Глава 15
Голоса

Он не ошибался. Войдя в анклав, они погрузились во тьму египетскую, а повсюду вокруг них лежали тела. Немой зажигал каждую лампу, которую они встречали по дороге, чтобы разогнать не только липкий, смолянистый мрак, но и переполняющий его страх. А бояться было чего. Все обитатели Слепой Ветки погибли мгновенно. Положение трупов указывало, что падали они там, где стояли или сидели. На лицах многих из жертв Помнящий заметил удивление и гримасу боли. Смерть пришла быстро, но наверняка не была легкой, в чем он теперь убеждался собственными глазами.

Слепая Ветка была одним из самых больших анклавов этой части города. Путаница каналов, в которой легко потеряться, особенно если ты новичок, стала домом для двухсот шестнадцати людей. По крайней мере, так утверждал Гвоздь, когда на лицо его вновь вернулся румянец, а к нему самому — желание говорить. И говорил он теперь как заведенный, словно пытался своей говорливостью подавить мучающий его страх. Учитель не приказывал ему заткнуться — как раз из-за этого. Вид стольких трупов подействовал и на его воображение. Поэтому он двигался неторопливо, тщательно освещая каждый уголок коридора, а на развилках надолго останавливался, водя фонарем туда-сюда, словно опасаясь, что из темноты в любой момент вынырнет шипозмей или какая другая тварь. Когда бы не проводник, Учитель остановился бы на первом перекрестке и там бы и остался.

К счастью, Гвоздь знал это место, как собственный карман. Возможно, он даже родился или вырос здесь, на пограничье, в одном из соседних анклавов. Сталкер провел обоих беглецов прямиком к боксу Горлума, который, судя по всему, был кем-то вроде надсмотрщика шлюза. Стальные врата нельзя было открыть без его согласия. На сторожевом посту за осыпью держали ключ только от одного из двух огромных замков, которыми запирали переход. Второй ключ всегда лежал в кармане человека, который должен был передать Учителю зашифрованное послание руководству Башни. Без этого человека покинуть Слепую Ветку было невозможно.

Помнящий остановился перед сколоченными из досок дверьми, ведущими в достаточно обширное помещение, которое напоминало перенесенный в каналы кэмпинговый домик или парковую беседку. Конструкция, сложенная из плит, крашенных в синий цвет, имела даже окно с настоящими, целым-целехонькими, хотя и сильно грязными стеклами, на которых осел слой желтоватой пыли. Настоящая роскошь, которая наверняка попала сюда из далеких предместий. На этом берегу Одера редко видели целое стекло.

Сталкер постучал в косяк двери. Странный жест, имея в виду, что окрест не осталось живой души, но понятный, если верить словам, продолжающим литься из уст Гвоздя. Ибо хозяин был суровым человеком, жестко придерживающимся установленных им самим правил. Приди к нему без предупреждения — и ты попадешь в серьезные проблемы, в этом-де Гвоздь однажды убедился на собственной шкуре, когда неосмотрительно переступил порог бокса, неся важную весть. Не рассказывал, что тогда случилось, но, похоже, головомойку он тогда получил изрядную, если уж запомнил на всю жизнь.

Горлум, как и следовало ожидать, не ответил. Сталкер постучал снова — и снова никакой реакции. Когда он поднял руку для третьего раза, Учитель толкнул его в плечо.

— Он мертв, — процедил сквозь стиснутые зубы, пытаясь справиться со злостью.

Каждая лишняя минута на этом погосте выматывала ему нервы.

Худыш кивнул и вместо того, чтобы постучать снова, нажал на ручку. На массивную, кованую, наверняка снятую с какой-то церкви и совершенно не подходящую к этому месту. Дверь уступила, отворясь с громким скрипом давно не смазанных петель. Гвоздь заглянул внутрь, пробормотал что-то и сразу же отошел. Даже порога не переступил.

— Нету его, — проворчал он, а физиономия при этом у него была такой, словно он почувствовал облегчение.

— Как это — нету?

Учитель протолкнулся мимо. Ему хватило единственного взгляда, чтобы понять: владелец покинул это место. Его рюкзак с инвентарем висел там, где и должен, сразу у входа, но крючок от маски оказался пуст. Помнящий посветил фонарем вокруг. У бокса была плоская крыша и четыре стены — три прямые, и одна изогнутая в трех местах, отделяющая внутренности от стены туннеля. Свет фонаря выхватывал из темноты металлическую, чуть ли не больничную, кровать, рядом стоял расшатанный комод, заставленный снимками мужчин в боевом обвесе и в черных мундирах, а еще дальше — стол, окруженный четырьмя простыми стульями. В одном из углов Горлум устроил себе настоящую ванную комнату. Там стояло помойное ведро, прикрытое куском доски, а рядом, под обломком зеркала, Учитель увидал столик с пластиковой мыльницей и… душ из пластиковой лейки — вроде тех, которые использовали для обеззараживания подле всякого выходного колодца. В общем, мужик жил богато.

В лишенном дверей шкафу — только теперь Помнящий рассмотрел, что из них сделали столешницу, — висело несколько мундиров, а под ними — большая брезентовая сумка. От легкого пинка она даже не шелохнулась. Учитель, услышав гневное бормотание сталкера, оставил ее в покое, как и увиденные мигом позже бутылки алкоголя. Настоящего, с поверхности. Кроме двух поллитровок горькой на застеленной тряпкой полке с посудой, стояла еще и емкость с настоящим виски.

Чтобы внимательно осмотреть внутренности бокса, хватило нескольких минут. Помнящий присел на стул, ожидая, пока смущенный Гвоздь положит все на место, чтобы, когда они уйдут, и следа не осталось от их визита. Присвечивая сталкеру, он вдруг заметил, что ни на одной из синих плит не было и следа от грибницы. Не было неонок и на потолке. Как видимо, Горлум отказался от удобства дармового освещения, и это его спасло. Если он находился здесь в момент выхода токсина, у него были немалые шансы успеть надеть маску и сбежать — или переждать худшее, без необходимости покидать дом. Все указывало, что он выбрал первое решение, а это усложняло дело. «Без второго ключа мы из Свободных Анклавов не выберемся», — подумалось Учителю.

— Вот ведь сука! — рявкнул он внезапно, вскакивая со стула.

— Где? — буркнул пойманный врасплох сталкер, оборвав очередной монолог, в котором описывал свои более ранние контакты с владельцем этого пристанища.

— Мы сейчас не можем отправляться в Запретную Зону, — решительным тоном заявил Помнящий.

— Ты это о чем?

— А ты не понимаешь? — Учитель ткнул на темноту за окнами бокса. — Нужно сообщить жителям соседних анклавов, что здесь случилось, потому что это — не конец.

— Как это — не конец? — удивленный Гвоздь замер с кружкой в руке.

— Я тебя что, слишком сильно треснул? — Помнящий вздохнул и начал объяснять. — Неонки добрались до нас из Зоны, верно?

— Да.

— Здесь, на границе, они появились в самом начале, — слушающий его с открытым ртом сталкер кивнул. Слепая Ветка была одним из первых анклавов, в которых поселились фосфоресцирующие грибы. — А значит, в этом месте они — самые старые. Ты все еще не допер? Им нужно несколько лет, чтобы дозреть и выбросить эти… эти ядовитые семена или что там у них.

Гвоздь снова кивнул, хотя по лицу его было понятно, что он слишком смущен, чтобы поспевать за потоком мысли Учителя.

— Споры.

— Что?

— У грибов это споры, если я верно помню.

— Сосредоточься на проблеме, а не на том, что там есть у грибов! Если здесь они полопались несколько часов назад, то следующие, в туннелях, могут выбросить токсин в любой момент. Один гриб я раздавил около входа. Он не настолько подвядший, как те, которые перестали уже светить, но он все равно куда мягче тех, что растут у нас, в анклаве Иного. Понимаешь? — он схватил сталкера за плечи и крепко встряхнул. — Они уже созрели! Скоро начнут лопаться и травить! А потом придет очередь Капитолия, Форта, Лицея…

Гвоздь задышал так часто, что его визор запотел.

— Мы должны предупредить людей о грозящей опасности…

— Верно. Причем как можно быстрее, чтобы у них было время отреагировать. Такую массу грибницы не убрать за несколько минут. На это понадобятся дни, а может, даже недели, а я не знаю, сколько времени еще осталось, — Учитель потащил Гвоздя к выходу.

Ждущий в дверях Немой отскочил, выпуская их наружу.

«Возвращаемся», — передал ему на пальцах отец.

Парень смотрел удивленно. «Почему?»

«Возвращаемся», — повторил Учитель, потянув его следом.

Он не желал много говорить. Подсчитывал, сколько еще есть у него времени, успеет ли он добраться до Капитолия, а потом вернуться на пограничье, прежде чем гвардейцы Белого появятся в окрестностях, — поскольку не сомневался, что те уже могли начать его искать. В лучшем случае, они появятся на пограничье через два, два с половиной часа. Если он напряжется, может успеть. Предупредить обитателей ближайшего анклава — будет достаточно. Тамошний главный пошлет дальше нескольких курьеров, а потому новости об угрозе разнесутся по Вольным Анклавам молниеносно. А сообщить властям в Капитолии — не займет больше часа-полутора, если тамошний судья не поверит на слово и захочет лично удостовериться в их сообщении. А значит, будет еще с час на поиск трупа Горлума и на то, чтобы скрытно выбраться в магистральный канал, где он навсегда исчезнет с глаз преследователей. «Может, так даже лучше», — подумалось ему. Гвардейцы Белого, которых предупредят по дороге курьеры, прервут погоню, едва только поняв, насколько большая опасность угрожает их близким. А зная их, он был почти уверен, что забьют на приказы Белого и повернут, едва лишь узнав о гибели Слепой Ветки.

Погруженный в эти мысли Учитель добрался до перекрестка самого широкого из туннелей. Прежде чем он успел повернуть, почувствовал, как кто-то хватает его сзади за воротник. Молниеносно развернулся, рефлекторно хватая за руку нападавшего, чтобы выкрутить ее в суставе, но замер на половине движения. Это оказался Гвоздь, приложивший указательный палец к тому месту, где под маской скрывались его губы. И в тот же момент Учитель услышал доносящийся из бокового туннеля скрип — словно кто-то отворил двери бокса.

«Тут кто-то есть! Значит, не все погибли?» Помнящий попытался освободиться от крепкого захвата сталкера, но тот лишь покачал головой. Убрал руку, лишь когда оппонент его отказался от сопротивления.

«Погоди», — показал Гвоздь жестом, протискиваясь между беглецами и стеной.

Присел на корточки, потом выставил голову из-за полукруглого угла. Пару долгих секунд наблюдал не проверенный ими раньше, погруженный в темноту канал, а потом, настолько же медленно, не поднимаясь, отступил назад, повернулся к Учителю. Выпрямил четыре дрожащих пальца, показывая, скольких людей он заметил. И наверняка это были не местные, поскольку — отреагировал бы иначе.

Помнящий тоже присел.

— И что тебя так напугало? — спросил он шепотом.

— Ты не слышишь? — ответил белый, как мел, сталкер.

Пришельцы, кем бы они ни были, систематически обыскивали каждый бокс и закуток каналов, словно что-то — или кого-то — ища. При этом — старались не производить слишком много шума, но все равно, в такой невероятной тишине они оставались слышны с любого расстояния.

— Может, это спасательная экспедиция из Капитолия?

Гвоздь покачал головой.

— Нет. Это наверняка не наши.

— Что ты болтаешь? Говори, что ты ви…

И в этот момент из глубины коридора донесся пронзительный стрекот. Этот звук… Никто, родившийся в подземелье, не сумел бы его опознать. Однако у Учителя с этим не было ни малейшей проблемы. Такие звуки не издает ни одно живое существо, заблудившееся или доставленное в туннели. Звучал он, словно… коротковолновая рация. Помнящий вздрогнул. Действующее электронное оборудование? Через двадцать лет после Атаки?

После сигнала вызова — а именно этим должны были оказаться таинственные звуки — пришел негромкий ответ, а потом — новые, знакомо искаженные слова, лишь подтвердившие убежденность Учителя, что он слышит электронно-преобразованный голос. А потом те, кто обыскивал туннели, начали отступать. Делали это поспешно, словно чего-то опасаясь. Эхо их шагов постепенно стихало, пока не исчезло вдали.

— Что это было? — допытывался Гвоздь. Должно быть, он заметил странную реакцию Учителя, поскольку не отступал. — Говори, мужик! — прошипел, дергая беглеца за рукав.

Помнящий колебался всего секунду.

— Знаю, что это прозвучит странно, но у этих людей была действующая рация. Ты в курсе? Это такое оборудование, чтобы связывать на расстоянии, — добавил, видя непонимание в глазах Гвоздя.

Электромагнитный импульс уничтожил изрядную часть электроники, находящейся в городе, а то, что уцелело от атомного пожара, перестало работать как минимум десятилетие назад. Оборудование двадцать первого века было хорошим, дешевым, легкодоступным, но оно быстро ломалось, поскольку именно такую стратегию приняли концерны, заваливающие рынки все более новыми моделями компьютеров, мобилок, фотоаппаратов, телевизоров и плееров. На маркетинговом жаргоне такое называлось «плановым старением». Достаточно было поместить в оборудовании одну дорогую деталь, чей срок действия ненадолго превышал срок гарантии, и фирма имела устойчиво быстрый сбыт очередной модели устройства, поскольку старое оказывалось слишком дорого ремонтировать. Эта предосудительная политика, однако, отыгралась на уцелевших. В постъядерной реальности не было поставок устройств нового поколения, а те немногочисленные электронные приборы, что пережили Атаку, не слишком-то могли сделать в каналах — без доступа к энергии и специализированному оборудованию. А когда, в конце концов, закончились и они, исчезла последняя ниточка, соединяющая человека со старыми технологиями. Через десять лет после войны остатки человечества бесповоротно погрузились во мрак нового средневековья. Но, похоже, с некоторыми исключениями…

Сталкер, против опасений Учителя, не высмеял его. Только медленно покачал головой, словно отбрасывая собственные мысли, а потом пробормотал набожным тоном единственное, но так много значащее слово:

— Чистые…

Помнящий тяжело вздохнул.

— Чистых не существует, — уверил он, — Уж можешь мне поверить.

У каждого города есть свои легенды. Вроцлав в этом смысле не был исключением. Еще до Атаки люди рассказывали невероятные вещи о немецком подземном городе — о километрах таинственных туннелей, тянущихся от центра до самой Собутки и Лешницы. Никто их не видел, не было ни одного доказательства их существования, и все же умы исследователей, одержимых и простых обывателей и через десятки лет раскалялись добела. Когда последний из уцелевших сошел в каналы, их мысли заняли новые рассказы, а в мифических гитлеровских подземельях зароились Чистые. Кем они были — того не знал никто. Ни одного из них никогда не схватили, а достоверные случаи, когда их видели, можно было перечесть по пальцам одной руки.

Если верить возвращающимся с поверхности собирателям и сталкерам, таинственные фигуры появлялись порой в море руин — чаще всего где-то вдали — и исчезали, не оставив и следа, если кто-то отваживался подойти ближе. Только в нескольких случаях разведчики, как раз сидевшие, притаившись, в укрытиях, видели тех людей по-настоящему вблизи — по крайней мере, так они утверждали. Называли их Чистыми, поскольку те имели идеально гладкую кожу на лицах, словно никогда не испытывали на себе влияния излучения, а носимые ими серые защитные комбинезоны всегда выглядели новенькими, будто взятыми со складов. Так говорили немногочисленные свидетели, но никто и никогда не предоставил доказательства существования таинственных пришельцев из неисследованных подземелий. Со временем старые городские легенды слились с новыми, и Чистые теперь заселяли недоступные для уцелевших немецкие туннели, ожидая должного часа, чтобы вернуться и принять под свою руку поверхность.

— Фигню несешь, мужик, — раздраженно произнес Учитель. — Нет никаких Чистых. И не был никогда. Это только бредни, рассказываемые такими дураками, как ты, чтобы выцыганить у местных дармовую порцию самогона.

— Неправда, — возмутился Гвоздь, — Я знаю, что я видел. А ты знаешь, что слышал.

Наличие рации было неоспоримым фактом, но такое вовсе не означало, что мертвый анклав населен существами, которые оставались здесь постьядерными соответствиями йети и биг-футов. Прежде чем Помнящий сумел ответить сталкеру, он почувствовал рывок веревки, соединяющей его с сыном. Сидящий чуть поодаль Немой развел руки в вопросительном жесте. Он не мог слышать людей, которые обыскивали туннель, не видел и губ отца и его собеседника. Потому ничего странного, что сильно обеспокоился странным их поведением. «Ничего серьезного, — успокоил его жестом Учитель. — Сейчас пойдем дальше».

— А ты что видел? — спросил он, поворачиваясь к сталкеру. — Говори!

Гвоздь ответил не сразу, а когда отозвался, голос его слегка дрожал.

— Фигуры странно выглядящих людей, освещенных блеском очень ярких фонарей.

— То есть — хрен там что ты видел, — оборвал его Учитель.

— Говорю тебе, я знаю, как выглядит настоящая электрическая лампочка, — вскинулся сталкер.

— Ты говоришь об этом? — засмеялся Помнящий, вытягивая из кармана довоенную игрушку, с которой ходил раньше Шуруп, — Если вы такой имели, другие тоже могут пользоваться чем-то подобным.

Гвоздь протянул к нему руку.

— Отдай.

— Получишь его, когда мы откроем шлюз. — Учитель предпочитал пока не лишаться источника света, который был не только ярче, чем масляная лампа, но и дотягивался куда дальше, — Возвращаемся к выходу.

Он чувствовал себя не в своей тарелке при мысли, что где-то в туннелях может быть некто, обладающий довоенной технологией. Как большинство трезвомыслящих людей, Помнящий не верил в легенды о Чистых, поскольку прекрасно знал, что в городе нет и сантиметра неисследованных подземелий. Тысячи людей годами пересекали каналы, прокапываясь к давно выведенным из употребления коридорам и комнатам, например, таким, как несчастный Собор. Однако никогда и нигде не обнаруживались спуски в мифический подземный город. К тому же, Учитель прекрасно знал, откуда взялись первые легенды о Чистых. Ведь он был непосредственным свидетелем эвакуации элит — людей, которые должны были переждать худшие времена в настоящих убежищах. Это они потом появлялись в руинах, чистенькие и ухоженные, покидая на недолгое время безопасные убежища, чтобы проверить, возможно ли уже возвращение на поверхность. И это они массово гибли, когда наконец выходили из роскошных — для послевоенных времен — бункеров, в которых все же заканчивались припасы.

Во второй и третий год, когда наступил апогей их возвращений, уцелевшие вырезали как минимум несколько сотен Избранных, как их тогда называли. Не щадили никого. Оставленные на милость судьбы уцелевшие взыскивали цену крови с тех, кто был достаточно богат или влиятелен, чтобы обеспечить себе место в подземных ковчегах и пережил величайшую из войн в относительном покое. Последние из них появились на поверхности под конец третьего года новой эры. Изможденные, затравленные, мало чем отличающиеся на вид от обычного уцелевшего. Понимающие, что с ними может случиться, они сидели в укрытиях так долго, как только могли, — то есть, до самого конца.

Всякий Чистый, которого замечали позже, был, должно быть, миражом или порождением воспаленного мозга жаждущих славы сталкеров. Уж кто-кто, а Учитель знал лучше остальных, что в две тысячи тринадцатом году в этом городе не существовало бункера, который позволил бы людям выживать десять, а то и двадцать лет полной изоляции. Это было физически невозможно.

И все же мысль о действующих рациях не давала ему покоя. До сих пор он полагал, что в Вольных Анклавах для него не осталось никаких тайн, а тем временем хватило всего-то нескольких звуков, чтобы уверенность эта лопнула, словно мыльный пузырь.

Миновав зев туннеля, где еще несколько минут назад шуровали таинственные люди, он повел сына и не менее возбужденного сталкера в сторону коридора, которым они сюда и прибыли. И чем сильнее они удалялись от жуткой тьмы, в которую погрузился бокс Горлума, тем сильнее ему казалось, что желтоватый свет, бьющий от ламп, прогонял не только темноту, но и страх.

И вдруг где-то за его спиной раздалось очередное пронзительное потрескивание.

Учитель развернулся на пятке, потянувшись к ножу. Свет фонаря выхватил из темноты склоненного Гвоздя. Сталкер как раз поднимал крышку одного из ящиков. Видя нервную реакцию товарища, он улыбнулся, извиняясь, и медленно ее опустил. Прихваченное смазанными шнурами дерево запищало знакомым образом.

«Рация, — подумал Помнящий. — Ну как же».