Книга: Война послезавтра
Назад: Окрестности Судиславля 10 октября, вечер
Дальше: Подмосковье, г. Королёв 11 октября, ночь — утро

Полуостров Камчатка
11 октября, раннее утро

На Камчатском полуострове расположено свыше ста пятидесяти вулканов, извержения которых в древние и не очень древние времена оставили свои характерные следы. Самые крупные из них — Ключевской, Кроноцкий и Корякский, они активны до сих пор, хотя и не кровожадны в каком-то смысле: их катастрофические извержения, меняющие ландшафты полуострова до неузнаваемости, остались в глубоком прошлом.
«Пылят» и пускают фумаролы — газоводяные струи, нагретые до высоких температур, и другие вулканы, но они тем более не слишком грозны в пики своей активности и практически не угрожают посёлкам полуострова, упорно воздвигаемым людьми вокруг кальдер и вулканических зон.
Одна из таких зон, так называемая кальдера Узон, образовалась около сорока тысяч лет назад на месте громадного вулкана, разрушенного серией взрывных извержений. Она представляет собой чашеобразную котловину размером девять на тринадцать километров и площадью около ста пятидесяти квадратных километров, окружённую крутыми уступами высотой от двухсот до восьмисот метров. За последние столетия активной гидротермальной деятельности на Узоне сформировался уникальный симбиоз вулканизма и дикой природы, привлекающий не только учёных, но и туристов со всего мира. Здесь на узкой полосе каменистой земли шириной всего в триста метров и длиной в несколько километров сосредоточено более тысячи термальных источников разного размера, формы, температуры и солёности. Это и кипящие колодцы неведомой глубины, и парогазовые струи, и грязевые котлы, вулканчики, озёра и нарзановые источники. Встречаются и холодные озёра, такие как Центральное, и озёра с температурой воды до ста градусов Цельсия (очень плотные, сернистые), такие как озеро Банное.
Пейзажи кальдеры столь разнообразны и удивительны, что количество туркомпаний, предлагающих экспедиции на Узон, за последние пару лет выросло в разы. На южных — внешних, пологих склонах кальдеры даже выросли своеобразные посёлки для туристов — любителей острых ощущений, не пустеющие и зимой.
В нынешние времена гидротермальная активность кальдеры начала уменьшаться, проявляясь больше всего в её центральной части, хотя, по расчётам специалистов, тепловые ресурсы Узоно-Гейзерной депрессии значительны и способны поддерживать её режим в течение столетий. Мощные грифоны и вечно булькающие грязевые котлы подутихли, давая возможность людям подбираться к ним поближе и фотографироваться на фоне красочных пейзажей Камчатки, достойных любования и восторженных отзывов.
Конечно, основные потоки туристов приходятся здесь на летний период, длящийся с середины июня по середину августа. В начале сентября на полуострове начинается осень, буйная и яркая, однако температура воздуха стремительно падает, начинаются туманы и дожди, в начале октября могут начаться и снегопады, поэтому количество любителей экзотики сокращается, хотя никогда не падает до нуля. Даже в конце октября находятся рисковые компании, селящиеся на склонах вулканов и в тёплых долинах, несмотря на сильные ветры и снегопады. А когда полуостров накрывает снег, сюда снова начинают прибывать радующиеся жизни молодые парни и девушки, которых манит контраст температур — от минус тридцати до плюс двадцати — в той же долине Узона и фантастические геологические структуры этой территории.
Одиннадцатого октября «население» кальдеры — по ней бродили четыре тургруппы и одна экспедиция Камчатского вулканологического института — составляло всего пятьдесят восемь человек, включая и обслуживающий персонал двух лагерей, расположенных на восточном, ближе к морю, и южном склонах вулкана.
Было ранее утро — начало седьмого, рассвет ещё не наступил, хотя жёлтая полоска света на востоке уже прогнала ночной мрак. Спали все: и туристы, и проводники, и учёные, и даже работники кухни. Не спали только собаки, начавшие волноваться ещё ночью и время от времени поднимавшие скулёж. Но на них мало кто обращал внимание, кроме проводников-коряков. Один из них и разбудил начальника экспедиции профессора Доселева в шесть часов, постучав по металлизированной стенке палатки рукоятью плётки.
Николай Павлович Доселев спал чутко, к тому же он привык серьёзно относиться к безопасности членов экспедиции, поэтому проснулся сразу.
— Кто?
— Манха, однако, Павлыч, — ответил проводник. — Собаки беспокоисса, уходить надо.
Доселев окончательно проснулся, включил фонарь, быстро оделся, выбрался из палатки.
Было тихо, лишь изредка издалека прилетали звуки узонской трясины да шипящие вздохи фумарол, выбрасывающих струи воды и пара в километре от лагеря экспедиции. Природа притихла, не спеша просыпаться, и в этом её молчании Доселев почуял некую скрытую угрозу. А своей интуиции, равно как и опыту проводников, он верил.
Собаки сбились в кучу, скулили, жались к ногам проводника. Подошёл второй проводник, помоложе, по имени Никола.
— Поднимается, однако.
— Что поднимается? — не понял Николай Павлович.
— Нинвит.
Доселев с досадой отмахнулся. Нинвит считался корякским злым духом, местные жители в него верили, но злых духов на Камчатке — природных стихий хватало и без религиозных домыслов.
— Куда он поднимается?
Никола неопределённо повёл рукой окрест.
— Тута и тама… везде. Уходить надо.
Доселев огляделся. Уходить никуда не хотелось, экспедиция недавно начала работу, изучая кислотный и минеральный состав гидротермальных вод, в долине было тепло, несмотря на холодную и сырую осень, и обращать внимание на верования коряков было смешно. Однако не учитывать их опыт тоже было неправильно, он опирался на жизнь десятков поколений, и «подъём Нинвита» тоже что-то означал.
— Сколько мы можем ждать?
Проводники переглянулись. В отличие от членов экспедиции они отказались от комбинезонов «Север-комфорт» и были одеты в национальные костюмы, колоритно отличающие их от остальных. Манха всегда носил нерпичий малахай, рыжеватый Никола предпочитал вязаную шапочку.
— Мало, час, два, — выставил два пальца Манха.
— Тогда успеем, тут до перевала час ходу.
Через полчаса начало светать.
Доселев, успевший привести себя в порядок и умыться в чистейшей «полынье» артезианской воды недалеко от лагеря, пошевелил полог палатки снабженца экспедиции Миклушевского.
— Вставай, Иннокентий Борисович.
— Да встаю уже, — послышалось ворчание. — Не сплю больше часа, тревожно на душе. Погода меняется, что ли?
— Нинкут пришёл.
— Кто?
— Злой дух.
Доселев бросил взгляд на недалёкую зубчатую стену южной стены кальдеры, отмечая, что не слышит птичьих криков с ближайшего тёплого озера.
Вряд ли на Земле имелось место, где осенняя красота была бы столь же яркой, сколь и короткой. Осенний Узон для учёного, в пятый раз приезжавшего сюда с отрядом исследователей, стал чем-то вроде ритуальной площадки, на которой яростно пылала тундра, сверкали золотом каменные берёзы, к ослепительно синему небу поднимались столбы пара и гейзерные струи, а по утрам в низкорослых берёзовых рощах звучала музыка — это опадали, звеня, заиндевевшие листья.
Но в это утро музыки слышно не было. Вообще окрест царила странная, пугающая тишина, от которой звенело в ушах и становился понятен испуг проводников и собак, почуявших приближение снежной бури или чего-то подобного.
— Подъём! — начал стучать камнем о валун Доселев, решив перестраховаться.
И в это время, — он точно запомнил момент, глянув на часы, — глухой рокот донёсся из-под земли, будто глубоко в недрах полуострова, в неких гулких пещерах, великан мелко-мелко постучал деревянным пестиком в гигантский барабан.
Рокот оборвался, великан перестал стучать в барабан. Но спустя несколько мгновений вся плоская котловина Узона содрогнулась, словно снизу в её дно ударил палицей злой дух Нинкут, и заходила ходуном!
Завизжали собаки.
Из трещин в сухом логе неподалёку со свистом вырвались в воздух струи пара.
Издалека прилетели птичьи крики и медвежий рёв.
Доселев, едва устояв на ногах, бросился к палаткам, понимая, что начинается землетрясение. Навстречу ему из палаток стали выскакивать члены экспедиции, наспех одетые, выглядевшие больше ошеломлёнными, чем испуганными.
— С ума они сошли, что ли? — с недоумением спросил молодой вулканолог Саша Почепцов, никого лично не имея в виду. — Здесь же сотни лет было тихо!
Это обстоятельство, — последнее вулканическое извержение на Узоне произошло восемь с половиной тысяч лет назад, а о крупных землетрясениях никто вообще никогда не слышал, — не давало ему права верить, что так будет всегда, но Доселев его понял. До сих пор кальдеру потряхивало, как и всю Камчатку, в заповедных зонах менялся рисунок трещин, ручьёв и фумарол, но пейзаж в целом оставался стабильным. Нынешний землетряс случился совершенно неожиданно, местный гидрометцентр никаких прогнозов на землетрясения не давал.
Земля под ногами успокоилась, однако с больших глубин продолжали долетать какие-то каменные стоны, словно лопались гигантские струны и ломались тонкие стенки пещер, и когда вокруг снова загрохотало, закачались камни и палатки, все поняли, что отсюда пора бежать.
Палатки собрали быстро, но тащить на себе довольно большие тюки и сумки с пожитками и пищей Доселев не разрешил.
— Пусть лежат, потом заберём, когда всё кончится. Спастись бы самим! Брать только личные вещи!
Под причитания завхоза экспедиции нацепили на себя рюкзаки, поглядывая на светлеющее небо в ожидании вертолёта: доставил сюда отряд старенький «Ми-8», — но земля под ногами продолжала вздрагивать, и люди устремились за проводниками, знавшими кратчайшую дорогу между озёрами и грязевыми котлами к юго-восточной стене котловины.
Уже спеша за ними, Доселев связался сначала с МЧС полуострова в Петропавловске-Камчатском, а потом с институтом, докладывая о внезапно начавшемся землетрясении.
Когда отряд взобрался на ближайшую стену кальдеры между зубцами скал, низину, где несколько дней спокойно работала экспедиция, расколола трещина, и вверх взлетели огромные пароводяные струи вновь родившихся гейзеров…
Назад: Окрестности Судиславля 10 октября, вечер
Дальше: Подмосковье, г. Королёв 11 октября, ночь — утро