ГЛАВА 5
Секунда, другая… И все вокруг окуталось тьмой и тишиной, нарушаемой лишь взволнованным дыханием присутствующих. Словно кто-то невидимый накинул на зал глухой непроницаемый полог. Тяжелое молчание разбил странный щемящий звук, который, то усиливаясь, то замирая, ветром пронесся по залу. Его сменила тревожно-тоскливая, завораживающая музыка. Вспыхнувшие в воздухе факелы осветили тонкую фигурку, окутанную с ног до головы воздушным белым покрывалом.
Она плавно повела плечами, запрокинула голову, и танец начался. Несколько шагов в сторону сиятельного, перезвон подвесок, протянутые в каком-то зовущем движении руки, и покрывало, заскользив по телу, упало на пол, открывая взорам легкое красное одеяние. Длинное, с закрытыми рукавами и высоким воротником платье прятало от жадных чужих взглядов почти все тело, но так обтягивало его, что казалось второй кожей, искрящейся и переливающейся живым огнем при свете факелов.
Девушка, легко переступая, приблизилась к помосту, прогнулась. Густые черные волосы, ничем больше не сдерживаемые, блестящим водопадом обрушились на пол. Гибкие руки взметнулись вверх, оборачиваясь прекрасными красно-белыми птицами. Они извивались, раскрывали крылья, разлетались в стороны, сплетались и падали, чтобы снова взлететь под чарующий звон подвесок. Не меняя положения тела, танцовщица подхватила покрывало, и оно прозрачным белым облаком окутало дивных птиц.
В это трудно поверить, но я совершенно отчетливо видела не хрупкие, слабые руки, а самых настоящих птиц. Они дышали и жили.
И именно их Эонора, нежно улыбаясь, подносила в дар сиятельному.
Перевела взгляд на Крэаза. Он сидел, вцепившись руками в подлокотники, и пожирал голодным взором изгибающуюся перед ним девушку. Ошеломленный, завороженный удивительным зрелищем, как и каждый из мужчин в этом зале.
С меня было достаточно.
Разом накатила усталость. Привалившись спиной к статуе, сомкнула ресницы, отгораживаясь от всего мира, от прекрасной танцовщицы и явно увлеченного ею сиятельного. Но легче не стало. Перед внутренним взором вновь и вновь взмывали в небо волшебные птицы. И душа кричала от боли, а подвески все звенели и звенели.
Резко, на высокой ноте, оборвалась музыка. Танец закончился. Раздвинулись тяжелые портьеры, тьма уступила место солнечному свету.
А я продолжала стоять, набираясь сил и смелости, чтобы открыть глаза.
— Уважаемые саэры, — голос Эктара звучал непривычно низко, — предлагаю вам с подопечными немного отдохнуть и прогуляться по саду. В беседках для всех желающих накрыты столы с напитками и легкими закусками.
Гости загомонили и, переговариваясь, потянулись на террасу. Выждав несколько минут, выбралась из своей ниши. В зале не было уже ни мужчин, ни девушек, ни Эктара с Крэазом. Да я никого и не хотела видеть. Осторожно спустилась по ступенькам, приглядела одну из боковых дорожек, которая показалась уже и незаметнее других, и медленно побрела вглубь сада. В мыслях царили полная сумятица и хаос.
Танец Эоноры — потрясающий, незабываемый, почти гениальный. Что я могу противопоставить такому подарку? У меня по-прежнему даже идеи никакой нет. Не удивлюсь, если сиятельный выберет именно эту девушку, прекрасную, как яркий тропический цветок. Совершенную. Я бы сама на его месте остановила выбор только на ней.
Вдали послышались голоса.
Не желаю ни с кем встречаться!
Быстро свернула в сторону и, пробравшись сквозь невысокий кустарник, вышла на соседнюю дорожку к небольшой увитой зеленью беседке. Очень хотелось пить, и, вспомнив про «столы с напитками и легкими закусками», поспешила внутрь. Голоса настигли меня, когда, угнездившись в удобном плетеном кресле, я с наслаждением допивала второй по счету бокал прохладного, удивительно вкусного терпко-сладкого сока.
Шаги, стихшие у самой беседки, шепот, приглушенный женский смех, а затем тишина. Любопытство — страшная сила. Осторожно отодвинула несколько листочков, чтобы понять, что происходит, и замерла, оглушенная увиденным.
Савард и Эонора.
Его сильные руки, жадно прижимающие к себе покорно льнущее гибкое тело.
Ее маленькие ладошки, невесомо скользящие по широким плечам.
Его губы, страстно и алчно целующие призывно полуоткрытый нежный рот.
Почему так больно?
Отвернулась, выбежала из беседки, благо парочка стояла по другую сторону от входа, и, не глядя по сторонам, не заботясь больше о скрытности, помчалась к залу. Быстрее назад, в темноту и покой, чтобы там, оставаясь никем не замеченной, наконец спокойно умереть, освободиться из плена чужого, страшного мира.
Почему же все-таки так больно?
Сиятельный ничего не обещал, ни в чем не клялся, да и любви между нами нет. Отчего же чувствую себя обманутой? Откуда такая горечь? Что со мной происходит?
Сердце стучало все громче и громче, его биение эхом отдавалось в висках. Волнами попеременно накатывали то жар, то холод. Я не слышала, как вокруг опять стали собираться гости, как церемониймейстер начал поочередно вызывать новых девушек. С трудом соображала, где нахожусь и что здесь делаю. Лицо Крэаза, целующего Эонору, сменялось в затуманенном сознании лицами Артема и Светки. Во мне как будто что-то надломилось. Душа стонала и плакала, а перед глазами вспыхивали одна за другой, наливаясь яростным белым огнем, строчки.
Когда в зале прозвучало неизбежное «сирра Кателлина», уже знала, что буду делать.
Заторможенно, пребывая в каком-то полубредовом состоянии, прошла к креслам. Ноги противно дрожали и подкашивались, и я, не задумываясь ни минуты, просто опустилась на пол напротив сиятельного. Поймала внимательный взгляд, сглотнула острый комок в горле и, обращаясь то ли к нему, то ли к Артему, то ли к обоим сразу, начала говорить, мимолетно удивившись тому, как придушенно-хрипло звучит мой негромкий голос, когда гортань рвет изнутри отчаянный крик:
— Любить устала.
Не любить — больно.
Кому-то мало.
С меня — довольно.
Спокойно спите, а я плачу
И понапрасну себя трачу.
И задыхаюсь в бессильной страсти.
А утром только дрожат запястья,
А утром только глаза — ямы,
А утром губы прямо упрямы…
В очах напротив забилось-заплясало черное пламя. И я внезапно разозлилась.
С таким же выражением сиятельный смотрел на Эонору. Никак определиться с девушкой не может? Таким же взглядом обжигал меня Артем, возвращаясь поздно вечером домой, как теперь понимаю, вовсе не с очередного внепланового совещания, а от Светки. Тоже ждал, размышлял и прикидывал? Дождался. Я исчезла из его жизни. Этот тоже надеется, что моя смерть поможет в выборе? Что ж, и его надежды скоро сбудутся.
Оборвала, так и не успев досказать до конца, стихотворение. Поднялась. И выдохнула то, что внезапно, в эту вот самую минуту, родилось в душе, разрывая ее на части:
— Я тебя не хоронила,
Не под силу, видно, было.
Ты меня похоронил —
У тебя хватило сил!
В глазах потемнело, резко закружилась голова. Собрала последние силы, выпрямилась, развернула плечи, вздернула подбородок и, больше не глядя на застывшего в кресле мужчину, в гробовой тишине медленно направилась к выходу. Только бы не упасть, только бы дойти до дверей!
До дверей я дошла…
Меня хватило даже на то, чтобы выбраться из зала, шагнуть в сторону и со вздохом облегчения прислониться к стене. Но это было последнее, на что оказалась способна. Словно жидкое пламя взорвалось внутри. Кажется, я даже закричала, начиная медленно сползать вниз.
Неожиданно кто-то поймал превратившееся в огненный кисель тело и потянул вверх, не давая упасть. Сморгнула горячие слезы, приглядываясь. Незнакомый голубоглазый мужчина с короткими русыми волосами и аккуратно подстриженной бородкой крепко сжимал мои плечи, что-то втолковывая. Попыталась сосредоточиться, вслушиваясь, но уловила лишь торопливо-нервные интонации, смысл слов ускользал. Разобрала только:
— …рожденный… готов… кольцо… закону…
Голос начал отдаляться, превращаясь в навязчиво зудящий комариный писк. Скоро он совсем стих где-то вдалеке, забрав с собой все краски и звуки, но соскользнуть в блаженное забытье мне не дали. Жесткий, бесцеремонный рывок и злое шипение на ухо:
— Руку, ты должна протянуть руку. Сама.
Еще один болезненный толчок, и меня грубо затрясли:
— Ну же!
Удивляться непонятному требованию назойливого незнакомца не было уже ни сил, ни желания. Нужно вытянуть руку? Пожалуйста. Все что угодно, только бы отпустили, оставили в покое, позволили уйти в заманчиво-манящее бесчувствие.
Но не успела и пальцем шевельнуть, как яростный вихрь резко оттолкнул докучливого блондина, впечатав его в стену, подхватил меня, и лицо обожгло неистовое черное пламя, бушующее в гневно суженных темно-серых глазах. Уронила отяжелевшие веки и, по-видимому, на какое-то время все-таки потеряла сознание.
Очнулась я в том же зале, из которого недавно с огромным трудом выползла, на одном из «девичьих диванчиков». Девушек поблизости не наблюдалось, зато обнаружился мэтр Циольф. Увидев, что пациентка пришла в себя, он торопливо шагнул в сторону, бросив кому-то:
— Я сделал все что мог. Предупреждаю, надолго ее не хватит. Не знаю, по какой причине, но привязка на данный момент почти полностью истончилась. Она уходит.
— До полуночи еще несколько часов, — замерла, услышав злой голос Крэаза.
— И тем не менее, — в словах Циольфа звучала растерянность. — Связь с родом Эктар вот-вот окончательно прервется. У вас осталось несколько минут, если вы хотите…
— Хочу! — Мэтра решительно отодвинули и передо мной предстал сиятельный, мрачный и сосредоточенный, напоминающий готовящегося к последнему прыжку хищника.
— Я, волею небес дваждырожденный Савард Крэаз, силой, властью и правом главы рода ввожу тебя, Кателлина, полностью и всецело, в род свой и наделяю именем, поддержкой и силой его. Да не будет у тебя отныне другого рода, помимо рода Крэаз. Нарекаю тебя своей наидой. Кольцом этим скрепляю связь нашу и подтверждаю право главы, хозяина и господина над телом твоим и душой, как надлежит по незыблемым законам империи Ирн. Призываю присутствующих здесь саэров удостоверить установление полной родовой связи.
Савард замолчал, чего-то ожидая, но мне было уже все равно.
Веки отяжелели, словно свинцом налились. Опустила ресницы и немедленно услышала властный строгий голос:
— Кателлина! — после долгих усилий глаза удалось открыть: сиятельный смотрел требовательно и тревожно. — Дай руку.
Мелькнула предательская мысль: «А надо ли? Может, лучше уйти, сбежать из этой кошмарной реальности навсегда? И не будет больше ни подлеца Эктара, ни стервы Альфиисы, ни мерзкого Арвита с его красавицей Эонорой. Никого из них. Как хорошо!»
— Девочка. — Мужчина подался вперед и теперь практически нависал надо мной. — Ты понимаешь, что сейчас умрешь?
Еще недавно, бросая в лицо Крэазу горькие, рожденные истерзанной душой строки, я была полностью готова к подобному исходу. Пожалуй, даже жаждала его. Но тот миг прошел, страница книги судеб перелистнулась, и неожиданно остро, вопреки всем обстоятельствам захотелось жить. И я, отбросив сомнения, не думая больше ни о чем, протянула руку, истово надеясь, что никогда не пожалею об этом.
Дальше все происходило так или почти так, как на помолвке Альфиисы. Вспышка черного самоцвета в перстне сиятельного, сильная рука, мягко обхватившая ладонь, и узкая полоска живой трепещущей тьмы, обернувшаяся тонким золотым колечком у меня на пальце.
Символ жизни.
И несвободы.
«А как же ритуал взыскания истины?» — неожиданно мелькнула мысль, но додумать ее я уже не успела, провалившись в благословенное небытие.
* * *
Очнулась в своей комнате, на кровати.
Традиция, однако.
Посмеялась бы над тем, с каким впечатляющим постоянством вновь и вновь попадаю в одно и то же место, в одни и те же декорации, но сил не было. Была чудовищная слабость. Чувствовала себя беспомощной, разбитой, как после долгой изнурительной болезни. Но томительная, изматывающая тело и душу боль, что неизменно сопровождала весь последний день, исчезла. Голова казалась удивительно свежей, мысли — ясными, четкими.
Таким же свежим и ясным выглядел мир за распахнутым настежь окном. Полностью отдернутые гардины не мешали ни солнечным лучам, ни легкому ветерку, и спальня купалась в ярком свете, тонких, чистых ароматах, доносящихся из сада.
Судя по всему, я то ли проспала, то ли провела без сознания весь вечер, всю ночь и пришла в себя ранним утром. Живая и относительно здоровая. Что, безусловно, не могло не радовать.
Валяться в постели, несмотря на общую слабость, решительно не хотелось. Сползла с кровати, надела лежащий рядом халат, дошла до окна и остановилась, всей грудью вдыхая прохладный, душистый воздух. Вокруг царили умиротворение и безмятежность, обволакивая, призывая расслабиться.
Мешали необычные ощущения, которые буквально разрывали меня надвое, не давая полностью разомлеть. Тело — вялое, бессильное — просило отдыха и покоя. А душа, с каждой минутой все больше наполняясь неистовым восторгом и жаждой жизни, пела, ликовала и рвалась куда-то. Счастье бурлило в глубине ее мощным водоворотом, обжигая смутным предвкушением чего-то… прекрасного.
Это казалось странным, ненормальным, неестественным.
Душа и тело словно разделились. И если тело вело себя вполне логично, соответственно своему состоянию и сложившимся обстоятельствам, то душа определенно была пьяна, причем изрядно, и пребывала в неадекватной хмельной эйфории.
Что со мной происходит?
— Зачем вы встали, сирра Кателлина? Не стоило так рано подниматься.
— Мэтр Циольф, рада вас видеть! — живо развернулась навстречу входящему в комнату целителю.
Сердце встрепенулось и застучало быстрее.
Что же все-таки происходит?
Мужчина несколько минут с недоумением меня разглядывал, потом, спохватившись, строго спросил:
— Где Мори? Я оставил ей распоряжение ни в коем случае не позволять вам вставать с постели раньше обеда.
— Глупости! Все просто великолепно, мэтр, — губы сами собой расплылись в широкой, какой-то шальной улыбке.
— Уже заметил, — протянули в ответ задумчиво.
Целитель нахмурился, подобрался, взгляд стал пристальным и цепким.
— Скажите, сирра, как вы себя чувствуете?
— Прекрасно! Только вот сил совсем нет, еле до окна дошла, — пожаловалась я и как-то совсем не к месту хихикнула. — Но это ерунда. Главное — жива, и боль ушла, а силы постепенно восстановятся, надо только немного отдохнуть.
Мое жизнеутверждающее заявление заставило Циольфа еще больше нахмуриться.
— Странно, — пробормотал он. — Если бы я не был уверен в том, что вы сирра, то решил бы…
— Что, мэтр Циольф? — нетерпеливо притопнула, видя, что продолжать мужчина не собирается, и сама удивилась своей неестественной нагловатой напористости.
— Так, как вы сейчас, ведут себя нары, когда… — он запнулся, подбирая слова, — когда саэры берут их на ложе. Веселятся, смеются невпопад. Первое время.
— Первое время? А потом?
— Потом не бывает, — отрезал, поджав губы, целитель.
Ничего не поняла, но расспрашивать дальше поостереглась, ни на минуту не забывая, чем закончился наш с Мори разговор о магах.
— Но вы ведь сирра, обряд никак не мог подействовать подобным образом. Скорее уж, наоборот, — никак не успокаивался собеседник.
— Наверное, это произошло потому, что я была отлучена от рода, — отмахнулась наигранно-беспечно, лихорадочно соображая, что сказать Циольфу, чем его успокоить. — Никто ведь не знает, как на безродную влияет установление новой связи. — Вспомнила, что говорил сиятельный, и добавила: — Полной.
— Возможно, — с сомнением покачал головой мужчина. — Быстрое формирование полной связи… стремительный приток более мощной, чем у Эктара, энергии… Нет! — резко оборвал он собственное бормотание. — Тогда тем более должны пластом лежать и страдать от сильной боли, а не пребывать в наркотическом дурмане.
Пожала плечами. Мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю, сама удивлена не меньше. Внутренне же, преодолевая шалую беспечность, постаралась собраться и сосредоточиться. Сомневаюсь, что тиэтр теперь так легко оставит меня в покое.
Выручила Мори. Вихрем ворвавшись в комнату, она бросилась было ко мне, но потом, смутившись, остановилась, жадно осматривая блестящими от непролитых слез глазами.
— Ох, госпожа моя, вы живы! — Женщина улыбалась светло и немного грустно. — Еле дождалась, когда проснетесь. С тех пор как отбор начался, я сама не своя была, никого не видела и не слышала. Все Лиос молилась, чтобы заступилась, помогла, поддержала. А уж как объявили, что саэр Крэаз вас в род свой ввел да наидой назвал, так до утра и не ложилась, ждала — вдруг понадоблюсь.
Улыбнулась. Душа пела, согретая ласковым теплом и радостью встречи, но я старалась сдерживаться и не показывать эмоций, помня о реакции Циольфа.
— Очень есть хочется, нянюшка, — пожаловалась, и этого оказалось достаточно, чтобы в корне изменить ситуацию.
Мори тут же развила бурную деятельность. Мэтр был вежливо, но настойчиво вытеснен за дверь, а «бедную голодную девочку», охая и причитая, сначала отвели в ванную, потом одели-причесали и наконец усадили за маленький столик у окна — трапезничать.
После завтрака попросила служанку проводить меня в сад. Боялась, что Циольф вернется, да и на свежий воздух хотелось.
Женщина с энтузиазмом откликнулась, и минут через пять, под ворчливое бормотание о том, что такая бледненькая сирра должна гулять как можно чаще и дольше, мы вышли из дома. Благо идти оказалось совсем недалеко. Слева, за второй от покоев Альфиисы дверью, обнаружилась лестница, которая вывела прямо в сад. Усадив меня на скамейку в тени высокого дерева с густой, пышной кроной, Мори ушла, пообещав через час вернуться, и я осталась одна. Запрокинув голову, любовалась причудливым переплетением ветвей, щурилась на солнце, пробивающееся сквозь плотную листву, и думала, думала…
О том, что уже утро, а я все еще жива.
О том, что же будет дальше.
О моем странном, нетипичном для сирры состоянии после проведенного сиятельным обряда.
О самом сиятельном и о том, как же с ним все-таки теперь себя вести.
О том, что стала наидой, а кто это такие и каково их положение в обществе, практически ничего не знаю.
О блондине, которого с трудом вспомнила, и о том, чего же он все-таки от меня хотел.
Об Эктаре и его, прости Господи, милой доченьке.
О том, где и как раздобыть все необходимые мне сведения об этом мире.
За этими размышлениями меня и застала Альфииса. Собственно, из нас двоих новоявленную невесту я разглядела первой и, несмотря на общее приподнятое настроение, никакого восторга при виде ее не испытала. Почти поддалась порыву вскочить и дезертировать с поля боя — все равно куда, лишь бы подальше отсюда. Потом подумала и осталась. Вполне возможно, Фиса не меня ищет, а неспешный утренний променад, к примеру, совершает. Если же по мою душу пришла… Убегать поздно и глупо — заметит. Да и поговорить с ней, как ни крути, не помешает. Вернее, не поговорить, а послушать, помолчать заинтересованно, а по возможности и на откровенность спровоцировать. Информация — вот то, что есть у старшей дочери рода и что свежеиспеченной наиде сейчас жизненно необходимо.
Альфииса огляделась, заметила меня, хищно прищурилась и решительно, как пиратская фелюга к цели, устремилась к скамейке.
— Что за представление ты устроила вчера на отборе, Кэти? — не размениваясь на приветствия, тут же выложила явно заготовленные заранее претензии бывшая-будущая родственница.
Изумленно вскинула брови. Она-то откуда знает?
— Видела! — правильно поняла мое удивление девушка и снисходительно усмехнулась. — Думала, упущу возможность подсмотреть, как жених выбирает себе наиду? Вот глупышка! Нет, я обязана была проследить, на кого упадет выбор, с кем долгие годы суждено делить мужа.
Альфииса присела рядом и, наклонившись, доверительно зашептала:
— На стене, справа от кресел для почетных гостей, есть потайное отверстие для наблюдения. Теару о нем давно уже известно. Конечно, он наследник, ему положено, — сирра Эктар скривилась, видимо, ее самолюбие сильно страдало оттого, что брат узнал секрет раньше. — А мне отец недавно показал, накануне Дня выбора. Сказал, если самой за церемонией понаблюдать, много важного и интересного можно увидеть.
Фиса отодвинулась, окинула требовательным взглядом и вернулась к тому, с чего начала:
— Так что это было, Катэль?
Неопределенно пожала плечами, отводя глаза в сторону. Что-что… Банальная истерика доведенной до крайнего отчаяния женщины. Неужели неясно?
Расценив молчание, как прямое признание вины, Альфииса удовлетворенно хмыкнула, и в ее недовольном голосе зазвучали резкие обвинительные нотки.
— Я просто в ярость пришла, когда твой вздор безумный услышала. Мы же месяц вместе хвалебную оду в честь саэра Крэаза учили, столько времени потратили. Накануне еще репетировали. Что за помутнение рассудка у тебя случилось? Вот для чего на церемонии дарения рассказывать о запавших глазах и синяках под ними? Считаешь, этим мужчину привлечь можно? Ненормальная! А врать, что ночами плачешь, зачем? Прекрасно знаю, спишь сном младенца, когда нужна, так и не добудишься сразу. И что это за глупости про страсть и любовь, от которой устала? Какие-то больные фантазии. Сирры вообще не любят!
Склонила голову ниже, чтобы собеседница случайно не увидела моего лица и нервной улыбки. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Да, поэзия в духе Цветаевой здесь явно не в почете.
— Счастье еще, что шепотом говорила. Саэры, которые подальше стояли, ничего не слышали. А кто разобрал отдельные слова, так, благодарение Лиос, просто не понял, — подтвердила выводы «сестрица». — С другой стороны, твое поведение вполне объяснимо, что уж говорить. После выступления Эоноры любая бы надежду потеряла да перед лицом неизбежной смерти в уме повредилась.
Вспомнила волшебных красно-белых птиц и печально кивнула. Мне вторил тяжелый вздох Альфиисы.
— Знала ведь, что от этой мерзавки чего угодно ожидать можно. Наши соглядатаи давно отцу докладывали, что глава рода Арвит нечто особенное для выбора готовит. Не мог Адан смириться, что дочь его врага невестой саэра Крэаза станет, — тут Фиса горделиво приосанилась, — задумал свою девку в дом сиятельного ввести. В мой дом! Я сразу решила: не бывать этому. Отец как-то проговорился, что, если Савард тебя попробует, появится шанс, что и наидой возьмет. Уж не знаю почему. Вот я свой план и придумала. И мне хорошо, и тебе — спасение. А ведь все как надо складывалось сначала. Пока Эонора с танцем не вышла. Как увидела я его да на жениха взглянула, сразу сообразила — придется делить со змеюкой Арвитовой и дом, и мужа. Еще и ты отличилась. Думала, все, конец.
Фиса замолчала, пытливо вглядываясь мне в лицо.
— Скажи, что услышал или почувствовал в той бессмыслице саэр Крэаз? После твоего ухода он сам не свой стал. Побледнел, глаза горят, а потом и вовсе следом бросился. А, Кателлина?
— Не знаю, — отозвалась уклончиво, когда пауза стала затягиваться.
— Не знаешь? — как-то нехорошо протянула Альфииса. — Ладно. Потом поговорим. Главное — теперь ты наида. Представляешь, Арвит чуть от ярости не лопнул, когда сиятельный свой выбор огласил.
И она расхохоталась, не в силах сдержать победного ликования. Потом, внезапно оборвав смех, развернулась ко мне всем телом.
— Надеюсь, ты накрепко запомнишь, кому обязана своим спасением? Или все еще не веришь в то, о чем я рассказывала?
— Верю, — кивнула. А что еще можно было ответить?
— То-то же, — самодовольно усмехнулась Фиса. — Всегда и во всем меня слушайся, Кэти. Никто тебе больше не поможет. Не хотела до этого говорить и пугать раньше времени, но теперь, так и быть, скажу. Чтобы раз и навсегда убедилась, кто твоя единственная спасительница. — Она дождалась вопросительно-заинтересованного взгляда и продолжила: — Знаешь, зачем саэр Дорст следом за тобой из зала вышел?
Дорст? Это не тот ли навязчивый блондин, что поймал меня возле двери и тряс как тряпичную куклу, пытаясь что-то втолковать? Больше некому. Почему мужчина решил вмешаться, до сих пор не поняла. На доброго самаритянина он похож не был, и заботило его явно не спасение многострадальной жизни бывшей воспитанницы рода Эктар. Это и без Фисиных откровений ясно. Но послушать ее не мешает.
Я отрицательно мотнула головой.
— Наидой своей хотел сделать — выпалила Альфииса и уставилась на меня во все глаза в ожидании ответной реакции.
— Наидой? — судя по всему, мое искреннее удивление собеседнице очень понравилось. — Зачем этому саэру понадобилась отверженная родом умирающая девушка? Да еще и отдавшая невинность и чистоту другому.
— Вот! — торжествующе подняла палец вверх Фиса. — Сама бы ни за что не поверила в такое, если бы случайно не услышала разговор отца с саэром Вотеном Дорстом.
Ох, что-то мне с трудом верится в подобные случайности.
— Это произошло через месяц после твоего возвращения из обители, — снова подсев поближе и понизив голос до таинственного полушепота, начала рассказывать Альфииса. — Отец по делам уехал, сказал не ждать раньше вечера, вот я и воспользовалась случаем, чтоб в его кабинет пробраться. Не думай, никаких тайн не собиралась выведывать и в бумагах копаться не хотела, — замахала она руками, предупреждая вопросы, которые я и не намеревалась задавать. Какая разница, зачем доченька в апартаменты папы в его отсутствие залезла? — Просто накануне подарки от саэра Крэаза роду Эктар доставили. Сиятельный не поскупился, столько драгоценных украшений прислал. Кольца, браслеты, ожерелья, диадемы, фибулы… Всего не перечесть. Но самой восхитительной была большая парюра из бриллиантов и изумрудов. Пятнадцать предметов, представляешь? Бесценный дар! И все под цвет моих глаз. Именно ее я надену в день свадьбы.
Девушка мечтательно закатила глаза. А я подумала, что нет, не представляю. Пятнадцать ювелирных изделий на одном человеке сразу? Елка новогодняя получается, а не невеста. Осталось только гирлянды поверх пустить.
— Отец только показал ее и убрал тут же, даже примерить не дал, — Альфииса надула губы, как маленькая девочка, которую лишили сладкого. — Вот я и решила рассмотреть парюру получше. Знала точно, в сокровищницу шкатулку отнести пока не успели, оставили в маленькой комнате, смежной с кабинетом. В сам-то кабинет никто, кроме нас с братом, без разрешения отца войти не может, вот он и не беспокоился об ее сохранности.
Собеседница перевела дух, придвинулась практически вплотную и стала взволнованно нашептывать:
— Так вот. Стою я в этой комнатке, перебираю украшения, любуюсь и вдруг слышу шаги и голоса в кабинете. — Фиса крепко вцепилась мне в руку, видимо, заново переживая то мгновение и свой испуг. — Что было делать? Отец точно наказал бы, если бы узнал о своеволии. Я затаилась, надеясь, что не заметят. Так беседу невольно и подслушала, хоть не хотела вовсе.
Ну, что невольно — это точно, а вот что не хотела — сомневаюсь. Скорее всего, безумно обрадовалась возможности чужими тайнами обогатиться. Они никогда лишними не бывают. Тем более в таком серпентарии. И в то, что такой отъявленный интриган, как Эктар, не удосужился перед разговором все комнаты осмотреть, поверить никак не могу. Наверняка знал, что доченька поблизости затаилась, и если не шуганул, значит, на то резоны свои имелись.
— Кэти, что ты знаешь о Вотене Дорсте? — дернули меня за рукав, отвлекая от размышлений.
Что знаю? Да ничего. Так и ответила Альфиисе.
— Ты в этой своей обители совсем от жизни отстала, — досадливо фыркнула в мою сторону добрая родственница. — Все объяснять приходится. Дорст пять лет назад возглавил род и сразу же стал искать невесту. Долго найти не мог. Да и то верно, кто за такого дочь отдаст? Род самый что ни на есть захудалый, бедный. Мой отец сжалился над ним и отдал одну из младших дочерей нашего рода. — Фиса вдруг весело захихикала. — На невесту без слез взглянуть нельзя было: страшна, глупа, да и приданого — три медяшки. Но этот убогий и такой жене радовался безумно. Где он деньги на наиду раздобыл — особая история. Кажется, продал все что можно. Но, так или иначе, получил, что хотел, и несколько лет жил спокойно, а полгода назад его наида погибла от несчастного случая. Представляешь? Дорст пытался новую купить, да куда там. Наид сейчас мало, и они очень дороги. А по брачному соглашению, если по истечении шести месяцев после смерти наиды он не введет в дом другую, то должен и жену вернуть, и род свой под управление Эктаров без всяких условий отдать. Ловко отец договор составил, правда?
Ловко, чего уж говорить. Пожалел беднягу, называется.
— Сама понимаешь, в каком отчаянии Вотен находился. На все готов был согласиться. Вот отец и предложил ему, там, в кабинете… — Фиса вдруг опасливо огляделась, взяла под руку и прошипела прямо в ухо: — Тебя.
Меня?! И сиятельному, и этому Дорсту, а может, и еще кому-нибудь? Да я прямо незаменимая какая-то. Незаменимая разменная монета.
— Ну да, — торопливо отреагировала на мое молчаливое недоверие начинающая сплетница, — отец сказал, что поможет взять тебя безо всякого выкупа. И даже готов предоставить защиту и покровительство, если Вотен сделает все так, как ему, саэру Эктару, нужно. А Дорст в благодарность должен… — Альфииса замялась, словно не решаясь продолжать дальше.
— Что? — теперь уже я в нетерпении потянула ее за рукав.
— Должен делиться тобой всякий раз, как отец того пожелает, — выпалила Фиса.
Судя по тому ужасу, что звучал в голосе, для нее самой желание Ритана выглядело чудовищным и совершенно неприемлемым.
— Теперь понимаешь, от чего я тебя избавила, Кэти? От участи худшей, чем смерть.
— Понимаю и всегда буду благодарна, сестрица, — поддакнула торопливо, раздумывая над тем, зачем все-таки Эктар позволил девушке подслушать свой разговор с блондином.
В том, что все происходило под его контролем, что мужчина прекрасно знал о «лишних ушах» в соседней комнате, даже не сомневалась. Просчитать дочуркино желание полюбоваться чудесной парюрой, объявить во всеуслышание об отъезде, а потом внезапно вернуться — для такого любителя многоходовых комбинаций, как Ритан, несложно.
«Сестрицу» явно покоробило подобное обращение, но она сдержалась, никак не отреагировав на мою фамильярность, потом важно надулась и, явно подражая кому-то, барственно-снисходительно изрекла:
— То-то же!
Я закусила губу, пытаясь скрыть улыбку.
— Кстати, Кэти, а как ты себя чувствуешь? Удивительно: на ноги смогла встать, в сад выйти. Сидишь тут, улыбаешься. Не ожидала.
Все-таки заметила, значит, мою усмешку.
— Устала я лежать, Альфииса, — пожаловалась доверительно, — весь вчерашний день в кровати провела. Сегодня с помощью Мори до скамейки добралась. Еле-еле дошла.
Вот. И правды не сказала, и врать особо не пришлось. Пусть дальше сама додумывает.
— Так и должно быть, — с видом знатока просветила меня Фиса. — Мощь Эктаров велика, но с Крэазами нам не сравниться. Род, кровно связанный с императорским все-таки. Сиятельные! — в словах девушки невероятным образом смешались зависть и гордость тем, что скоро станет неотъемлемой частью этого самого рода. — Сразу вобрать в себя такой поток силы, что обрушился на тебя после быстрого формирования полной связи, трудно. И опасно. Недаром моя помолвка по договору растянута на целых шесть месяцев. За это время одна подпитка медленно заменится другой. Да и то не полностью. Связующая нить с Эктарами, пусть тоненькая, все равно останется, будет поддерживать. У тебя же вон как резко все произошло и без дополнительной страховки передающего рода. А ведь столько силы. Столько силы! — повторила Альфииса восхищенно-мечтательно. — Ты прямо пылала вся, горела черным пламенем. Думала, сгоришь дотла. Нет, выжила. В саду с утра гуляешь, хотя должна сейчас от боли в постели корчиться. Может, нашу Кателлину подменили, нару вместо нее подсунули? — Родственница, довольная своей шуткой, жизнерадостно расхохоталась.
Потупилась, буркнула что-то невнятное про заступничество Лиос, которой я не переставая горячо молилась весь последний день. Фиса засмеялась еще громче, но тут заметила выбежавшую из дверей встревоженную Мори, и веселье ее как рукой смахнуло.
— Сирра Альфииса, сирра Кателлина, саэр Ритан велел передать, что ждет вас обеих у себя в кабинете.
Несколько секунд колебалась, прикидывая, должна ли послушно бежать к Эктару по первому зову, ведь я вроде как теперь Крэаз. Потом решила не перечить. Вдруг он имеет какие-то права как отец будущей жены моего так называемого хозяина.
У меня есть хозяин! До сих пор до конца поверить не могу в этот бред. О том, чтобы принять и смириться, даже речи не идет. Тут хотя бы осознать все полностью для начала надо. Информация! Полцарства, нет, все царство целиком за подробную информацию. Пора брать «языка», не иначе.
— Кэти, — поторопила меня уже поднявшаяся со скамейки Фиса.
Еще немного помедлила. Вдруг сиятельный неожиданно явится и спасет свое движимое имущество. Но рыцарское чутье Савард явно не имел и выручать попавшую в беду деву не торопился. Вздохнула и отправилась вслед за Альфиисой в паучье логово, по пути размышляя, что я знаю о планах Эктара. Ну или считаю, что знаю, — с этим интриганом ни в чем нельзя быть уверенной. И какие выводы из имеющихся сведений можно сделать.
Итак, соглядатаи Ритана доносят, что его заклятый враг Арвит задумал подлянку и представит на выборах наиды такую девушку, от которой сиятельный просто не сможет отказаться. Для Эктара подобное развитие событий категорически нежелательно. Он забирает из обители Кателлину и начинает готовить ее к отбору.
Глава не дурак и понимает, что в открытой борьбе у Катэль против Эоноры шансов нет. Но он знает какую-то тайну, связанную с воспитанницей. Это позволяет Ритану надеяться, что, попробовав девушку, сиятельный на ней же и остановится. Папаша подключает к игре доченьку. На что-то намекает, дает подслушать какие-то свои разговоры или часть их и добивается того, чтобы Фиса действовала так, как ему нужно. Дополнительно наверняка обрабатывает Кэти: опаивает или запугивает, а может, и то, и другое сразу. Наконец вынуждает-таки несчастную Катель добровольно лечь под сиятельного.
Что дальше? А дальше два варианта.
Сиятельный берет девчонку наидой. Идеально. То, что требовалось.
Увлеченный прелестями искусительницы Эоноры или томимый вполне обоснованными подозрениями Савард срывается с крючка. Плохо, но не смертельно. На этот случай заранее подготовлен отходной маневр. Безродная, бесправная «собственность» достанется бесплатно «ручному» блондину, а в итоге — самому Эктару. Зачем, пока неясно. Из мести? Похоти? Или из-за того, что скрыто в Кэти, и о чем она, очевидно, даже представления не имела?
Можно гадать о мотивах поведения Ритана сколько угодно. Принципиальное значение имеют только факты, а вот их-то как раз у меня и нет.
— Сирра Кателлина Крэаз… Не сиятельная, конечно, но тоже неплохо звучит. Правда, малышка?
Я так глубоко задумалась, что не успела заметить, как мы пришли. И сейчас, услышав насмешливый негромкий голос, резко вскинула голову, чтобы встретиться с пристальным, по-змеиному холодным взглядом.
От вкрадчиво-тягучих интонаций по телу прошел озноб, к горлу тяжелым комом подступила тошнота. Сглотнула, судорожно вцепившись задрожавшими пальцами в ткань платья, не в силах оторваться от внимательных мутновато-зеленых глаз.
Их пронзительная ледяная пустота вызывала ужас, отвращение, желание втянуть голову в плечи, сделаться маленькой и незаметной. С трудом подавила нарастающее смятение, порыв развернуться и убежать. Что со мной происходит?
Я вижу Ритана третий раз в жизни. Причем первые два имела сомнительную честь созерцать главу рода Эктар с приличного расстояния. Почему же настолько боюсь этого урода? Почти неконтролируемо. До болезненной трясучки. Больше, чем Крэаза, хотя именно тот сейчас реально распоряжается моей судьбой.
Осознание пришло как удар молнии: это не мои чувства.
Катэль дрожала сейчас от страха, как осиновый лист. У нее обрывалось сердце, и кровь стыла в жилах при звуках глубокого, по-хозяйски уверенного голоса. Она обливалась холодным потом и не смела вздохнуть под тяжелым, выворачивающим наизнанку взором. Тело помнило, как надо реагировать на присутствие опекуна, и корчилось от смертельного ужаса. Инстинкты откликались и вопили: «Беги»! Что же делал с девочкой этот упырь, если ощущения так прочно запечатлелись даже не на физическом — на более глубоком уровне и остались со мной, когда душа Кэти уже ушла?
Попыталась взять себя в руки и отделить эмоции Кателлины от своих. Я не Катэль, ему так просто меня не запугать.
— Альфииса, мать ждет, чтобы сопроводить тебя на встречу с женихом. Поторопись!
Фиса покорно кивнула и, не говоря ни слова, выскочила за дверь, а у меня внутри снова стала нарастать тревога. Можно сколько угодно успокаиваться мыслями о том, что это чужие чувства, но, когда остаешься наедине с гадко, похотливо ухмыляющимся мужчиной, поневоле начинаешь впадать в панику.
Опустила глаза, пытаясь скрыть замешательство.
— Кэти, Кэти, так жалко отдавать тебя другому, моя маленькая вкусная мышка.
«Вкусная мышка» — надо же было такое придумать! Сразу ощущаешь себя мелкой, ничтожной зверушкой, которой в любом случае суждено оказаться в когтях самодовольного хищника. Главное, этого не избежать, даже рыпаться не стоит.
Вообще начинает закрадываться нехорошее подозрение, что «это ж-ж-ж… — неспроста». Сначала Крэаз, теперь Эктар. Как сговорились. Сладкая… Вкусная… Сплошные гастрономические сравнения. Может, они вампиры здесь все — простые или энергетические какие-нибудь — и чувствуют особый «привкус» жертвы?
Даже если и так. Сиятельный ведь говорил не о Кэти, а обо мне. Со мной провел ночь, меня целовал. Или Катэль он тоже поцеловать-распробовать успел до того, как я оказалась в той злополучной кровати? И девушка, и мужчина были раздеты, положение занимали весьма недвусмысленное. Не в шахматы же они друг на друге играли до моего появления в теле Кателлины? Ладно, считаем, что шустрый жених Фисы «приложился» к обеим, и каждая из нас ему по вкусу пришлась. По неведомой пока причине. Но папаша невесты здесь каким боком? Неужели тоже?!
Взглянула на саэра и обмерла под его глубоким, уже не мутным, а переливающимся изумрудной зеленью взглядом. Почувствовала, как тот почти осязаемо касается моего лица, скул, рта, подбородка, липкой змеей скользит по груди, животу, ногам. От одного только предположения, что этот человек мог дотрагиваться до Кэти, стало невыносимо мерзко. И когда Ритан, в мгновение ока преодолев разделяющее нас расстояние, погладил по щеке, дернулась как от удара.
Глава рода Эктар криво усмехнулся.
— Все еще боишься, мышка?
Если бы «мышка» по-прежнему оставалась в своем теле, точно умерла бы от страха на месте. А вот меня начинала накрывать холодная ярость. И это было плохо. Если Фисин родитель заметит такие нехарактерные для Катэль эмоции, беды не миновать. Сжала зубы и снова уставилась в пол.
Твердые прохладные пальцы задели уголок губ, помедлили, а потом, сминая, надавливая до боли, с силой провели по ним.
— Ты очень аппетитная, мышка, — хрипло выдохнуло чудовище. Вот ведь… гурман на мою голову выискался. — Почти как Адельвен, твоя мать. В вас обеих есть это. Я не получил ее и сам отпустил тебя. Знал, что делаю все как должно, что зятек уже не откажется, если хотя бы раз попробует, и все-таки почти обрадовался, когда Савард заинтересовался Эонорой. Поторопился, послал Дорста. Так не хотелось отдавать в чужие руки.
Угу. «Корову свою не продам никому — такая скотина нужна самому!»
Эктар убрал ладонь, помедлил и вдруг, резко развернув спиной к себе, жестко вцепился в предплечья.
— Знаю, моя малышка не разочарует опекуна и будет выполнять все, что прикажут. Верно? — угрожающе-ласково прошипел в самое ухо. — Помни, я всегда и везде смогу достать и наказать за неповиновение. То, что ты теперь стала наидой Саварда и частью его рода, ничего не меняет. А чтобы окончательно усвоила это и накрепко запомнила, сам буду заниматься с тобой. Все время, что осталось до того, как вас с Альфиисой введут в дом Крэаза.
Слушала Ритана и понимала: он так запугал и задавил робкую Кэти, настолько подчинил себе ее душу, что будь она сейчас на этом месте, даже не помыслила бы о бунте. Что же этот паук все-таки с ней делал? И не было ли ночное посещение спальни сиятельного последней отчаянной попыткой несчастной девушки сбежать из-под власти опекуна? Избавиться если не от его влияния, то хотя бы от его прикосновений и, не дай бог, поцелуев?
Несмотря на все усилия взять себя в руки, успокоиться, меня начало трясти так, как будто через тело пропустили ток. Ужас, отвращение, возмущение, исступленное бешенство — отголоски эмоций Кателлины и мои собственные чувства смешались, огнем зажгли кровь, превратились в бушующий ураган, грозивший вот-вот вырваться из-под контроля.
Не знаю, что случилось бы дальше, если бы сгустившееся вокруг нас напряжение не вспорол резкий, полный еле сдерживаемого гнева голос:
— Что здесь происходит?