Книга: Богач, бедняк
Назад: 1
Дальше: 3

2

Часы показывали без пяти двенадцать, но Гретхен продолжала печатать. Была суббота, и остальные девушки уже кончили работу и прихорашивались, собираясь уходить. Луэлла Девлин и Пат Хаузер пригласили Гретхен пойти с ними пообедать, но у нее сегодня не было настроения слушать их пустую болтовню. К сожалению, она уже почти все допечатала и не было оснований задерживаться.
Вот уже два дня Гретхен, сказавшись больной, не появлялась в госпитале. Сразу после работы она возвращалась домой и никуда не выходила. Она была слишком взвинчена, чтобы сидеть с книгой, и поэтому решила разобрать свой гардероб: стирала и без того идеально чистые блузки и в который раз утюжила безукоризненно отглаженные платья. Когда никакой работы уже не оставалось, мыла голову и укладывала волосы, делала маникюр, упорно предлагала сделать маникюр Руди, хотя всего неделю назад привела его ногти в порядок.
В пятницу она никак не могла уснуть и поздно вечером, когда все уже спали, спустилась в пекарню к отцу. Тот взглянул на нее с удивлением. Но промолчал. И ничего не сказал, даже когда она села на стул и поманила кошку: «Кис-кис». Кошка повернулась к ней спиной и ушла прочь: ода знала, что от людей добра ждать нечего.
— Пап, — сказала Гретхен, — мне надо с тобой поговорить.
Джордах выжидающе молчал.
— На этой работе у меня нет никаких перспектив, меня никогда не повысят, и жалованье мне тоже не прибавят… К тому же после войны производство обязательно сократится, и меня могут просто уволить.
— Война еще не кончилась, — заметил Аксель, — и еще полно идиотов, ожидающих своей очереди на тот свет.
— Я подумала, может, мне лучше поехать в Нью-Йорк и подыскать там хорошее место? Я неплохой секретарь, а в нью-йоркских газетах полно объявлений с предложениями самой разной секретарской работы, за которую платят в два раза больше, чем я сейчас получаю.
— Нет, — отрезал Аксель.
— Почему?
— Потому что я сказал «нет».
— Пап, но ведь я смогу посылать домой гораздо больше денег…
— Нет, — не дослушав, повторил Джордах. — Когда тебе исполнится двадцать один год, можешь уезжать куда угодно, а сейчас тебе только девятнадцать, и придется терпеть гостеприимство родительского дома еще два года. Улыбайся и терпи. — Он вынул пробку из бутылки, сделал большой глоток виски и нарочито грубо вытер губы тыльной стороной ладони, измазав лицо мукой.
— Я должна уехать из этого города, — настаивала Гретхен.
— Есть города и похуже, — сухо ответил Джордах. — Поговорим об этом через два года.
В пять минут первого Гретхен сложила в ящик стола аккуратно отпечатанные бумаги. Все служащие уже ушли. Она закрыла машинку чехлом, пошла в туалет и посмотрела на себя в зеркало. Лицо у нее горело. Она умылась холодной водой, затем достала из сумочки флакон, смочила духами палец и легонько прикоснулась к мочкам ушей.
Оказавшись на улице, она не сразу сообразила, что идет к автобусной станции. Шла медленно, то и дело останавливаясь перед витринами магазинов. Разумеется, она не собиралась ехать ни на какую пристань. Был день, ярко светило солнце, и все ночные фантазии остались позади. А впрочем, почему бы не проехаться вдоль берега? Потом можно будет где-нибудь сойти и подышать свежим воздухом.
За квартал до станции Гретхен увидела Томаса. Он стоял возле аптеки, окруженный ребятами довольно хулиганского вида. Они играли в расшибалочку, бросая об стенку монеты. Одна девушка, работавшая вместе с Гретхен, была в среду в кинотеатре «Казино» и видела драку Тома с солдатом. «Твой брат — это что-то жуткое, — говорила она потом Гретхен. — Такой маленький и такой злой. Прямо змея какая-то. Не хотела бы я иметь такого братца». Гретхен сказала Тому, что знает про драку. Вообще-то она и раньше не раз слышала о нем подобные истории. «Ты мерзкий тип», — сказала она ему, но он только самодовольно ухмыльнулся.
Если бы Том заметил ее, она повернула бы обратно, но он был слишком увлечен игрой.
Гретхен вошла в здание автовокзала и взглянула на часы. Без двадцати пяти час. Автобус наверняка ушел пять минут назад, и она, разумеется, не будет торчать здесь еще целых двадцать пять минут, дожидаясь следующего. Но оказалось, что автобус опаздывал и все еще стоял на остановке. Гретхен подошла к кассе.
— Один билет до пристани.
Автобус тронулся. За окном мелькали деревья, зеленеющие молодой листвой; проносились дома, поблескивала лента реки. Все казалось чисто вымытым, прекрасным и нереальным.
— Пристань, — объявил водитель.
Гретхен сошла и остановилась на обочине. Кругом ни души. Конечно же, она не пойдет в тот дом на берегу реки. Пускай стынет обед, а бутылки с виски так и стоят неоткупоренными. Пускай ее поклонники в ожидании бесцельно слоняются по берегу — откуда им знать, что предмет их желаний уже здесь, рядом, откуда им знать, что она затеяла всю эту рискованную игру, чтобы подразнить их! Ей хотелось смеяться, но она боялась нарушить мертвую тишину.
Как было бы восхитительно зайти в этой игре еще дальше! Пройти полпути по усыпанной гравием тропинке и, смеясь про себя, вернуться обратно. А еще лучше, сняв туфли и в одних чулках, неслышно ступая по прошлогодним листьям, пробраться через лес к реке и, спрятавшись за деревьями, посмотреть, как двое мужчин поджидают ту, что должна утолить их похоть. И затем, побывав на краю пропасти, спастись бегством, неслышно улизнуть обратно, чувствуя свое превосходство.
Гретхен перешла дорогу и уже собралась войти в лес, когда вдруг послышался шум быстро приближающейся машины. Она остановилась, делая вид, будто ждет автобуса в Порт-Филип: ей не хотелось, чтобы кто-нибудь видел, как она входит в лес, — тайна прежде всего!
Машина сбавила скорость и затормозила. Гретхен даже не взглянула на нее. Она стояла, устремив взгляд в ту сторону, откуда должен был прийти автобус, хотя прекрасно знала, что его не будет еще по крайней мере полчаса.
— Добрый день, мисс Джордах, — раздался мужской голос. Гретхен почувствовала, как ее лицо заливает краска. «Чего это я краснею как идиотка?» — промелькнуло у нее в голове. В конце концов, она имела полное право приехать сюда. Ведь никто не знает про тех двух парней, про обед, выпивку и восемьсот долларов. Она не сразу узнала мистера Бойлана, владельца кирпично-черепичного завода, носившего его имя. Он сидел в «бьюике» с откидным верхом. До этого Гретхен видела его всего раз или два, когда он приходил на завод. Стройный блондин, загорелый, чисто выбритый, с пушистыми светлыми бровями, ботинки начищены до блеска.
— Добрый день, мистер Бойлан, — ответила Гретхен, не двигаясь с места. Она не хотела подходить ближе, боясь, что он заметит, как она покраснела.
— Как вас сюда занесло? — В его голосе звучало уверенное превосходство. И в то же время он сказал это так, словно был изумлен, что симпатичная молодая девушка в туфлях на высоких каблуках совершенно одна стоит у самого леса.
— Сегодня такой чудесный день, — почти заикаясь, сказала Гретхен. — Я часто позволяю себе небольшие прогулки, когда рано освобождаюсь.
— Вы гуляете одна? — недоверчиво спросил он.
— Я люблю природу, — вымученно ответила Гретхен и, увидев, как он с улыбкой взглянул на ее туфли, безнадежно соврала: — Вот и сегодня неожиданно для себя села в автобус и приехала сюда. Теперь жду автобуса обратно в город. — В этот момент за ее спиной раздался шорох, и она в ужасе резко обернулась, уверенная, что солдатам надоело ждать и они решили встретить ее на остановке. Но это просто белка перебегала тропинку.
— Что с вами? — спросил Бойлан, озадаченный ее нервозностью.
— Мне показалось, змея ползет, — сказала Гретхен и с отчаянием подумала: «О боже, все пропало!».
— Для любительницы природы вы что-то слишком пугливы, — серьезно заметил Бойлан.
— Я боюсь только змей, — поспешно ответила Гретхен. Трудно было себе представить более глупый разгр.
— А вы знаете, ведь автобуса еще долго не будет, — взглянув на часы, сказал Бойлан.
— Это неважно, — широко улыбнулась Гретхен, точно ждать автобус у черта на куличках было ее излюбленным занятием в субботний день. — Здесь так хорошо, тихо.
— Разрешите задать вам один серьезный вопрос?
«Начинается, — подумала она. — Сейчас он спросит, кого я здесь жду? — И начала судорожно обдумывать, кого бы ей назвать. — Брата? Подругу? Медсестру из госпиталя?..». Углубившись в мысли, она не расслышала его следующего вопроса.
— Простите, вы что-то сказали?
— Я спросил, вы уже обедали, мисс Джордах?
— Вообще-то я не голодна. Я…
— Тогда садитесь, — махнув рукой, пригласил Бойлан. — Я вас возьму с собой. Ужасно не люблю обедать один. — Он перегнулся через сиденье и открыл ей дверцу.
Послушно, точно ребенок, которому приказывают взрослые, Гретхен перешла дорогу и села в машину. Не будь он ее боссом и к тому же таким старым — ему было лет сорок, сорок пять, — она сумела бы как-нибудь отказаться. Теперь она жалела о несостоявшейся рискованной прогулке через лес, об утраченной возможности продолжить эту почти непристойную игру: быть может, солдаты увидели бы ее и бросились преследовать…
— Вы знаете ресторанчик «Постоялый двор»? — спросил Бойлан, включая зажигание.
— Я слышала о нем, — ответила Гретхен. Это был дорогой ресторан при маленькой гостинице на обрыве над рекой.
— Неплохое местечко, — заметил Бойлан. — Там можно выпить приличного вина.
Всю дорогу они ехали молча: он вел машину быстро, и сильный ветер мешал вести разгр. Временами Бойлан поглядывал на нее с легкой иронической улыбкой. Он явно не поверил ни одному ее слову. Впрочем, в этом нет ничего удивительного: и впрямь, как она могла оказаться за тридевять земель от города, бессмысленно ожидая автобуса, который придет не ранее чем через полчаса.
В давние времена, когда из Нью-Йорка в северные штаты ездили на дилижансах, гостиница «Постоялый двор» служила почтовой станцией. На лужайке перед красным с белой отделкой зданием стояло на подпорках огромное колесо старинного фургона.
Гретхен наскоро причесалась, чувствуя себя неловко под взглядом Бойлана.
— Самое прекрасное зрелище, какое может увидеть мужчина в своей жизни, — это причесывающаяся девушка. Недаром, видимо, многие художники выбирали именно такой сюжет, — заметил он.
Гретхен не привыкла слышать подобные вещи. Никто из ребят в школе и никто из молодых людей, увивавшихся за ней на работе, не говорил так. И она сейчас даже не могла понять, нравится ей это или нет. Ей почему-то показалось, что Бойлан таким образом вторгается в ее личную жизнь. Она достала помаду, собираясь подкрасить губы, но Бойлан остановил ее.
— Не надо, — авторитетно заявил. — И так достаточно. Более чем достаточно. Пошли.
С поразительным для своего возраста проворством он выскочил из машины, обошел кругом и открыл ей дверцу. «Вот это воспитание!» — машинально отметила про себя Гретхен, следуя за ним в гостиницу. На нем был пиджак из твида в едва заметную мелкую клеточку, серые брюки из тонкой шерстяной ткани, мягкая кашемировая рубашка, а вместо галстука шейный платок. Коричневые туфли или, вернее, как она узнала позже, ботинки для верховой езды, начищены до блеска. «Он ненастоящий, точно из Какого-то журнала, — подумала Гретхен. — Почему я рядом с ним?»
Ей казалось, что по сравнению с ним она одета безвкусно. Она чувствовала себя неуклюжей в темно-синем платье с короткими рукавами, которое сегодня утром так долго выбирала. Гретхен не сомневалась, что Бойлан уже жалеет о своем приглашении. Но он открыл перед ней дверь и, слегка поддерживая ее за локоть, повел в бар, отделанный в стиле таверн восемнадцатого столетия: мореный дуб, а на стенах оловянные кружки и тарелки. В баре сидели всего две пары. Бойлан подвел Гретхен к стойке и помог сесть на высокий деревянный табурет. К ним тут же подошел негр-бармен в белоснежной накрахмаленной куртке, стерильно чистый, точно хирург перед операцией, и услужливо улыбнулся.
— Добрый день, мистер Бойлан. Что будет угодно, сэр?
— Дорогая, что вы будете пить? — повернулся к ней Бойлан.
— Все равно, — ответила Гретхен. Откуда ей было знать, что она будет пить, если крепче кока-колы она никогда еще ничего не пила. Она с ужасом ждала, когда принесут меню — оно наверняка на французском, а она в школе учила испанский и латынь. Латынь!
— Кстати, надеюсь, вам уже есть восемнадцать?
— Конечно, — ответила Гретхен, зардевшись. Ну почему она всегда так некстати краснеет? Слава богу, в баре было темно.
— Я не хочу, чтобы меня привлекли к суду за развращение несовершеннолетних, — улыбнулся Бойлан и обратился к бармену: — Бернард, приготовь для дамы что-нибудь сладкое. Пожалуй, лучше всего твой ни с чем не сравнимый, бесподобный дайкири.
«Ни с чем не сравнимый, бесподобный», — повторяла про себя Гретхен. Слова-то какие. Никто сейчас так не говорит. И возраст у нее не тот, и одета она не так, и накрашена тоже не так — все это настроило ее враждебно. Наблюдая, как Бернард выжал лимон, а затем, смешав сок со льдом, начал ловко трясти шейкер в больших черных руках с розоватыми ладонями, она почему-то вспомнила слова Арнольда: «Адам и Ева в раю». Если бы мистер Бойлан хоть чуть-чуть догадывался… Он не стал бы снисходительно шутить о развращении несовершеннолетних.
Пенистый напиток был удивительно вкусным, и Гретхен выпила его залпом, как лимонад. Бойлан смотрел на нее, с театральным изумлением подняв брови.
— Бернард, повтори, пожалуйста, — сказал он и, когда бармен поставил перед ней второй дайкири, заметил: — Могу я дать вам совет, детка? На вашем месте второй коктейль я бы пил помедленнее. Все-таки в нем ром.
— Я знаю, — с достоинством ответила она. — Просто мне очень хотелось пить. Я долго стояла на солнце.
— Понимаю, детка.
«Детка». Никто никогда не называл ее так. Ей нравилось это слово и манера Бойлана произносить его — спокойно, неназойливо.
Вскоре, держа в руках два меню, в бар вошел метрдотель и с легким поклоном сказал:
— Рад вас видеть, мистер Бойлан.
Все были рады видеть мистера Бойлана в его до блеска начищенных ботинках.
— Мне заказать и для вас? — спросил он.
Гретхен не раз видела в кино, что мужчины в ресторанах заказывают за своих дам. Но одно дело — видеть это на экране и совсем другое — когда такое же случается с тобой в жизни.
— Да, пожалуйста, — ответила она и с восторгом подумала: — Ну прямо как в романе.
Бойлан и метрдотель коротко, но очень серьезно обсудили меню, вина. Затем метрдотель ушел, сказав, что пригласит их в зал, когда стол будет накрыт. Бойлан достал золотой портсигар и предложил ей сигарету. Гретхен отрицательно покачала головой.
— Вы не курите?
— Нет. — Она почувствовала, что не отвечает стандартам этого ресторана. И то, что она не курит, идет вразрез со всей ситуацией. Несколько раз она пробовала курить, но у нее тотчас начинался кашель и краснели глаза. Кроме того, ее мать курила сигарету за сигаретой, а Гретхен не желала ни в чем походить на мать.
— Вот и отлично, — сказал Бойлан, прикуривая от золотой зажигалки. — Мне не нравится, когда девушки курят. Сигареты убивают аромат юности.
«Словоблудие. Выпендривается», — подумала Гретхен, но без раздражения: он явно старался произвести на нее впечатление, и это льстило ей. Неожиданно она ощутила запах своих духов и забеспокоилась, не покажется ли ему этот запах дешевым.
— Признаться, меня очень удивило, что вам известна моя фамилия. Я видела вас на заводе всего раз или два, и вы никогда не заходили в наш отдел.
— А я вас сразу заметил и никак не мог понять, что может делать девушка с вашей внешностью в таком паршивом заведении, как «Кирпич и черепица Бойлана».
— Ну, не так уж там плохо, — возразила Гретхен.
— Вот как? Рад слышать. А у меня сложилось впечатление, что все мои служащие ненавидят завод, и я взял за правило появляться там не чаще раза в месяц, и то не дольше чем на пятнадцать минут. Этот завод действует мне на психику.
Появился метрдотель.
— Все готово, сэр, — сказал он.
Они пошли за ним через зал ресторана. Занято было всего восемь — десять столиков. Полковник в компании молодых офицеров, несколько пар в твидовых костюмах.
Пока они двигались через вал к своему столику у окна, разговор смолк. Она почувствовала взгляды молодых офицеров и поправила прическу. Жаль, что Бойлан такой старый.
Метрдотель принес бутылку красного французского вина, а немедленно появившийся официант поставил на стол первое блюдо. В «Постоялом дворе» явно не испытывали недостатка в рабочих руках.
Бойлан поднял за нее бокал, и они сделали по глотку. Вино было теплое и, как ей показалось, отдавало пылью. Но она была уверена, что со временем ей понравится этот привкус.
— Надеюсь, вы любите мякоть пальм? — спросил он. — Я привык к этому блюду, живя на Ямайке. Это было давно, еще до войны, конечно.
— Очень вкусно, — ответила Гретхен, хотя сочла блюдо совершенно безвкусным. Зато приятна была сама мысль, что ради того, чтобы подать ей крохотную порцию этого деликатеса, потребовалось срубить целую пальму.
— После войны, — продолжал Бойлан, ковыряя вилкой в тарелке, — я собираюсь обосноваться на Ямайке. Буду круглый год загорать на белом песке. Когда наши парни вернутся с победой домой, жизнь в Штатах станет невыносимой. Там, где могут жить герои, неподходящее место для Теодора Бойлана. Непременно приезжайте навестить меня.
— Обязательно, — ответила Гретхен. — При моем жалованье на заводе Бойлана мне в самый раз прокатиться на Ямайку.
Он засмеялся:
— Наша семья больше всего гордится именно тем, что с тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года мы упорно недоплачиваем нашим служащим.
— Семья? — переспросила Гретхен. Насколько ей было известно, он был единственным Бойланом в Порт-Филипе. Все в городе знали, что он живет совершенно один (не считая слуг, конечно) в особняке за каменной оградой огромного поместья за городом.
— Мы целая империя, — сказал Бойлан. — Наши славные владения простираются от Атлантики до Тихого океана, от поросшего соснами штата Мэн до пропахшей апельсинами Калифорнии. Кроме цементного и кирпичного заводов в Порт-Филипе существуют еще судостроительные верфи Бойлана, нефтяные компании Бойлана, заводы тяжелого машиностроения Бойлана. Они разбросаны по всей этой великой стране, и во главе каждого такого предприятия стоит Бойлан. Мои братья, дяди, кузены поставляют военные материалы любимой отчизне с прибылью для себя. Есть даже один генерал-майор Бойлан, который во имя нации наносит решительные удары по службе снабжения в Вашингтоне. Стоит в воздухе запахнуть долларом, как первым в очереди будет стоять какой-нибудь Бойлан.
Гретхен не привыкла, чтобы кто-нибудь так пренебрежительно отзывался о своих родственниках, и ее неодобрение, по-видимому, отразилось на ее лице.
— Я вас шокировал? — усмехнулся Бойлан. — Но я вовсе не такой плохой. У нашей семьи есть одно достоинство, и его я ценю безоговорочно. Мы богаты. О-очень, о-очень богаты, — засмеялся он.
— И все же, — сказала Гретхен, надеясь, что он не такой циничный, каким хочет казаться, и просто устроил представление, чтобы поразить легковерную девчонку, — и все же вы работаете, Бойланы много сделали для нашего города…
— О, это уж точно. Они из него всю кровь выпили. Не спорю, они питают к этому городу сентиментальные чувства. Порт-Филип — самое незначительное владение в нашей империи, не стоящее того, чтобы на него тратил время истинный, стопроцентный, энергичный отпрыск семейства Бойланов. Но тем не менее Бойланы держат Порт-Филип при себе. Ваш покорный слуга, последний по значению в семье, уполномочен жить в захудалом провинциальном родовом поместье, чтобы два раза в месяц, являя себя служащим завода, демонстрировать величие и могущество Бойланов. И я выполняю этот ритуал с должным уважением, а сам не дождусь, когда замолчат пушки, чтобы отбыть на Ямайку.
Он не только своих родных, он и себя ненавидит! — подумала Гретхен. Его быстрые светлые глава мгновенно заметили перемену в ее лице.
— Я вам не нравлюсь? — спросил он.
— Да нет, — ответила она. — Просто вы не похожи ни на кого из моих знакомых.
— Лучше или хуже их?
— Не знаю…
Бойлан серьезно кивнул:
— В таком случае вопрос не снимается с повестки дня.
Они уже выпили бутылку вина, а до конца обеда еще было далеко. Метрдотель поставил перед ними вторую бутылку и чистые бокалы. Вино обожгло Гретхен горло, кровь бросилась в лицо. Разговоры в зале доносились до нее ритмичным, успокаивающим гулом, точно отдаленный прибой. Она вдруг почувствовала себя в ресторане как дома и громко рассмеялась.
— Почему вы смеетесь? — подозрительно спросил Бойлан.
— Потому что я здесь, а могла бы быть совсем в другом месте.
— Вы должны чаще пить, — заметил Бойлан, похлопав ее по руке своей твердой сухой ладонью. — Вам это идет. Вы очень красивая, детка, очень красивая.
— Мне тоже так кажется, — ответила Гретхен, и теперь уже рассмеялся Бойлан. — Сегодня, — смущенно поправилась она.
Когда официант подал кофе, Гретхен была уже совершенно пьяна. Поскольку никогда раньше с ней такого не случалось, она не понимала, в чем дело, и сознавала лишь, что все краски стали ярче, река внизу синела кобальтом, а заходившее над далекими утесами солнце отливало ослепительным золотом. Мужчина, сидевший напротив, из незнакомца и ее хозяина превратился в самого лучшего, самого близкого друга. Его симпатичное загорелое лицо светилось искренним вниманием, прикосновения его теплой руки несли доброжелательность, его смех был заслуженной наградой ее остроумию. И она могла поделиться с ним всеми своими секретами, рассказать о самом сокровенном.
Она была намерена посвятить Тедди (когда принесли десерт, мистер Бойлан был для нее уже просто Тедди) в свою величайшую тайну, не известную ни одной живой душе: как только кончится война, она уедет в Нью-Йорк и станет актрисой. Она прочитала ему монолог из «Как вам это понравится». Язык у нее слегка заплетался. Тедди почтительно поцеловал ей руку, и она приняла это как должное.
Согретая неослабевающим вниманием своего кавалера, она чувствовала себя блистательной, яркой, неотразимой. Она расстегнула две верхние пуговицы платья. Пусть видят, как она прекрасна. Впрочем, в ресторане действительно было безумно жарко. Она говорила о вещах, о которых не принято говорить, произносила вслух слова, которые до этого видела только написанными на заборах. Она достигла полной раскованности — привилегии аристократов.
— Я вообще не обращаю на них внимания, — ответила она на вопрос Бойлана о мужчинах, работающих с ней в конторе. — Провинциальные донжуаны. Сводят тебя в кино, угостят мороженым, а потом в машине лезут целоваться, лапают, сопят… Нет, это не для меня. У меня другие планы, я не спешу.
Она резко поднялась из-за стола:
— Спасибо за восхитительный обед. — И после паузы добавила: — Мне нужно в туалет. — Никогда раньше она не осмелилась бы сказать такое ни одному мужчине.
Тедди тоже встал.
— В холле первая дверь налево, — подсказал он. О, Тедди всегда все знает, он везде как дома.
Ощущая на себе взгляд его светлых умных глаз, Гретхен шла через зал намеренно медленно. У нее хорошая осанка — она знала это. У нее тонкая талия, точеная фигура и красивые ноги. Она все это знала и потому шла медленно — пусть Тедди видит и пусть запомнит.
В туалете, взглянув на себя в зеркало, она стерла с губ остатки губной помады. «У меня большой красивый рот, — сказала она своему отражению. — Почему же я, дура, крашусь, как старая галоша?!»
Когда она вышла, Бойлан уже расплатился и стоял у входа в бар, задумчиво глядя на нее.
— Я куплю тебе красное платье, — неожиданно сказал он. — Пронзительно красное. Чтобы подчеркнуть необыкновенный цвет твоего лица и смоль твоих волос. Когда ты будешь входить в ресторан, все мужчины будут падать перед тобой на колени.
Она рассмеялась: красное, ее цвет. Именно так должен вести себя с женщиной настоящий мужчина! Она взяла его под руку, и они пошли к машине.
На улице похолодало, и Бойлан поднял верх «бьюика». В машине было тепло и уютно. Они ехали медленно, рука Бойлана лежала на ее руке.
— А теперь скажи правду: что ты делала на автобусной остановке у пристани? — спросил он.
Гретхен хихикнула.
— Ты как-то нехорошо смеешься.
— А я была там с нехорошей целью, — игриво ответила она.
Какое-то время они ехали молча.
— Я жду, — сказал Тедди.
«А почему бы и нет? — подумала Гретхен. — В этот замечательный день можно говорить обо всем. Они с Тедди выше банальной ханжеской стыдливости». И она начала рассказывать о том, что случилось в госпитале. Сначала неуверенно, запинаясь, затем все свободнее.
— Будь они белыми, я пожаловалась бы полковнику. Но тут… — Тедди понимающе кивнул, но промолчал и только прибавил скорость. — С того дня я ни разу не была в госпитале, — продолжала Гретхен. — Я умоляла отца отпустить меня в Нью-Йорк. Мне была невыносима сама мысль, что я останусь в одном городе с человеком, который предлагал мне такие вещи. Но отец… С ним невозможно спорить. К тому же я не могла объяснить ему истинную причину: он поехал бы в госпиталь и убил бы этих ребят голыми руками. А сегодня… Я вовсе не хотела идти на автовокзал. Ноги сами понесли меня туда помимо моей воли. Я, конечно, и не думала заходить в тот дом. Наверное, мне просто хотелось выяснить, там ли они и действительно ли есть мужчины, которые способны на такое… Конечно, может, я и прошла бы немного через лес. Возможно, даже дошла бы до самого дома. Просто так, из любопытства. Я ведь ничем не рисковала. Если бы они и заметили меня, мне бы ничего не стоило убежать от них… Они на своих искалеченных ногах едва ходят… — Увлеченная своим рассказом, Гретхен сидела, глядя на туфли, и, только когда машина затормозила, с удивлением увидела, что они остановились возле автобусной остановки у той самой посыпанной гравием и ведущей к реке тропинки, где она стояла днем. — Это была просто игра, глупая, жестокая женская игра, — закончила она.
— Ты лжешь, — сказал Бойлан.
— Что? — ошеломленно переспросила она. В машине было ужасно жарко и душно.
— Ты меня слышала, детка. Ты лжешь, — повторил Бойлан. — Это не было игрой. Ты хотела пойти туда и лечь с ними в постель.
— Тедди, — задыхаясь, прошептала Гретхен, — пожалуйста, открой окно. Мне нечем дышать.
Бойлан перегнулся через нее и открыл ей дверь.
— Иди, — сказал он. — Иди, детка. Они еще там. Я уверен, тебе понравится и ты запомнишь это на всю жизнь.
— Тедди, прошу тебя. — Все поплыло у нее перед главами, а его голос то удалялся, то приближался.
— Насчет того, как потом добраться домой, не волнуйся. Я подожду тебя здесь. Мне все равно нечего делать. Ну, иди. Потом все расскажешь. Это будет очень интересно.
— Мне надо выйти, — выдохнула Гретхен. Ей казалось, она вот-вот задохнется. Голова была тяжелой и словно распухшей. С трудом выйдя из машины, она отошла к обочине и согнулась, вся сотрясаясь в приступе рвоты.
Бойлан неподвижно сидел в машине, глядя прямо перед собой. Когда она наконец выпрямилась, он отрывисто сказал:
— Ладно, садись обратно.
Изнуренная и подавленная, Гретхен влезла в машину и прикрыла рот рукой. На лбу у нее выступил холодный пот.
— На, возьми, детка, — уже без враждебности сказал Бойлан, протягивая ей пестрый шелковый носовой платок.
— Спасибо, — прошептала она, вытирая лицо.
— И что же теперь?
— Я хочу домой, — захныкала она.
— В таком состоянии тебе нельзя домой, — сказал он и включил зажигание.
— Куда же ты меня везешь?
— К себе.
Гретхен была слишком измучена, чтобы спорить. Она откинулась на сиденье и закрыла глаза.
У него дома она долго полоскала рот зубным эликсиром. Потом два часа проспала на его широкой кровати. Когда она проснулась, он овладел ею. Домой он вез ее молча.
В понедельник утром, придя на работу, она увидела на своем столе длинный белый конверт. Ее имя и фамилия были отпечатаны на машинке, а в углу было написано от руки: «Лично». В конверте лежало восемь стодолларовых банкнотов.
Назад: 1
Дальше: 3