причина состоит в том, что даже испытуемые, относящиеся к социальной группе «эталона», не обязательно находились до момента испытания в одинаково благоприятных для их развития условиях. Развитию содействует пребывание среди склонных к общению, широко образованных и воспитанных людей, оптимальное использование возрастных особенностей развития, формирование положительной познавательной мотивации и пр. Дети в разной степени пользуются этими условиями, что в конце концов скажется на их развитии и будет зафиксировано методиками психологической диагностики.
Неодинаковые уровни развития могут определяться либо одной из указанных причин, либо, что, по-видимому, встречается значительно чаще, обеими вместе.
Во второй половине XX века наблюдается некоторое сближение позиций отечественной и зарубежной психологической диагностики в вопросах понимания социальной обусловленности психического развития. В системе понятий психологической диагностики на Западе, в особенности – в США, все чаще обращаются к понятию «культуры». Оно не имеет ясного содержания. Когда оно используется в работах по психологической диагностике, то в него включают некую совокупность надстроечных явлений, таких как обычаи и привычки, присущие определенной социальной группе, своеобразие сложившихся в ней форм общения, отчасти и ее морально-этические ценности. «Культура» в таком понимании может характеризовать страну или нацию. Одновременно говорят о «субкультурах». В стране или нации может быть несколько «субкультур». Понятие «субкультуры» приложимо к самой малой человеческой общности, например к отдельной семье.
Признание множества «культур» является свидетельством прогрессивных сдвигов в общественном сознании. Психологическая диагностика должна с этим считаться.
Ведь даже процедура психологического тестирования – с кратким инструктированием, с краткими сроками исполнения заданий, с запрещением общения при испытаниях – уже она была рассчитана на какую-то степень владения привычками определенной культуры, к которой принадлежит создатель теста. В гораздо большей степени эта культура выступала в подборе понятий и терминов и в тех логико-мыслительных операциях, которые предлагались испытуемым при психологическом тестировании. Возникла настоятельная потребность в новых дифференциально-психологических концепциях. Потребовался коренной пересмотр традиционных понятий.
В частности, как уже отмечалось ранее, подвергается критике и пересмотру понятие интеллекта, которое, впрочем, и в прошлом не находило удовлетворительного определения в психолого-диагностической литературе. Все чаще пишут о том, что от этого понятия следует – по крайней мере в психологической диагностике – отказаться. Активно эта тема обсуждалась на проходившей в Турции международной конференции «Психологические тесты и культурная адаптация». В материалах этой конференции на первый план выдвигается понятие «адаптабельность». Ход рассуждений авторов такого предложения сводится к следующему: предполагается, что человек во время обучения приобретает, как они пишут, «концепцию и практику» наилучшей адаптации к той частной «культуре», которая свойственна его популяции. Задача тестов состоит в том, чтобы раскрыть меру индивидуально приобретенной адаптации; она-то и именуется адаптабельностью (см. Mental Test and Cultural Adaptation, 1972).
В таком же духе выдержана статья известного специалиста по индивидуально-психологическим различиям Л. Тайлер.
...
Она пишет: «Если попытаться охарактеризовать дух времени, то это эра восстания против господства методик IQ, которые доминировали в большей части XX столетия, и против психологических понятий, основывающихся на этих методиках» (Tyler L., 1972).
Обзор, сделанный Л. Тайлер, показывает, что разницу в баллах, которая обычно получается при сравнении различных социальных тестируемых групп, специалисты из США истолковывают как проявление различных «субкультур».
Из этого видно, что современные тестологи не создают никаких иллюзий относительно так называемых «свободных» от влияний «культуры» психологических тестов. Таких тестов вообще не существует в психологии. Исключить в психологических испытаниях влияния среды (то есть «культуры») невозможно. «Самым важным аспектом среды, – пишет Д. Свифт, английский психолог, – является то, что она находится в голове индивида» (цит. – Бернштейн М. С., 1968).
Можно соглашаться или не соглашаться с правомерностью применения терминов «культура» и «субкультура» к характеристике специфического социального опыта личности. Однако вряд ли может вызвать сомнения психологическая реальность, мыслимая за этими терминами. Нельзя также недооценивать то новое, что произошло с интерпретацией тестов интеллектуального уровня и способностей после освоения этих терминов. Психологический опыт личности все в большей степени начинает пониматься как опыт социальный. Становится все более ясным, что испытуемые различаются не по прирожденным особенностям интеллекта, а по впитанным ими различиям их социальной среды. Расисты, впрочем, продолжают настаивать на генетических различиях, но их авторитет катастрофически падает. Тем не менее нельзя отрицать факта, что различия между испытуемыми при тестировании имеются.
При оценке результатов психологического тестирования исследователи сталкиваются с двумя видами дисперсий (разброса данных).
Первый вид – межгрупповая дисперсия. Сравнивая между собою корректно составленные выборки, исследователь обнаруживает различие их результатов. Причина различий, очевидно, состоит в различиях «культур» тестируемых выборок. Вопросы межгрупповых дисперсий не раз обсуждались за рубежом и у нас, о них шла речь в этом сообщении.
Но есть еще и второй вид – дисперсия внутри выборки. Можно полагать, что внутригрупповая дисперсия зависит от двух главных факторов.
Во-первых , даже в однородной по существенным показателям выборке (возраст, образование, социальная группа и др.) должны неизбежно обнаружиться различия по «субкультуре» между отдельными лицами. Допустим, все члены выборки имеют формально одинаковое образование. Но это формальное образование не означает, что все, его получившие, учились одинаково, усваивали все одинаково. Пусть члены выборки относятся к одному социальному слою. Но можно ли утверждать, что они находились в одинаковых семейных условиях? В нашей лаборатории неоднократно проводился анализ отдельных данных личностей – членов формально однородной выборки (работы Е. М. Борисовой, Л. В. Солдатовой). Во всех случаях обнаруживались существенные различия между отдельными лицами по некоторым конкретным условиям их микросреды, были основания считать, что они отражаются и на их ранговых местах в выборке. Однако размах внутригрупповой дисперсии не отражается на существовании межгрупповой дисперсии. Каждый испытуемый – в пределах обычной вероятности – все-таки является членом своей выборки («Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1974).
Во-вторых – это такой фактор, как индивидуальные природные данные испытуемых, то, что мы называем – дифференциальные особенности, не зависящие от социального опыта. Конечно, психологические тесты фиксируют прежде всего «спонтанно усвоенное» (А. Н. Леонтьев), но в тестировании обнаруживаются в известной мере и дифференциальные черты испытуемых, их особенности, зависящие от их природных данных.
Возможно, что на работе испытуемого, выполняющего психологические тесты, скажется присущее ему сочетание свойств нервной системы. Тогда в число составляющих внутригрупповой дисперсии войдут и эти природные данные. Однако выделять, отпрепарировать «в чистом виде» их влияние в психологическом тестировании невозможно. На результатах тестирования отражаются возраст, образование, общее развитие, специальный функциональный опыт испытуемого, его отношение к тестированию и т. п. В разных сочетаниях со всеми этими составляющими природные данные играют не одну и ту же роль. В принципе, нельзя исключить того, что можно спланировать эксперимент или серию экспериментов, в которых будут учтены составляющие, которые по нашим предположениям могут влиять на внутригрупповую дисперсию. Но пока о таких экспериментах по многофакторной схеме никаких упоминаний в литературе не встречалось.
При работе с некорректно составленной экспериментальной выборкой можно получить значительные различия результатов психологического тестирования. Внутригрупповая дисперсия может быть велика. Но нельзя, недопустимо в таких случаях трактовать индивидуальные данные испытуемых как их стойкие особенности, дифференцирующие именно данное лицо. Психологические тесты диагностируют «уровень», а он зависит в первую очередь от социального опыта, понимаемого в широком смысле. По «уровню» нельзя прогнозировать, как будут развиваться способности испытуемого в будущем.
Что же касается природных данных, то они не дают информации о достигнутом уровне. Изучение этих природных данных раскрывает динамические особенности психической деятельности и поведения, что неоднократно освещалось в литературе, посвященной проблемам дифференциальной психофизиологии.
Нетрудно представить себе, к каким грубым ошибкам может прийти психолог, работающий со случайной экспериментальной выборкой и интерпретирующий полученные результаты в понятиях «лучше» – «хуже», прогнозирующий будущее испытуемых по их распределению во внутригрупповой дисперсии. Ранговые места испытуемых фиксируют только то, что они развивались в различных условиях и что степень совпадения этих условий с теми, которые оптимально способствуют успехам в данном психологическом испытании, различна.
Что можно сказать об этих же испытуемых, если их поставить в другие условия? Их «уровень», их успехи изменятся. По зарубежным исследованиям можно заключить, что количественная характеристика психических процессов и функций (пресловутый IQ) существенно меняется при включении испытуемых в другую, более благоприятную среду – по О. Клинебергу на 20 единиц, при квадратическом отклонении тоже порядка 20 единиц (1971).
В свое время Альфред Бине наметил контуры психологических требований, которые предъявляла школа Франции его времени к учащемуся. Измерению психологического соответствия ученика школе и служила его шкала тестов. Это соответствие можно назвать «интеллектом»: «Интеллект – это то, что измеряют мои тесты», – писал Бине.
Прошли десятилетия. Появились новые шкалы. Полезно посмотреть, что представляет хотя бы в главных ее чертах одна из популярных шкал, при помощи которой также определяется интеллектуальный уровень, – шкала Д. Векслера (Manual for the Wechsler Adult Intelligence Scale, 1955).
...
Шкала состоит из двух серий – вербальной и «действенной», будем называть ее невербальной. Автор шкалы советует учитывать результаты по каждой серии отдельно, а кроме того – по обеим вместе. Нам думается, что для раздельного учета серий особых причин нет. Поскольку невербальная серия представлена в рисунках и предметах, примеры будут приводиться из вербальной серии. В вербальной шесть, в невербальной – пять тестов (субтестов).Вербальные тесты таковы: «Информация», «Арифметика», «Сравнение», «Воспроизведение цифр», «Словарь». Выполнение каждого задания оценивается баллами, которые потом в сумме идут в общую оценку. Методическая разработка шкалы выше всяких похвал.Половина тестов (это немало, учитывая их вклад в общую оценку) не требуют умственных действий, их можно выполнить за счет «спонтанных» приобретений субъекта. Впрочем, роль спонтанных приобретений велика и в остальных тестах.
Можно сказать, что тесты шкалы Векслера испытывают (измеряют) меру приобщенности субъекта к определенной «культуре».
Разумеется, среди испытуемых могут оказаться лица аномальные. По-видимо-му, их по шкале легко выявить, они дадут низкие баллы, как и те, кто не приобщен к «культуре», на которую ориентирована шкала.
Обратимся к примерам. Число их, естественно, ограничено. Мы старались выбрать наиболее характерные задания, чтобы не быть заподозренными в субъективности, мы приводим из каждого теста задание под № 6 и еще одно задание по нашему выбору.
...
Тест 1. «Информация»№ 6. Назовите четырех человек, которые были президентами США начиная с 1900 года.№ 12. Назовите столицу Италии.Тест 2. «Понимание»№ 6. Почему следует платить налоги?№ 11. Почему земля в городе стоит дороже, чем в сельской местности?Тест 3. «Арифметика»№ 6. Сколько дюймов в трех с половиною футах?№ 13. Заработок рабочего составляет 60 долларов в неделю. Сколько он получает еженедельно, если за налоги у него удерживают 15 %?Тест 4. «Сравнение». Указать, чем сходны между собою:№ 6. Глаз – ухо.№ 10. Поэма – статуя.Тест 5. Воспроизведение цифр. Экспериментатор читает испытуемому ряды цифр, в ряду от 2 до 9 цифр. Испытуемый должен их воспроизвести в прямом и затем в обратном порядке.Тест 6. «Словарь». Объяснить смысл слов:№ 6. Утренний завтрак (Примеч. переводчика: в странах английского языка имеются особые наименования для раннего и позднего завтрака).№ 33. Периметр.
Все перечисленные тесты дают между собою высокую корреляцию, что говорит об их психологической однородности. На выборке в 200 человек (представлены в равных частях оба пола) с возрастом 17–19 лет все коэффициенты (с поправкой на контаминацию) в пределах от +.74 до +.90. В других возрастных группах коэффициенты того же порядка. Несколько более низкие коэффициенты дает тест «Воспроизведение цифр». Но при сопоставлении суммарных баллов по обеим сериям между собою и каждой серии с общим баллом по всей шкале коэффициенты весьма высоки. Так, корреляция вербальной и невербальной серии по различным возрастным группам дает также коэффициенты: +.77, +.77 и +.81. Баллы по вербальной и по невербальной сериям дают такие корреляции с баллом по всей шкале в разных возрастных группах (Manual for the Wechsler Adult Intelligence Scale, 1955, p. 15, 16, 17):
Верб, со шкалой в целом Неверб. со шкалой в целом
Собственно, при таких коэффициентах можно говорить о полном совпадении результатов. Когда-то старейшина тестологов Ф. Вернон сказал: «Нет тестов не зависимых от культуры». Шкала Векслера убедительно подтверждает это положение. Невербальная серия практически не вносит чего-либо существенного в оценку испытуемого. Она адресуется к тем же приобретениям психики, что и вербальная. Подтверждение можно найти и еще в одной группе сопоставлений: шкале Векслера и шкале Бине – Стэнфорд.
Вот полученные коэффициенты:
• вербальная серия Бине – Стэнфорд – +86;
• невербальная – +.69.
И в этом случае можно говорить о высокой тесноте связи. Следует иметь в виду, что сопоставление проводилось со шкалой Бине американизированной и современной.
Вряд ли может удивить то обстоятельство, что коэффициент связи между невербальной серией и шкалой Бине – Стэнфорд несколько ниже, чем в вербальной серии. Тесты невербальной серии требуют несколько иных способов исполнения.
Шкала Векслера интересна для отечественных психологов тем, что она представляет собою как бы хрестоматийный образец тестов, направленных на то, чтобы раскрыть принадлежность или приобщенность испытуемых к определенной культуре. Это сказывается в подборе круга понятий, в подборе операций с ними. Эта шкала – хороший образец интуитивной комбинации заданий, выявляющих то, что требуется для «делового использования» человека в современной Америке. Но она и не ставит перед собою задачи раскрыть, почему некоторые испытуемые не справляются с этими заданиями.
Поэтому видные тестологи (Ли Кронбах и другие) весьма скептически относятся к возможности использования переводов шкалы Векслера в других странах и в других «культурах». Переведенный тест не может рассматриваться «как истинный, как тождественный оригиналу», – пишут руководители упоминавшейся международной конференции. «Внимательное рассмотрение нередко показывает, что “умный” ответ, характерный для культуры подлинного теста, не есть лучший ответ в культуре переводного языка» (Mental Test and Cultural Adaptation, 1972, p. 433).
В своей стране шкала Векслера – при испытании корректно подобранных выборок – может выявить различия между ними по степени их приобщенности к той «культуре», которую отражают включенные в нее тесты. Эта шкала, как и все психологические тесты и шкалы, выявляет различия между выборками. Но они непригодны для выявления дифференциальных черт отдельного лица.
Отечественной психологии – в лице Б. М. Теплова и его учеников – принадлежит приоритет в мировой науке в разработке применительно к человеку теории индивидуальных природных данных, теории свойств нервной системы и их психологических проявлений. Если ограничиться только исследованиями Института общей и педагогической психологии АПН СССР, то его сотрудниками показано, что эти свойства проявляются:
• в процессах памяти (работы Э. А. Голубевой и ее лаборатории);
• в функциях внимания (работы Л. Б. Ермолаевой-Томиной и работа В. Д. Мозгового из лаб. И. В. Равич-Щербо);
• в динамике работоспособности (работы В. И. Рождественской и ее сотрудников);
• в интеллектуально-мыслительной деятельности (работы Н. С. Лейтеса и его сотрудников).
Последние исследования В. Д. Небылицына были посвящены «общим свойствам нервной системы», определяющим психическую активность («Проблемы дифференциальной психофизиологии», 1969; 1972; 1974).
Установлена существенная роль свойств нервной системы в индивидуальных особенностях людей по их скоростным параметрам, по легкости переключений с одной деятельности на другую, по их утомляемости (работы М. К. Акимовой,
В. Т. Козловой, В. А. Данилова из нашей лаборатории – см. «Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1974; 1976).
Значительно продвинулась и дала существенные результаты работа по изучению факторов наследственности в свойствах нервной системы (работы И. В. Равич-Щербо и ее лаборатории – см. Равич-Щербо И. В., 1974)....
«Изучение того, как складываются убеждения и взгляды человека, – писал Б. М. Теплов, – как усваиваются им знания, как формируются у него умения и привычки – составляет важнейшую и самую очевидную задачу психологии. Но при сколько-нибудь глубоком исследовании этих вопросов мы неизбежно замечаем, что образование тех систем связей, о которых я только что упомянул, проходит у разных людей различно, что люди отличаются друг от друга тем, как формируются у них умения, как усваивают они знания» (Теплов Б. М., 1961).
Эти диагностические методики направлены на изучение свойств нервной системы, они дают информацию о некоторых устойчивых особенностях нейрофизиологического субстрата. Однако при помощи этих методик психолог решает отнюдь не физиологические задачи. Они используются для решения определенных психологических задач. Диагностируемые свойства нервной системы в их индивидуальных градациях и сочетаниях проявляются в психической деятельности, они накладывают определенный отпечаток на приобретение и использование знаний, умений, привычек в учебной и трудовой деятельности. Поэтому такие методики называют психофизиологическими, а по задачам, для которых их используют, – дифференциальными.
Взаимоотношения между свойствами нервной системы и индивидуально-психологическими особенностями человека непросты и неоднозначны. Б. М. Теплов не раз писал, что изучение психических проявлений свойств нервной системы составляет особую научную проблему. Исследования по дифференциальной психофизиологии в учебной и трудовой деятельности продвигают разработку этой проблемы.
Поскольку нельзя думать об однозначности проявлений свойств нервной системы, методики опроса, самооценки в арсенале психофизиологической диагностики имеют весьма ограниченное значение. Их нельзя применять как единственные способы определения свойств нервной системы без других, более адекватных и надежных методик.
С расширением теоретических и прикладных исследований по психологической диагностике дифференциальных особенностей выделилась группа так называемых референтных методик, которым принадлежит особая роль в накоплении методического опыта.
Референтными (основными, опорными) называют методики, которые наиболее полно выражают в процедуре и составе испытаний изучаемое свойство: такова, например, методика «угашения с подкреплением» для диагностирования силы нервных процессов.
Такие методики являются как бы критериальными для остальных методик. Они нередко требуют сложного оборудования, длительных сроков работы с испытуемым. Ими не всегда удается пользоваться. Поэтому нельзя возражать против применения других методик, адекватных целям исследования, но предварительно сопоставляемых с референтными. Сопоставление должно проводиться на репрезентативных группах. Набор использованных методик накладывает ту или другую степень ограничения и на выводы исследования.
В дифференциальной диагностике остается актуальной проблема парциальности, которая обнаруживается в расхождении результатов, полученных с помощью методик, адресованных к разным корковым системам. С этим приходится считаться и при сопоставлении с рефератными методиками.
У человека, полагал Б. М. Теплов, менее всего можно ожидать совпадения параметров, характеризующих свойства нервной системы, когда показания снимаются с разных анализаторов или когда они специально относятся к первосигнальной или второсигнальной деятельности. При изучении дифференциальных особенностей второсигнальной деятельности приходится думать не об одной парциальности, второсигнальная деятельность всегда носит на себе отпечатки предшествующего опыта. Вопрос элиминирования этого опыта составляет собой и трудную методическую задачу.
В нашей лаборатории накоплен некоторый методический опыт изучения дифференциальных особенностей второсигнальной деятельности. Исследования проводились модифицированными тестами (были применены и другие методики) при специальной постановке всей процедуры испытаний (работы В. Т. Козловой и В. А. Данилова – см. «Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1976). Для оценки полученных результатов существенно, что дифференциальные характеристики не дают корреляции с «интеллектуальными тестами».
Следовательно, элиминирование предшествующего опыта и навыков может быть достигнуто.
Интерпретируя результаты, полученные при изучении свойств нервной системы, исследователь должен помнить, что ранжирование испытуемых отнюдь не означает, что кто-то из них лучше других, а кто-то – хуже. Это изучение не говорит также о каком бы то ни было уровне, достигнутом испытуемым. Индивидуальные сочетания свойств нервной системы проявляются в разных способах уравновешивания со средой, а отнюдь не означают разных степеней совершенства нервной системы. Так показано, что, диагностируя индивидуальное сочетание свойств нервной системы, исследователь может «спроектировать» оптимальный для каждой личности способ ее деятельности (трудовой или учебной) (работы А. И. Сухаревой и В. С. Клягина в нашей лаборатории – см. «Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1974; 1976). Поэтому линейное сопоставление результатов измерения какого-нибудь свойства нервной системы с независимыми показателями учебной или трудовой деятельности с показателями школьной успеваемости или производительности труда чаще всего не имеет смысла. Мера представленности какого-либо свойства у данного лица характеризует лишь присущий ему способ «нахождения себя».
Проблема общего и дифференциального в психологической диагностике касается как ее задач, так и выводов. Смешение этих понятий ведет к неправильному толкованию данных диагностики, снижает доказательность полученных результатов. Общепсихологические методики устанавливают «уровни» развития, то, что они диагностируют, связано не столько с индивидуальными особенностями человека, сколько с его социальным опытом, с его принадлежностью к определенной социальной группе. Дифференциальные методики не устанавливают «уровня». Методики дифференциальной психофизиологии раскрывают природные данные – индивидуальное сочетание свойств нервной системы. Сфера их использования – оптимизация индивидуальных путей развития, совершенствования, овладения знаниями, умениями, мастерством.
Уточнение понятий общего и дифференциального способствует уточнению психологического диагноза и повышению его действенности.
2.2. О надежности психофизиологических показателей
Понятие надежности показателей, о значении которого для дифференциальной психологии говорить не приходится, разработано в рамках тестологии. И. Бетчолд это понятие характеризует так:
...
«Надежностью мы называем постоянство или устойчивость оценок, получаемых при повторяющихся наблюдениях. Повторное применение надежных методов дает сходные оценки. При повторении испытаний могут в основном совпадать оценки (или распределение по классам) или может оказаться относительно постоянным место, занимаемое индивидом в группе. Выражения “в основном” и “относительно постоянным” указывают, что во всех случаях возможны некоторые уклонения. Несистематические, или “случайные”, уклонения при повторных наблюдениях носят название “ошибок измерения”. Если эти ошибки обуславливают лишь незначительную часть общего уклонения ошибок, то тест считается надежным; если же относительная величина их значительна, надежность теста снижается» («Экспериментальная психология», 1963, с. 886).
Для установления надежности тестов обычно применяют три способа.
1. Способ расщепления. Тест, состоящий из ряда задач (порядка 20–40), делят на две части, а затем устанавливают коэффициент корреляции между этими частями. Чаще всего делят тест на четные и нечетные задачи. Для применения этого способа нужно поставить испытуемых в такие условия, чтобы они могли успеть решить (или попытаться решить) все задачи теста.
2. Повторение теста через некоторый временной интервал. Длительность интервала обусловлена двумя соображениями: он не должен быть слишком большим, чтобы во вторичном тестировании перед исследователем находился не слишком изменившийся испытуемый; вместе с тем этот интервал не может быть и очень коротким, так как в этом случае испытуемый начнет без обдумывания воспроизводить свои первые решения. Рекомендуют срок порядка полугодия (Garret Н. Е., 1962).
3. Способ параллельных форм. Испытуемым предлагаются через небольшой интервал две параллельные (составленные по одному принципу) формы теста. В данном случае интервал целиком зависит от исследовательской задачи – иногда тесты дают с небольшим перерывом один после другого, иногда интервал приближается к тому, что указан во втором способе.
Во всех этих способах надежность выражается коэффициентом корреляции.
Перечисленные способы разработаны на тестах умственного развития, специальных способностей и тестах учета знаний. Вместе с проверкой надежности ведется работа по проверке однородности и трудности задач, по стандартизации и пр.
Автор неоднократно переиздававшейся в США книги по статистике для психологов и педагогов Г. Гэррет не находит принципиальных различий между способами проверки надежности. Он пишет:
...
«Все эти методы дают оценки воспроизводимости тестовых показателей; иногда тот, иногда другой обеспечивает лучший критерий» (Garret Н. Е., 1962, р. 237).
Иной точки зрения придерживается И. Бетчолд («Экспериментальная психология», 1963). Резюмируя работы ряда тестологов-статистиков, автор считает, что следует выделить три различных коэффициента надежности.
1. Эквивалентность.
2. Стабильность.
3. Стабильность и эквивалентность.
Первый из них выражает однородность теста. Это коэффициент корреляции, полученный при способе расщепления.
Второй говорит о влиянии на выполнение теста мотивации испытуемого, состояния его здоровья, степени владения техникой выполнения задания. Он определяется как коэффициент корреляции между повторениями того же теста, то есть тождествен второму способу.
Третий коэффициент находят путем корреляции параллельных форм. Очевидно, что он частично показывает гомогенность заданий теста, а частично раскрывает роль тех влияний, о которых шла речь при описании предыдущего коэффициента. Именно поэтому его и считают коэффициентом стабильности и эквивалентности.
Нельзя не согласиться с теми тестологами, которые находят различие в характеристике надежности тремя перечисленными методами. При этом И. Бетчолд находит, что лучшим выражением надежности служит последний коэффициент. Этот коэффициент «считается наиболее подходящим для определения надежности классификационных методов, применяемых при отборе», – пишет он («Экспериментальная психология», 1963, с. 888).
Рассматривая эти способы проверки надежности методик с позиций психофизиологии, следует отметить, что применение третьего способа – параллельных форм – в наших исследованиях вряд ли возможно. Параллельная форма едва ли не для всех психофизиологических методик лишена смысла. Кроме того, истолкование, которое дается отдельным коэффициентам, не кажется убедительным.
Не задаваясь пока целью как-либо интерпретировать коэффициенты корреляции, о которых шла выше речь, постараемся представить себе факторы, которые могут снижать надежность наших методик, то есть вести к тому, что показатели, относящиеся к отдельным испытуемым, неустойчивы и сдвигают их с занимаемых ими мест в выборке.
Надежность психофизиологических измерений зависит от измерительного инструмента (в некоторых методиках таким инструментом является сам экспериментатор). В большинстве наших методик используется аппаратура, и от ее исправной работы зависит и постоянство получаемых результатов.
На степень рассеяния результатов измерения влияет также постоянство или стабильность самой исследуемой психофизиологической функции. Что наименее стабильные функции не могут быть использованы для дифференциальной психофизиологии, это ясно. Но ясно и то, что абсолютной стабильностью не обладает вообще ни одна функция. Можно выделить некоторые причины, вызывающие колебания функции.
Во-первых, они могут явиться следствием присущего ей флюктуирующего характера деятельности. В психологии хорошо изучены колебания внимания и даже замечены периоды этих колебаний. Очевидно, что колебания внимания не могут не отразиться на всех сенсорных процессах. Если условно обозначить флюктуацию в пределах состояний «спад – подъем» и не считаться с законами смен этих состояний, то измерения, которые могут прийтись как на экстремальные, так и любые промежуточные точки, дадут неизбежный разброс.
Во-вторых , непостоянство функции связано с ее утомляемостью и упражняемостью. Оба этих процесса могут быть обусловлены индивидуальными особенностями изучаемых лиц, что обнаружится в том, что процессы будут протекать с разной скоростью. В силу этого равенство испытуемых по какой-либо функции, обозначенное в первом опыте или даже в начале первого опыта, может привести в дальнейшем к разным по крутизне сдвигам – явление, нередко наблюдаемое при изучении латентных периодов времени реакции.
В-третьих , сдвиги функции могут зависеть от функционального состояния, под которым имеют в виду состояние, охватывающее человека как целое и с большей или меньшей отчетливостью осознаваемое им – усталость, радостное возбуждение, упадок и т. п. Не приходится сомневаться в том, что и повторяемость, и смена функциональных состояний отражают индивидуальные особенности, в частности сочетание основных свойств нервной системы. В данном случае они осложняют задачи исследователя, что хорошо известно всем, кто вел эксперимент, например, кожно-гальваническими реакциями: при определенных состояниях испытуемого трудно или невозможно получить исходные фоновые данные, необходимые для работы.
Нужно сказать еще об одном факторе, который при некоторых обстоятельствах сказывается на дисперсии психофизиологического показателя. Квалифицированный научный работник, изучивший методики, в опыте действует так, чтобы своим участием – сообщением инструкции, подготовкой испытуемого, самой процедурой опыта – создать те «прочие равные условия», при наличии которых выявляются изучаемые признаки. Вряд ли можно оспаривать то, что личность экспериментатора накладывает свой отпечаток на результаты опыта. Испытуемый в своем поведении на эксперименте отразит допускаемую небрежность или точность, требовательность, настойчивость, свойственные руководителю опыта, и можно утверждать, что это относится не только к «произвольным», но и «непроизвольным» методикам.
Указанный фактор нельзя недооценивать, в частности, по следующим соображениям. Методика, разработанная в исследовательской лаборатории, не предназначена для того, чтобы вечно оставаться в руках своих создателей. Она должна переходить в другие руки. Поэтому крайне желательно что-то знать о том, в какой мере она поддается влиянию личности экспериментатора. Инструкцию и процедуру описать можно, но передать манеру поведения чрезвычайно трудно, а в некоторых методиках, видимо, это имеет немалое значение.
Напомним, что изложенное выше предполагает, что методика в любом случае находится в руках квалифицированного экспериментатора: его неподготовленность исключается. Дело идет об индивидуальной манере вести эксперимент и о том, что для некоторых психофизиологических исследований этот фактор имеет особое значение. В качестве примера может служить известное исследование Л. А. Шварц о влиянии различных условий тренировки на пороги. В IV серии испытуемым была дана новая инструкция, которая требовала (это слово наиболее подходит в данном случае) от испытуемых «значительного повышения чувствительности зрения до определенного уровня в указанные им сроки» (Шварц Л. А., 1957, с. 150). По данным этого автора, не вызывающим никаких сомнений, у одного из испытуемых чувствительность поднялась с 553 до 1067 % к фону, у другого – с 460 до 800 % и т. д. Совершенно бесспорно, что сообщение такой инструкции имело смысл лишь в том случае, если оно было подкреплено соответствующей манерой поведения экспериментатора, выражавшей твердую уверенность, что он сделает все от него зависящее, чтобы добиться от испытуемого всего требуемого. Действительно, Л. А. Шварц была настойчивым и твердым экспериментатором; все, кто ее знал с этой стороны, могут подтвердить это.
Возможно, что в установлении надежности психофизиологических показателей играют роль и другие факторы, однако нет необходимости доказывать, что те, о которых шла речь выше, имеют немаловажное значение. Как бы ни назвать критерии, устанавливающие влияние того или другого фактора на надежность показателей, они по сравнению с критериями, которые обсуждаются в тестологической литературе, обладают тем преимуществом, что ясно намечают, куда должны быть направлены усилия исследователя, борющегося за повышение надежности. Тестологические критерии такого направления не указывают. В понятия эквивалентности, стабильности без анализа включены критерии, которые связаны с измерительным инструментом, то есть тестом, и критерии, связанные с измеряемым процессом – умственным развитием, специальными способностями и т. п. Трудно представить себе, что тестологи, которые по своей основной специальности являются психологами, не понимали того факта, что выявление умственного развития (что бы ни подразумевалось под этим названием), как и всех других психических процессов, зависит, например, от функционального состояния испытуемого. Однако о нем в интерпретации критериев не упоминается.
Каждый из перечисленных нами факторов способствует, может быть, наряду с некоторыми еще не обозначенными возникновению дисперсии. В том, что дисперсия сопутствует измерениям, еще нет ничего опасного для надежности. Все дело в том, как соотносятся между собой дисперсии внутрииндивидуальных измерений: интериндивидуальная с дисперсией интраиндивидуальной. В иной постановке этот вопрос может быть выражен так: не приведут ли случайные колебания данных любого нашего испытуемого к тому, что он в рамках значительной вероятности может оказаться то в начале, то в середине, то в конце рангового порядка опытной выборки? Один из статистических приемов решения этого вопроса – корреляция.
Остановимся, хотя бы без детализации, на условиях, которые могут повлечь увеличение дисперсии, угрожающее надежности. При измерении зрительных порогов имеет важное значение сохранение на всем протяжении опыта и серии опытов яркости источника света. Но яркость зависит от колебаний напряжения, которые в условиях большого города почти неизбежны. Это обстоятельство может сказаться на разбросе получаемых данных. Скорость движения руки экспериментатора, передвигающего клин, также не может недооцениваться. В методике измерения латентного периода двигательной реакции в качестве причин, увеличивающих дисперсию, могут выступать как регистрирующие устройства, то есть система реле, передающих импульсы включения и выключения от испытуемого к хронометру, так и ключ (или кнопка), на которую реагирует испытуемый: расстояние между контактами может при неотрегулированности пружины то увеличиваться, то уменьшаться, и соответственно будет изменяться путь, проходимый нажимной частью ключа, а следовательно, уменьшаться или увеличиваться латентный период реакции. Эти примеры относятся к конкретной аппаратуре, но нет гарантий, что в аппаратуре совершенно иного типа не может возникнуть подобных же мелких неисправностей. Согласимся называть критерий, характеризующий надежность измерительного инструмента, критерием надежности.
Рассматривая зависимость дисперсии от самой измеряемой функции, постараемся прежде всего поставить перед собой вопрос: в каких условиях заметнее всего проявится степень ее стабильности. По-видимому, лишь в некоторых методиках нестабильность функции может быть выявлена в течение одного опыта. Можно согласиться, что в течение опыта, если он не имел целью специально утомить испытуемого (такие опыты в рамках проблемы надежности нет необходимости рассматривать), его функциональное состояние не изменится. Может сказаться упражнение функции; чтобы избежать этого, прежде чем приступать к собственно измеряющему опыту, обычно доводят испытуемых до условного плато – условного, поскольку в условиях опыта оговаривают, какое количество близких данных принимают за плато. Остается присущая функции флюктуация. Она, несомненно, скажется на дисперсии. При не слишком малом числе измерений в опыте и при не слишком больших амплитудах флюктуации ее действие, возможно, и не повлечет невыгодного соотношения между интер– и интраиндивидуальными дисперсиями. В общем, вероятность совпадения момента измерения с точкой экстремума меньше, чем вероятность совпадения момента измерения с точками, расположенными в других зонах флюктуации.
Из сказанного следует, что по одному опыту судить о нестабильности функции не всегда возможно. Наиболее ясно эта нестабильность или ее степень, очевидно, обнаруживаются при сопоставлении двух опытов, разделенных некоторым интервалом. При измерении этих интервалов, вероятно, удастся заключить, как происходит (если происходит) изменение функции. Критерий, характеризующий стабильность функции, также имеет самое непосредственное отношение к надежности. Его можно назвать критерием стабильности.
Наконец, в предыдущем изложении было обращено внимание на то, как влияет на рассеяние показателей смена экспериментаторов. Подходя к смене экспериментаторов с той же позиции надежности, мы можем сказать, что наиболее важно здесь то, насколько различное действие произведут экспериментаторы на испытуемых. Если допустить, что под воздействием нового экспериментатора все испытуемые и притом в одинаковой мере станут работать немного лучше или хуже, то хотя сам по себе этот факт и заслуживал бы внимания, но он не изменил бы надежности. О надежности нужно говорить только потому, что действие экспериментатора на испытуемых может быть различным: допустим, одни стали бы работать лучше, а другие – хуже, а третьи – так же, как и при первом экспериментаторе. Другими словами, испытуемые при новом экспериментаторе изменили бы свои порядковые места в выборочном распределении. В таком случае следовало бы говорить о том, что исследуемый психофизиологический признак заметно отражает изменение условий. Другой же признак, возможно, этим не отличается. По аналогии с восприятием свойство, которое здесь отмечено, можно назвать константностью и считать, что критерий константности выражает подверженность изучаемого признака влиянию личности экспериментатора. Критерий константности может быть получен путем корреляции двух рядов данных, полученных в двух экспериментах, проведенных двумя экспериментаторами. Некоторые дополнительные данные о сдвиге в случае надобности можно получить, сравнивая ряды с использованием какого-либо критерия значимости различий, например критерия Стьюдента или другого.
Итак, мы пришли к трем критериям, характеризующим с разных сторон надежность психофизиологических показателей.
Первый из них более всего оценивает роль измерительного инструмента. Он соответствует коэффициенту корреляции между двумя половинами опыта. Его и можно именовать собственно критерием надежности.
Второй говорит о стабильности самого измеряемого признака. Он соответствует в наибольшей степени коэффициенту корреляции между двумя повторениями измерений того же признака. Его можно назвать коэффициентом стабильности, имея в виду именно сам процесс.
Наконец, третий относится только к тому часто встречающемуся в жизни лабораторий случаю, когда нужно передать методику другим исследователям. Чтобы выяснить, как отражается на результатах исследования личность экспериментатора, нужно получить коэффициент константности, который выражается коэффициентом корреляции между двумя опытами, проведенными в одинаковых условиях, но разными экспериментаторами.
Из сказанного естественно вытекает и порядок проверки методик по перечисленным критериям. Целесообразно сначала проверить аппаратуру, вообще инструмент измерения. Если полученные данные удовлетворительны, то можно переходить к установлению меры стабильности изучаемой функции, а уже после этого при необходимости заняться критерием константности.
Трудно определенно ответить на такой, казалось бы, естественный вопрос: какого порядка должны быть коэффициенты надежности? В тестологической практике, как она сложилась в США, где изготовление и продажа тестов составляют особую сферу предпринимательства, рекомендуемые к приобретению заинтересованными предприятиями наборы тестов характеризуются и по их надежности. Эта надежность обычно вычисляется теми способами, о которых говорилось выше. Она редко представлена коэффициентами ниже 0,80 (см., например, Thorndike R. L., Hagen Е., 1955, где в конце книги даны аннотации о распространенных наборах тестов). При оценке надежности многое зависит от того, для какой цели предназначается методика. Думается, что при всех условиях тот коэффициент, который мы назвали собственно коэффициентом надежности и который характеризует сам инструмент измерения, в частности аппаратуру, должен быть достаточно высок – примерно порядка 0,75-0,95. Почему, в сущности, в правильно поставленном эксперименте корреляция между его половинами не может быть высокой? Психофизиологический эксперимент – не то, что тестирование для получения IQ, где вопрос о гомогенности всегда представляет значительную трудность. В психофизиологических методиках гомогенность, как правило, дана самим существом опыта; следовательно, снижение коэффициента может произойти только как следствие нарушения экспериментальных условий.
Следует сказать о том, что в психофизиологии есть несколько видов методик, в которых опыт дает всего один качественно однородный показатель. Так, в одной из работ лаборатории психофизиологии применены показатели, каждый из которых пронумерован и характеризуется всего одним измерением. Речь идет о фотохимическом условном рефлексе.
• «Скорость выработки условного рефлекса (количество подкреплений) – показатель 8.
• Скорость выработки дифференцировки (количество предъявлений) – показатель 9.
• Результат ошибки (величина условного рефлекса после ошибки в процентах к фону, то есть к средней для данного испытуемого в данном опыте величине абсолютной световой чувствительности, – показатель 14.
• Прочность условного рефлекса (величина условного рефлекса после месячного перерыва в процентах к его величине до перерыва) – показатель 10.
• Прочность дифференцировки (уровень световой чувствительности на дифференцировочный раздражитель после месячного перерыва в процентах к фону) – показатель 11.
• Быстрота переделки условного рефлекса в дифференцировку (количество предъявлений раздражителя) – показатель 12.
• Быстрота переделки дифференцировки в условный рефлекс (количество подкреплений) – показатель 13» (Борисова М. Н., Гуревич К. М., Ермолаева-Томина Л. Б. и др., 1963, с. 183).
В опытах, о которых шла речь, исследователи располагали только единичными измерениями. Строго говоря, устанавливать надежность каждого показателя в том смысле, который дан в этой статье, нельзя. Можно поставить задачу проверки стабильности самого показателя, что также потребует соблюдения ряда условий, и при необходимости – его константности.
Встает законный вопрос: насколько же необходимо при применении какой-либо психофизиологической методики располагать полной характеристикой ее надежности?
О том, что это всегда желательно, спорить не приходится. Но в тех случаях, когда применение методики имеет для испытуемых какое-то личное, жизненное значение, то есть когда методика используется как диагностическое и прогностическое орудие в целях определения профессиональной пригодности и профессионального отбора, значение критериев ее надежности становится особенно важным. В самом деле, нетрудно представить себе, чего стоит диагноз, если не установлена стабильность диагностируемой функции. Чего стоит диагноз, если он может измениться в зависимости от того, кто ведет опыт? И наконец, также в тестологии была установлена связь между надежностью и валидностью. Не входя в обсуждение самого вопроса о валидности, также совсем не простого, отметим только, что оценивать валидность методик, о надежности которых ничего не известно, – дело заведомо обреченное на неудачу. Следовательно, и для оценки валидности необходимо знать о надежности.
Теоретические и практические работы по дифференциальной психофизиологии в настоящее время быстро развиваются. Совершенно необходимо, чтобы это развитие происходило на достаточном научном фундаменте. К упрочению этого фундамента относится и разработка и решение вопроса о надежности, некоторые соображения о которых нашли отражение в этой статье.
2.3. Психологическая диагностика и проблема индивидуальных различий
Проблема индивидуально-психологических особенностей все еще недостаточно разработана, и учение о них не нашло своего места в системе психологических знаний.
Б. М. Теплов писал:
...
«Применение к жизни общих психологических закономерностей всегда должно опосредоваться знанием индивидуальных различий. Без этого общие психологические закономерности становятся столь абстрактными, что их практическая ценность представляется сомнительной. Резкое отставание научной разработки вопросов индивидуальных различий мешает психологии завоевать себе прочное признание как науки, действительно необходимой для всех тех областей практики, которые имеют дело с психической деятельностью людей» (Теплов Б. М., 1961, с. 5).
Это высказывание Теплова было опубликовано в 1961 году, однако сколько-нибудь серьезных изменений в разработке проблемы индивидуальных различий не произошло.
Возможно, это объясняется тем, что сама проблема индивидуальных различий, как никакая другая, нуждается для своей разработки в привлечении знаний из биологии и генетики. Никто не сомневается в том, что те особенности, которые отличают одного человека от другого, зависят не только от исторических и культурных условий онтогенеза. Вместе с ними иногда сглаженно, иногда же достаточно резко выступают биологический и генетический факторы. Если влияние первого сказывается на возрастном развитии, то второй, генетический, обнаруживается в осуществляемых человеком видах деятельности, в его общении с другими людьми, то содействуя, то препятствуя достижению успеха.
Проблема индивидуальных различий еще с 70-х годов XIX столетия (если начать отсчет от фундаментальных работ Ф. Гальтона) стала предметом изучения, отраженного в многочисленных публикациях. Но представляемые факты разрознены, и тенденция обнаружения обобщающего начала для их объединения и последующей классификации не была выражена. Это дает право в настоящей работе попытаться наметить некую обобщающую базу понимания индивидуальных различий, исходя из которой пояснить путь к современной научно непротиворечивой и практически продуктивной разработке этой проблемы. Такая ее постановка вынуждает пересмотреть и по-настоящему оценить некоторые понятия в господствующей ныне и словно бы упрочившейся их системе, а также вынуждает искать новые системы понятий, опираясь на которые можно прийти к переосмыслению проблемы индивидуальных различий.
Известно, что любые индивидуальные различия суть фенотипические образования. Их происхождение и развитие следует искать в отношениях внутри диады «генотип – фенотип». При более или менее равных обстоятельствах онтогенеза проявляются различающие людей фенотипические образования, обусловленные генотипом и, точнее, тем, как он проявляется в данных условиях среды.
Допустим, что сказанное выше окажется вполне приемлемым для психологов, имеющих дело с индивидуальными различиями. Возможно, что будет высказана такая точка зрения: существует и специальная психологическая дисциплина, посвященная этим различиям, – психологическая диагностика, выступающая в форме тестологии. Но для того, чтобы определить роль или место психологической диагностики – тестологии – в разработке проблемы индивидуальных различий, необходимо учесть тот специфический угол зрения, под которым она видит эту проблему и ее разрабатывает. Психологическая диагностика началась с изучения проявлений индивидуальных различий в конкретной практике. Они изучаются постольку, поскольку знания о них полезны для нее. Вопросы их происхождения, развития не становятся объектом изучения. Если индивидуальные особенности человека и изучаются, то только в той мере, в какой результаты изучения помогут определить вид деятельности, к которой пригоден данный испытуемый. Такой угол зрения оправдан. Беда в том, что при подобном изучении вышли на первый план чисто статистические отношения. Им была предоставлена решающая роль в той области, которой посвящена диагностика-тестология.
Она, не будучи ни в какой степени дисциплиной математической, оказалась в подчинении приемам и методам статистики, которые не всегда и не во всем подходили для нее и ее объекта. Между тем и статистическая наука не вникла в достаточной мере в специфику данной психологической дисциплины. Прежде всего это сказалось на том, какое значение приобрело применение закона нормального распределения. По самой своей природе этот закон лишь в очень ограниченных случаях может быть распространен на фенотипические образования. Такие образования не возникают, как это предусматривается Гауссовым законом, в качестве результата воздействия на признак бесчисленного множества факторов – положительных, то есть способствующих его увеличению, и отрицательных, способствующих его уменьшению. Напротив, действует такой мощный фактор, как культурноисторическая среда, он имеет вполне определенное содержание и направленность; социальное окружение хорошо знает, что оно хочет от человека и какими должны быть те или иные его свойства и признаки. Нормативные требования среды вполне реализуются во внешнем поведении и привычках – «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей; к чему напрасно спорить с веком – обычай деспот средь людей» (А. С. Пушкин. «Евгений Онегин», гл. 1).
Но им подчиняется и психическая деятельность – даже тогда, когда человек намерен вступать с ними в конфликт. Речь не идет о том, что наблюдаемый признак будто бы не имеет своей вариативности и выступает в массе людей без отклонений в ту или иную сторону. Но и сам признак со всеми своими вариантами и отклонениями по своей природе фенотипичен, складывается под действием тех или иных условий среды. Сказанное относится к видам поведения, содержанию мышления и его формам. Различные гены и генные ансамбли, не тождественные по своей представленности, в своих комбинациях и по своей экспрессивности также не выходят из подчинения социальным нормативам. Картина усложняется, поскольку в любом обществе наличествуют разнообразные культурно-исторические нормативы – не исключаются такие случаи, когда человек сознательно подвергается воздействию еще новых для него нормативов, то, что высказал герой Тургенева: «Новым чувствам всем сердцем отдался, / Как ребенок душою я стал, /Ия сжег все, чему поклонялся, / Поклонился всему, что сжигал» («Дворянское гнездо», гл. 25).
Нельзя ли, однако, поставить вопрос по-другому – посчитать, что все приведенные выше рассуждения, собственно, и не касаются закона нормального распределения – этот закон учитывает не «направленности», а лишь проявление признака, от чего бы ни зависело его внешнее выражение. Такая точка зрения возможна, но, приняв ее, нужно отказаться от Гауссова распределения количественных показателей данного признака. Всегда, наряду с массой положительных и отрицательных факторов, выступит (как обладающий наибольшей силой) фактор, выражающий то или иное нормативное влияние среды.
Наибольшее внимание привлекают те из индивидуальных различий, которые возникают в общественной жизни, в мире профессий. Многогранные и сложные функции современного общества постоянно вызывают к жизни все новые и новые профессии. И в каждой из них выделяются люди, которые по сравнению с другими добиваются более значительных успехов. Наивно было бы думать, будто у проявляющихся при этом способностей имеется собственный природный задаток, как будто природа, предусматривая развитие мира профессий, заранее его подготовила. Современная генетика дает простое обоснование этому вопросу: один и тот же ансамбль генов в зависимости от того, в каких средовых условиях он проявляется, формирует фенотип, требуемый для оптимального приспособления к этим условиям. Разумеется, вариативные возможности любого гена и их сочетания небезграничны. У различных индивидов в конкретных условиях среды формируются свойственные их геному фенотипы. Хотя это не всегда учитывается, но даже нужные сформировавшиеся фенотипы у различных индивидов всегда будут чем-то отличаться друг от друга: «если двое делают одно и то же, то это не одно и то же». С позиций внешнего критерия успех может быть одинаковым, но в своем процессуальном и результативном составе он не одинаков с другими.
Ограниченная по определенным правилам срединная часть нормально распределенного вариационного ряда – зона статистической нормы. В нее в таком ряду попадает в зависимости от способа исчисления либо 68, либо 50 % всех величин ряда. Количественные показатели, попавшие в зону нормы, именуются нормальными, не попавшие в нее образуют две равновеликие зоны «выше» и «ниже» нормы. Такова четко отработанная техническая сторона принятого в тестологии статистического нормирования. Сомнения вызывает его интерпретация: то, в какие зоны попали показатели, трактуется не в плане собственно статистических отношений, а в плане социального оценочного критерия. Наименования «норма», «выше нормы», «ниже нормы» понимаются в социально-практическом смысле (Lawshe С. Н., Balma М. J., 1966, с. 323 и далее). В таком понимании все они становятся критериальными. Это означает, что те отношения, которые были путем статистических расчетов получены в вариационном ряду, приобретают прямую интерпретацию в социальной практике. Однако социальная практика подчиняется своим законам и располагает своим оценочным критерием, который показывает, в каких пределах количественный признак может быть успешно реализован в осуществляемой индивидом деятельности. В каких-то случаях социальный критерий может частично или полностью совпадать со статистическим критерием, а в каких-то расходиться с ним, но всегда – это другой критерий.
Поэтому нельзя исключить того, что какая-то выборка (и соответственно вариационный ряд) с точки зрения социального критерия будет признана отвечающей ему, хотя по статистическим расчетам часть этой выборки должна быть признана находящейся «ниже нормы». Возможны и противоположные случаи. Социальный критерий имеет дело с фенотипическими образованиями, и закон нормального распределения к его функциям неприменим. Этот критерий в конечном счете выражает нормативные требования, выдвигаемые процессом общественного развития и их реализацией в виде фенотипических образований.
Сосредоточившись на поисках статистических отношений как в пределах одного вариационного ряда, так и нескольких таких рядов путем построения матриц интеркорреляций, тестология не уделяла должного внимания происхождению измеряемых тестами индивидуальных различий. Тестологическая статистика учитывает вариации одномерных количественных признаков в их представленности у отдельных индивидов, чтобы затем соотнести индивидуальные данные со статистической нормой. Самое большее, что могли дать подобные исследования, – показать: вероятность связи, выраженной в баллах, между различными признаками в одних случаях высока, а в других – низка. Эти исследования и не претендовали на то, чтобы раскрыть происхождение признака и его количественные изменения.
Пожалуй, заслуживает признания в тестологии лишь разработанный аппарат характеристики самих признаков и надежность методик, испытывающих их.
Но углубление психологического анализа в получении характеристик по надежности «блокируется» корреляциями. Суть дела в том, что коэффициент корреляции предназначается для того, чтобы дать общесуммарное представление о связи сопряженности двух вариационных коррелируемых рядов. Однако из статистики известно, что даже различное распределение величин в коррелируемых рядах ведет к снижению коэффициента. Нужно учитывать также, что в пределах самих рядов может присутствовать часть величин, которые высоко коррелируют друг с другом. Вместе с тем имеется часть величин, дающих большой разброс и снижающих коэффициент корреляции. Но полученный коэффициент как бы освобождает исследователя от раздельного учета совпадающих и несовпадающих величин. Психологический анализ этих соотношений, возможно, дал бы информацию о причинах указанных совпадений и расхождений. Для этого нужно только отказаться от догматизма в понимании корреляций, от упрочившегося в тестологии формально-статистического подхода к изучаемым фактам и перейти к такой обработке, которая открывала бы возможности получения собственно психологической информации. Наряду с корреляционным анализом должен применяться и анализ корреляций.
Конечно, Б. М. Теплов не считал, что тестология может дать нечто положительное в разработке проблемы индивидуальных различий. Он не раз отмечал, что не имеющие никакого научного обоснования тесты – это слепые пробы (1961, с. 139–140). В разделе 1.1.2 «Профессиональная пригодность и тесты» мы уже приводили высказывания Б. М. Теплова о тестологии, где он писал, что тестология в целом не открыла пути к изучению индивидуально-психологических различий. В научном смысле она оказалась бесплодной, а в сфере практического применения иногда и прямо вредной (1961, с. 140).
Не последнюю роль в научном бесплодии тестологии сыграло и то, что она иногда оказывалась бесполезной (имеется в виду вред, наносимый ее социальными оценками).
Общая и дифференциальная психология тем не менее должна признать заслугу тестологии в вопросе установления надежности. Суть этого вопроса не в том, каким статистическим методом устанавливается надежность исследовательской или имеющей практическое значение психологической методики, а в выдвижении и утверждении самого понятия. Если трезво оценить экспериментальные данные, которыми оперируют в сфере индивидуальных различий психологи, то придется признать, что многие выводы опираются на применение методик с неустановленной надежностью.
В книгах по психологической диагностике – тестологии – обычно рядом с надежностью упоминаются еще две обязательные характеристики тестовых методик – их стандартизированность и валидность. О стандартизированности нет надобности говорить – она подразумевается в любом грамотном психологическом эксперименте, если он повторяется неоднократно. Но о валидности необходимо сказать несколько слов, поскольку она имеет отношение к проблеме индивидуальных различий. Психологи-тестологи не раз обсуждали вопросы валидизации и валидности. Одна из причин интереса к этим вопросам, и, вероятно, главная, состоит в том, что в среднем получаемые показатели валидности низки, порою приближаются к нулевым. Конечно, имеет значение то, что при испытании, в котором измеряется тот или иной признак, обычно не учитывается мотивация предстоящей деятельности испытуемого. Для изучения ее надежных методик не существует,
и, кроме того, если бы даже удалось эту мотивацию установить, во многих случаях нельзя предвидеть, сохранится ли она к моменту начала деятельности. Далее, нужно считаться с тем, что аналитически выделенный признак, на выявление которого был направлен диагностический эксперимент, психологически действенен только в комплексе с другими признаками, причем в зависимости от индивидуальности человека значение изучаемого признака может изменяться. Так, Б. М. Теплов выделил три основные музыкальные способности: ладовое чувство, способность к музыкальному представлению и музыкально-ритмическое чувство. Вместе с тем он полагал, что музыкальная одаренность отдельного индивида может иметь неравномерную представленность этих способностей:
...
«Преобладание какой-нибудь одной или двух из этих способностей влечет за собой очень характерные качественные различия в музыкальности, особенно выпукло выступающие на первых этапах музыкального развития» (Теплов Б. М., 1961, с. 210–212).
Наконец, одной из причин низких коэффициентов валидности является отсутствие одинаковых единиц измерения и их распределения в вариационных рядах, один из которых получен в диагностическом эксперименте, а другой – в достигнутой успешности выполняемой деятельности. Как правило, в экспериментальных данных психологический признак измеряется баллами по шкале, показывающей, насколько справился испытуемый с заданиями диагностической методики, в то время как его успехи в деятельности оцениваются по другой шкале, оценивающей степень его приближения к социальному критерию.
Индивидуально-психологические различия (ИПР) – это комплекс психологических и психофизиологических особенностей психики и поведения, первоначально возникающих в процессе адаптации индивида к среде. По своему происхождению они являются фенотипическими образованиями, то есть продуцируются генотипом в его взаимодействии со средой. Возможно, что доминирование тех или иных ИПР, влияющих на становление личности, обусловлено как экспрессивностью продуцирующих их генов, так и влияниями социального окружения, и тем, какое значение им придает осознающий их индивид. По справедливому мнению А. Анастази, различия между людьми – вопрос степени индивидуальной представленности ИПР. Эту мысль важно учесть в разработке концепции индивидуальнопсихологических различий и при раскрытии отношения в диаде «генотип – фенотип».
Если люди отличаются друг от друга по градуальной представленности ИПР, то предстоящее изучение индивидуально-психологических различий потребует их сравнения у отдельных индивидов, а значит, их шкалирования, единицы шкалы будут определяться единицами самой диагностической методики. С такой точкой зрения согласны и генетики: «Градации изучаемого признака, выраженные в метрических единицах, могут быть названы “значениями”. Значение, измеренное у данного индивида, является его фенотипическим значением» (Фогель Ф., Мотульски А., 1989, с. 242).
Несомненно, что место нахождения частного ИПР в вариационном ряду, полученного в диагностическом психологическом испытании, существенно и для его места в вариационном ряду, показывающем успешность той деятельности, в которой реализуется данное индивидуально-психологическое различие, иначе оно не представляло бы никакого общественного и личного интереса и просто не замечалось бы. Но между этими двумя вариационными рядами не существует линейной связи. Анализ ее – особая исследовательская задача. Поняв это, следует также признать, что шкалирование ИПР подлежит и самостоятельному рассмотрению. Об этом было сказано ранее.
При построении теории индивидуально-психологических различий первая задача состоит в том, чтобы найти общее их свойство, которое можно было бы считать существенным для них, то есть достаточно широким, и которое вместе с тем давало бы возможность его шкалирования. Таким свойством ИПР мы считаем их пластичность, она понимается здесь как диапазон прижизненной изменчивости индивидуально-психологических различий. Правда, любое ИПР изменяется с возрастом. Но под пластичностью нужно понимать не эту общебиологическую закономерность, а ту, которая на каждой возрастной ступени имеет выраженную индивидуальную представленность и дает возможность сравнивать по ИПР одного индивида с другими. Рассматривая индивидуально-психологические различия с позиций подобного понимания пластичности, легко найти такие ИПР, пластичность которых близка к нулю. Это, например, передаваемые по наследству некоторые черты лица и общего облика. Максимальные значения пластичности можно найти у таких ИПР, как умственное развитие, развитие отдельных способностей. При этом у них индивидуальные границы также различны. У лиц высокоодаренных в какой-нибудь области пластичность кажется почти неограниченной.
Можно ли, однако, считать черты лица и общего облика относящимися к классу индивидуально-психологических различий? Ответ на этот вопрос становится ясным, если представить, какую роль они играют в межличностном общении. Они сказываются на внутреннем мире человека, его самооценке. Особая проблема – как они связаны с другими ИПР, которыми обладает данный индивид.
Таким индивидуально-психологическим различиям, с пластичностью, близкой к нулю, противостоят ИПР, которые в отдельных случаях достигают максимальной шкальной отметки. Тут уместно вспомнить пьесу Б. Шоу «Пигмалион» – об уличной продавщице цветов, прошедшей путь совершенствования манер до уровня светской леди благодаря умелой воспитательной работе ее наставника.
Для прогнозирования меры пластичности отдельных ИПР имеют значение некоторые общие особенности генотипа, которыми, как можно предполагать, объясняются сензитивные периоды развития; они стали предметом исследования
Н. С. Лейтеса, показавшего, что для имеющих жизненное значение индивидуально-психологических различий такие периоды являются установленными. Если такой период в процессе воспитания упущен, то упускается и то время, когда благоприятные условия среды приведут к развитию и упрочнению данной ИПР. Мало того, индивидуально-психологические различия могут остаться на нулевом уровне или вообще не сформироваться. Сотрудники Психологического института старшего поколения, возможно, помнят, как Ф. Н. Шемякин не раз заявлял, что он воспринимает музыку только как сочетание различных шумов. Возможно, в процессе его воспитания был упущен сензитивный период восприятия музыки.
Совсем особое место в контексте ИПР занимают свойства нервной системы. В отличие от других индивидуально-психологических различий, они, не будучи представленными в психике своим содержанием, образуют тот индивидуальный фон, на котором протекают все акты и процессы психической деятельности.
Итак, в данной работе предложен подход к решению задачи, поставленной в свое время Б. М. Тепловым. Обозначено свойство, которое можно считать общим для всех ИПР, – пластичность. Природа его кроется в отношениях генотипа и фенотипа. В перспективе возможно и шкалирование индивидуально-психологических различий по этому свойству. Возможно, в изучении его могли бы найти применение методические критериально-ориентированные инструменты, подобные тем, которыми так богата психологическая диагностика – тестология. Конечно, потребуется и новый вид эксперимента. Сама пластичность также может рассматриваться не только как свойство индивидуально-психологических различий, но и как особое ИПР. Пока все это в будущем.
2.4. Личность как объект исследования дифференциальной психологии и психодиагностики
Прежде чем приступить к анализу проблемы, обозначенной в заголовке данной главы, следует договориться о том, о каком объекте будет идти речь. В психологии, как известно, есть две трактовки личности. Согласно одной, понятие «личность» совпадает с понятием «человек». Так, Р. Мейли пишет:
...
«Что же касается объекта нашего исследования, то им является тот конкретный человек, с которым мы встречаемся на улице, на работе, во время отдыха. Таким образом, под термином “личность” мы понимаем ту совокупность психологических качеств, которая характеризует каждого отдельного человека» (Мейли Р., 1975, с. 197).
В параграфе «Три аспекта личности» этот автор указывает:
...
«В этом широком смысле термин “личность” заключает в себе такие понятия, как характер, темперамент и способности, соответствующие трем ее частным аспектам» (там же).
С такой трактовкой понятия «личность» не согласуются взгляды С. Л. Рубинштейна, который, как никто другой из ученых-психологов, умеет обнаружить связь каждой частной проблемы с идеями, лежащими в основе целостного учения о человеческой психике.
...
«“Индивидуальность” – говорим мы о человеке ярком, то есть выделяющемся известным своеобразием. Но когда мы специально подчеркиваем, что данный человек является личностью, это означает не только нечто большее, но и другое. Личностью в специфическом смысле этого слова является человек, у которого есть свои позиции, свое ярко выраженное сознательное отношение к жизни, мировоззрение, к которому он пришел в итоге большой специальной работы. У личности есть свое лицо…Личностью является лишь человек, который относится определенным образом к окружающему, сознательно устанавливает это свое отношение так, что оно выделяется во всем его существе», – пишет С. Л. Рубинштейн о личности (Рубинштейн С. Л., 1999, с. 638).
Личность в том ее понимании, которое дано в трактовке С. Л. Рубинштейна, и станет объектом нашего рассмотрения. Именно в таком понимании личности проблема ее диагностирования и приобретает не только практический, но и теоретический интерес, поскольку диагностика может представить экспериментально выведенные ее особенности. Психология и житейская практика называют немало таких особенностей личности. Перед психологической диагностикой стоит в этом плане двойная трудность. Из всей массы личностных особенностей необходимо выбрать такие, которые с наибольшей полнотой отразят сущность личности, а вместе с тем эти особенности не могут быть лишь абстрактно-умозрительными. Они должны иметь экспериментальную или, по крайней мере, диагностическую реализацию. Речь в данном случае идет не о том, какие факторы благоприятствуют формированию личности, это отдельная проблема, нуждающаяся в специальной разработке. Речь идет о том, по какой особенности личности можно обоснованно судить о том внутреннем процессе, благодаря которому индивид становится личностью. «Личностью, как мы видели, человек не рождается, личностью он становится» (Рубинштейн С. Л., 1999, с. 641).
Такой особенностью человека, благодаря которой он становится личностью, должна быть названа направленность. Нет ничего неожиданного и оригинального в том, что личность характеризуется через ее направленность. В тех или других выражениях и наименованиях направленность в таком смысле фигурирует у многих авторов. Этой особенности личности посвящает целую главу в своем большом труде С. Л. Рубинштейн. Как пишет А. Н. Леонтьев, «формирование личности предполагает развитие процесса целеобразования и соответственно развитие действий субъекта» (Леонтьев А. Н., 1977, с. 210). Следует одновременно отметить еще одно высказывание А. Н. Леонтьева:
...
«Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию главных, внутри себя иерархизированных мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как “направленность личности”, неполно потому, что даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оставаться единственной… Образно говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершинной, как и та объективная система аксиологических понятий, которая характеризует идеологию данного общества, данного класса, социального слоя, которая коммуницируется и усваивается (или отвергается) человеком» (Леонтьев А. Н., 1977, с. 221–222).
Соглашаясь с этим высказыванием, необходимо сказать, что «многовершинность» не означает «равновершинности», и в этом обнаруживается личность. Только это и дает право ее признать. А. Н. Леонтьев об этом и пишет. Темперамент, характер – свойства, присущие каждому индивиду. Проявляются они в различных качественно-количественных вариантах, но не ими определяется сущность изменений, которые характерны для становления личности. Под влиянием направленности сами эти свойства подвергаются изменениям. О способностях же придется говорить специально; в некоторых случаях как раз способности и выступают началом, создающим и саму направленность. Другими словами – психология может как-то раскрыть свойства темперамента и характера, иногда и способностей. Но не эти сведения приблизят нас к тому, чтобы утверждать или отрицать, имеем ли мы дело с личностью.
Следует остановиться на том, каково то психологическое содержание, которое заключено в понятии направленности. Так, по своему генезу эта такая особенность психики, которая возникает в подавляющем большинстве случаев как результат предварительной работы мысли. Даже и тогда, когда индивид вдруг на каком-то этапе своей жизни словно во внезапном озарении осознает свою направленность, ему не избежать и в последующем не раз возвращаться в мыслях к тому, какие изменения в его жизнь принесет эта направленность.
Далее, поскольку направленность сформировалась или начала формироваться, она становится интегрирующей основой всей психической деятельности индивида. Понятно, что как бы ни была сильна направленность, она не выводит индивида за рамки его общественного бытия. В направленности находят свое воплощение доминирующие мотивы. Поэтому направленность всегда действенна, то есть содержит в себе стремление к деятельности. Деятельность же всегда развертывается в обществе. Самые наивные представления о своем возможном будущем непременно учитывают то, что направленность по самой своей природе социальна. «Я хочу быть общественным лидером», «Я хочу быть признанным изобретателем», наконец, «Я хочу быть богатым, чтобы иметь безграничные возможности пользоваться всем, что может дать общество» – во всех этих, как и в других видах направленности, индивид не мыслит себя вне общества и вне деятельностей, осуществляемых другими людьми.
По мере перехода направленности в реальность, индивид, порою сам того не замечая, начинает по-своему относиться к окружающим его людям. Критерием его отношения начинает становиться то, насколько они содействуют или препятствуют реализации его направленности. Правда, при этом не отмирают и другие, ранее сложившиеся отношения, отношения, в основе которых лежат какие-то другие мотивы. Однако в этом переплетении и взаимоисключении мотивов доминирование мотивов, которые выражены в направленности, рано или поздно все же обнаруживается. Избирательность в отношениях с людьми – один из важных признаков направленности. Стремясь к тому, чтобы выяснить для самого себя свое отношение к другим, индивид начинает осознавать себя. Направленность по мере своего созревания оказывает формирующее влияние на развитие самосознания – и это также ее признак.
Направленность выступает как регулирующее начало поведения индивида и его мышления, детерминируя и нравственно-моральные суждения обо всем окружающем. Нередко на этой почве возникают тяжелые конфликты – между усвоенными с самого раннего детства морально-нравственными оценками каких-то сторон и отношений окружающей действительности с оценками, которые возникли из формирующейся направленности. Гармоническое разрешение таких конфликтов индивид не всегда может найти. Но само по себе суждение о соответствии поступков людей с морально-нравственными оценками проистекает для субъекта из собственной направленности или как-то ее затрагивает. Происхождение таких оценок нужно соотносить с направленностью, и это соотношение есть также еще один ее признак.
Направленность является интегрирующей особенностью психики, и этим она отличается от психических функций, таких как память, воображение и прочие. У разных индивидов в это интегрирующее целое входят, подчиняясь ему, различные по своим количественно-качественным характеристикам психические функции и свойства. Под влиянием направленности происходит в биологически и конституционально возможных границах их изменение. Актер редко жалуется на плохую память, хотя, разумеется, возможно, что он и не обладает сильной памятью. Тем не менее актер запоминает и воспроизводит громадные тексты, находит способы их запоминания, поскольку это вызвано его профессиональным делом, его деятельностной направленностью. В деятельности музыканта-исполнителя развивается музыкальный слух. У конструктора развивается пространственное воображение. Вообще в любой деятельности, поскольку она реализует чью-то индивидуальную направленность, происходят подобные изменения психических функций – это вряд ли нужно доказывать. Таков еще один из существенных признаков направленности. Однако все то, что сказано выше, совсем не означает, что одной направленностью исчерпывается все самое существенное в психологии личности. Установить в личности все существенное – в данном тексте такой задачи не ставится. Ставится несколько иная задача: найти и сформулировать такую особенность индивидуальной психики, которая с достаточной вероятностью позволила бы утверждать, что диагностируется личность, что именно эту особенность и диагностируют в соответствующих пробах. Предыдущие рассуждения позволяют надеяться на то, что читатель (какова бы ни была его направленность) согласится с тем, что обозначенная в заголовке проблема не абсурдна и что могут быть найдены пути ее решения.
Нужно также вспомнить, что создано множество методик, которыми диагностируются такие свойства индивида, как темперамент, характер, а также способности. Каждое из этих свойств исследуется, так сказать, само по себе, в их относительной изоляции друг от друга и помимо интегрирующего образования; оно и не замечается в таких исследованиях. Наверное, наиболее резко такое изолированное перечисление отдельных психологических черт (факторов) дано Р. Кеттеллом (Cattell R., 1957). Допустим, что эти факторы и в самом деле имеют существенное значение для характеристики индивида, независимо от того, совпадают ли в данном случае перечисленные факторы с тем пониманием личности, которое дано выше. Но это допущение ни на йоту не открывает, как взаимодействуют между собой эти факторы, равны ли они по своему значению. Ответ на этот вопрос, разумеется, напрасно было бы искать в словаре, где перечислены факторы, вошедшие в лексикон данной нации; но их-то и использовал со своими добавлениями Р. Кеттелл.
Серьезная попытка представить в экспериментальном воплощении главные черты личности была предпринята В. С. Мерлиным в опубликованном уже после его смерти труде, посвященном личности (Мерлин В. С., 1988). Перечислены пять групп методов, которые могли бы раскрыть психологию личности. Но и в этом труде дело не доводится до того, чтобы выдвинуть в качестве основного предмета исследования психическое образование, которое можно было бы считать объединяющим и, можно сказать, «дирижирующим» в индивидуальной психике.
Выдвижение личности в качестве объекта психологической диагностики означает, что принимаются те требования, которые стали классическими в этой психологической дисциплине. Методики, применяемые в целях диагностики, должны быть в том или другом виде валидизированы, должно быть показано, что они испытывают тот психологический процесс, для изучения которого они и создавались. Другими словами – каков тот критерий, при сопоставлении с которым можно было бы осуществлять валидизацию, когда объектом диагностики является личность.
В отечественной психологии принимается как аксиома формула – личность, сознание, поведение формируются и проявляются в деятельности. Принимая это положение, нельзя забывать о том, что деятельности не однородны, что они не лишены своеобразия, не лишены таких признаков, которые прямо апеллируют не к одним и тем же психологическим особенностям выполняющего деятельность индивида. Сравним для примера деятельность крупного организатора технически сложной отрасли промышленности с ее многочисленными связями и зависимостями с деятельностью клерка, занимающегося регистрацией поступающей и отправляемой переписки, или творческую деятельность Гоголя с деятельностью Акакия Акакиевича Башмачкина. Точно так же нельзя забывать о том, что и сам индивид как-то относится к той деятельности, которую он намеревается осуществлять или уже осуществляет. Отбросив случайное для данного аспекта, психологически несущественное, что может заключаться в этом отношении (престиж, географическое расположение места деятельности, материальные предпосылки и прочие), нужно будет признать, что решающая роль в возникновении отношения все же принадлежит психологическому соответствию индивида и его деятельности.
В идеале это соответствие и должно детерминировать формирование направленности. Главное же, что следует иметь в виду, когда дело идет об этом отношении, состоит в том, что оно имеет вполне объективную основу. Ни требования самой деятельности, ни психические особенности индивида не могут трактоваться как субъективные феномены, зависящие от субъективного сознания. Поэтому и невозможно трактовать возникающие отношения как субъективные. Отсюда следует, что и признаки личности, в том ее понимании, которое дано в начале настоящего сообщения, должны учитываться в их объективном значении. Это, в свою очередь, должно быть учтено и в истолковании положения – «психика, сознание, поведение проявляются и формируются в деятельности». Проявление и формирование всего того, что дано в этом положении, определяется тем, каков объективный смысл складывающегося отношения в диаде «личность – деятельность».
Не всегда индивид выбирает для себя деятельность вполне добровольно, даже тогда, когда это ему так представляется. Выбор связан с целым комплексом разнообразных условий, с тем, какое место занимает деятельность (или несколько взаимосвязанных одной профессией деятельностей) в социальной иерархии, как они оцениваются теми людьми, с которыми желает или вынужден считаться индивид, с его собственным представлением о себе и своих возможностях; нельзя недооценивать и роль подражания. Речь о том, каковы исходные предпосылки формирования направленности, еще впереди, но вряд ли можно удивляться тому, что ее первоначальное появление нередко даже вызывает разочарование, растерянность и в конце концов ведет к возникновению новой направленности.
Вообще, выдвигая психологическое понятие направленности, необходимо помнить, что она не может восприниматься как возникшее в психике индивида неизменяющееся образование. Надо полагать, что первоначально возникает лишь «эмбрион» направленности в виде не до конца осознаваемых мыслей, недостаточно ясных и не обладающих еще директивной силой. Индивид, возможно, не всегда понимает, какое значение в его жизни приобретает зародившийся строй мыслей и их логика, до конца недодуманные и еще не получившие завершения. То вдруг, то постепенно формируются мысли о том, как сложится жизненный путь. Это можно было бы назвать процессом созревания направленности. Сколько на это понадобится времени, трудно предсказать. Все зависит и от внешних обстоятельств, и от индивидуальных особенностей самого индивида. Может быть, индивид и вовсе не осознает до конца, не сможет осознать, какой могла бы стать его направленность, если бы она сформировалась.
Нельзя представлять даже сформировавшуюся направленность как четкую прямую линию, обусловливающую все побуждения, мотивы и все поведение индивида. Находясь в потоке жизни, индивид иногда внезапно открывает в себе какие-то ранее нереализованные возможности, и их он не может оставить без осуществления. Печальный опыт войн наглядно демонстрирует, как человек, далекий по своей профессиональной деятельности от деятельности, связанной с войной, неожиданно легко овладевает такой деятельностью. Мало того, он воспринимается как созданный для нее. Конечно, подобные случаи не обязательно наблюдаются только в военных видах деятельности – это хорошо знают опытные педагоги и вдумчивые руководители научных и индустриально-административных организаций.
Психологи-диагносты не вправе игнорировать динамику созревания и перестройки направленности. Их долг – уметь квалифицированно разбираться в ситуациях, в которых она находит свое выражение. Результаты применения опросников, тестов, других диагностических методик в некоторых случаях должны рассматриваться не в их абсолютном значении, но скорее как подлежащие расшифровке и декодированию показатели. На стопроцентно правильный психологический диагноз тут вряд ли можно рассчитывать; нужно прислушиваться и к высказываниям самого испытуемого.
Возвращаясь теперь к отношениям между требованиями деятельности и теми возможностями, которые сумеет противопоставить этим требованиям индивид, можно было бы наметить, допуская некоторую схематичность, три полюса этих отношений. При диагностировании они неминуемо обозначатся.
Первый полюс – когда деятельность, предстоящая или уже осуществляемая, становится, даже без усилий воли человека, его направленностью, частью его жизни. Нормативы его социальной среды не оставляют для человека ничего другого, кроме данной деятельности или нескольких деятельностей. В конечном счете такая ситуация предопределена двумя условиями: социально-культурным состоянием общества и тем, какое место в иерархической структуре общества занимает данный человек, – этим и ограничивается представленное ему «мотивационное пространство». Этот вариант непрерывно реализуется в таком обществе, в котором неустанная борьба за выживание, и не позволяет искать какую-то деятельность, кроме нескольких, традиционно сложившихся. Примеры: общества, обеспечивающие свое существование охотой, рыболовством, хлебопашеством и т. п. Этот вариант отношений может возникнуть и в социальных группах, имеющих свое сохраняющееся веками место в обществе с устойчивой иерархической структурой: одно поколение сменяется другим и все они посвящают себя какой-то деятельности – военной, медицинской, актерской и т. п. (возможно исторически и меняющей свое содержание).
Во многих случаях деятельности, о которых здесь идет речь, не предъявляют к человеку каких-то особых требований. Они могут быть осуществлены каждым нормальным человеком. Нужно только отдать им свою жизнь. Но нельзя исключить и в таких социальных группах индивида с резко выраженными генетическими особенностями, из-за которых требования, присущие жизни этих социальных групп, невыносимы. Такого индивида влечет другой круг деятельностей. В них он может, по его убеждению, реализовать свои данные, «найти себя». Нередко такие индивиды обречены на самую трагическую судьбу. Социальная группа подвергнет их остракизму. Это – девианты, но это другая тема.
Если согласиться с тем, что личностью можно назвать только того, кто неуклонно, не считаясь с трудностями и препятствиями, идет своим путем, то, наверное, нужно будет, за исключением девиантов, признать, что люди с такой направленностью, с таким отношением к своей деятельности, какое здесь обозначено, в значительной мере создаются объективными условиями своего бытия. Сложившихся в этих условиях людей справедливо было бы именовать «вынужденными личностями».
Второй полюс отношений человека к его деятельности характерен тем, что о деятельности и о направленности, по крайней мере, в том понимании, которое дается С. Л. Рубинштейном и А. Н. Леонтьевым, говорить не приходится. Таков у Л. Н. Толстого Васенька Веселовский (Толстой Л. Н., 1963).
...
Этот молодой человек во всем своем поведении сотте ilfaut – то есть ведет себя «как должно». Вся его жизнь – это бездумное следование правилам и обычаям – нормативам, господствующим в обществе, вернее, в той его части, к которой он принадлежит. Попав в дом Левина, Васенька проявляет, ничуть не смущаясь, повышенное внимание к молодой жене Левина, Кити, отнюдь не потому, что она его заинтересовала, а потому, что «так должно». Этим поведением он приводит в бешенство Левина и совершенно обескураживает Кити, которая к тому же на последнем месяце беременности. Но, как говорит Дарья Александровна, сестра Кити, «светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди» (там же). Наверное, Васенька чувствовал бы себя неловко, если бы поступил по-другому. В своей массе это «ситуативные личности», а вернее, и вовсе «неличности».
Наконец, третий полюс – глубоко мотивированное и в большей или меньшей мере осознанное стремление к определенной деятельности или к группе взаимосвязанных деятельностей. Здесь также имеет место понимание того, что только так может быть достигнуто удовлетворение, без которого сама жизнь теряет смысл, сама жизнь невозможна. Именно в этом случае и складываются люди с определенной направленностью, оставившие глубокий след в той сфере общества, в которой они и проявили себя. Они находят пути для преодоления неизбежно вставших перед ними трудностей и препятствий. Если же это преодоление оказывается невозможным, то нередко за этим следует катастрофа, духовная, а то и физическая гибель.
Л. И. Божович назвала это иногда более, иногда менее осознанное стремление к одной или к группе взаимосвязанных деятельностей направленностью (Божович Л. И., 1968). Даже поверхностный анализ причин ее возникновения показывает, что есть две достаточно резко различающиеся группы людей, у которых эти причины различны.
У одной из этих групп направленность возникает как итог мыслительной работы, как результат интуитивной и логической оценки того, что происходит в данной сфере общественной жизни и каково ее нынешнее состояние, что предстоит в будущем. В предпосылках образования такой направленности и в ее функционировании, в борьбе за осуществление той деятельности, которую она стимулирует, направленность порождает свой мотивационно-эмоциональный комплекс. Конечно, и те деятельности, в которых реализуется направленность, и те способы, которые по преимуществу выбирает субъект, реализуя свои мотивы, индивидуальны и связаны с некими присущими этому субъекту особенностями. Субъекту не остается ничего другого, как подавлять и задерживать мотивы, побуждения, идущие вразрез с его направленностью. В этих случаях иногда создается психологический конфликт. Положительное или негативное его решение одинаково трудны и болезненны для того, кому приходится переживать такой конфликт.
...
Направленность, возникшая как итог мыслительной работы, была, судя по его автобиографической книге, у П. А. Кропоткина (Кропоткин П. А., 1988). Он происходил из одной из знатнейших дворянских семей. По личному повелению императора Николая был принят в пажеский корпус и исполнял обязанности пажа при самом Александре II. Ему предстояла блестящая будущность, но она была отвергнута им. Реализуя свою направленность, Кропоткин становится постоянно преследуемым революционером-анархистом. Судя по его высказываниям, ни разу он не пожалел о своем выборе.
Вторая из описываемых групп характеризуется тем, что сама направленность у представителей этой группы возникает вследствие того, что они – по своей генетической природе – обладают какой-то резко выраженной экспрессивной особенностью. Они, по воле случайных обстоятельств, реализуют эту свою особенность, и это приносит им удовлетворение. Деятельность, принесшая им удовольствие, становится желанной, происходит формирование способностей. Настойчивое желание реализовать себя в такой деятельности становится их постоянной направленностью. Отсутствие этой деятельности порождает беспокойство, оно уже не покидает их. Такое отношение к своей деятельности часто наблюдается в среде художественно-творческих деятельностей: живописцев, поэтов, композиторов и т. п. Однако его нельзя не увидеть и в среде ученых, изобретателей, исследователей.
Возникшая у таких людей направленность иногда проявляется в том, что люди ломают, казалось бы, сложившуюся жизнь, лишь бы добиться самореализации в уже известной, испытанной ими деятельности. Талантливая оперная певица И. К. Архипова оставила свою успешно складывающуюся карьеру архитектора и посвятила свою дальнейшую жизнь оперной сцене. И это совсем не редкий случай. Формирующаяся в научной деятельности направленность также изобилует такими примерами. Нельзя не заметить, что в стремлении к такой деятельности иногда присутствуют элементы честолюбия и даже корысти. Но все же они играют второстепенную роль. Главную же роль играют мотивы, побуждающие к той деятельности, в которой люди подобного типа могут реализовать свои генетические особенности.
Нельзя оставить без рассмотрения относящихся к этой группе индивидов, которым свойственна неосознанная мотивация, предшествующая вообще направленности на какую-то конкретную деятельность. Эта преддеятельностная мотивация создает обобщенную направленность – ее мотивы даже неосознанны, но они определяют поведение индивида и его поступки. Они оказываются неожиданными и для самого индивида. Существенно лишь то, что возникшая в непредвиденных обстоятельствах деятельность непременно согласована с обобщенной мотивацией. В качестве примера можно привести эпизод из жизни А. П. Чехова.
...
Накануне своего отъезда на Сахалин в 1890 году А. П. Чехов прочитал в журнале «Русская мысль» библиографическую заметку, в которой его причислили к «беспринципным писателям». То, насколько это его оскорбило, можно усмотреть в письме редакции этого журнала, где он писал, что впредь не будет печататься в этом журнале. Мало того, он написал, что не желает даже сохранить личное знакомство с его редакторами. Судя по его письму, Чехов был уверен в том, что нет надобности специально декларировать свою принципиальность, ибо она пронизывает все его творчество (Чехов А. П., 1949).
Так выглядят в несколько упрощенном виде проявления направленности и отношения человека к его деятельности. Конечно, сам выбор деятельности основывается на том, что человеку дал его опыт, и на том, что он знает о самом себе. Ошибки при этом неизбежны. Платить за них приходится годами своей жизни. Может быть, психологическая диагностика поможет их избежать. Этому разделу психологии предстоит выявлять разнообразные черты индивида, даже не всегда связанные непосредственно с его направленностью. Какова бы ни была выбранная им деятельность, она складывается в обществе и неизбежно взаимодействует с другими деятельностями, которые осуществляются другими людьми. Это взаимодействие порождает и различные межлюдские отношения. Есть две крайние точки таких отношений: они могут складываться как благоприятно для какой-то конкретной деятельности, но могут и мешать ей, тормозить ее. Здесь можно найти множество нюансов – благоприятствование в одном и вместе с тем препятствование, помеха в чем-то другом, причем по-разному, в разные периоды развития данной деятельности. Все подобные отношения стимулируют появление всей гаммы, всего диапазона чувств и эмоций, в них-то и находят проявления различные черты индивидуальной психики. Можно предполагать, что их зафиксируют методики, которые предстоит создать для диагностирования личности. Все существующие в обществе деятельности историчны, а следовательно, историчны и взаимоотношения между субъектами их.
В этом изложении делается попытка представить в качестве объекта диагностического изучения наиболее существенные особенности личности. Как известно, в психологических работах о личности перечисляются ее различные черты, их структура, их динамика, устанавливаемые личностью отношения с действительностью и прочее. Выделение направленности как признака личности не может претендовать, как уже отмечалось, на оригинальность. Но вместе с тем есть основания для того, чтобы этот признак привлек внимание исследователя. Дело в том, что решение поставленной задачи вынуждает в настоящее время к тому, чтобы переоценить многие представленные в литературе особенности личности, когда речь идет о диагностике. Нужно исходить из того, что психология не располагает методиками, которые были бы пригодны для изучения этих особенностей. Направленность находится в более выгодном положении. Во всяком случае, можно найти методические средства, пригодные для ее выявления. В то же время следует признать, что в психологическом понимании личности это – один из ее главных признаков.
Анализ направленности создает возможность понять то, какова ее роль в созидании целостности психики и ее функционировании. В подавляющем большинстве случаев направленность – это не одномоментное психическое образование. Одна и та же направленность иногда сохраняется на протяжении всей жизни индивида, хотя и несколько изменяясь то из-за изменившихся условий жизни, то из-за того, что работа мысли углубила ее содержание и перестроила некоторые ее аспекты. Смысл самой направленности для индивида в общем остается неизменным. Таким же остается и ее основной признак: ее нельзя рассматривать вне и помимо других психических функций и свойств, но она не сводима к ним. Направленность их интегрирует и видоизменяет так, чтобы они вошли в то целое, которое она представляет.
После сказанного стоит сравнить между собой две группы индивидов.
1. Одна – люди, у которых не сформировалась направленность, да скорее всего и не сформируется (насколько об этом можно судить по их высказываниям и по их поведению).
2. Другая группа – люди, у которых, по тем же данным, направленность либо сформировалась, либо находится на какой-то стадии формирования.
Такое сравнение, если оно проведено так, что его результаты заслуживают доверия, видимо, покажет, как хаотично и непредсказуемо складывается жизнь людей, относимых к первой группе при сопоставлении их с теми, кто отнесен ко второй группе. Если иметь в виду главным образом вторую группу, то придется учитывать то, что стремления людей, выраженные в их направленности, всегда историчны (как мы отмечали выше), поскольку общество на каждом этапе своей истории представляет для выбора индивиду ограниченный круг деятельностей и присущую этому этапу их социальную иерархию. Оказывают свое влияние и некоторые деятельности, к которым проявляется общественное пристрастие, мода. Так у нас в отечестве было такое время, когда абсолютное большинство подростков высказывало желание стать космонавтами. Вряд ли такое следование моде способствует формированию подлинной направленности.
Ранее в тексте были уже выдвинуты некоторые вопросы, ответ на которые могли бы дать диагностические испытания. Какие же методики пригодны для этой цели?
Видимо, эти методики следует разделить на такие, которые диагностируют фон возникающей или возникшей направленности, и на такие, которые выявляют направленность как таковую.
Из числа методик, диагностирующих фон, должны быть выделены как наиболее значимые методики, с помощью которых исследуется индивидуальный уровень умственного развития; он позволяет судить об интеллектуальном ресурсе данного субъекта. Нужно сказать, что при знакомстве с теми психическими особенностями, которые обычно находят в психологии личности, возникает предположение, будто высокий уровень умственного развития есть обязательный признак личности. Но сама по себе направленность, как представляется, не обязательно формируется на таком фоне. В самом деле, в той группе, которая получила условное наименование – «вынужденные личности», далеко не все непременно обладают высоким умственным развитием. Достаточно вспомнить некоторых опытных моряков, военных и людей других профессий. Тем не менее это личности – люди с отчетливо выраженной направленностью. Но сочетание заведомо невысокого умственного уровня и сформировавшейся направленности можно найти и в числе тех, у кого такая направленность сложилась как итог мыслительной работы. Прекрасный пример такого сочетания приводит П. А. Вяземский. Вот что он написал о А. С. Шишкове, который, борясь за то, что он считал чистотой русского языка, старался изъять из него прочно вошедшие слова иностранного происхождения (конец XVIII – первая половина XIX века).
...
«Шишков был и не умный человек, и не автор с дарованием, но человек с постоянною волею, с мыслею ideesfixe, род литературного Лафаета non leheros des deux mendes (не герой двух миров), но герой двух слогов – старого и нового , кричал, писал всегда об одном, словом, имел личность свою и поэтому создал себе место в литературном и даже государственном нашем мире. А у нас люди эти редки, и потому Шишков у нас все-таки историческое лицо» (Вяземский П. А., 2000, с. 229).
Нельзя считать этот пример исключительным.
К инструментарию, диагностирующему фон направленности, следует отнести и психофизиологические методики, созданные для исследования свойств нервной системы (Акимова М. К., Данилов В. А., Козлова В. Т., 1992). По мере надобности в число таких методик могут быть включены и те, которые диагностируют темперамент и характер. Что касается методик, испытывающих способности, то их применение становится совершенно необходимым, если психолог предполагает, что способности и явились основой возникновения направленности (Теплов Б. М., 1985). Для испытания фона, можно полагать, с методиками больших трудностей не предвидится.
Прежде чем обсуждать, какими методиками можно было бы испытывать направленность как таковую, необходимо дать пусть приближенное понятие о ней как о психофизиологическом феномене.
Что дает нам право считать, что в диагностическом эксперименте мы имеем дело не со случайно возникшими (вероятнее всего, по ассоциациям) словесными и эмоциональными реакциями, например, при испытаниях богатства речи, памяти, мышления? Исследователь надеется и в повторных экспериментах, и, главное, во вне-лабораторной практической деятельности на то, что те данные, которые получены при диагностировании индивида, останутся, сохранятся. Он опирается на то, что испытываемые функции, являясь по существу психофизиологическими, имеют свои кортикальные базы, строго локализованы. Это и можно считать залогом их устойчивости.
Но в предыдущем изложении было показано, что направленность такой базы не имеет, поскольку она является образованием, возникшим в результате процесса интеграции самых разнообразных функций. Направленность разных индивидов не может рассматриваться как нечто тождественное, для всех одно и то же образование. Сказанное отнюдь не означает, что якобы направленность вообще формируется вне анатомо-физиологической базы, вроде бы она сущность духовного явления. Пока только в порядке гипотезы можно предположить, что база направленности – доминанта, как она дана в трудах А. А. Ухтомского. Он писал:
...
«Нормальная кортикальная деятельность происходит не так, будто она опирается на раз и навсегда определенную и постоянную функциональную статику различных фокусов как носителей отдельных функций; она опирается на непрестанную межцентральную динамику возбуждения в…центрах, определяемую изменчивыми функциональными состояниями всех этих аппаратов» (Ухтомский А. А., 1950, с. 163–164).
Автор цитирует здесь свой труд, опубликованный в 1911 году. Нужно, разумеется, специально исследовать – можно ли усматривать в доминанте кортикальную базу направленности. Во всяком случае, гипотеза представляется высоко вероятной.
В настоящее время еще не создано такой диагностической методики, с помощью которой можно было бы выявить степень устойчивости направленности, судить о ее многокомпонентном составе. Такую информацию можно получить от того, кто сохранил ее в своем опыте, в своих переживаниях. Можно обратиться к методически организованному самоотчету, опросу самого испытуемого. Он может сообщить, когда у него сложилось убеждение, что только в таких-то деятельностях он найдет самоудовлетворение, сообщит, как это решение повлияло на его последующее поведение, что заставило его пересматривать сложившееся убеждение, если это имело место и т. д. Вероятно, что-то положительное могут дать опросники, адресованные к интересам испытуемого, глубина и обширность его знаний в той области общественной жизни, которая связана с его направленностью.
Одно обстоятельство нельзя упускать: диагностика направленности – это не формальная, а содержательная диагностика. Она может существовать только при рассмотрении содержания психической жизни индивида.
Валидизация диагностических методик невозможна без сопоставления с критерием. Можно, по крайней мере начиная исследование, использовать в качестве такого критерия самоотчеты испытуемых, в которых они сами упоминают как о значительных своих действиях и поступках, реализующих их направленность. Как квалифицировать этот критерий – как объективный или как субъективный? Вообще говоря, нет ничего субъективного, что не было бы объективным, то есть реально представленным в действительности. Все субъективное существует. То, что испытуемый выделяет в своем отчете определенные события из своего прошлого, показывает, что его воспоминания нельзя рассматривать как течение случайных ассоциаций. Психологу придется, сопоставляя самоотчет испытуемого со всеми данными, полученными при диагностическом испытании, решить, насколько высказывания испытуемого заслуживают доверия и, следовательно, могут быть приняты в качестве критерия. Все же своеобразие предлагаемого критерия, видимо, не стоит расценивать как непреодолимую трудность диагностирования. Кроме того, вероятно, окажется полезным тест (в вербальном и карточном вариантах) «Как я поступлю в такой-то предложенной ситуации». Этот тест был успешно применен в исследовании Р. Валеева (1993).
Нетрудно заметить, что предлагаемая система диагностического исследования личности предъявляет высокие требования к психологу-диагносту, к его профессиональной квалификации. Тут ничего не поделаешь. Конечно, это нельзя считать каким-то недостатком научной разработки проблемы «Личность – объект психологической диагностики». Ведь речь идет о новой странице в развитии этой психологической дисциплины.
Литература
1. Акимова М. К., Данилов В. А., Козлова В. Т. Методики диагностики природных психофизиологических особенностей человека. – М., 1992.
2. Бернштейн М. С. К методике составления и проверки тестов // Вопросы психологии. – 1968. – № 1.
3. Божович Л. И. Личность и ее формирование в детском возрасте. – М., 1968.
4. Борисова М. Н., Гуревич К. М., Ермолаева-Томина Л. Б., Колодная А. Я., Равич-Щербо И. В., Шварц Л. А. Материалы к сравнительному изучению различных показателей подвижности нервной системы человека //Типологические особенности высшей нервной деятельности человека. – М., 1963. Т. III.
5. Вопросы профессиональной пригодности оперативного персонала энергосистем. – М., 1966.
6. Валеев Р. Ф. Морально-психологические особенности трудного подростка: методы их диагностики // Автореф. канд. психол. наук. – М., 1993.
7. Вяземский П. А. Старая записная книжка. – М., 2000.
8. Герасимов В . 77. Особенности учебной деятельности младших школьников в связи с подвижностью нервных процессов // Автореф. канд. дис. – М., 1976.
9. Климов Е. А. Индивидуальный стиль деятельности в зависимости от типологических свойств нервной системы. – Казань, 1969.
10. Клинберг О. Раса и психологические тесты // Курьер Юнеско. – Ноябрь 1971.
11. Кропоткин П. А. Записки революционера. – М., 1988.
12. Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. – М., 1972.
13. Леонтьев А. Н. Деятельность, сознание, личность. – М., 1977.
14. Малков Н. Е. Индивидуальные психофизиологические различия в интеллектуальной деятельности старших школьников // Автореф. докт. дис. – М., 1973.
15. Мейли Р. Структура личности //В кн.: Экспериментальная психология. Вып. V. – М., 1975.
16. Мерлин В. С. Личность как предмет психологического исследования. – Пермь, 1988.
17. Небылицын В. Д. Основные свойства нервной системы человека. – М., 1966.
18. Павлов И. 77. Клинические среды. – М.; Л., 1954. Т. 1.
19. Павловские среды. Протоколы и стенограммы физиологических бесед. – М.; Л., 1962. Т. II.
20. Проблемы дифференциальной психофизиологии. – М., 1969. Т. 6.
21. Проблемы дифференциальной психофизиологии. – М., 1972. Т. 7.
22. Проблемы дифференциальной психофизиологии. – М., 1974. Т. 8.
23. Психофизиологические вопросы становления профессионала / Под ред. К. М. Гуревича. – М., 1974.
24. Психофизиологические вопросы становления профессионала / Под ред. К. М. Гуревича. – М., 1976.
25. Равич-Щербо И. В. Генотипическая обусловленность свойств нервной системы и проблема их устойчивости //О диагностике психического развития личности. – Таллин, 1974.
26. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. – М., 1999.
27. Сиротин О. А. К вопросу о психофизиологической природе эмоциональной устойчивости спортсменов // Вопросы психологии. – 1973. – № 1.
28. Теплов Б. М. Проблемы индивидуальных различий. – М., 1961.
29. Теплов Б. М. Новые данные по изучению свойств нервной системы человека // Типологические особенности высшей нервной деятельности человека. – М., 1963 а. Т. III.
30. Теплов Б. М. Типологические свойства нервной системы и их значение для психологии // Философские вопросы физиологии высшей нервной деятельности. – М., 1963 б.
31. Теплов Б. М. Способности и одаренность // Избр. труды. – М., 1985. Т. 1.
32. Типологические особенности высшей нервной деятельности человека. – М., 1956. Т. I.
33. Толстой Л. Н. Анна Каренина // Собр. соч. – М., 1963. Т. 9. Ч. 6.
34. Ухтомский А. А. Учение о доминанте // Собр. соч. – Л., 1950. Т. 1.
35. Фогель Ф., Мотульски А. Генетика человека. – М., 1989. Т. 1.
36. Чехов А. 77. Поли. собр. соч. и писем. Письмо 765. – М., 1949. Т. XV.
37. Чуприкова 77. 77. Слово как фактор управления в высшей нервной деятельности человека. – М., 1967.
38. Шварц Л. А. Влияние различных условий тренировки на порог зрительного узнавания // Вопросы изучения высшей нейродинамики в связи с проблемами психологии. – М., 1957.
39. Экспериментальная психология / Под ред. П. Фресса, Ж. Пиаже. – М., 1963. Т. II.
40. AnastasiA. Psychological Testing. – N.Y., 1962.
41. Cattell R. В. Personality, Motivation Structure, and Measurement, – 1957. – № 9.
42. Cronbach L.J. Essential of Psychological Testing, 2nd ed. – USA, 1960.
43. Garret H. E. Statistics in Psychology and Education, 5th ed. – USA, 1962.
44. Lawshe С. H., Balma M.J. Principles of Personnel Testing. Sec. edition. – USA, 1966.
45. Manual for the Wechsler Adult Intelligence Scale. – USA, 1955.
46. Mental Test and Cultural Adaptation / ed. by L. I. Cronbach and P. I. Drenth. – Mouton, 1972.
47. Thorndike R. L., Hagen E. Measurement and Evoluation in Psychology Education. – USA, 1955.
48. Tyler L. Human Abilities // An Rev. of Psych. – USA, 1972. V. 23.
Назад: Раздел 1 Проблемы психического проявления основных свойств нервной системы
Дальше: Часть 3 Проблемы психологической диагностики
