Раздел 1 Проблемы психического проявления основных свойств нервной системы
1.1. Проблема развития дифференциальной психофизиологии
Предметом дифференциальной психофизиологии являются индивидуально-психологические различия между людьми, различия, в основе которых лежат устойчивые физиологические особенности. Изучение этих различий представляет интерес прежде всего потому, что они заметно сказываются в протекании учебной и трудовой деятельности, в приобретении и применении знаний, навыков и опыта вообще. Поэтому как с теоретической, так и с практической точек зрения имеет важное значение систематическое исследование закономерностей формирования изменений индивидуально-психологических различий в разных видах деятельности и в процессе психического развития. Одна лишь констатация этих различий – в однократном или повторных опытах-срезах при помощи специальных проб – это один из начальных и нередко не самых существенных этапов их изучения.
Как уже не раз отмечалось выше, традиционное дифференциальное направление в психологии – от Бине, Штерна и до наших дней – сосредоточивало свои усилия именно на констатации и их методических совершенствованиях. Типичный продукт этой многолетней работы представлен в тестах интеллекта и способностей. Констатации приобрели самодовлеющее значение, стали главным содержанием работы, и как будто не вызывало сомнений, что количественная характеристика психологического признака «здесь и сейчас», а в особенности – обусловленное ею ранговое место в выборке, позволяет предсказывать, что все останется неизменным и в будущем. Парадокс состоит в том, что рядом ведутся исследования двух психологических направлений – общепсихологического и дифференциального. В одних развитие изучается в различных взаимозависимостях, но без систематического и обязательного учета дифференциально-психологических черт, а в других, то есть собственно дифференциальных, из всех обусловленностей развития принимаются только те, которые предопределены индивидуальными особенностями. Видимо, ни та, ни другая сторона не могут быть удовлетворены таким положением дел.
Дело историка психологии найти причины, в силу которых деятельность двух психологических направлений пришла к такому рассогласованию. Что касается дифференциального направления, то относительно него можно высказать предположение: что оно формировалось не столько под собственно психологическими, сколько под социально-экономическими влияниями, оно формировалось под воздействием практики. Но что это была за практика? В ней было доказано, что психологические тесты устанавливают на 95–99 % тот уровень развития человека, который обусловлен его образом жизни, окружающей его средой. Но при истолковании такого рода данных следствие и причину нередко меняли местами. Тогда получалось, что не условия жизни приводят к высокому или низкому уровню развития, а напротив, высокий или низкий уровень развития предопределяет место человека в обществе – каждый находится в таких условиях, каких он по своим психологическим «достоинствам» заслуживает.
Отметим, что практика подтверждала прогнозы психологов. Это объясняется тем, что, поскольку не менялся относительно стабильный образ жизни индивидов и целых групп (не по абсолютным, а по относительным показателям), сохранились присущие им уровни психического развития. Характеристики представителей различных индивидов и групп сохраняли в подавляющем большинстве случаев свои порядковые номера.
Только во второй половине XX века психологи дифференциального направления начинают – тоже не без влияний, идущих от жизни, – осознавать, что уровень развития людей определяется условиями их жизни и ни о какой его собственной стабильности – при изменении этих условий – нечего и говорить. Об этом неоднократно приходилось писать. В частности, признается (Anastasi А., 1962), что те и другие факторы оказывают воздействие на результаты испытания, но констатировалось, что расчленить их действие невозможно.
Естественно, что такая научная атмосфера способствовала появлению методик, авторы которых, не ставя вопроса о происхождении исследуемых ими психологических и психофизиологических феноменов, все же, по смыслу своих интерпретаций, претендовали на то, что их методики выявляют стойкие и стабильные стороны психики, черты человеческой личности. Таковы методики Г. Айзенка, Р. Кэттелла, ряд проективных методик. Что, собственно, диагностируют эти методики? Психические состояния? Фиксируют сложившуюся характеристику личности как результат ее предшествующего развития? В какой степени получаемые результаты зависят от образа жизни испытуемых? От их природных или наследственных данных?
Если авторы интеллектуальных тестов решительно (и с каждым годом все решительнее) ставят такие и подобные вопросы, то в отношении упомянутых методик эти вопросы остаются открытыми, а это отнюдь не благоприятствует их научному авторитету. Нельзя признать оправданным то настороженно-критическое отношение, которое вызывают эти методики со стороны многих психологов.
И такое же отношение вызывают системы психологических (или психофизиологических) понятий, которыми оперируют авторы упоминавшихся методик – Р. Кэттелл, когда он интерпретирует результаты по своей методике, Г. Айзенк, использующий некоторые термины из гипотетической концепции К. Юнга. Непонятно, что должна делать с этими понятиями современная научная психология, которая исходит из идеи развития, – считать их несостоятельными и игнорировать, или, признав, что за ними стоят какие-то психофизиологические реальности, возможно выходящие частично или полностью за пределы законов развития, приступить к их освоению. Сколько-нибудь удовлетворительной разработки этих понятий пока не существует (что мало беспокоит самих авторов методик), а следовательно, ни для одного из приведенных выше заключений нет серьезных доводов. Между тем от того, какое из этих заключений будет принято, зависит судьба немалого числа исследований, причем некоторые из них направлены на решение практических, прикладных задач. Обладают ли они научными полномочиями, чтобы решать такие задачи? Следует заметить, что даже формальные критерии, выдвигаемые тестологией (надежность, валидность), в упоминавшихся методиках не нашли себе места, хотя нужно понимать, что эти формальные критерии не обеспечивают еще достижения теоретической ясности.
На этом фоне достаточно резко выделяется отечественная школа дифференциальной психофизиологии, школа Б. М. Теплова и В. Д. Небылицына. Мы, исследователи, работающие по принципам этой школы и по ее методическим установкам, знаем, что у этого исследовательского направления имеется немало нерешенных вопросов; некоторые из них возникнут и в данном сообщении. Выделение и обоснованная постановка таких вопросов составляет нашу важнейшую задачу, чтобы знать, на чем необходимо в первую очередь сосредоточивать силы. Но, признавая существование нерешенных теоретических, экспериментальных и методических вопросов, мы не собираемся игнорировать и достижения, поскольку они ориентируют нас в выборе перспектив дальнейшего развития.
Одним из крупных достижений должны быть признаны работы лаборатории, руководимой И. В. Равич-Щербо. В одной из публикаций этой группы приводятся данные по результатам применения некоторых, условно говоря, «классических» методик к группам моно– и дизиготных близнецов (Равич-Щербо И. В., 1974). В некоторых случаях близнецы-монозиготы сохраняют свои ранговые места в исследуемых группах практически без перемещений.
...
Вот примеры: в группе М3 (монозиготы) получены коэффициенты внутриклассовой корреляции по некоторым показателям силы нервной системы в отношении возбуждения порядка 0,9 и выше. Примерно такого же порядка коэффициенты у лиц той же возрастной группы по динамичности и по балансу этого свойства. Такие данные получены у испытуемых в возрасте 33–56 лет. Эти данные должны вызвать особое внимание потому, что они выразительно свидетельствуют о генотипических зависимостях диагностируемых свойств. Высокие коэффициенты получены по показателям подвижности (методика Хильченко – Борисовой) и лабильности.
Богатство и разнообразие экспериментальных материалов, опубликованных И. В. Равич-Щербо и ее аспирантами и сотрудниками, ставит перед исследователями новые вопросы. Некоторые из них сформулированы авторами публикаций; в частности, подлежат дальнейшей разработке наши методики. Оказались среди них такие, которые, вопреки ожиданиям, не выявили искомых зависимостей. Неясно, почему обнаруженные зависимости по-разному проявляются в связи с возрастом. Требуется и дальнейшее уточнение проблемы монометричности и многое другое. И тем не менее нельзя не сказать о том, что эксперименты И. В. Равич-Щербо значительно проясняют перспективы исследований. До определенного времени шло относительно успешное накопление убедительного материала, свидетельствующего о том, что проявления свойств нервной системы имеют определенное жизненное значение. О том, какова природа (в генетическом смысле) свойств, можно было высказываться лишь гипотетически. Теперь и эта сторона дела получила продвижение.
Исследования И. В. Равич-Щербо требуют (или дают повод) для уточнения некоторых теоретических положений тепловской школы, находящихся в непосредственной связи с проблемой развития. У психологов, не успевших вникнуть в теорию свойств нервной системы, возможно, указанная связь вызовет недоумение: о каком же развитии можно говорить, если материал свидетельствует о неизменности и стабильности свойств? Ведь генотипическая их обусловленность отчетливо видна даже в группе лиц 33-56-летнего возраста! Но принципиальное рассмотрение проблемы развития в теории свойств нервной системы было дано Б. М. Тепловым, а последующие экспериментальные исследования подтвердили ее правильность. Речь тут должна идти о психологических проявлениях свойств нервной системы.
Начиная с первых «типологических» публикаций, Б. М. Теплов постоянно и настойчиво повторял, что нет и не может быть единственной прямой связи между свойствами нервной системы, физиологическими характеристиками и их проявлением в психике и поведении. Иными словами, одни и те же количественно-качественные показатели «природного ресурса» – сочетания основных свойств нервной системы – могут неодинаково проявляться в поведении и в психической деятельности человека. Смысл слова «неодинаково» в этом случае таков: известно, что каждое свойство из числа изученных имеет не одно, а несколько проявлений. Это с полной определенностью обнаруживается в экспериментах. Б. М. Теплов писал:
...
«В настоящее время можно с уверенностью выдвинуть следующее общее положение: проявления каждого из основных свойств нервной системы образуют некоторый синдром , то есть совокупность связанных друг с другом, коррелирующих друг с другом симптомов (проявлений). Нельзя представить себе такого основного свойства нервной системы, которое имело бы только одно проявление» (Теплов Б. М., 1963 а).
Говоря о том, что свойство может проявляться неодинаково, мы и должны иметь в виду, что в некоторых жизненных или социально-психологических ситуациях у данного человека в силу определенных причин свойство постоянно проявляется каким-то определенным образом, в то время как у другого человека в других обстоятельствах это же свойство имеет (само собою, и тут имеется причинная зависимость) другое проявление. В каждом из этих случаев проявление свойства небеспричинно, исследователь в силах найти и понять, почему требовалось именно данное проявление. Но из природы самого свойства этого вывести нельзя, нужно рассмотреть те, уже не биологические и физиологические, а собственно человеческие, социально-психологические, действие которых сказалось на проявлении свойства.
Б. М. Теплов, указав на сложную природу связи свойств и их проявлений, писал:
...
«Отсюда возникает специальная научная проблема – изучение психических проявлений свойств нервной системы и типа нервной системы как характерной комбинации этих свойств» (Теплов Б. М., 1963 а, с. 8).
Первые подходы к разработке этой проблемы, вытекающие из теоретических соображений и из накопленных за последние годы материалов наблюдений и экспериментов, свидетельствуют, что она является ключевой и для проблемы развития в дифференциальной психофизиологии.
Попытаемся выделить и обозначить некоторые факторы, влияющие на эти проявления основных свойств нервной системы и оказывающие на эти проявления формирующие воздействия.
1. Относительно большая частота и повторяемость таких жизненных ситуаций (или – что то же самое – социально-психологических ситуаций), в которых для данного человека необходимо лишь какое-то одно проявление определенного свойства, другие же проявления того же свойства не необходимы. Происходит постепенное закрепление именно этого проявления. Хотя слово «тренировка» употребляется в разных значениях, условно можно назвать такое упрочение и закрепление проявления свойства тренировкой. Так же обозначим и фактор, влияющий на проявления свойств нервной системы, – фактор тренировки.
2. Не все проявления свойства встречают одинаково благоприятный отклик в окружающей человека среде. Некоторые явления оказываются социально-неприемлемыми, вызывают отрицательную демонстрацию в круге общения. Так, в одном социально-психологическом окружении может вызвать отрицательное отношение широкая общительность (которая, согласно некоторым исследованиям, может рассматриваться как проявление подвижности), в другом, напротив, вызывает неблагоприятную оценку сдержанность, необщительность (что связывается с малой подвижностью, инертностью). Таким образом, на формирование проявлений свойств нервной системы оказывает влияние фактор, который можно назвать фактором отрицательной подкрепляемости.
Оба этих фактора не предполагают непременного осознания их действия. Они действуют как бы «извне». По мере углубления в вопросы изучения профессионального труда с нашей, дифференциальной психофизиологической позиции, мы встречаемся еще с одним фактором, о котором пойдет речь.
3. На построение социального, уже – профессионального поведения (в частности, в трудных и напряженных ситуациях) оказывает воздействие управление своей психической деятельностью и поведением в целом посредством второсигнальных импульсов. Закономерностям этого процесса посвящена известная монография Н. И. Чуприковой (Чуприкова Н. И., 1967). Если одним из существенных условий действия двух предшествующих факторов выступает определенная повторяемость стимулирующих их ситуаций, то фактор второсигнального или сознательного регулирования может выступать одноактно, как следствие психологической оценки возникшей ситуации. Больший или меньший успех в таких случаях зависит от жизненного значения ситуации и ее исхода, а также от степени владения звеньями системы регулирования. Так, в известных условиях может быть если не полностью заторможен, то направлен по руслу, скрытому от другого лица-наблюдателя, поток двигательного возбуждения, иногда могут быть задержаны и сосудистые корреляты возбуждения, о чем сообщают авторы, применявшие знаменитый «детектор лжи». Впрочем, нам, при изучении фактора сознательного регулирования, приходилось вести наблюдения в более или менее обычной обстановке профессионального труда.
Для исследователя основных свойств нервной системы описанные факторы в своем совокупном действии создают достаточно сложную систему опосредствований, категорически препятствующих однозначному толкованию отношения – свойство нервной системы – его проявление.
Под воздействием указанных факторов формируется в процессе воспитания и обучения психический облик человека в онтогенезе. Действительно, дело обстоит так, что по крайней мере в отношении некоторых основных свойств нервной системы мы можем, опираясь на результаты исследований И. В. Равич-Щербо и ее лаборатории, считать доказанной их генотипическую природу. В этом смысле мы имеем право говорить об их высокой стабильности и постоянстве. Однако постоянство свойств никак не тождественно постоянству и неизменности человека, личности. Те, кто, несмотря ни на что, желают утверждать, будто такое тождество имеет место, совершают грубую ошибку: они не понимают взглядов не только Б. М. Теплова, но и самого И. П. Павлова.
В письме И. П. Павлова к Г. Н. Кованько находим такие строки:
...
«Личность человека определяется как биологической наследственностью, так и средой, условиями воспитания… Существеннейший результат как общечеловеческого эмпиризма, так и современного научного анализа есть то, что наша нервная система должна быть признана в высшей степени эластичной. Для человеческой личности открыты чрезвычайные возможности не только изменять, направлять и совершенствовать свои привычки, но в значительной степени регулировать прирожденную силу и слабость своей нервной системы» (Павлов И. П., 1954).
Каждому, кто сколько-нибудь серьезно и внимательно читал труды И. П. Павлова, хорошо известно, что он не раз в той или другой форме высказывал те же мысли. Они же получили дальнейшее развитие и конкретизацию в высказываниях Б. М. Теплова и его учеников и сотрудников.
В работах нашей лаборатории (естественно, что на них мы будем опираться в первую очередь) нам постоянно приходилось наблюдать действие описанных факторов. В частности, в исследовании В. П. Герасимова были описаны постоянно повторяющиеся формы работы учителя с классом – в данном случае объектами изучения являются ученики 4-х классов; исследователь по совокупности показателей условно выделил среди них группы «подвижных» и «инертных». С психологической позиции формы работы учителя представляют собою использование фактора тренировки: в достаточно живом темпе задаются вопросы, требующие от учеников быстрого переключения с одного учебного материала на другой. Нет надобности говорить о том, что ответы учеников и их учебная результативность зависят не от того только, как повлиял фактор тренировки на проявление их подвижности; сохраняют свое значение знания учеников, их отношение к учителю и предмету преподавания и т. п.
Но при определенном элиминировании прочих условий на первый план выступает действие этого фактора, выступает постепенное формирование того проявления «природного ресурса», которое воспроизводится в принятой учителем системе работы с классом – укрепляется определенное проявление подвижности. Другие условия работы учеников возможно обнаружатся в том, что не будет весьма высокой корреляции между лабораторными показателями подвижности и успешностью работы в практикуемых учителем формах – на успехе тренировки данного проявления подвижности отразится совокупность отношения ученика к школе, учителю и предмету. Следовательно, можно говорить лишь о статистической зависимости между фактором тренировки и проявлением свойства, а она допускает индивидуальные расхождения. В дифференциальной психофизиологии такие расхождения неизбежны.
Поскольку в описанных обстоятельствах фактор тренировки стимулирует одно из проявлений не просто подвижности, а большой или высокой подвижности, то возникает естественный вопрос – как влияет эта система работы на учеников инертного типа. Как показывает В. П. Герасимов, они находят такие приемы работы, которые позволяют им – в известных рамках – справляться с предъявляемыми требованиями. Но то, как именно это происходит, нам предстоит рассмотреть уже в несколько другой совокупности связей.
Обращаясь же к трем упоминавшимся факторам, мы могли бы апеллировать к неизменно более широкому материалу, чтобы рассмотреть действие второго фактора – отрицательного подкрепления. Учитель (не только в исследовании В. П. Герасимова) стремится затормозить такое проявление высокой подвижности, как легкая общительность. Есть такие учителя, которым это безусловно удается. Итак, одно проявление подвижности тренируется, а другое тормозится.
Не только в нашей, но и в ряде других лабораторий, с иной проблематикой, накоплены данные об управлении своим поведением. Нас интересует, в первую очередь, управление проявлениями своего «природного ресурса» и сознательный контроль над этими проявлениями. Это относится к действию третьего фактора.
На животных было установлено, что такое, например, проявление слабости нервных процессов, как переход коры в тормозное состояние при действии внезапных и сильных раздражителей, наблюдается не во всех случаях. В целом признается, что именно сильная нервная система благоприятствует развитию «нетрусливого» поведения, хотя известны и наблюдения противоречащего характера. Решающее значение придается воспитанию. Можно создать «нетрусливые» формы поведения и у слабых животных, но для этого «слабые» должны быть поставлены в особые условия. Однако для обнаружения фактора сознательного регулирования следует искать факты другого рода, такие, где определенная форма поведения, демонстрирующая как бы несовпадение между свойствами и их проявлениями, возникла бы не как следствие обращенных на индивида специальных мер извне, а возникла из его собственных внутренних побуждений (конечно, эти внутренние побуждения имеют свою детерминированность, зависят от воспитания, образа жизни, определенных влияний и пр., но во взятый нами момент мы будем наблюдать именно внутренние побуждения).
Много наблюдений, свидетельствующих о роли сознательного в динамике проявлений свойств нервной системы, накоплено в исследованиях труда водителей автотранспорта, осуществленных под руководством В. С. Клягина. В частности, как показал М. И. Серков, у водителей, которые по лабораторным показателям отнесены к представителям «слабого» типа, с возрастанием опыта и мастерства образуются приемы саморегулирования: они пускают их в ход в напряженных ситуациях, что помогает им избегать дорожно-транспортных происшествий. Значительное место среди этих приемов занимает предварительное продумывание и как бы «проживание» трудных ситуаций. Таким путем заранее устраняются те особенности раздражителей, которые могли бы понизить работоспособность водителей: трудные ситуации не выступают ни как неожиданные (они уже «прожиты» до их наступления), ни как опасные (опасные как синоним «сильные» или «чрезмерно сильные раздражители», так как все их составляющие заранее учтены и разработаны меры по их нейтрализации).
М. И. Серков показал статистически достоверную связь между «слабостью» – как показателем определенной группы водителей и приемами управления своим поведением. У «сильных» такие приемы также отмечаются, но значительно реже, а главное – они не получают в их жизни такого большого значения. Насколько эффективны эти приемы, можно судить по тому, что в довольно большой и представительной выборке водителей, подвергнутой изучению, в группе «слабых» вообще не зарегистрированы дорожно-транспортные происшествия! Вопрос подлежит дальнейшему исследованию, но и полученные результаты представляют значительный интерес и говорят о достаточно сложной связи между свойствами нервной системы и их проявлениями.
Нужно сказать, что с действием фактора сознательного регулирования мы встретились в совершенно иных обстоятельствах. В исследовании М. К. Акимовой («Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1974) были выделены группы испытуемых с высокой и низкой лабильностью в двигательном анализаторе. Той и другой группе было дано задание, после того как испытуемые прошли двигательную тренировку, работать в «контрольном опыте» в течение 25 минут, отвечая на ту же систему раздражителей, которая им предъявлялась в тренировочных опытах (два звуковых раздражителя требуют нажима на ключ, а на один отвечать не следует). Разница между тренировочным и контрольным опытами была в том, что тренировочные опыты длились не более 6,5 минуты, а контрольный был примерно в четыре раза длиннее самого длительного тренировочного. И тот и другой вид опыта – при интервале 600 мс между раздражителями – вызывал у испытуемых с низкой лабильностью или инертных большое напряжение.
М. К. Акимова, наблюдая за инертными испытуемыми и анализируя беседы с ними, отмечает, что они не просто старались быть внимательными, как лабильные, а ценой больших усилий заставляли себя полностью сосредоточиться на опыте:
• «Я вся напрягаюсь, я вся – внимание. Только бы продержаться в эти несколько минут», – говорит инертная испытуемая В. Т. после тренировочного опыта с интервалом в 600 мс;
• «Такой маленький опыт, а как устаешь после него», – это слова инертного К. В.
Анализ материалов экспериментов и высказываний испытуемых дали М. К. Акимовой основания выдвинуть предположение о том, что на результаты работы испытуемых из инертной группы влияет «произвольная второсигнальная регуляция». Автор ссылается при этом на уже упоминавшуюся монографию Н. И. Чуприковой.
Однако в этом исследовании обнаружилось, что воздействие фактора сознательного регулирования не столь уж длительное. М. К. Акимова отмечает, что произвольная регуляция, сглаживающая в течение короткого времени неблагоприятное влияние инертности, в дальнейшем отходит на второй план, так как не в силах противостоять длительное время совместному отрицательному воздействию характеристик ситуации и испытуемого (имеется в виду присущая испытуемому низкая лабильность нервных процессов. – К. Г.). Это подтверждается при анализе временного распределения ошибок в «контрольном опыте». За первые 2,5 минуты разница между лабильными и инертными испытуемыми имеется, но она не столь значительная, зато в последующие 22,5 минуты инертные делают более чем в два раза больше ошибок, чем лабильные.
Итак, М. К. Акимова, обнаружив различие между изучаемыми группами в скоростном двигательном навыке, все же признает, что при большом напряжении и после соответствующей тренировки инертные могут улучшить свою работу. В этом исследовании автор не ставил своей задачей проследить во всем объеме, насколько и при каких условиях могут быть улучшены достижения инертных, но показывает, что известные возможности у них имеются. В большинстве работ дифференциального направления исследователи обращают основное внимание на ограничения, которые возникают из-за особенностей испытуемых. Между тем, по-видимому, следовало бы ставить исследования, выясняющие, как и насколько эти ограничения могут быть сняты, какие психологические меры для этого необходимы.
При проведении работ на производстве А. И. Сухарева и Е. М. Борисова встретились с ситуацией, которая не может быть названа исключительной или редкой: инструктора и мастера поощряют скоростное выполнение приемов. Независимо от психофизиологических особенностей работницы, перед ней постоянно стоит задача – добиться высокой скорости выполнения приема. В результате, как отмечала Е. М. Борисова, около 25 % обследованных ею работниц формируются как профессионалы не на оптимальной природной основе, а как бы в разрез с ней. В массе своей работницы, достигшие высокого уровня мастерства, постоянно переходят на «оптимальную природную основу», это и показала А. И. Сухарева («Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1976).
Все это дает эмпирика, жизнь. Чтобы дать должное истолкование всем подобным наблюдениям, необходимо сделать их предметом систематического исследования. Это позволит подойти к более полному раскрытию связи между «природным ресурсом» и его проявлениями в жизни и деятельности.
В высшей степени интересные факты описаны в исследованиях В. Т. Козловой («Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1976). Они представляются достаточно типичными, хотя на них не обращалось должного внимания. Этот исследователь с помощью ряда разработанных методик определял у испытуемых лабильность нервных процессов во второсигнальной системе. Были получены данные, согласующиеся между собою по нескольким методикам. Затем испытуемым была предложена анкета, в которой перед ними ставились вопросы, касающиеся таких особенностей их психической деятельности, которые можно было связать с лабильностью во второй сигнальной системе.
При обработке анкет обнаружилось решительное расхождение у не столь уж малой группы испытуемых (14 %) между их объективными психофизиологическими характеристиками и их самооценками, как они выступили в их ответах. Было 4 испытуемых, «которые по экспериментальным данным получили диагноз лабильных, а по анкете оценили себя как инертных», и было 6 испытуемых, которые дали противоположные данные – то есть их нужно было считать инертными, судя по экспериментальным данным, но по их собственным оценкам они считают себя лабильными. Автор исследования приводит ряд достаточно обоснованных аргументов в пользу того, что к истине более близка экспериментальная характеристика, и дает объяснение, почему испытуемые «ошибались» в самооценке.
Автор говорит на этом основании о неадекватности самооценок, делит испытуемых на «адекватных» и «неадекватных» применительно к соотношению экспериментальных характеристик и самооценок. Решающее значение В. Т. Козлова придает в возникновении неадекватности «воздействиям окружающей среды, условиям воспитания в широком смысле». Несомненно, что возникшие в этом исследовании вопросы заслуживают и специальной постановки, и детальной разработки.
Проблема, поставленная более десяти лет тому назад Б. М. Тепловым, становится особенно актуальной в связи с рассмотрением в дифференциальном плане проблемы психического развития. Нужно отказаться от ограниченности, которую внесла в дифференциальную психофизиологию старая дифференциальная психология, придавшая самое большое значение констатациям. Только при этом условии мы сумеем подойти к раскрытию дифференциальных закономерностей приобретения знаний и навыков и формирования личности. Никаких объективных препятствий, мешающих вступить на этот путь, не существует.
1.2. Зависимость индивидуальных достижений от динамических особенностей психической деятельности и поведения
В психологии динамическими особенностями называют проявления в психической деятельности и поведении некоторых природных факторов, в первую очередь – основных свойств нервной системы, поскольку они относительно более изучены в настоящий момент.
Б. М. Теплов писал:
...
«Мы замечаем… что кроме… различий, относящихся к содержательной стороне психической жизни, люди различаются по некоторым скорее “формальным” особенностям своего психического склада и поведения. Эти последние особенности нередко называют динамическими особенностями» (Теплов Б. М., 1963 б, с. 5).
Обозначаемые этим термином явления не затрагивают непосредственно содержания психики – убеждений, знаний, умений и т. п. Содержание психики всегда имеет прижизненное происхождение, а свойства нервной системы – природную основу, в них представлены наследственные данные.
Динамические особенности обнаруживаются в развитии психики, в динамике деятельности – ее интенсивности, темпе, скорости переключения и т. п. От них более всего зависят индивидуальные черты личности, которые правомерно квалифицировать как ее дифференциально-психологические особенности. Их адекватное истолкование поэтому имеет большое значение для теории дифференциальной психологии и психофизиологии и для практического применения теоретических знаний.
Одно из крупных достижений Б. М. Теплова в развитии учения об индивидуальных различиях заключается в том, что он отказался от «оценочного подхода» (Небылицын В. Д., 1966). В работах И. П. Павлова и ряда его учеников и последователей некоторые свойства нервной системы (вернее, их градации или степень их представленности) получили определенную социальную оценку. В качестве известного примера можно сослаться на оценку «слабого» типа, который не раз именовался инвалидным типом, годным якобы лишь в оранжерейной обстановке («Павловские среды. Протоколы и стенограммы физиологических бесед», 1962). А о типе «сильном», «подвижном» и «уравновешанном» Павлов писал так: «…это и есть совершеннейший из типов» (там же). Б. М. Теплов не принимает такой интерпретации свойств нервной системы. Он не находит тождества между индивидуальными характеристиками по свойствам нервной системы и тем, что можно назвать социальной ценностью личности. На это указывал А. Г. Иванов-Смоленский. Полностью соглашаясь с ним, Б. М. Теплов пишет: «При любом типе нервной системы человек может иметь высокие социальные достижения» (Теплов Б. М., 1961, с. 406).
Нам кажется правомерным обратиться к аргументу, используемому Б. М. Тепловым в качестве основания для отказа от «оценочного подхода». Мы имеем в виду проблему фенотипа в его отношениях к генотипу. Именно этот вопрос стоит в центре внимания в данной статье.
...
Изучение отношения фенотипа к генотипу Б. М. Теплов признает чрезвычайно важным. Анализ понятия «тип» он начинает с различия «типа» как характерного «образца», «картины» поведения животного или человека и «типа» как «комплекса основных свойств нервных процессов». Б. М. Теплов считает, что смешение этих двух значений слова «тип» вносит путаницу, «особенно вредную для психологии, да и для физиологии высшей нервной деятельности человека» (Теплов Б. М., 1961, с. 347).
И далее: «Не существует простой однозначной зависимости между типами в том и другом смысле: типичные картины поведения и типы как комплексы свойств не могут быть просто “наложены” друг на друга». «Для психологии, – заключает он, – это положение имеет решающее значение» (Теплов Б. М., 1961, с. 349).
В дальнейшем Б. М. Теплов вновь возвращается к этим двум различным значениям слова «тип», но уже с других позиций. Нужно, согласно его взглядам, различать «тип нервной системы как прирожденную особенность нервной системы, представляющую собой комплекс определенных свойств нервных процессов («генотип» или «темперамент», по типологии Павлова), от «характера», «фенотипа» или «склада высшей нервной деятельности, выражающегося в “образе поведения человека и животного”, в окончательной наличной нервной деятельности» (Теплов Б. М., 1961, с. 382). Последние слова не оставляют сомнений в том, что Б. М. Теплов сам смотрит на дело так же, как И. П. Павлов, но только оставляет за собой право, как нам кажется, не совсем соглашаться с терминами последнего.
Выделим еще одно место из работы Б. М. Теплова, а именно то, где он приводит большую цитату из книги А. Г. Иванова-Смоленского, содержание которой сводится к тому, что под типом следует понимать не генотип, а фенотип, то есть то, что сложилось в течение индивидуального развития. Цитата эта содержит следующее утверждение:
...
«Таким образом, в окончательном виде понятие типа высшей нервной деятельности становилось для И. П. Павлова равнозначным понятию характера (в котором, конечно, получают известное содержание и особенности темперамента)» (цит. – Теплов Б. М., 1961, с. 390–391).
Б. М. Теплов возражает против такого утверждения и делает это достаточно определенно.
...
«…Нельзя не поставить, – пишет он, – в упрек А. Г. Иванову-Смоленскому то, что он свое, прямо противоположное павловскому, решение проблемы “тип и характер” приписывает И. П. Павлову, то, что он, пользуясь методом урезанных цитат, придает противоположный павловскому замыслу смысл важнейшим для решения этой проблемы местам из последних статей И. П. Павлова» (там же, с. 391). И Б. М. Теплов сожалеет, что «авторитет А. Г. Иванова-Смоленского… мешал многим научным работникам самостоятельно разобраться в сущности разногласий…» (Теплов Б. М., 1961, с. 393).
Вряд ли могут оставаться хоть какие-нибудь сомнения в том, что Б. М. Теплов, соглашаясь со взглядами И. П. Павлова, полностью отрицает толкование этого вопроса А. Г. Ивановым-Смоленским. Так же, как и Павлов, Б. М. Теплов считает реальным выделение из показателей наличной нервной деятельности специально показателей свойств нервной системы, то есть генотипа. Для того, «чтобы судить о типологическом свойстве, нужно всегда выделить из “сплава” искомый компонент (Теплов Б. М., 1961, с. 484).
Необходимо рассмотреть важнейший вопрос: что относится к природной организации типа нервной системы? Существовала точка зрения, согласно которой к природной организации типа нервной системы следует относить все те свойства нервных клеток и нервных процессов, которые к моменту нашего изучения животного и определения типа оказались устойчивыми, прочно закрепленными и имеют все основания сохраниться в таком виде и в последующей жизни животного.
Можно ли, следуя логике Б. М. Теплова, согласиться с этой точкой зрения? В соответствии с ней есть как будто два источника генеза свойств нервной системы (то есть генотипа): наследственные данные и факторы среды, которые действуют на организм на ранних этапах онтогенеза и даже во время внутриутробного развития. Но воздействия факторов среды, когда бы они ни происходили, формируют только фенотип. Названная точка зрения ведет, таким образом, к изучению в качестве природной организации типа нервной системы не генотипа, а фенотипа. Это противоречит всей логике рассуждений Б. М. Теплова.
Когда бы ни образовался фенотип, прижизненно или в период внутриутробного развития, он есть фенотип. Для исследователя, занимающегося индивидуальными различиями, важно не только констатировать те или другие динамические особенности, но иметь понятие об их происхождении, то есть представлять их прошлое и предвидеть их будущее. По этой причине различие гено– и фенотипических признаков имеет для него принципиальное значение.
Поэтому слова самого Б. М. Теплова о том, что природный, или врожденный, тип берется в том виде, каким он сложился «к моменту нашего изучения», должны рассматриваться, по нашему глубокому убеждению, только как необходимая и неизбежная дань воззрениям того времени. Другое толкование свойств нервной системы – признание их генотипическим образованием, наоборот, ни в коей мере не противоречит всем последующим построениям Б. М. Теплова, адекватно генетической науке.
«Оценочный подход» к свойствам нервной системы должен быть отвергнут с позиций толкования взаимоотношения генотипа и фенотипа и проявлений того и другого. Любой генотипически обусловленный признак имеет не одно единственное, а многие проявления, образующие широкий, хотя и ограниченный природой каждого признака, спектр. В жизни и деятельности обычно закрепляется то проявление, которое в данных конкретных условиях в наибольшей степени способствует осуществлению задач, стоящих перед субъектом, соответствует его потребностям, его целям. Но это значит, что нельзя утверждать, что такое-то свойство нервной системы следует признать ценным, нужным, а какое-то другое – вредным и ненужным. Всегда может быть так, что в какой-либо определенной ситуации свойство, кажущееся вредным, в действительности еще не проявилось так, как оно могло бы проявиться.
Все сказанное, повторим, свидетельствует о том, насколько осторожным нужно быть исследователю, когда он должен вынести суждение о динамических сторонах психики и наметить выводы о возможных ограничениях в достижениях субъекта. Ошибки здесь очень возможны.
Но можно ли, исходя из этого, считать, что динамические стороны психики вообще не устанавливают никаких пределов субъективного овладения ситуацией (в учебной и трудовой, а также в спортивной деятельности)?
Вопрос об индивидуальных возможностях достижений может быть поставлен и решен правильно только с учетом взаимосвязи генотипа и фенотипа и реализации первого во втором. Поскольку каждый генотипический признак (а применительно к нашему материалу – каждое свойство нервной системы) обладает некоторым диапазоном проявлений, то очевидно, что рассматривать возможности индивидуальных достижений в конкретной учебной, или трудовой, или спортивной деятельности следует только с точки зрения целесообразного использования любого из этих проявлений (потенциально содержащихся в диапазоне данного свойства). Может оказаться, что в данный период времени господствующая методика обучения навыкам, приемам не будет способствовать реализации того проявления данного свойства, которое соответствовало бы тактике и стратегии самого субъекта в использовании своих природных ресурсов. Однако по литературным данным следует признать, что в определенных случаях уровень возможных достижений лимитируется также и самой сущностью имеющегося у субъекта индивидуального комплекса свойств нервной системы как его генотипа.
В тех случаях, когда достижения ограничиваются несоответственным выбором проявлений генотипа, неправильной тактикой и стратегией в использовании возможностей, в этих случаях нельзя говорить об ограниченности индивидуальных возможностей, а лишь о неиспользовании рациональных путей к достижениям. Менее благоприятным (или совсем неблагоприятным) будет прогноз в тех случаях, когда границы достижений предопределены самим генотипом. В связи с этим не отменяется ли положение Б. М. Теплова, утверждавшего, что «при любом типе нервной системы человек может иметь высокие социальные достижения»? Мы полагаем, что это последнее положение полностью сохраняет свою силу, но его следует – при необходимости подробного истолкования – дополнить словами «хотя и в не любом виде деятельности».
Одно из первых исследований, показавших ограничение достижений, зависящее от силы нервной системы, принадлежит В. И. Рождественской. У испытуемых вырабатывалась функциональная мозаика в слуховом анализаторе – условные рефлексы на пять звуков одной высоты, но разной интенсивности. При этом диагностировалась сила нервной системы по отношению к возбуждению. У тех, кто по результатам диагноза был отнесен к обладателям сильного процесса возбуждения, выработка мозаики проходила успешно. У лиц со слабым процессом возбуждения такую мозаику выработать не удалось, причем даже наличие сознательной дифференциации звуков, их сознательного различения не способствовало ее образованию («Типологические особенности высшей нервной деятельности человека», 1956). Это исследование – прекрасная модель для целого класса принципиально сходных случаев выработки функциональной мозаики. Данная работа указывает на существование весьма значимой и подлежащей специальному изучению реальности.
Значительное число исследований возможных ограничений в достижениях было проведено в естественных условиях. Такова, например, работа по определению профессиональной пригодности оперативного персонала энергосистем, выполненная с участием и под руководством одного из авторов данной статьи («Вопросы профессиональной пригодности оперативного персонала энергосистем», 1966). В ней показано, на кого и как влияют трудные «катастрофические» ситуации. Оказалось, что растерянность, в ряде случаев доходящая до шока, наблюдается у лиц с относительной слабостью нервной системы Сходные результаты, но на совершенно ином материале были получены О. А. Сиротиным (Сиротин О. А., 1973) и другими. В этих работах описаны характерные картины переживаний и поведения лиц с разным диагнозом силы процесса возбуждения и в итоге показаны (правда, вырисовывающиеся пока еще в общих чертах) пределы возможных для них профессиональных достижений. Отмечая эти результаты, надо со всей категоричностью подчеркнуть абсолютную неправомерность вывода, будто бы жизненно важным положительным свойством может выступать только сила нервных процессов. Такого рода вывод в корне ошибочен. В ряде исследований показана положительная роль и слабости нервной системы, а также важная или решающая роль других свойств нервной системы, в частности лабильности нервных процессов, особенно в двигательном анализаторе.
Скорость выполнения двигательных актов – одно из частных условий успешности выполнения разных видов деятельности. Вместе с тем скоростные характеристики считаются обычно непостоянными и легко изменяемыми. Можно добиваться известного сглаживания индивидуальных различий в скорости выполнения действий. Верно, что во многих видах деятельности и в различных профессиях требования к скорости далеки от предельных и добиться повышения скорости после тренировки могут люди с различными свойствами нервной системы. Однако это удается все же не всегда. В частности, М. К. Акимовой в лабораторном диагностическом эксперименте была установлена, например, связь успешности формирования двигательного скоростного навыка с лабильностью нервных процессов в двигательном анализаторе. Результаты исследования позволили сделать вывод, что инертность (понимается как низкая градация лабильности) все же препятствует формированию и функционированию скоростного навыка. После длительной тренировки инертные достигали успеха (увеличение скорости), но лишь в кратковременных опытах и за счет воздействия произвольной регуляции. Продолжительность такого воздействия была небольшой, и при увеличении длительности опыта успешность инертных падала и оказывалась несравнимо ниже достижений лабильных.
Для практической проверки выводов лабораторного исследования была избрана профессия циркового артиста – жонглера. Сопоставлялись успешность овладения навыками жонглирования с результатами диагноза по лабильности. Было показано, что инертность как градация свойства нервной системы ограничивает возможность формирования навыка жонглирования, хотя высокая мотивация обучающихся не вызывала сомнений («Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1974).
Таким образом, и это исследование говорит о том, что свойства нервной системы ограничивают возможности достижений. Однако такое ограничение имеет место лишь в относительно небольшом круге видов трудовой и учебной деятельности, и перед психологами стоит важная задача более ясного и отчетливого выделения их. Гораздо чаще встречаются такие виды деятельности, в которых за счет использования широкого диапазона проявлений одного и того же свойства открыты возможности успешных достижений практически для всех людей, независимо от их генетически детерминированных черт, в первую очередь – сочетания их свойств нервной системы. Это подтверждается и работами нашей лаборатории, и работами, выполненными под руководством Е. А. Климова (1969).
Обратим внимание еще на одно обстоятельство. Нередко исследователи не различают гено– и фенотипические черты. Следствием этого бывает приписывание характеристик генотипических черт фенотипическим и наоборот. Отсюда возникают теоретические и практические неясности, ведущие к различным необоснованным заключениям. Можно ли, например, связывать с различиями по силе, подвижности, лабильности и т. п. успехи школьников в обучении? Нам кажется, что для этого нет никаких оснований. Школьное обучение в целом представляет собой такую деятельность, которая не предъявляет специфических требований к генотипически обусловленным чертам учащихся. Успех или неуспех в обучении может быть объяснен тем, насколько сформировались черты фенотипа, соответствующие требованиям учебного процесса. Поэтому существенное значение имеют исследования формирования фенотипических черт и управления ими.
Трудно согласиться с утверждением, что «в обычных условиях воспитания и обучения, когда не создается каких-то особых исключительных условий для отдельных детей, динамическая, нервная сторона деятельности в какой-то мере определяет у них успешность приобретения знаний» (Малков Н. Е., 1973, с. 27). Неприемлемо и особое понятие «нервной даровитости» (Малков Н. Е., 1973, с. 27). Нет достаточных оснований и для утверждения, что «слабые» школьники с учебными заданиями справляются хуже обладающих сильной нервной системой.
Вместе с тем несомненно, что в отдельных видах учебных заданий и в отдельных формах учебной деятельности могут выступать как положительные, так и отрицательные стороны учащихся с различными природными данными. Это объясняется и самой сущностью природных данных, и несформированностью таких динамических сторон психики, которые могли бы нивелировать отрицательные стороны и выявить положительные.
Известны экспериментальные данные, говорящие о влиянии структуры задач на успешность решения их лицами и с разными характеристиками, в частности, по силе нервных процессов в отношении возбуждения (Акимова М. К., 1976). Показано, что задачи одного логического типа (например, требующие тщательного отбора информации и ее систематизации) значимо легче даются лицам со слабой нервной системой, в то время как задачи другого логического типа (например, с одновременным удерживанием в памяти нескольких требований к выполнению действий) успешнее решаются испытуемыми с сильной нервной системой («Психофизиологические вопросы становления профессионала», 1976). В другом исследовании (Герасимов В. П., 1976) также обнаружились учебные ситуации, способствовавшие успешности работы учащихся с разными градациями свойств; в одних преимущество оказывалось на стороне школьников с большей, в других – с меньшей подвижностью нервных процессов.
Все сказанное, как нам представляется, свидетельствует, что вопрос о влиянии динамических сторон психической деятельности и поведения на возможности достижений в том или в другом виде деятельности должен решаться в соответствии с общими научными результатами, полученными в процессе дальнейшего развития теоретических представлений Б. М. Теплова. Вместе с тем мы отдаем себе отчет в том, что рассмотренная в данной статье проблема нуждается в более глубокой и разносторонней разработке и особенно в широко представленных экспериментах как в лабораторных условиях, так и в условиях разных видов деятельности, в первую очередь учебной и производственной.
