Все наставления старца проникнуты духом святоотеческого и старческого учения. Перед иночествующими он ставил выше всего послушание и самоукорение, так как обе эти добродетели рождают смирение, которое вселяет в душу Бога и дает то, о чем сказано в Евангелии «Царствие Божие внутрь вас есть». Старец никогда никому не разрешал отказываться от послушания, говоря, что кто до конца несет данное послушание, тот сподобляется блаженной кончины. Нередко старец приводил в пример одного иеромонаха, который никогда не отказывался ни от чего и, будучи нездоров, не отказался от своей череды священнослужения, и во время литургии, только что приобщившись, внезапно скончался тут же в алтаре во всем облачении.
Когда ему приносили жалобы на трудность послушания и на сопряженные с ним скорби, то лицо старца озарялось радостью, в глазах светилась нежная отеческая любовь, и он как-то особенно одушевленно говорил: «Ну что ж? За то мученики будете». При этом всегда старался внушить, что всякий человек должен иметь терпение во всем, на всяком месте, до конца. «За что взялся, — говорил он, — того и держись, и терпи все находящее; только с места не сходи, и себя всегда укоряй, — и спасешься».
Раз одна особа передавала старцу слышанный ею разговор, что будто прежние старцы не особенно принуждали своих учеников на телесные подвиги, а требовали больше внутреннего монаха. Батюшка на это сказал: «Ты скажи им: „Не вырастивши дерева, откуда же ждать плодов. Дерево же, на котором вырастает внутренний монах, есть пост, всякое воздержаниe, хождение к церковным службам, телесный труд, тогда уже на нем и вырастет плод, т. е. внутренний монах“».
Кто-то на общем благословении вспомнил о том фельдшере, который, после бывшего с ним обмирания, во время которого он видел много поучительного на том свете, поступил в оптинский скит еще при батюшке Амвросии, но затем, когда ушел отбывать воинскую повинность, то опять сошелся со своими неверующими товарищами, и они, убедив его, что с ним была простая галлюцинация, сбили его, и он остался в миру при больнице. Батюшка на это сказал: «Над ним исполнились евангельские слова „аще Моисея и пророков не послушают, то аще кто и от мертвых воскреснет, не имут веры“».
Однажды спросили батюшку про одно духовное лицо, почему он ― человек необразованный, а письма его дышат таким духовным разумом, что так и проникают в душу? Батюшка отвечал: «Как луч солнечный не может проникнуть сквозь туман, так и речи человека только образованного, но не победившего страсти не могут действовать на душу. А кто сам победил страсти и стяжал разум духовный, тот и без образования внешнего имеет доступ к сердцу каждого».
Одна [женщина] сказала батюшке: «Вы дадите мне правило, а я боюсь, что мне трудно будет». Старец ответил: «Наложенное всегда трудно», и при этом рассказал про архим. Исаакия, который, еще живя в миру, готовился к монашеству и подвижничал. Так он ежедневно клал по тысяче поклонов. По поступлении в монастырь он сказал об этом старцу Льву и тот вместо тысячи назначил ему пятьдесят поклонов. Через несколько времени он приходит к старцу и говорит: «Простите, батюшка, мне стыдно сознаться, но я почему-то не могу положить 50 поклонов». Старец велел ему класть 25. Прошло еще немного времени, как он снова является к старцу и говорит, что он никак понять не может, почему в миру он делал тысячу поклонов, а здесь и 25 не может? Тогда старец Лев пояснил ему: «В миру тебе враг помогал, — ты клал и гордился этим; а тут ты кладешь не по своей воле, а из послушания, видишь свою немощь и смиряешься, оттого и трудно».
Некто сказал: «Лучше бы я в миру в пост ел ½ фунта мяса, чем я здесь наедаюсь хлебом». Старец сказал: «Если ты съешь и 2 фунта хлеба, то все же не погрешаешь против устава Св. Церкви».
Однажды на общем [благословении] спросили его: «Батюшка, будем ли мы на том свете с вами, поможете ли вы нам, и вообще, будете ли отвечать за нас?» — «Да, ― ответил старец, — но только те будут со мной и за тех только я буду отвечать, которые беспрекословно меня слушали во всем».
Одна [женщина] сказала: «Батюшка, скорблю, что средств нет и все должна зарабатывать, а между тем все хочется то того, то другого». Старец на это сказал: «Ищите прежде царствия Божия и прочее все приложится вам. С таким устроением и поступали прежние монахи, и Господь снабжал их всем необходимым, и сверх того даже. У нас вот в скиту, когда я поступил, самоваров ни у кого не было своих, а был один большой самовар у начальника на весь скит, и после службы братия по очереди пили там чай, и все были довольны и счастливы. Так же было и во всех других потребностях; старались больше исполнять службы церковные, да свои послушания, и за это Господь все им прилагал, ни в чем не имели нужды. А теперь поступают в монастырь со слабым произволением и только думают, что об одежде, да о пище, оттого и Господь не посылает нам грешным».
Одной монахине старец дал такое наставление:
«Если возмущают тебя поступки и грехи ближнего и похищают твое душевное спокойствие, то вспомни о сем:
а) Погрешность ближнего, которую ты хотел бы исправить, если она нарушает твой душевный покой и раздражает тебя, то и ты погрешаешь и, следовательно, не исправишь погрешности погрешностью, — она исправляется кротостью.
б) Ревность, хотящая истребить всякое зло, сама есть великое зло.
в) Помни, что в твоем глазе бревно, а ты указываешь на сучец брата.
г) Есть несовершенства неизбежные, есть и полезные. Бывает, что злом искушается добро.
д) Пример долготерпения Бoжия должен обуздывать нашу нетерпеливость, лишающую нас покоя.
е) Пример Господа Иисуса Христа показывает нам, с какой кротостью и терпением должны мы переносить погрешности человеческие, и если мы не начальствуем над людьми, то должны равнодушно взирать на зло.
ж) Каждому тот поступок ближнего кажется великим, который обличает его самого в чем-нибудь.
з) Ничто так не успокаивает и не примиряет нас с поступками ближних, как молчание, молитва и любовь».
Некто, говоря о ком-то из родных, самоубийце, стал доказывать, что Бог может и его простить. [Батюшка Иосиф на это сказал:] «Не наше дело рассуждать об этом. Господь-то может и простить, а наше дело исполнять, что велит закон. Как судьи должны по закону приговорить преступников к казни, а царь может и помиловать. Один (св. Василий Великий) помолился о царе Траяне, а ему был голос: „О таковых не дерзай молиться“».
Однажды, выйдя на благословение, старец вел беседу об исповедании грехов и между прочим сказал: «Если не можешь сказать грехов своих, то уж лучше написать их». И рассказал при этом, как одна женщина написала грехи свои и подала епископу (Василию Великому), прося разрешения, но тот послал ее к пр. Ефрему Сирину. Преподобный все грехи разрешил, кроме одного, с которым послал ее снова к святителю. Придя в город, женщина узнала, что архиепископ скончался, и в страшном горе и слезах она припала к его гробу и положила бумагу, на которой были написаны грехи, а сама упала, обливаясь слезами. Тогда все стали спрашивать ее, и она рассказала свою скорбь. В это время один священник взял из гроба бумагу и развернул ее, — она оказалась совсем чистою, — грехи все были изглажены.
Старец говорил: «Совесть человека похожа на будильник. Если будильник прозвонил и, зная что надо идти на послушание, сейчас же встанешь, то и после всегда будешь его слышать; а если сразу не встанешь несколько дней подряд, говоря: „Полежу еще немножко“, то в конце концов и просыпаться от его звона не будешь».
Еще сказал: «Сильнее всего в человеке действует противоречие. По своему желанию человек иногда и труднее что сделает, а скажи ему легкое что сделать, то сейчас же расстроится. А надо слушаться, хотя и не так кажется. К одному старцу пришли пять учеников в монастырь проситься. Он их послал сажать капусту корнями кверху, а листьями в землю. Двое стали сажать, как он велел, а трое говорят: „Разве так нужно сажать, — и стали сажать по-своему. Старец пришел посмотреть, как они делают, и которые по его сажали — взял в монастырь, а тех не принял».
Однажды, гуляя по лесу, сказали старцу, что в N-ском монастыре есть затворницы. Батюшка ответил: «Это путь опасный, — в уединении-то страсти растут, а на народе полезнее. Вон, где ходят (на дороге), там и трава не растет, а где не ходят ― там она густая. Они и в уединение-то уходят от нетерпения. А нам полезно, когда нас толкают. То дерево, которое ветер больше качает, больше корнями укрепляется, а которое в тишине ― то так сразу и валится».
Одна монахиня из этого монастыря сказала: «Батюшка, благословите вечным домком заранее запастись». — «Запасайся терпением! Сказано: „В терпении вашем спасайте души ваша“. Без терпения и временный дом не строится, тем более вечный. Терпение рождает утешение, и такое утешение истинно. А мы все ищем что полегче. Что легко для тела, то неполезно для души, а что полезно для души, то трудно для тела, — вот и надо трудом идти в Царствие Небесное».
Однажды, гуляя со старцем по лесу, сказали ему: «Хоть бы вы пожили, батюшка». Старец на это сказал: «Поживем; пока новое орудие не приготовлено, Господь не отнимает старого». Но затем лицо его вдруг сделалось серьезным, и он, помолчав несколько, добавил: «Только надо самим стараться жить хорошенько, а то за наше непослушание Господь берет старцев и никого не оставляет».
Сказали старцу: «Вот опять неурожай». — «Да, — сказал он, — всего мало, только грехов много. Неурожай Господь посылает за то, что теперь совсем перестали посты соблюдать, даже и в простонародии; так вот и приходится поневоле поститься».
Еще сказал: «В нынешнее время частые самоубийства происходят, кроме неверия, еще и от нетерпения, — ничего не хотят терпеть, — и если бы Господь не вложил в человека естественное желание жить, то почти все бы себя убивали. Св. Василий Великий пишет об одном языческом философе, который говорил: „Прежде я хотел, чтобы все делалось по-моему, но видя, что ничего не делается так, как я хочу, я стал желать, чтобы делалось все так, как делается, и через это стало выходить то, что все стало делаться так, как я хочу“». — «Вот, — прибавлял старец, — и язычник самым делом дошел до этой истины, что неизбежно надо терпеть что случается. И святые все просили у Бога терпения, значит, и они в этом нуждались».
Однажды старцу высказали желание, чтобы он сам открывал затаенные и какие не хочется высказать грехи. Он ответил: «Нет, этого не должно; нужно, чтобы каждый сам высказывал и каялся, а то ему пользы не будет в этом; а за забытые и невысказанные грехи должен терпеть все находящее. И батюшка Амвросий этого никогда не делал, только в очень редких и особенно важных случаях, когда видел, что человек может умереть не раскаявшись».
Кто-то пожаловался, что все болеет. Старец сказал: «Делать нечего; видно Господь хощет нам спастись и очищает от скверны греховныя. Хотя и не легко терпеть прижигание, но ради здравия душевного надо терпеть все. Если неисправно живем, то будем иметь о сем сердце сокрушенное и покаянное, и на это призрит Господь и не оставит Своею милостию».
«Скорби — наш путь; будем идти пока дойдем до назначенного нам отечества — вечности. В миру больше скорбей, а у нас хоть и есть, но не такие и те ради Бога; только то горе, что мало заботимся о вечности и не терпим и малого упрека словом. Мы сами увеличиваем свои скорби, когда начнем роптать. Во всем нужно терпение и великодушие, как кораблю якорь, чтобы во время бури не разбился о камень».
«Как приобретается полное бесстрастие?» ― спросили старца. — «Полным смирением», — ответил он.
Спросили старца, что означают слова апостола «мудрствуяй день, Господеви мудрствует и не мудрствуяй — Господеви не мудрствует» — выходит, что и исполнять и не исполнять ― все равно. — «Нет, — ответил старец, — св. апостол это сказал, чтобы мы никого не осуждали, потому что никто не знает, что кроется внутри у человека. Апостол дальше и прибавляет: „Ядый не ядущего да не укоряет и неядый ядущего не осуждает“. Один, как будто, видимо все исполняет, но, может быть, делает это холодно, или превозносится, а другой ничего не исполняет, но укоряет себя, кается, смиряется и за все благодарит Бога».
Батюшке рассказали про одну барыню, которая умерла без напутствия, потому что в ее приходе был священник, о котором она знала много нехорошего, и не захотела у него приобщиться. Старец пожалел умершую и сказал, что не должно смущаться жизнью иерея, так как рука его только действует, а таинство совершает благодать. При этом он рассказал, как один преподобный, заболев к смерти, пожелал принять Св. Тайны. Ближайший иерей, которого нужно было позвать, был очень порочной жизни и, казалось, совсем недостоин носить священство. Преподобный несколько смутился, но затем, победив этот помысл, призвал его. Во время причащения Господь сподобил его такого видения: он видел, что его приобщили ангелы.
Один священник писал старцу, что умершая в его приходе девица является своей подруге, прибавляя, что последняя еще совсем юная, чистая и невинная. Старец на это ответил ему: «Блаженный Диодох советует не доверяться даже истинным благодатным явлениям. Господь не взыщет за то, видя, что люди делают это не из презрения к Богу, а чтобы не поддаться вражескому обману. Один киево-печерский подвижник увидел в своей келье молящегося ангела и рассудил: если бы он был от лукавого, то не молился бы. Тогда этот мнимый ангел стал уже давать ему такой совет: „Ты теперь сам-то уж не молись, потому что отныне я за тебя буду молиться“. Подвижник послушался и впал в прелесть, от которой едва только был избавлен молитвами преподобных отцов.
На этом основании и девица А-ия может говорить являющейся: „Хоть ты и молишься, а я все-таки не могу верить тебе и прошу тебя, не являйся ко мне, ибо я великая грешница и недостойна благодатных явлений“. И пусть она усерднее молится Богу, чтобы Господь избавил ее от этих явлений, ибо в них кроется большая опасность. Еще прибавлю: не имеет ли А-ия о себе хотя тонкого мнения, что она исправно живет. Если имеет, то вот и причина, почему враг приступает к ней с искушением. Все великие святые считали себя грешнейшими и окаяннейшими паче всех людей, и только через такое смирение они и сделались угодными Богу. А что умершая является в небесной одежде и светлою — это пустяк».
Тому же иерею старец писал: «Вы пишете, что у вас некоторые занимаются врачеванием от укушения змей, употребляя для сего молитвы. — Нужно бы вам эти молитвы просмотреть. А то бывают молитвы или бессмысленные, или даже с примесью хулы. Такие молитвы только радуют бесов, от которых, может быть, и помощь некая бывает. Должно молиться молитвами, принятыми в употребление Св. Церковью, и притом прочитывать их приличнее иереям Божиим, а не простому народу...»
«...Просите дать вам наставление об избавлении от рассеянности во время молитвы. — Чтобы совсем не рассеиваться на молитве, для нас, грешных людей, невозможно. Но все-таки должно стараться по возможности собирать свой ум, заключая его в слова молитвы, т. е. вникать в каждое слово молитвы. Холодностью и окаменением смущаться не следует, а продолжать понуждать себя к молитве, сознавая себя не достойным утешения и умиления. Если молитва холодна, то из этого не следует заключать, что она и неугодна Богу, а иногда даже такая молитва вменяется человеку в подвиг, если только человек смиряется и всячески укоряет себя перед Богом».