Поза рыбы
В чем преимущество ночной Москвы: доехали мы быстро. Хотя нынче бывает и такое, что Кольцо и ночью стоит. Этот город когда-нибудь взорвется от количества машин или провалится в тартарары. Что вероятнее. Уже местами проваливается. Как для человека, который каждый будний день ездит на работу, пробки для меня чуть ли не главное зло. Хотя теперь на первом месте был Муркин.
Пока мы парковались, жена давала инструкции: как мне вести себя с сыном. Тоже мне, умная нашлась! «Я убила, я и сяду!»
Ну почему, черт возьми, в тот злополучный день я был так далеко?! А она переживает только о том, что цветочки завяли! Я же вазоны с цветущей травой никогда не замечал. Какие вазоны, когда в холле стоит эта злосчастная статуя?! Они называют ее Терпсихорой, ха! Ну, вылитая Стефания! Лицо, фигура, даже поза… Летящая женщина. Походка у моей супруги особенная, словно она и впрямь не идет, а танцует. Парит над землей. Соседу надо ноги переломать. Пятеро детей у него! Ну и ваял бы их! Далась ему чужая жена!
— Клянусь, я ему не позировала!
Да ты бы и позировала, не заметила! Аквариум локтем махнула, только брызги полетели! Даже не заметила, что он там стоит, на тумбочке! И саму тумбочку тоже! Я так и называю жену: домашний вредитель. Мне, дураку, давно надо было сейф запереть! А теперь мы вдвоем один пистолет не можем утопить из этого сейфа! Кто знает, где этот «макаров» в следующий раз всплывет, у какого трупа? От такого поистине «волшебного» оружия всего можно ожидать!
— Тихо, не разбуди их…
Да, молодым не надо видеть, как мы с супругой пересчитываем оружие и патроны. Еще подумают чего не то. Банк, мол, предки задумали взять.
Первое, что я увидел в прихожей, были туфли Лианы. Ничего себе, подставки! И как только бабы умудряются ходить на таких высоких каблуках?! Не устаю удивляться этим женщинам! Столько неудобств лишь для того, чтобы мы, мужики, на них внимание обратили!
Я покосился на свою, извиняюсь, женщину. На домашнего вредителя то есть. Который несчастных рыбок шваброй бьет, а болонок водой из шланга поливает. Тоже ведь в ботфортах ходить пытается! Я ей покажу ботфорты!
— Тут они…
— Сам вижу…
Мы потихоньку прокрались в мой кабинет.
— Отвернись! — велел я жене.
А та фыркает:
— Чего я там не видела?
И нос в открытую дверцу сует! Прищемить его, чтобы навсегда запомнила: не лезь в мужские дела! Еще и командует:
— Давай считай.
Деловая!
Я двинул ее локтем. Нет уж! Больше я на эти грабли не наступлю! Я теперь знаю, где может оказаться пистолет, узнай моя супруга код от сейфа!
Мы в нетерпении пересчитали оружие. Увы! Сюрприза не получилось! Все на месте, кроме «макарова»! Поэтому Стефания опять выдвинула версию о водолазах. На что я сказал:
— Бред.
Ну, явно бред! Развить идею мы не успели: вспыхнул свет. Мы-то включили только подсветку, чтобы внимание не привлекать. Но сын умный, в меня. Лишний раз в этом убедился. Степан Андреевич услышал возню в прихожей, спокойно дождался, пока мы займемся делом, и застукал родителей на месте преступления. Так что не отвертеться: обои, мол, клеили.
Внешне Степан Андреевич совсем на меня не похож. Биологию в школе все учили и все (ну по крайней мере многие) помнят, что есть доминантные признаки, а есть рецессивные. Первые подавляют, вторые вяло сопротивляются и в конце концов уступают. Согласно науке генетике выходит, что брюнеты живучее блондинов. Так вот: я ни по одному гену у супруги не выиграл, если учитывать внешность. Разве что ростом парень в мою породу, в Воронцовых. И то — нога сорок третьего размера. И руки маленькие. Вот как так получилось? У кошки девять жизней, а у моей жены девять живучих генов. Она их по-любому передаст, вот что я понял. Хорошо, что это цвет глаз и волос, а также маленькие руки и ноги, а не ее безалаберность.
Зато ум Степан Андреевич унаследовал от меня. Ведь если бы не сын, я бы так и не понял, каким образом двух человек убили из одного оружия, успевшего побывать в пруду.
— Мама, папа, вы что здесь делаете? Решили ограбить банк? Ну и кому ружье, а кому пистолет?
В чувстве юмора сыну тоже не откажешь. И в хладнокровии. Это тоже мое. Не запаниковал, увидев маму с папой, пересчитывающих патроны, не забеспокоился насчет своей карьеры, когда я сказал, что меня подозревают в убийстве. Мне стоило лишь кивнуть в ответ на вопрос: «Но ты ведь никого не убивал, отец?» — и сын сразу поверил.
И никаких водолазов. Человек в банке работает, у него фантазия в плену у логики. Спасибо тебе, сынок! Еще и деньги предложил! Денег у меня хватает. А если выкручусь и на этот раз, их будет еще больше. Трубный завод — выгодное приобретение.
В тот момент, когда сын сказал «а маму легко обмануть», меня и осенило. Я понял, что именно меня зацепило на этих фотографиях. Где я стою у пруда и жена стоит у пруда. С оружием в руках.
Спасибо и тебе, милая скучающая Алекс! Ты подарила мне этот день и, возможно свободу! Хозяйку дога определенно надо отблагодарить. Я добавил в план на завтрашний день еще один пункт. Ума не приложу, как я все это успею провернуть, но придется напрячься.
Перед тем как закрыть сейф, я взял оттуда «беретту». Завтра мне понадобится оружие, послезавтра, возможно, тоже. На людей, с которыми я буду разговаривать, действуют лишь весомые аргументы. Потому что у этих людей такие же. Стефания заметно напряглась, увидев, как я беру из сейфа очередной пистолет, но я велел ей не соваться куда не просят. Ее дело женское: сидеть и ждать. Пока муж разгребет дерьмо и солнце над ее головой снова засияет ярко. Потому что это моя, мужская работа: решать проблемы, приносить деньги, махать кулаками и нажимать на курок, когда припрет. А вовсе не моей бабы. Сиди и молчи как рыба, раз нашкодила. О прощении потом поговорим. И о цене моей мужской работы.
Я понял суть, разгадал комбинацию, но пока не понимаю мотива и не знаю заказчика. Картина неполная. Зачем было это делать? Для кого я смертельный враг? Не для Муркина ведь, который и не подозревал о моем существовании, пока не застал мою жену у остывающего трупа Людмилы. Или я чего-то не знаю?
Еще одна галочка: биография Вадима Муркина. Может, мы где-то пересекались?
Обо всем этом я и раздумывал, пока мы на кухне пили чай. Стефания тоже думала о чем-то своем, судя по тому, что в разговор она не вмешивалась. Молча накрыла на стол и суетилась на кухне, пока мы с сыном завтракали. Милое семейное утро, греющая душу картина. Всегда бы так.
В семь утра из детской вышла зевающая Лиана. И мне:
— Привет.
Я разозлился. Так и захотелось ее ремнем по заднице огреть, чертову девку. Потому что супруга моя носик сморщила. И подозрительно так на Лиану посмотрела. А потом на меня. Все правильно, это что еще за «привет»?! Будто у нас что-то было кроме ужина в ресторане! Пусть обращается, как положено:
— Доброе утро, Андрей Ильич.
Я ей показал из-под стола кулак, а она мне язык. Ты подумай! Хорошо, никто не заметил: ни жена, ни Степан Андреевич. Я с Лианой потом поговорю, объясню, что надо соблюдать субординацию. Мало ли кто кого с кем познакомил?
Потом Лиана собралась на педикюр, Степан Андреевич на работу, а я на подвиг. И на работу, и по остальным делам. Стефания осталась дома. Правильно, сегодня же Маринка придет! А к вечеру жене в клуб. Старушки ждут. Я забыл предупредить, что домой вернусь поздно. Потому что дел у меня по горло и надо бы все успеть. Кто знает? Вдруг Муркин задумает действовать? Поняв, что я не собираюсь принимать его условия игры, пойдет в полицию и сдаст. Меня, Стефанию или обоих сразу. Это уж как его королевское величество захочет, ибо король положения сейчас он. У Муркина на руках все козыри, в то время как у меня лишь джокер: пистолет. Но этот джокер дорогого стоит, он способен убить любую карту, даже козырного туза. Тот же пистолет, лежащий на дне пруда.
Поэтому, как только закончилось совещание, я позвонил Муркину. Утро прошло плодотворно. Первым делом секретарша показала мне подготовленные документы по трубному заводу, потом приехал генеральный и посмотрел все то, что уже посмотрел я. Мы на пару провели важное совещание и подписали договор. Причем я ни словом, ни взглядом не дал понять, что завтра могу оказаться в тюрьме по обвинению в убийстве. По лицу Светланы тоже было не похоже, что она этого ждет. Немного смущения, откровенная радость и полное понимание. Шеф нашелся!
Странно устроены люди. Если шеф сильный, его костерят почем зря, постоянно жалуются и ноют: работать заставляет, разносы утраивает, за опоздания премии лишает. А если слабый, тоже ноют, но по другой причине: переживают. Ой, что с нами будет? Ой, куда он нас заведет? Ой, зачем нам такой начальник? Нытья я не допущу, пока на свободе. И лучше быть сильным, чем слабым.
Прежде чем действовать дальше, я должен был узнать планы врага. Муркин на звонок ответил сразу, словно ждал.
— Слушаю.
— Это Воронцов.
— Конечно, Воронцов.
А голос какой злорадный! Но я решил покамест джокера приберечь. Посчитать козыри своего соперника.
— Ты хотел, чтобы я разобрался со свидетелями. Я разобрался.
— В курсе, — рассмеялся он.
И этот смех мне очень не понравился.
— Я сделал то, что ты от меня хотел. Что дальше?
— Тебе придется сесть, — сказал он насмешливо. — Потому что ты путаешься у меня под ногами. Пиши чистосердечное, и срок, возможно, скостят. Десятку тебе за глаза. Отдохнешь, как в санатории, я об этом позабочусь. Хочешь поторговаться?
— Хочу. Дай мне еще сутки.
— Извини, не могу. Я назначил свидание Стефании. Пригласил ее в ресторан. И даже столик уже заказал.
У меня в горле пересохло. Ну и наглец! Ведь он говорит о матери моего сына, о моей женщине!
— А что она? Согласилась? — хрипло спросил я.
— Пока нет, но у меня еще целые сутки. Что-то мне подсказывает: она передумает. Особенно если сходит к врачу, сам знаешь к какому.
Похоже, он знает мою тайну. Так.
— Ну и когда за мной придут?
— Хочешь последний раз дома переночевать?
— Она пока еще моя жена, — сказал я напряженно. — Проститься-то я с ней могу?
— Проститься? — Он гнусно рассмеялся. — Проститься можно. Навсегда. Слушай, у тебя шикарная квартира. Уютное гнездышко. И готовит Стефания исключительно.
«Спокойно, — сказал я себе. — Он тебя провоцирует. Надеется, что сорвешься и наделаешь глупостей. Кто же меня предал? Неужели Марковна?»
— Когда это ты распробовал ее кулинарию?
— И даже вкус ее губ. А ты, Воронцов, бессилен что-либо сделать.
— Сделка невыгодная, — сказал я хрипло. О губах Муркин врет. Блефует. Или не врет? — Если я окажусь в тюрьме, то потеряю и жену и сына. Свекор-уголовник ничуть не лучше уголовницы-свекрови. Лиана моего сына бросит, и его выпрут из банка. Не уверен, что сын мне это простит. Я не признаюсь в убийстве.
— А куда ты денешься? — сказал он хладнокровно. — Как только следователь увидит фотографии, они полезут в пруд, искать пистолет. А как только найдут, а они его обязательно найдут, потому что он там, в пруду, тебе, Воронцов, крышка.
— А если я в бега подамся?
— В аэропорт и на железнодорожные вокзалы сегодня же будут разосланы ориентировки. Заграница тебе не светит. Если же ты планируешь отсидеться в каком-нибудь медвежьем углу, на просторах нашей необъятной Родины, учти: затравленный зверь в живых остается редко. Мои друзья из полиции не любят беглецов. Предпочитают тех, кто уважает закон. Я тебя предупредил.
— Понятно: или скамья подсудимых, или пуля.
— Мертвым ты мне еще больше нравишься. Твоя жена получает наследство, а одна она не может. Ей обязательно нужен мужчина. Рано или поздно Стефания окажется в моих объятиях вместе со всем твоим имуществом.
— Мой сын тебе этого не простит. А он — Воронцов.
— Кстати, о сыне. Одно дело — начальник отдела в банке. И совсем другое — безработный, сынок уголовника. Легкая добыча. Тем более если задумает мне мстить. Не забывай, кто я и кто мои друзья. Бывших ментов не бывает. Так что будь паинькой, принимай мои условия.
— Завтра.
— Что завтра?
— Завтра я сдамся.
— Экий ты упрямый! — рассмеялся Муркин. То-то он сегодня веселится! — Завтра, сегодня, какая разница?
Разница большая. По крайней мере, для меня.
— Я же сказал: хочу попрощаться с женой. Ты ведь знаешь, как я ее люблю. Раз в тюрьму готов сесть, лишь бы Стефания осталась на свободе.
— Тогда капитуляция будет подписана на моей территории. Усек?
— То есть у тебя дома? Или в офисе?
— Приезжай в офис, — услышал я после паузы. — До моего дома далеко. Пока далеко, — сказал он с намеком. — И полиция подъедет. Адрес найдешь на почте у жены. Или у самой Стефании спроси.
— Спрошу. Во сколько мне приехать? — Надо сделать вид, что я смирился со своей участью.
— А как тебе удобно? — Он еще и издевается!
— Я бы хотел закончить все свои дела на работе.
— Зачем тебе это?
— Хочу оставить тебе хозяйство в полном порядке. Кто знает? Вдруг ты захочешь сесть в мое кресло исполнительного директора?
— А что? Мысль! Ладно… Ради такой хорошей работы… Надоело в шестерках ходить. Эх! Побуду директором! В шесть часов. Потому что в восемь я ужинаю с твоей женой. Сдам тебя полиции — и в ресторан, отмечать. А там и ночь любви… — он аж причмокнул.
— Идет.
«Возьми себя в руки. Муркин тебя провоцирует. Не все у него срастается, поэтому ему нужно твое признание. Не хочет он, чтобы менты ныряли в пруд. И правильно! Усыпи его бдительность, сделай вид, что завтра подпишешь капитуляцию. Главное, не хами». И я сдержался.
— Бывай, Воронцов, — насмешливо сказал он. — Было приятно иметь с тобой дело. Мужик ты сговорчивый. — И Муркин первым дал отбой.
Хотя меня трясло от бешенства, я нашел во всем этом и положительный момент. Ох, сколько у меня времени! Сутки! Царский подарок! Обо всем остальном покамест надо забыть.
Помнится, супруга моя, на йоге помешанная, про лотос рассказывала. Про цветок и почему так поза называется, в которой медитируют. Я запомнил только, что цветет он всего два дня. Наверное, потому, что такой особенный и очень красивый. Так вот: времени у меня, пока цветет лотос. Иначе я тоже отцвету. Причем навсегда. Да и Стефании без меня придется несладко.
И я тут же запустил секундомер. Первым делом вызвал к себе Свету.
— Да, Андрей Ильич?
— Проходи, садись.
Пока она шла к моему столу через весь кабинет, я успел ее разглядеть, включая детали. Плачу я ей, как директору завода, а по одежде моей секретарши этого не скажешь. Где она их берет, эти бесформенные юбки и блеклые кофты, по виду словно из бабкиного сундука? А ведь Светка не толстая. Фигура у нее очень даже, не считая ног. Лицо, да. Но возможно, это из-за брекетов и нелепой прически. Куцая косичка мышиного цвета. Плюс очки. Толстые стекла значительно уменьшают глаза, а тяжелая оправа на узком лице смотрится нелепо. Все равно что на таксу надеть лошадиную упряжь. Зачем Светлана так себя уродует?
Она села в кресло напротив меня, открыла блокнот и нацелилась в него ручкой:
— Я вас слушаю.
— Когда свадьба?
От удивления она едва не выронила ручку.
— Свадьба?
— Ну, твой парень. Ты еще собиралась беременеть. Что, уже?
— Нет, — сказала она растерянно. — Я не беременна, Андрей Ильич.
— А ведь тебе уже двадцать пять.
— Двадцать шесть. В прошлом месяце исполнилось.
— Тем более. Кстати, почему мы это не отмечали? Твой день рождения?
— Так ведь дата не круглая. А подарки вы мне и так постоянно дарите.
— Исполнительная, нетребовательная, незаменимая… Света, почему? — Я посмотрел на нее в упор.
Мало кто может выдержать мой взгляд, вот и Светка опустила глаза. Смутилась и промямлила:
— Это моя работа.
— Ты меня либо остервенело ненавидишь, либо безумно любишь. Скажи, я не обижусь.
Она молчала.
— Так. Скорее второе, чем первое. Судя по твоему молчанию. Или я ошибаюсь?
— Мы слишком много времени проводим вместе, — сказала она, поднимая глаза. В них было отчаяние и… еще что-то. Чего я, убей, не понимал. — Это должно пройти. У меня действительно есть жених. Я вас не обманываю. Просто… Вы мужчина, рядом с которым приятно находиться. Мне ничего не нужно, я лишь рада, что хожу на работу с удовольствием. Мой шеф не урод какой-нибудь, а интересный мужчина, не самодур, не бабник, хотя, наверное, лучше бы вы были бабником. У меня есть подруги, их послушать — так работа каторга. А для меня нет. Мы ведь проводим на работе полжизни, а то и больше. Одно дело — мучиться с утра до вечера, считая минуты, другое — радоваться, открывая поутру дверь в кабинет своего начальника. Я радуюсь. Я вам за это благодарна и о большем не мечтаю.
Похоже, она говорит правду.
— Света, я попал в скверную историю. Этот разговор не просто так. Я хочу понять, кто из моего окружения меня предал?
— Вы хотите сказать, что я… — она вдруг расплакалась. Натурально разревелась! Слезы ручьями потекли по лицу!
Я растерялся. Нет, так врать невозможно. Похоже, я здорово ее обидел.
— Когда вы пропали, мне хотелось умереть, — сказала Света, пока я шел за стаканом. Ей надо выпить воды и успокоиться. Мне тоже. Девчонка служила мне верой и правдой, а я заподозрил Светку в предательстве. — Спасибо, — всхлипнула она, беря у меня стакан.
Какое-то время она пила воду, а когда стакан опустел, вытерла слезы и спросила:
— Чем я могу помочь? И что за история?
— Меня обвиняют в убийстве.
— В убийстве?!
— Да. Все серьезно. Есть доказательства, свидетели. Оружие, в конце концов. Все есть. Не хватает только моего признания.
— Неужели конкуренты?
— Не знаю. Либо месть, либо деньги. Ладно бы просто кинули, не привыкать. Но кому-то непременно надо повесить на меня труп… Повесить труп… — я напрягся. Но ведь трупов-то два! Не в этом ли разгадка? — У меня очень мало времени, Света, — признался я. — До завтра. В шесть часов я должен прийти и написать явку с повинной.
— Надеюсь, вечера, не утра?
— В шесть вечера.
— Господи, — она опять потянулась к стакану. А я встал, потому что стакан был пуст.
— Если ты мною действительно так дорожишь, — сказал я, вновь наливая воду, — как начальником, разумеется, ибо другой вариант отношений я не рассматриваю, ты должна поклясться, что непричастна к этому.
— Клянусь!
И я поверил. Не знаю почему, но я ей поверил. На слово. И вкратце обрисовал ситуацию. Света умная, что-нибудь да подскажет.
— Да, времени мало, а работы много, — признала она. — Я помню эту женщину. Людмилу. Почему-то я ее запомнила.
— Тебе не показалось, что она переигрывает? Или нервничает? Не было у нее ко мне никакого дела. А вот зачем она приходила?
— Мне так не показалось. Она всерьез рассчитывала на деловое партнерство. Другой момент, что ее ввели в заблуждение относительно вас. Как-то быстро она исчезла.
— Похоже, хотела получить откат. Но потом поняла, что я на развод не ведусь. Есть такие люди. Насобирают громких имен, случайные знакомства преподносят как дружеские и родственные связи. Всех знают, везде вхожи. В любые приемные. Лишь бы произвести впечатление. Берутся что-то сделать, потом получают деньги и исчезают. Либо тянут резину, просят немного подождать. По принципу: либо ишак издохнет, либо падишах помрет. Так можно тянуть год, а то и два. Ты вот что… Наведи-ка о ней справки. О Людмиле. У тебя ведь есть ее фамилия, номер телефона. Сможешь?
— Пожалуй, да.
— Еще мне нужен некий Муркин. Детали его биографии. Вадим Муркин, частный детектив. А раньше работал в милиции. Я хочу знать, почему он оттуда ушел? Или его ушли. Что за ним числится, какие грехи? И не пересекались ли мы раньше? Может быть, заочно, по каким-то делам? Хочу узнать, если ли у него причина мне мстить? Потому что исполнитель — он. А вот заказчик… В этом я сильно сомневаюсь.
— Сделаем, — она чиркнула в блокноте и деловито спросила: — Что еще?
— Я сейчас в клуб. Не на фитнес, — пояснил я, поймав ее удивленный взгляд. — Есть еще подруги моей жены, которым я нахамил.
— И здорово нахамили? — невольно улыбнулась Света.
— Порядком. Вот скажи мне, как женщина: на что вы можете обидеться?
— Мы?
— Женщины. Что вас особенно задевает?
— Ну, не знаю, — пожала она плечами. — Кого как.
— К примеру, безответная любовь. Если мужчина не ответил на пылкие чувства взаимностью.
— Это нет. Наоборот. Несчастная любовь вроде как медаль. Или даже орден. Особенно если объект достойный. — Светлана выразительно посмотрела на меня. — Его, этот орден, носят с гордостью. Недаром сложено столько песен о несчастной любви, и все женщины слушают их с умилением. Слезу пускают. Даже если сами счастливо замужем. За любовь не мстят, Андрей Ильич.
— А за предательство?
— Предательство можно рассматривать, если что-то было. Обещался и бросил. Вы обещались?
— Нет.
— Тогда мимо.
— А если раскритиковать внешность?
— Это серьезно. Значит, вы кого-то опустили. Редкие женщины критически относятся к своей внешности. Большинство полагает, что они красавицы, которых недооценили. Что сказали-то?
— Раскритиковал краску для волос.
— Ну, вы дали!
— Но это же мелочи, Света!
— Это вы так думаете. С точки зрения мужской логики, да, мелочь. А с точки зрения женской, лучше бы вы раскритиковали ее котлеты, чем грудь.
— Блин… Значит, попал. По крайней мере, теперь понятно, оттуда ноги растут. А скажи, оскорбленная таким образом женщина способна на убийство?
— Смотря в каком она возрасте, — пожала плечами Света. — Когда климакс, бывает, и крышу сносит. В психушку попадают, вены вскрывают. Могут и убить. У всех это по-разному проходит.
— Близко к тому. К климаксу. Сорок с хвостиком.
— Бывает ранний климакс. Это еще хуже. Переживания и все такое.
— А другой девке столько же, сколько и тебе. Но она тренер по фитнесу. Амбиций — море! Эта уж точно считает себя неотразимой красавицей. Я ей сказал, что у нее самая отвратительная краска для волос, которую только можно найти в магазине.
— Дались вам ее волосы!
— Каюсь: переборщил. Света, а могла какая-нибудь из этих дам, или даже обе, из-за глубокой обиды не пожалеть всех своих денег? И заказать меня?
— Вполне. Что деньги? А вот полюбоваться на вас в суде, на скамье подсудимых… Понять, как вам плохо и больно… Одним словом, опустить. Вы-то их макнули в унитаз, поэтому они с наслаждением будут смотреть, как, извиняюсь, дерьмо стекает по вашим щекам.
— Давно хотел спросить: а почему ты-то так одеваешься?
— Как так? — Она машинально поправила лежащую на плече косу.
— Ну, невзрачно. Ты извини, я не хочу тебя задеть. И обидеть тоже. Просто хочу сказать, что у тебя хорошая фигура и надо бы как-то ее подчеркнуть, что ли.
— Я критически отношусь к своей внешности, — пожала плечами Света. — И потом: я из тех женщин, которые не умеют тратить деньги. Не каждому это дано.
— Деньги тратить? — невольно рассмеялся я. — Чего уж проще!
— Чего уж сложнее, — усмехнулась Света. — В магазине — ворох одежды. Как понять, что тебе идет? Мама считает, что я одета нормально.
— А бабушка? — ехидно сказал я. — Ее вкусы ты тоже учитываешь?
— Ненавижу торчать в примерочных, — призналась моя секретарша. — А фигура у меня такая, что мне сложно подобрать одежду. И еще я теряюсь под взглядами продавщиц. Они смотрят с таким презрением: а что вы хотите, девушка? Обделила вас природа красотой, так и нечего привередничать. Все равно лучше не станете. Я знаю, есть курсы, где учат одеваться. И бороться с комплексами по поводу внешности. Но у меня нет времени туда ходить.
— Хотя бы брекеты сними, — вздохнул я. — И вставь контактные линзы. Обещаю: если все закончится благополучно, ты пойдешь на эти курсы. Я сам их оплачу.
— Спасибо, Андрей Ильич. Меня и саму это уже, признаться, напрягает, — она опять тронула волосы.
— Все, еду в клуб, а ты прикрой меня в мое отсутствие, — я встал. — Спасибо тебе.
— Да пока не за что. — Она тоже встала. — А моим словам не придавайте значения.
— Каким словам?
— О том, что я к вам как-то по-особенному отношусь, — зарумянилась Света. — Это ничего не значит.
— Медаль, да?
— Орден. — Она повернулась на каблуках и первой вышла из кабинета.
Черт их поймет, этих женщин.
…Все-таки в клубе я переоделся в спортивный костюм. Завтра у меня финальный разговор с Муркиным, и либо я, либо он. Потому что Муркин не свернет, я тоже не собираюсь этого делать. Мы сшиблись в лобовой, и один из нас умрет. Поэтому я повесил на гриф блинов до ста семидесяти кило и рванул их, как в последний раз. И взял вес на удивление легко. Может быть, потому, что это мог и в самом деле оказаться последний раз? Я еще не уверен, кто окажется на земле, а кто воспарит в небеса. У Муркина есть шанс, равно как и у меня.
— Супер! — раздался справа знакомый голос.
Я скосил глаза. На ловца и зверь бежит! Юлька! Только что вышла из зала, где проходят групповые занятия. Напрасно она ходит на силовые тренировки, плечи ей качать не надо, и так фигура словно у мужика. А вдруг она того?.. Не меня ревнует к Стефании, а Стефанию ко мне? Всякое ведь бывает.
— Привет, — широко улыбнулся я и аккуратно положил на место штангу. Хотя до смерти хотелось огреть ею Юльку. Еле удержался.
Хозяин клуба, тоже поднявшийся в тренажерный зал в спортивном костюме, посмотрел на меня одобрительно. И даже сказал:
— Завидую твоей форме, Андрей. Оно понятно: такой жене надо соответствовать.
— Я стараюсь. Юля, перекусить не хочешь? Устала небось с гантелями-то скакать?
Она посмотрела на меня подозрительно: с чего вдруг такая забота? И сказала:
— Я вообще-то домой собралась. Мне надо сделать перерыв, а вечером хочу на тренажерах позаниматься.
— Смотри, не переусердствуй. Кстати, могу подвезти. Я в центр.
— Ты приехал в клуб всего на полчаса?! — удивилась она.
— Я приехал ради того, чтобы увидеть тебя. Помнится, ты мне кое-что предлагала.
— Ты ли это, Воронцов? — округлила она глаза.
— Ты ведь много усилий для этого приложила? Для того чтобы я стал сговорчивым?
— Каких еще усилий? — уставилась на меня Юля.
— Ладно, не прикидывайся, — подмигнул я. — Ну что, поедешь со мной?
— Вообще-то на метро быстрее, — сказала она с сомнением.
— А мое общество? Я могу быть милым.
— Уговорил.
— Иди переодевайся.
Через десять минут я ждал ее у выхода, уже одетый. Ей небось понадобится полчаса, не меньше, чтобы произвести на меня впечатление. Такого раньше не было: я и она, вдвоем, в моей машине. Юля же не знает, что у меня под сиденьем лежит пистолет. Потому я и не настаивал на посиделках в кафе для разговора по душам. Мне надо наулыбаться на поездку в моей машине. А там уж…
Я скрипнул зубами. Идет! Намарафетилась! Волосы блестят от лака, на губах яркая помада. Нет, Юлька не лесбиянка. Стала бы она тогда ради меня так краситься! Идет, улыбается… Вот стерва!
— Прошу, — я широко улыбнулся и распахнул перед ней дверь.
— Мерси, — пропела подружка-предательница.
Мы вышли на свежий воздух, и я кивнул на машину:
— Садись.
— Что это с тобой сегодня, Воронцов? — спросила она подозрительно, но в машину села.
Я завел мотор. Где живет Юля, я знал, как-то по просьбе жены помогал ее любимой подруге с переездом. Ну и шкаф пару раз передвинул, опять-таки, по просьбе и в компании Стефании. Оставаться с Юлей наедине я до сей поры избегал. Но время, видать, пришло.
— Куда это мы едем? — подозрительно спросила она, когда я свернул к парку.
— Срезать хочу. Там пробки.
— А-а-а…
Я знал одно укромное местечко, где нашему разговору никто не помешает. Их везде можно найти, даже в центре. Что касается платы за парковку, то она не так напрягает, как десять лет за решеткой по обвинению в убийстве.
О том, что я ее не к дому родному везу, Юля догадалась, едва машин вокруг стало заметно меньше. А деревьев больше.
— Выпусти меня! — закричала она, отстегивая ремень.
— Хочешь шею сломать — прыгай, — хладнокровно сказал я, не собираясь сбавлять скорость.
— Чего тебе надо, Воронцов?! — взвизгнула Юля.
— Поговорить, — я ударил по тормозам и, нагнувшись, достал из-под сиденья пистолет.
— О господи, — Юля побледнела и откинулась на спинку. Губы задрожали.
— Попробуешь выйти из машины, я тебя пристрелю, — спокойно сказал я и, чтобы в этом не оставалось никаких сомнений, снял оружие с предохранителя. — Мне терять нечего, на мне и так труп висит.
— Труп… — повторила она, будто эхо, упавшим голосом. И вновь: — О господи…
— Я рад, что до тебя дошло. А теперь рассказывай, — велел я, убедившись в ее покорности.
— О чем?
— О Муркине.
— Кто такой Муркин?
— Не прикидывайся. Частный детектив, по просьбе которого ты сфотографировала Стефанию с ее якобы любовником.
— Это не я, клянусь!
— А кто?
— Настя! То есть… Мы вместе, — промямлила она.
— Все рассказывай.
— После того разговора, — она нервно сглотнула, — помнишь, в кафе…
— Помню.
— Я здорово на тебя разозлилась. У тебя, Воронцов, непомерное самомнение. Считаешь себя… — она опять сглотнула.
— Не обо мне сейчас. Как ты мне отомстила?
— Когда я увидела, что Стефания встречается с другим мужчиной…
— Ты об Эдике?
— Вовсе нет, — Юля посмотрела на меня с огромным удивлением. — О Вадиме.
— Стоп… Стефания с ним встречается?! И давно?!
— Понятия не имею. Я их раз засекла, два… Не воображай, что все женщины по тебе с ума сходят. Тебе даже жена изменяет.
— Заткнись, — сказал я сквозь зубы.
— Ты же сам велел все рассказывать, — похоже, она оправилась от потрясения. И я качнул пистолетом:
— Говори о том, что для меня сейчас важно. Зачем ты сфотографировала мою жену и Эдика?
— Я же сказала, что это сделала Настя!
— Как ты познакомилась с Муркиным?
— Хорошо… Я расскажу… Только оружие убери, — взмолилась Юля. Я опустил пистолет, и она сбивчиво заговорила: — В конце концов, мне стало интересно: на кого это Стефания променяла такое сокровище, как ты? Ведь денег ты немерено зарабатываешь. Что до всего остального, — она пожала плечами, — о вкусах не спорят. Однажды я увидела, что Вадим в машине один. Тогда я еще, разумеется, не знала, как его зовут. Просто увидела знакомую машину на стоянке у клуба. Я знала, что у Стефании еще не закончился урок, потому и подошла. Открыла дверцу и спросила: «А муж в курсе? Неужели ты его не боишься? Или еще не видел? Могу показать». Водитель оценивающе на меня посмотрел и сказал: «Садись в машину». Я села.
— Значит, они встретились вовсе не в доме у Людмилы, — напряженно сказал я. — Очень интересно.
— Не поняла? — удивленно посмотрела на меня Юля.
— Это я так. Мысли вслух. Рассказывай дальше.
— «Значит, ты ее подруга? — спросил он. — Из тех, кто внушил Стефании, что супруг ей не верен. У тебя, похоже, на нее зуб. Завидуешь, да?» На что я, слегка разозлившись, ответила, что зуб у меня скорее на ее мужа, то есть на тебя. Потому что ты хам.
— Но-но!
— Ты же сам просил рассказывать все, в подробностях!
— Можно и без хама обойтись. И что Муркин?
— Сказал с усмешкой: «А не хочешь ему насолить?». Я поинтересовалась, каким образом? «Маленько сбить с господина Воронцова спесь», — рассмеялся Вадим. «Пусть узнает, что жена ему изменяет». На что я тоже рассмеялась: «А ты бесстрашный». Он пояснил, что сам подставляться не собирается. Есть один парень, как раз во вкусе Стефании Воронцовой…
— Откуда он так хорошо знает ее вкусы? — хрипло спросил я.
— А чего там знать, — Юля с усмешкой посмотрела на меня. — Высокие накачанные брюнеты, такие, как ее обожаемый супруг.
— Муркин вроде шатен.
— А ты уверен, что они любовники? Лично я нет, после того, как с ним пообщалась. Он-то, конечно, не прочь, но Стефания вряд ли ляжет с ним в постель.
«Муркин так не думает, — мрачно подумал я. — Завтра у него свидание с моей женой, и он очень рассчитывает оказаться ночью в ее спальне».
— Откуда взялся этот Эдик?
— А ты, я вижу, в курсе. Не знаю. Нас познакомил Вадим. Сказал: «Сфотографируешь Стефанию с этим парнем. Его зовут Эдик, и он прекрасно знает, что делать». Мне стоило только на него посмотреть, чтобы я поверила. Типичный жиголо, бабский угодник. «Но как я к Стефании Эдика-то подведу?» — спросила я. «Скажешь, что он твой парень. Посадишь их за столик в кафе и отойдешь за соком. Дел на три копейки. Постельные снимки как-нибудь сами слепим».
— Постельные?! Я таких не помню.
— Значит, не слепили. Но я вижу, тебе и тех достаточно, что Настя сделала. Кстати, ты ей больше насолил. Я, между прочим, сразу сказала Вадиму, что Стефания моя подруга и мне неловко это делать. И вообще: Эдик намного моложе меня. Кто поверит, что он — мой парень? Но есть девушка… В общем, я их познакомила с Настей. Это они развели Стешу.
— Эдик и Настя?
— Да. Настя предложила твоей жене подвезти ее, ведь днем ты на работе. А когда Стеша с Эдиком пошли к машине, якобы замешкалась. Сказала: «Идите, я сейчас».
— А сама их сфотографировала.
— Да. И в кафе. Эдик вроде бы невзначай, по-дружески, приобнял твою жену. Потом помог Стефании сесть в машину.
Да, рука этого мерзавца довольно интимно лежала на талии у моей супруги.
— Но на деле они любовниками не были? — уточнил я.
— Нет. Я бы это поняла. После того как Настя сделала фотографии и скинула их на «мыло» Вадиму, Эдик исчез. Больше я его не видела.
— И не увидишь, — усмехнулся я.
— Почему?
— Он покойник.
— Господи, Воронцов! Ты его убил?!
— Жаль, что не я. Ты мне все рассказала?
— Да.
— И все-таки: зачем ты это сделала?
— Потому что ты — домашний тиран.
— Я?!
— Стеша — прекрасный, светлый человечек. Ее все любят. А как ты с ней обращаешься? Постоянно орешь, указываешь, что ей делать. Это тирания, Воронцов. Я всего лишь хотела, чтобы она перестала смотреть тебе в рот. Потому что я ее подруга. Мне до тебя дела нет, что бы ты о себе ни воображал.
— Ты же мне в любовницы навязывалась!
— Это была шутка. Ты что, шуток не понимаешь?
— Ладно, проехали. Зачем ты послала Стефанию к гинекологу?
— Она ведь беременна.
— Чего? — уставился я на Юлю. Ничего себе, поворот!
— А что это еще за недомогание? На вид Стефания абсолютно здорова. Ни следов простуды, ни признаков боли. Значит, беременна. Твоя жена ведь постоянно упоминает, что вы с ней… В общем, ты понял. И от тебя скрывает свое недомогание. Значит, аборт хочет сделать. Ну, я и порекомендовала ей своего врача, по-дружески.
Я сообразил, что вовремя остановился. Стефания не может быть беременна. Это все Юлькины фантазии. Типично бабские.
— И ты сказала об этом Муркину? Ты ему звонила?
— Да. А что? Между прочим, я это сделала в твоих интересах.
Видимо, я выглядел очень удивленным, потому что Юля тут же пояснила:
— Я же прекрасно видела, что Вадим к ней клеится, к Стеше. Этот его взгляд… Одним словом, масленый. И эти снимки неспроста. Ему надо было вас развести.
— И ты ему помогла.
— Я же сказала, что это сделала Настя! Да, у нее на тебя виды. Она хочет устроить свою судьбу. Ее можно понять: девочка приехала из провинции, кроме молодости и привлекательной внешности, в активе ничего нет, зарплата инструктора не слишком велика, тут нужен богатый покровитель. Повсюду ведь сокращения, девочка запросто может вылететь с работы, или часы урежут, квартиру снимать будет не на что, а обратно домой, в маленький провинциальный городок, Насте не хочется, ее мечта стать актрисой или певицей. У тебя, Воронцов, деньги, связи. В конце концов, ты умеешь проблемы решать. Любые. Вот наша Настенька и положила на тебя глаз.
— Я так и думал!
— Да, это я свела ее с Вадимом. Бес попутал. Уж больно я была на тебя зла. А потом я раскаялась. Вы со Стешей неплохая пара.
— Вот спасибо!
— Если ты, конечно, не перестанешь постоянно контролировать Стешу. И навязывать ей свою волю. Орать на нее.
— Ты мне еще советовать будешь?!
— Буду. Потому что ты сам виноват в том, что случилось, Андрей. А я спасала ваш брак, поэтому и сказала Вадиму: «Стеша, похоже, беременна. Так что оставь ее в покое». Кстати, странно, что твоя жена всю жизнь ходит в одну и ту же клинику.
— Ты назвала Муркину ее адрес?
— Конечно. Пусть сам убедится. Стефания наверняка пошла туда, когда почувствовала недомогание. Потому что от моего врача она отказалась.
— Ты вот что… — я навел на нее пистолет. — Похорони эту тему, слышишь?
— Не поняла? — отшатнулась Юля.
— Я говорю о беременности Стефании. Не суйся в это дело, иначе я тебя и впрямь пристрелю.
— Ты сошел с ума, Воронцов!
— Я тебе ни разу не поверил. Что ты действовала из лучших побуждений. Если Стефания вдруг спросит у тебя адрес твоего гинеколога или его телефон, скажи, что врач уволился, а клиника закрылась. Навечно. Поняла? — Я угрожающе качнул пистолетом.
— Да!
— Тогда поехали.
Я поставил оружие на предохранитель и засунул «беретту» обратно под сиденье. Пока хватит.
— Куда мы едем? — напряженно спросила Юля.
— Я обещал отвезти тебя домой.
— Высади меня лучше у метро, — поежилась она.
— Как скажешь.
Дел у меня сегодня было много, поэтому я не стал возражать. У метро так у метро.
— Ты мне можешь еще понадобиться, — сказал я на прощание Юле. — Будь на телефоне.
Она метнула на меня злой взгляд, но кивнула.
— И еще: если ты вдруг вздумаешь пойти в полицию…
— Что я, кретинка? Им прямо до меня! У тебя ведь наверняка разрешение есть на этот пистолет. Скажешь, что я тебя оговорила.
— А ты и в самом деле не глупа, — сказал я с удивлением.
Она сердито хлопнула дверцей и потопала к метро.
Какое-то время я смотрел, как Юля ныряет в стеклянные двери и исчезает в толпе. Потом задумался. И все-таки Настя. Поистине, роковое для меня имя! И вообще: роковая цепь случайностей. Адрес клиники, куда ходит обследоваться моя супруга, Муркин узнал случайно. А вот как он узнал о том, что Стефания не может иметь детей, потому что по моей просьбе жену стерилизовали? Или Муркин блефует? Вряд ли.
Мне надо ехать в клинику. Я все равно собирался это сделать. На всякий случай я позвонил Марковне:
— Ираида, ты дома или на работе?
— Конечно, на работе, Андрюша. Дел невпроворот. Сезон начался, народ из отпусков вернулся. Справки оформляют, — затараторила она.
— Вот и отлично. Я к тебе еду.
— Что-то случилось?
— Так… Личное.
— Хорошо. Я тебя жду.
Жди. По голосу не скажешь, что Марковна напряглась. Но врать она горазда. Моей жене вот уже двадцать лет врет, да так, что Стефания в словах Марковны ни разу не усомнилась. На всякий случай, прежде чем выйти из машины у дверей медицинского центра, я прихватил с собой пистолет. День у меня сегодня такой. Женщин бить нельзя, поэтому придется их запугивать.
Увидев меня, администраторша расцвела улыбкой:
— Здравствуйте, Андрей Ильич.
— Привет.
— Вам кофе сварить?
— Будь добра. И пожевать чего-нибудь, я сегодня не обедал.
— В ресторане что-нибудь заказать или вас бутерброды с колбасой устроят?
— Бутерброды устроят.
— Сейчас сделаю.
Я прошел в директорский кабинет. Марковна выпорхнула из-за стола с распростертыми объятиями:
— Все хорошеешь, Андрюшенька. Эх, будь я на двадцать лет помоложе…
— Мне всегда нравились блондинки, — слегка осадил я Ираиду.
— Да знаю я, что ты влюблен в жену. Это я так, кокетничаю. Я ведь тоже женщина.
«Бабка ты старая», — едва не сорвалось у меня с языка. Предательница!
— Ну что, кофейку попьем? — подмигнула она.
— И кофейку.
— А коньячку?
— Я за рулем.
— Ты на своей машине? Без секретарши и водителя? Что с тобой? — спросила она участливо. — Я же вижу, Андрюша: что-то случилось.
— Случилось. — Я сел за стол, Марковна напротив. — Один человек узнал мою тайну. О том, что я сделал со Стефанией. Теперь этот человек меня шантажирует.
— Неужели денег требует? — всплеснула она руками.
— Хуже.
— Господи, что может быть хуже?!
— Он хочет, чтобы я сел в тюрьму.
— А какое такое преступление ты совершил? И когда? Слава богу, двадцать лет прошло.
— Не об этом сейчас, — поморщился я. — Мне надо знать: кто ему сказал? — я в упор посмотрел на Марковну.
— И ты думаешь, что я… — нет, она не разревелась, как Светка. Просто покачала головой, укоризненно: — Ах, Андрюша, Андрюша… Ты ведь мне как сын. Сколько мы с тобой пережили? Семьями дружим.
— Деньги и не таких давних друзей ссорили.
— Много ли мне надо, бабке старой?
— Когда она приходит, старость, надежнее друзей, чем деньги, не сыскать.
— И у кого их больше, чем у тебя? — усмехнулась она.
— Я далеко не олигарх.
— И слава богу. Олигархом-то, оно хлопотно быть. Большие деревья притягивают молнию. А ты крепкий, что дубок, и за рощицу прячешься. Очень умно, Андрюшенька. А то я не догадываюсь об истинном положении дел. Ты уж за дуру-то меня не держи.
— Ладно, проехали. Так кто же тогда меня предал?
Вошла администраторша с подносом. Расставила чашки, водрузила передо мной тарелку с бутербродами. Все выглядело аппетитно, а я и впрямь проголодался. Пистолет, похоже, не понадобится. Инквизиция сама разберется с предателями.
— А учиним-ка мы допрос с пристрастием, — плотоядно сказала Марковна, глядя, как я поглощаю бутерброды с докторской колбасой. — Как, говоришь, зовут твоего врага?
— Муркин Вадим.
— Муркин Вадим… Не знаю такого… — она согнутыми пальцами постучала по столу. На правой руке сверкнуло кольцо с огромным бриллиантом, заиграли те, что помельче, по-дружески подмигивая мне. Мол, здравствуй, хозяин. Правильно: на мои ведь деньги куплено, я для Ираиды ничего не жалел. — А вот мы сейчас поспрашиваем. — Она взяла трубку внутреннего телефона: — Ира, зайди ко мне.
— Что-нибудь еще? — услужливо спросила явившаяся на зов администраторша.
— Присядь-ка.
Марковна та еще язва. Если я просто улыбаюсь, говоря страшные вещи, то она прямо-таки змеится улыбочкой. И сыплет уменьшительно-ласкательными суффиксами. Так это, кажется, называется.
— А скажи-ка мне, Ирочка, знаком ли тебе человечек по фамилии Муркин? Муркин Вадим.
— Вадим… Вадим… — Ира наморщила лобик. — Нет, Ираида Марковна. Не знаю такого.
— Андрей, как он выглядит?
— Лобастый такой, ростом пониже меня, но не слабак. На бандита малость смахивает. Прическа — короткий ежик. Глаза вроде бы серые.
— Был такой, — оживилась Ира. — Они с Лариской Махочкиной куда-то ходили.
— С Ларисой? — Мы с Марковной переглянулись. Ларисой звали медсестру, которая ассистировала Марковне во время осмотров моей жены. И брала у Стефании анализы. — А ну-ка пригласи ее сюда. Она, надеюсь, на работе?
— На работе, где же еще? Сейчас позову.
И Ира упорхнула.
— Вот и верь после этого людям, — Марковна вновь постучала по столу подушечками согнутых пальцев. Теперь уже зло. Я доел бутерброды и принялся за кофе.
В этот момент в кабинет вошла Лариса.
— Вызывали, Ираида Марковна? Ой, Андрей Ильич, — она явно смутилась.
— Ну что, Лорик, садись, рассказывай, — кивнула Марковна на диван, который сотрудники медицинской клиники меж собой звали «расстрельным». Сидящим на нем сотрудникам Марковна, как правило, устраивала разносы. На мягком, как она говорила, чтобы жопа голове думать не мешала. Для вынесения же благодарностей хозяйка кабинета сажала на неудобный стул.
Лариса все поняла и без сил опустилась на диван.
— И за сколько ты меня продала, Лорик? — прищурилась Марковна.
— Я ничего такого не делала, Ираида Марковна! Клянусь!
— Ты в курсе, что существует врачебная тайна? И врачебная этика?
— Я ведь чисто по-человечески, — начала оправдываться Лариса. — Все равно они разводятся.
— Это кто разводится? — Мы с Марковной переглянулись.
— Ну, как же? Андрей Ильич и Стефания Алексеевна.
— Нет, она не предательница, — в сердцах сказал я. — Она идиотка.
— Да, умом девка не блещет, — вздохнула Марковна. — Купил он ее за три копейки. За чашку кофе, так, Лорик? Небось в кафешке напротив сидели?
— Сидели… — упавшим голосом сказала Лариса. — Я что-то не так сделала?
— Говори: как было дело, — велел я.
— Он пришел в клинику и спросил у Иры: «Мне нужна медсестра, которая брала анализы у Стефании Воронцовой. Как ее зовут, эту медсестру?»
— Еще одна дура, — констатировала Марковна. — И эту под нож. Дальше что было?
— Я к нему вышла. Он назвался Вадимом и пригласил меня выпить кофейку. Он был таким искренним, доброжелательным. Сказал, что очень любит Стефанию Воронцову и хочет на ней жениться. С мужем-то она разводится. Но Вадим, так он представился, случайно узнал, что Стефания Алексеевна беременна. Подруга ее так сказала. А поскольку он себя бережет для первой брачной ночи, то беременна не от него. Мол, не хочется воспитывать чужого ребенка, своих еще вполне можно иметь. И не хочется быть обманутым любимой женщиной.
— А ты возьми да и ляпни: «Ни от кого Стефания Алексеевна не беременна, потому что ее давно стерилизовали», — зло сказала Марковна.
Лариса опустила глаза и кивнула.
— Успокоила мужика, — усмехнулся я. — Молодец.
— Значит, так: сейчас положишь мне на стол заявление об увольнении.
— Ираида Марковна!
— Молчать! А скажешь еще кому-нибудь о том, что Стефания Воронцова не может иметь детей — пеняй на себя. Урою. Вон пошла.
Лариса расплакалась и вышла из кабинета.
— Прости меня, дуру старую, Андрюша, — тяжело вздохнула Марковна, когда за плачущей женщиной закрылась дверь. — Лариску я не разглядела. У нее, похоже, только одна извилина в голове. Усекла, что для твоей жены ее положение есть тайна, но не для всех остальных. А ведь я тебя предупреждала: нет таких тайн, которые можно хранить вечно. Тебе давно пора поговорить с женой.
— Я пока не готов.
— Потом поздно будет. Думаешь, он ей не скажет?
— Не успеет.
— Андрюша, не пугай меня!
— Я не знаю, как все сложится дальше, но рад, что это не ты меня предала. Медицинский центр я со спокойной совестью оставляю на тебя.
— Ты никак в тюрьму собрался? — прищурилась Марковна.
— Муркин — мужик непростой. Мозги у него работают. Я пока не могу понять, что именно он замыслил. А враг, которого ты не читаешь, это самый опасный враг.
— Что не поделили-то? Деньги? Женщину?
— И то, и то. Он, сука, развел меня как последнего придурка. Ладно, пойду. — Я встал. — Дел у меня еще много на сегодня.
— Чем я могу помочь, Андрей? — Она тоже встала.
— Уже помогла. Камень сняла с души.
— Я верю — ты справишься.
— Постараюсь. Шансы у меня есть, и неплохие.
Она неожиданно шагнула ко мне и крепко обняла. Я понял, что у меня есть настоящий друг. Не считая Светки. Смешно! Лучший друг — баба! Вот дожил! Я погладил Ираиду по вздрагивающим плечам и сказал:
— Все будет хорошо. Я вернусь.
Потом оторвал от себя ее руки и вышел из кабинета.
— Иришу ко мне пригласи, — сказала вслед Марковна, вытирая слезы.
Я не стал вмешиваться в ее отношения с персоналом. Полагаю, здесь она ограничится промыванием мозгов. Все-таки Ирка — девка неплохая. Муркин ей наверняка удостоверение показал. А с ментами не шутят. Надо было, конечно, на дату взглянуть и печати проверить, но Муркин на таких вещах собаку съел. Еще надо узнать, за что его из милиции выперли. Работает он очень уверенно. Одно слово: профи.
Выйдя на улицу, я посмотрел на часы: да, время поджимает. Я узнал много интересного, но это ни на шаг не приблизило меня к разгадке. Кто меня все-таки заказал? Сделка по заводу прошла безукоризненно, конкуренты не объявились. На фиг никому, кроме меня, не нужен этот завод. Бабы мне не мстили, по словам Юльки, у меня завышенная самооценка. На фиг я никому не нужен.
«На фиг я никому не нужен… Черт!»
Меня осенило. Ну, конечно! Главным-то был первый труп! А я тут совершенно ни при чем. И я отправился в коттеджный поселок, где убили Людмилу. Проверить свою догадку.
Как назло, народ поехал с работы, и в область теперь были огромные пробки. Я тащился по ним и злился. Толку от хорошей машины, если она заперта среди других? Но куда деваться? Мне надо поговорить с Алекс. Она, кажется, в детективы набивалась. Что ж, я предоставлю ей такую возможность.
На этот раз в будке на въезде в коттеджный поселок сидел охранник.
— Вы к кому? — остановил он меня.
Я с досадой покосился на опущенный шлагбаум. Черт! Я даже не знаю, как ее зовут! Тем более фамилию!
— К женщине с собакой. Огромный такой дог, зовут Алексом.
— А-а-а… Ну, проезжайте.
Оказывается, в заповедную зону тебя пропустят, даже если ты приехал к собаке! Охранник, мать его! Через пять минут я уже стучался в знакомую калитку.
— Ой, — Алекс невольно отступила на шаг, увидев меня. — Что же вы не позвонили, Юстас? Могли бы предупредить, — она нервно одернула растянутый свитер.
— Хотел сделать сюрприз. Муж дома?
— Нет, он с работы поздно приезжает.
— Уже темно.
— А мы собираемся делать что-то предосудительное? — рассмеялась она.
— Да, — серьезно сказал я. — Пить чай.
— Что ж… Проходите.
Дог обнюхал меня, как старого знакомого. Я даже рискнул его погладить. Не укусил. Мы с Алекс прошли в дом. Он и в самом деле оказался огромным. Повсюду следы ремонта и каких-то недоделок. Словно люди только что переехали. Хотя, судя по месту положения, дом Алекс в этом поселке был одним из первых. Когда люди строятся, они не рассчитывают ни на кризис, ни на форс-мажор. Я все время думаю: что их заставляет брать больше собственного веса? Даже если я отблагодарю, Алекс за совершенный в мою честь подвиг, ей это мало поможет. Разве что построить Алекс новый дом, поменьше. Ремонт и содержание этого «сарая» даже я не потяну.
— И как вы только не побоялись сюда приехать, — покачала головой Алекс, включая чайник.
— Я договорился с полицией. Мне дали сутки.
— А что потом?
— Не знаю.
Я оглядел просторную веранду. Это местечко заботливо расчистили от всякого хлама, и мебель была новенькая, с иголочки. Почему Алекс и пригласила меня сюда, а не в дом. Все еще было тепло, и пить чай на застекленной веранде гораздо приятнее, чем в гостиной. За окном уже было темно, но в саду горели фонарики, гирлянды которых причудливо оплели деревья.
— Есть хотите? — приветливо спросила хозяйка.
— Не откажусь. Не знаю, когда домой приеду.
Она молча налила мне тарелку супа.
— Вы хорошо держитесь, Юстас, — сказала хозяйка дома, кладя передо мной ложку и ломоть хлеба. — И аппетит у вас не пропал.
— С чего ему пропасть? — сказал я, уплетая суп. Почти такой же вкусный, как у моей жены.
— Нервы и все такое.
— Не впервой.
— Что, часто убиваете людей?
— Не поверите: как-то обходилось. Хотя пострелять я люблю. Но народ попадался сговорчивый, не нарывались. Достаточно было выстрела в воздух. Предупредительного.
— А что на этот раз? — Она села напротив меня, поставила локти на стол и положила в ладони острый подбородок. Слушать приготовилась.
— Вот и я хотел бы знать: что на этот раз? Расскажите мне об Эдике, Алекс, — попросил я. — Как они жили с Людмилой?
— Плохо жили, — пожала она плечами. — То есть сначала Людочка, конечно, была от него без ума. Молодой, красивый. Но потом узнала, что он женат. Фиктивно или нет, вопрос спорный. Возможно, Эдик просто забыл развестись, когда снова решил пойти в ЗАГС. Паспорт потерял вместе со старым штампом. Паспорт, конечно, так и не нашелся, но, похоже, нашлась жена.
— А что Людмила?
— Ей даже разводиться не надо было. Выгнать его — и дело с концом.
— Он был материально от нее зависим?
— Еще бы! Полностью! Дом, машины, — все это куплено на ее деньги. Эдик ей вроде бы помогал, но не думаю, что в бизнесе от него был какой-то прок. Про таких, как Эдик, говорят: мутный. А я бы от себя добавила: и никчемный. Он не умел и не хотел работать. Очень любил себя. Считал, что за красивую внешность женщины должны его содержать и быть этим счастливы. Но, видимо, было еще кое-что…
— Что именно? — Я подался вперед.
— Причина, по которой Людочка в последнее время была им крайне недовольна. Доходило до скандалов. Людмила с Эдиком кричали так, что их было слышно на улице.
— Что именно кричали?
— Извините, я не стояла под окнами, подслушивая. Зачем мне это? — пожала плечами Алекс. — Своих проблем хватает.
— А чем Людмила занималась?
— Точно не знаю. У нее был какой-то бизнес. Людмила выступала посредником во многих сделках. Сводила с нужными людьми, передавала деньги.
— Взятки?
— Наверное. Кто ж об этом говорит? Что-то, видать, к рукам прилипало.
— Значит, деньги у нее были, — задумчиво сказал я.
— Полагаю, на черный день Людочка скопила достаточно.
— Она держала деньги в банке или дома?
— Кто ж об этом говорит? — повторила Алекс. — Но мой муж предпочитает банковскую ячейку. Или сейф в доме. Частные банки сейчас без конца банкротятся. Да и в государственных нет гарантии, что деноминации не будет или не ограничат выдачу наличных средств со счетов. А то и валюту выведут из обращения.
— Логично. Заначку в доме обязательно надо иметь. Уверен: у Эдика был шифр от сейфа. Возможно, и ключ от ячейки.
— Вы думаете, Эдика ограбили? Ведь если не вы его убили… То кто?
— Я пока ничего не думаю. Собираю информацию.
Зазвонил мобильник Алекс. Она говорила недолго, а дав отбой, со вздохом сказала:
— Муж задерживается. Говорит, пробки.
— Знаю, — кивнул я.
— Может, еще чаю?
— Давайте.
Она опять включила чайник. Пока он закипал, я спросил:
— Ну а что говорит полиция?
— Кому говорит?
— Слухи же ходят.
— Всякое говорят, — вздохнула Алекс. — Женщин у Эдика было много, лично я в этом не сомневаюсь. Он по сути своей был альфонсом и постоянно искал, где лучше. Но сказать что-то конкретное или назвать имена… — она развела руками.
— Ладно, я наведу о нем справки… Алекс, сколько я вам должен? — спросил я после паузы.
— Бросьте, — махнула она рукой. — Вы же сами все видите. Этот дом — бездонная бочка. А муж им одержим. Все, что зарабатывает, вкладывает сюда. Зачем, спрашивается? Дети выросли и жить здесь не собираются. Хотя, когда строились, мы рассчитывали именно на это. На большую семью. Но детям на работу из пригорода ездить неудобно, дочь вообще собирается перебраться за границу. Самое разумное — продать этот дом и купить что-нибудь поближе к Москве и поменьше. Но муж категорически против. Обижается. Говорит: я сюда душу вложил. Вот я и живу… с его душой, — она тяжело вздохнула. — Потому что сам он постоянно на работе.
— Да, тут я ничем помочь не могу.
— Сделайте мне одно одолжение, Юстас. Избавьте меня от присутствия на суде. Ото всей этой волокиты. Не люблю я этого. Три раза с соседями судились, имущество делили с сестрой. Устала я. От судебных заседаний.
— Попробую.
— Я не хочу подниматься на трибуну в качестве свидетельницы. Ни к Людмиле, ни к Эдику у меня не было особой симпатии. Абсолютно чужие мне люди. Восстановление справедливости? Пусть этим занимаются соответствующие органы.
— Хорошо. — Я встал. — Спасибо за чай.
— Уже уходите? — Алекс тоже встала.
— Я и так не знаю, во сколько до дома доберусь. А завтра у меня еще один тяжелый день.
— Вы все же держите меня в курсе.
Я кивнул:
— Позвоню обязательно.
— Я буду ждать, — она опять вздохнула.
На этот раз, когда я погладил дога, он завилял хвостом и лизнул мне руку. Я, кажется, начинаю избавляться от неприязни к большим собакам. Уже плюс.
Домой я и в самом деле добрался за полночь: на Кольцевой случилась большая авария, пришлось постоять. Тихонько открыл входную дверь и, прокравшись на цыпочках по коридору, заглянул в спальню. Может быть, за день еще что-то случилось и Стефания жаждет со мной поговорить? Но жена крепко спала. Я слегка обиделся: могла бы меня дождаться, даже если ничего особенного не произошло. Просто поговорить. Я-то с ней говорю, когда ей страшно или скучно!
В кухне на столе я нашел давно уже остывший ужин, в тарелке, заботливо накрытой салфеткой, и бутылку вина. Есть мне не хотелось, и еду я оставил почти не тронутой. А вот за вино спасибо, родная!
Выпив пару бокалов, я отрубился, потому что сильно устал и понервничал. Кажется, ночью жена пыталась ко мне приставать.
— Спать, только спать, — пробормотал я, отодвинув Стефанию к стенке.
Собака…
Мне снился огромный дог, который лизал мою руку. Любую собаку можно приручить…
