ГЛАВА 19

Я аккуратно постучала тыльной стороной ладони в дверь и, выждав несколько секунд, приоткрыла ее, просунув в образовавшуюся щель свой любопытный нос.

— Заходи, Рамаль Хатун! — строго сказала мне Зейнаб-калфа, которая первой обернулась на скрип открывающейся двери.

Услышав свое новое имя, я сглотнула от страха. Вся моя конспирация пошла коту под хвост. Все, кто был в помещении, уставились на меня, точно я совершила что-то плохое.

Лежащая на кровати Дэрья Хатун смерила меня таким взглядом, что я чуть язык не прикусила. Она пристально посмотрела мне в глаза, насупив брови, затем презрительно усмехнулась и отвернулась, всем своим видом демонстрируя отвращение к моей персоне.

Вокруг кровати фаворитки образовалось стихийное собрание «органов местного самоуправления». Валиде в роскошном алом атласном платье и с высокой короной из чистого золота стояла в изголовье, рядом с ней хазнедар, которая в своем более скромном черном платье из муслина все же старалась держаться под стать матери падишаха, горделиво задирая подбородок, следом стояли Арзу-калфа и Зейнаб-калфа. С правой стороны от фаворитки на краю кровати сидела незнакомая мне лекарша — гораздо моложе той, которая осматривала меня. На ее покорном лице не отражалось никаких эмоций. Казалось, она просто робот, который выполняет свою работу.

— Подойди, — скомандовала валиде, рассматривая меня отчего-то более внимательно, чем любую другую служанку. — Это ты сообщила Арзу-калфе новость о беременности Дэрьи Хатун? — строго спросила она.

— Я, госпожа, — промямлила я, опустив голову.

— Что ж, если ты принесла благую весть — озолочу, но если вы обе лжете, — в ее глазах сверкнули молнии, — то сегодня же вечером отправитесь в старый дворец!

Я просто обалдела от такого поворота событий! Что значит — обе? Почему я должна нести ответственность за то, что говорит эта женщина? От ощущения вселенской несправедливости на глаза навернулись слезы.

— Но, госпожа! — я посмотрела на нее влажными испуганными глазами. — Я только передала приказ Дэрьи Хатун! Разве в моих словах была ложь?

— Да как ты смеешь перечить валиде? — зашипела хазнедар.

— Полно, Наргес Хатун, — мать падишаха небрежно вскинула руку вверх, давая понять, что это все пустое, — сейчас мы все узнаем, не так ли, дорогая? — эти слова предназначались уже лежащей фаворитке.

— Я не лгу, валиде! В моем чреве плод нашей с правителем любви! Я подарю вам наследника престола Сефевидов!

На губах рыжеволосой соперницы заиграла довольная улыбка, а на ее расслабленном лице появилось выражение триумфа.

— Что ж, Гюльбахар, мы ждем твоего вердикта, — обратилась валиде к лекарше. Та услужливо склонила голову и забралась под одеяло к Дэрье Хатун.

Лицо фаворитки скривила гримаса боли, а я скрестила за спиной пальцы.

— Поздравляю вас, госпожа! — елейным голосом запела появившаяся из-под одеяла повитуха, обнажив в слегка кривой улыбке широкие некрасивые зубы. — Дэрья Хатун беременна! У падишаха родится здоровый ребенок, иншааллах!

На лицах собравшихся появились счастливые улыбки, и лишь на моем задумчивом лице не дрогнул ни один мускул.

— Радость-то какая, Дэрья Хатун! — Валиде наклонилась и поцеловала довольную одалиску в лоб.

— Наргес Хатун! Вели поварам приготовить угощения и шербет, а сама раздай в гареме золото! Устроим сегодня праздник! — продолжила она давать распоряжения, повернувшись к своей помощнице.

— Слушаюсь, госпожа! Уже бегу! — Хазнедар на удивление проворно выскочила за дверь, торопясь выполнить приказ «начальства».

— Нужно сказать падишаху! Обрадовать его благой вестью, — заговорила Зейнаб-калфа.

— Валиде, позвольте мне! — Дэрья Хатун резко села и бросила на королевскую особу умоляющий взгляд.

— Нельзя вам, госпожа, — робко вставила лекарша, — после осмотра лежать надо, до вечера.

Дэрья Хатун обиженно надула губки и послушно плюхнулась обратно на подушки.

— Пусть Рамаль Хатун сходит, — бросила валиде.

— Только не она! — заверещала фаворитка. — Эта лживая гадюка провела ночь в покоях падишаха! Это ведь твои ноги я видела сегодня утром? Иначе с чего бы вдруг у тебя поменялось имя? Признавайся, подлая изменщица, падишах тебе его дал?! — Ее истеричный тон заставил меня попятиться к двери. Мне показалось, что она готова сорваться с места и раскроить мне череп.

— Что ты себе позволяешь, Дэрья Хатун! — прикрикнула на нее вмиг посерьезневшая валиде. — Как смеешь ты обсуждать личную жизнь повелителя? Или он твоя собственность, глупая ты рабыня? Что за крики я слышу? Шах Джахан вправе проводить дни и ночи так, как ему заблагорассудится! Это вековые порядки, благодаря которым у престола всегда есть наследник, а ум падишаха ясен и свободен от пустых переживаний! Не она первая, не она последняя! Смирись уже! Радуйся, что остаешься во дворце, да молись о здоровье будущего наследника!

Голос матери шаха звенел, как натянутая тетива. Ее умные, строгие глаза смотрели на терзаемую ревностью Дэрью Хатун с осуждением, но в то же время в них читалась и простая женская солидарность, и благодаря этому ее суровый тон не пугал, а успокаивал.

— Рамаль Хатун! — она повернулась ко мне, — Беги же скорее к повелителю, неси ему эту добрую весть!

Я и сама была бы не прочь сейчас закрыться где-нибудь в темном чуланчике да поплакать как следует. К ногам словно гири привязали. Каково это — идти к любимому мужчине, чтобы рассказать, что его бывшая беременна? Редкостное унижение. Внутри меня словно все вдруг закровоточило, покрывшись соленой коркой. Мышцы горели, щипали, сжимались от болезненных спазмов. Губы задрожали от подступающих рыданий. Я смотрела влажными глазами на счастливую наложницу и не могла никак сдвинуться с места.

— Рамаль Хатун, ты оглохла? — прикрикнула на меня Зейнаб-калфа.

От звука ее хриплого, почти мужского, раздражающего барабанные перепонки голоса я вздрогнула.

— Простите, уже иду, — прошептала я, глотая слезы, и медленно вышла в коридор.

С балкона второго этажа было видно, что внизу начался счастливый хаос — на полу валялась целая куча золотых монет, и хохочущие девушки, сбившись возле нее в стайку, жадно загребали деньги в подолы своих рубах.

Мимо них с подносами сновали евнухи, заставляя обеденные столы яствами.

Эта картина заставила меня согнуться пополам и зарыдать. Я сползла по стенке на пол и, прикрыв руками лицо, тихонько завыла. Захотелось домой, в свою кровать — проснуться и понять, что все это всего лишь дурной сон.

Однако уже через минуту перед глазами пронеслась прошедшая в объятиях Джахана ночь, и домой как-то сразу перехотелось.

Я задумалась и не заметила, как скрипнула дверь покоев Дэрьи Хатун. Неожиданно надо мной склонилось озабоченное лицо Арзу-калфы, которая нежно взяла меня за подбородок и, цокая языком, покачала головой.

— Ай-ай-ай, Рамаль Хатун! Что я вижу? Что еще за слезы? И почему ты еще здесь?

Я подняла на нее мокрые глаза и, всхлипнув, утерла ладонью покрасневший нос.

— Все пропало, Арзу-калфа, — прошептала я, — она теперь почти что член семьи, а я кто? Очередная игрушка падишаха. Валиде права — не я первая, не я последняя. Сегодня он хочет меня, завтра — Фатьму, послезавтра — еще кого, а я окажусь на свалке.

Калфа снисходительно улыбнулась и погладила меня по голове.

— Вот же глупая, и все вам втолковывать надо. Во-первых, падишах ждет тебя сегодня ночью. Тебя, а не Дэрью Хатун и не Фатьму! Во-вторых, родиться может и девочка, — а значит, никакого влияния на падишаха у нее не прибавится, — Арзу-калфа говорила и загибала пальцы. — В-третьих, кто тебе мешает родить ему сына? Довольно слезы лить, натягивай давай на лицо улыбку и неси ему благую весть. Не серди его своим опечаленным лицом, не веди себя, как разъяренная от ревности львица! Удиви лаской, обворожи нежностью, покори задором и счастливым смехом! Твоя сила — в хитрости, уме, красоте! Вставай!

Арзу-калфа закончила меня увещевать и потянула за локоть вверх. Я нехотя встала, утирая слезы.

— Но ведь она обо всем догадалась, мне теперь не жить! — возразила я, памятуя о страшном, полном ненависти и презрения взгляде фаворитки.

— Она теперь по правилам будет жить! Где скажут — там и гулять, что скажут — то и есть. Ей не до тебя будет, уж поверь.

Я сильно сомневалась, что эта рыжая фурия так запросто забудет все былое, но все же решила больше не спорить. Поправив одежду и прическу, я решительно направилась к падишаху.

Пропуская мимо ушей едкие шуточки джарийе, не обращая внимания на их косые взгляды, я гордой походкой прошла сквозь общий зал.

Постепенно предвкушение встречи с любимым, пусть и по такому поводу, заполнило все мои мысли. Я прокручивала в памяти слова Арзу-калфы и успокаивалась. Она права — эмоциям в гареме не место. Здесь нужны хитрый изворотливый ум и трезвый расчет. А чувства и страсти я приберегу для его покоев.

Добравшись до знакомых дверей, я расплылась в счастливой улыбке и важным тоном заявила охранникам-истуканам, которые стояли как мертвые, скрестив копья перед входом и не шевелясь:

— Доложите повелителю, что пришла Рамаль Хатун с благой вестью! Радость в гареме! Валиде прислала меня сказать, что его наложница Дэрья Хатун ждет ребенка!

Один из телохранителей кивнул головой и скрылся за дверью. Я зажмурилась и набрала в легкие побольше воздуха, готовясь встретить падишаха самой искренней из всех притворных улыбок, на которые я была способна.

Спустя мгновение обе двери распахнулись, и ко мне навстречу шагнул мужчина, от одного взгляда которого у меня начинали радостно дрожать колени, а в животе проснулись озорные бабочки.

— Что такое, Рамаль Хатун? Уж не врет ли мне мой верный страж? Правду ли ты говоришь? — он улыбнулся и широким жестом развел руки в стороны, отчего края его бархатного, черного с золотой вышивкой кафтана распахнулись, как два крыла.

— Дэрья Хатун беременна, повелитель! Это правда! — сказала я, улыбаясь во все тридцать два зуба, хотя на душе скребли кошки. — Такая радость!

Он расплылся в улыбке и неожиданно притянул меня к себе, заключив в крепкие объятия мое трепещущее от противоречивых чувств тело. Мне одновременно хотелось дать ему коленом в пах, ибо, несмотря на все мое напускное равнодушие, меня сжигали ревность и злоба, и утащить его обратно в покои, закрыться и заняться любовью.

— Ты принесла мне счастливую весть, Рамаль Хатун! Проси чего хочешь!

Повелитель отстранился от меня и выжидающе посмотрел в глаза.

— Чего может желать ваша покорная рабыня, сердце и разум которой принадлежат вам? Ваши желания — это мои желания, повелитель! Я желаю того же, чего и вы, — здоровья будущему наследнику!

Я чуть не подавилась собственными словами и поспешно опустила голову, опасаясь гневного выражения на своем лице.

— Иншааллах, Рамаль Хатун! Иншааллах! — засмеялся он, целуя меня в лоб. — Но раз уж так — то я желаю видеть тебя сегодня ночью!

И, оставив меня стоять перед открытыми дверьми своих покоев, он быстро развернулся и направился в гарем.