ГЛАВА 18
Веселый смех и галдеж, доносившиеся с первого этажа, раздражал слух. Я закрыла резную дверь и прислонилась к ней спиной, приводя в порядок сбившееся дыхание и сердцебиение. Противный холодок между лопаток заставлял вздрагивать и нервно сглатывать через равные промежутки времени.
Что же теперь делать? Неужели она не лжет? Ее слова были похожи на последние конвульсии старого вояки, не желающего смириться со смертельным ранением. Но так ли это?
Мой напряженный слух уловил стук каблуков по каменным ступеням лестницы. Через минуту показалась стройная фигура Арзу-калфы с неизменной черной бархатной тюбетейкой на голове, следом за которой два евнуха несли небольшой сундук.
— Рамаль Хатун, вот ты где. Повелитель тебе подарки прислал! — запела она издалека, расплываясь в улыбке.
Я уставилась на нее испуганным взглядом и прижала указательный палец поперек рта.
— Тише ты, Арзу-калфа, еще госпожа услышит! Уносите это отсюда скорее, пока беды не случилось!
Радость от получения подарков осела где-то глубоко в душе, опасаясь проявить себя какой-нибудь мало-мальски бурной реакцией. Сейчас мне было совсем не до этого.
— Так я и пришла за тобой, чтобы сказать, что мы отнесем все это в новые покои гёзде.
— Какой еще гёзде? — спросила я, недоуменно сморщив лоб.
— Твои покои, глупая! Падишах велел выделить тебе отдельные комнаты, потому как ты теперь гёзде — та, которая провела ночь с повелителем. Ты больше не должна прислуживать Дэрье Хатун.
Несмотря на шикарную новость, лицо мое оставалось хмурым. Я смотрела на калфу печальными глазами и раздумывала, что теперь делать.
— Ты не радуешься, Рамаль Хатун? — спросила она меня, удивленно вскинув бровь.
— Да чему ж тут радоваться, Арзу-калфа? Дэрья Хатун как прознает — убийц ко мне подошлет. Не видать мне покоя, особенно теперь!
— Ну узнает, ну побесится, а ты умнее будь — пережди спокойно бурю, дождись, пока она в старый дворец в Казвине уедет. Валиде уже приказала, а шах Джахан одобрил это решение.
— Никуда она теперь не поедет, Арзу-калфа, — сказала я дрожащим от слез голосом, — беременна она!
Калфа вытаращилась на меня, точно я с луны свалилась. Ее мягкое лицо напряглось, на лбу пролегла глубокая складка, а уголки рта стали нервно подергиваться.
— Что такое ты говоришь? Если ты лжешь — выпорют тебя да отправят в пустыню на съедение гиенам!
— Рада бы лгать, да своими ушами только что слышала! Дэрья Хатун приказала мне раздать в гареме золото и угостить всех шербетом в честь такого события!
Девушка на минуту задумалась. В ее умных глазах читалась тяжелая мыслительная работа.
— Так, — она развернулась к евнухам и хлопнула в ладоши, — несите это в комнату Рамаль Хатун да приготовьте там все для переезда. А ты, — она обернулась ко мне, — иди к Зулейке в лазарет и ни о чем не думай. Я сообщу новость хазнедар, а та валиде скажет. Вполне возможно, Дэрья Хатун лжет. Валиде захочет подтверждения и пришлет к ней личного лекаря, чтобы не было обмана. Тогда и видно будет. Все образуется, иншааллах!
Я кивнула и поспешила к подруге. Запутавшись в сетях хитрой игры бывшей фаворитки, я совсем забыла о маленьком алом мешочке в кармане своей рубахи. Начальник шахской охраны в качестве союзника мне совсем не помешает. Пора выяснить, с чего вдруг он передает ей подарки.
В лазарете было тихо. Тишину нарушали только всплески воды в большом медном чане, в котором молчаливая лекарша, уже знакомая мне по осмотру в хамаме, стирала использованные бинты, и треск пламени факелов. Мой нос уловил едкие запахи мыла, горчицы и чеснока.
Лерка лежала на узкой кровати с перевязанной лодыжкой и откровенно скучала, рассматривая деревянный потолок. На ее лице запечатлелось какое-то странное, мечтательное выражение, которое я впервые увидела в момент нашего первого разговора в ее комнате. В тот раз причиной был красавец Первиз-бей.
— Зулейка, — я тихо позвала ее, не решаясь назвать подругу привычным именем в присутствии посторонней.
— Лекси, дорогая! — она повернулась ко мне и тепло улыбнулась. — Наконец-то! А то я тут с тоски умираю.
Я кивнула поднявшей голову лекарше и прошла к кровати «больной».
— Ну как все прошло? — Лерка схватила меня за запястье и резко села.
Ее нетерпение выдавали любопытные, горящие от возбуждения карие глаза, в которых отражались языки пламени.
— Я шлепнулась прямо у входа в зал, где проходил праздник, — ответила я ей с улыбкой, — наступила на развязавшуюся тесемку от шаровар.
Лерка как-то сразу погрустнела, натянув на свою умопомрачительную мордашку маску разочарования.
— Эх ты, дурында! — прошептала она, покачивая головой. — Зря я этот спектакль затеяла.
— А вот и не зря! — подмигнула я ей. — Все было!
Подруга недоверчиво сдвинула брови и исподлобья бросила на меня сомневающийся взгляд.
— Но как? — она развела руками.
— Он сам подошел, помог подняться и бросил мне под ноги шелковый платок! — затараторила я, внутренне загораясь от счастливых воспоминаний. — Я, как баран, стояла и не понимала, что это значит, пока евнух наш главный, Масуд-ага, не сказал, что таким образом он меня выбрал, в покои свои позвал!
— Вот это поворотик! — Лерка цокнула языком и расплылась в довольной ухмылке. — Ну и как он? Горячий перчик?
Лекарша, все это время не обращавшая на нас внимания, замерла и смерила мою подругу осуждающим взглядом. Затем разложила на деревянной лавке выстиранные бинты и, подхватив таз с грязной водой, направилась к выходу, ворча что-то себе под нос.
Ее сухощавая фигура до сих пор наводила на меня ужас. Я еще не забыла ее палец в моем влагалище и жуткую «дезинфицирующую» мазь.
— Тише ты, дурная! Забыла, что тут везде уши да языки! — строго шикнула я на Лерку, провожая женщину взглядом до тех пор, пока за ней не закрылась дверь. — Еще какой горячий! — бросилась я рассказывать, опасаясь не успеть выложить все до возвращения докторши.
— Как думаешь, понравилась ты ему?
— Попросил остаться до утра и сегодня ночью опять к себе ждет! — счастливым полушепотом выдала я, задыхаясь от волнения. — Да еще и имя новое дал — Рамаль!
— Огогошеньки! Рамаль… — как красиво! Не то что мое, колхозно-пролетарское, — заворчала она. — Мои поздравления!
Я замерла, прислушиваясь, не идет ли кто по коридору, и, убедившись, что нас никто не потревожит, достала из кармана мешочек, предназначенный для подруги.
— А это тебе, и ты сейчас же расскажешь мне все, что успела натворить за ночь! — заявила я категоричным тоном, передавая Лерке подарок кападжи.
Она восхищенно заморгала ресницами и расплылась в улыбке до ушей, словно кто-то уголки ее рта к вискам пришил, — я такого «оскала» у подруги никогда раньше не видела.
— Ой, Лекси! Крыша моя совсем уехала, — начала она свой рассказ, то и дело озираясь на дверь. — Как только эта «айболитка» уснула, я в коридор проскочила и пошла искать его. Думаю — или пан, или пропал! Наткнулась на агу, сначала испугалась, а потом говорю ему: «Где Первиз-бей? Меня хазнедар за ним послала», — а он: «Иди прямо, потом направо, потом…» — короче!
Моя подруга замолчала, переводя дух. Ее глаза загорелись, как от доброй бутылки вина, и на красивом, гладком лице каждая клеточка засияла от счастья.
— Нашла я его! Зашла на трясущихся ногах в кабинет. Он из-за стола вскочил, брови черные сердито сдвинул и как зашипит на меня — мол, чего приперлась, сумасшедшая?!
— Ну, а ты?
— А я говорю — или мой ты будешь, или расскажу всему гарему, откуда ты нас возишь!
Мои брови поползли вверх. И как только ей смелости хватило? Жить, что ли, надоело?
— Он подлетел ко мне, к стене прижал, кинжал из ножен достал и к горлу приставил. А сам смотрит прямо в глаза, отвести не может! — продолжила Лерка.
Она рассказывала, покрываясь от возбуждения испариной. Ее аккуратная грудь вздымалась быстро-быстро, в такт учащенному дыханию, а на глаза навернулись слезы.
— Да ты самоубийца! — выдала я, не веря своим ушам.
— Я тоже так подумала в тот момент. Да только он, вместо того чтобы горло мне перерезать, так присосался поцелуем к моим губам, что я чуть не задохнулась.
Я ошарашенно качала головой, поражаясь храбрости и напору подруги. А Лерка тем временем раскрыла дрожащими пальцами мешочек и достала оттуда миниатюрную серебряную брошь в виде полумесяца. Украшение было простенькое, но изящное. Тончайшая полоска серебра была украшена крохотными, похожими на пылинки бриллиантами, которые в свете факелов переливались ярко-желтыми и зеленоватыми огнями. Моя подруга не могла отвести от подарка взгляда, поглаживая его пальцем, словно какую-нибудь реликвию.
Дверь противно скрипнула, заставив меня обернуться, а Лерку спрятать подарок под подушку.
Вошедшая лекарша смерила нас недоверчивым взглядом, поставила на лавку пустой таз и подошла к кровати.
— Рамаль Хатун, иди. Хазнедар тебя зовет в покои госпожи.
Вот оно. Началось. Я испуганно сглотнула и, взяв подругу за руку, прошептала:
— Помолись за меня. Дэрья Хатун беременна.
Лерка открыла от удивления рот, а я быстро встала с ее постели и пулей выскочила в коридор. Мое сердце выстукивало «Реквием» Моцарта, а в висках пульсировала одна только мысль — пусть все окажется ложью.