ГЛАВА 4
Мори вбежала в комнату буквально через несколько минут после того, как я осталась одна. Складывалось впечатление, что женщина все это время караулила где-то неподалеку, дожидаясь, пока высокородный гость уйдет.
— Что сиятельный саэр так долго делал в вашей спальне, госпожа моя? — заголосила она с порога, подтверждая подозрения на свой счет. — Все в порядке?
— Все хорошо, — устало опустилась на кровать. — Не стоило так волноваться.
— Как же не стоило-то? — всплеснула руками впечатлительная служанка. — Вы остались с мужчиной чужого рода вдвоем за закрытой дверью. Разве не сказано в Наставлении: «Избегай собрания мужей, а пуще того — встреч наедине, ибо как стекло, падши на камень, разбивается вдребезги, так и дева…»
Мне надоело слушать однообразные причитания. Да и с нелепыми поучениями сегодня был уже явный перебор. Может статься, жизни полдня всего и осталось, хоть верить в подобное отчаянно не хотелось. Бредовые проповеди и назидания — совсем не то, что сейчас нужно для решения неотложных проблем.
— Я уже не дева, Мори, — перебила немного резче, чем хотелось.
Женщина осуждающе выдохнула, качая головой. Что ей не понравилось — слова, интонация или напоминание об утрате «бедной девочкой» невинности, уточнять не стала. Неинтересно было. Да и боль потихоньку возвращалась, легкими толчками пульсируя в теле.
Устала. Как же я все-таки устала.
— Госпожа, — всхлипнув, первой не выдержала служанка. — Я боялась, что сиятельный саэр сотворит с вами что-нибудь непотребное. Все время, не переставая, молила Лиос заступиться, оградить от нового несчастья.
— Все, что со мной могло случиться «непотребного», все равно уже произошло, Мори, — горько усмехнулась. — Мы с саэром Крэазом говорили о… будущем. Ты ведь знаешь, все теперь зависит только от его выбора.
Какая ирония! Сам тебя погубил, сам и спасу. Если сочту нужным. Впрочем, я не совсем справедлива по отношению к сиятельному. Он не вынашивал коварных планов и не прикладывал никаких усилий, чтобы заполучить в свою постель глупышку Катэль. Просто уступил, не стал пренебрегать тем, что само в руки упало. Как и Артем. «Зачем же отказываться, когда так настойчиво предлагают», — раздался в ушах раздраженно-насмешливый голос. Такой реальный, что захотелось немедленно оглянуться — посмотреть, не стоит ли за спиной «любимый муж». Неужели мне суждено вновь и вновь сталкиваться в жизни с подобными ситуациями?
— Выбор, — вдруг охнула женщина — Скоро же начнется церемония! Я и бежала сюда, чтобы подготовить вас, одеть, причесать. Саэр Ритан был так добр, что внял просьбам и временно отменил для прислуги запрет на посещение.
Глава рода резко проникся ко мне состраданием? Скорее испугался, что слабеющая жертва не сможет сама как следует собраться и не явится, когда положено и в должном виде, пред светлые очи дочуркиного жениха. Подстраховался, «вняв просьбам».
— Так чего же мы сидим? — безучастное равнодушие в очередной раз временно отступило, сменившись лихорадочным возбуждением. — Поможешь стать красавицей, родная?
Ласковое обращение опять сработало. Мори встрепенулась, разулыбалась и, вцепившись в руку, резво потащила в сторону ванной, приговаривая:
— Как же не помочь? Все силы приложу, не сомневайтесь. Моя девочка самой красивой будет.
И я, не сопротивляясь, сдалась на милость деятельного водоворота, что подхватил, закружил в своих объятиях, понес вперед неудержимой волной.
В течение следующего часа меня в очередной раз вымыли, впервые за день накормили. И на том спасибо: лучше поздно, чем вообще никогда. Обрядили в очаровательное нежно-голубое платье, выдали мягкие туфельки ему в тон и, усадив перед зеркалом, принялись расчесывать волосы.
Да-да. Зеркало в спальне, оказывается, тоже было. Пряталось за шторкой недалеко от изголовья кровати.
«Ибо срамно ежеминутное самолюбование и укоризненно бесстыдство очей. Надлежит деве смиренно обуздывать…» — как поведала Мори, отдергивая драпировку.
Дальше уже не слушала. И так ясно, что деве «надлежит обуздывать». Интересно, в спальне Альфиисы зеркало тоже всегда занавешено от «бесстыдства очей»? Наклонила голову, гася улыбку, — в подобное верилось с трудом.
Сыто и потому немного осоловело следила за быстро мелькающими руками, отмечая как ловко и сноровисто женщина переплетает прядь с прядью, убирая их в изящную прическу.
— Мори, — вопросы так и рвались с языка, но сначала нужно было все-таки подстраховаться, — целитель объяснил, что со мной случилось? С голосом и памятью?
— Ах, госпожа, — пригорюнилась служанка, — недаром говорят, что одно несчастье другие приманивает. Бедная моя девочка, сколько всего на вас сразу навалилось. Мало было чистоту утратить, так еще говорить нормально не можете, вон как хрипите, больно слушать, и забывчивы стали, хуже старухи древней. Как же саэру Крэазу теперь понравиться, с такими-то недостатками?
Да, немая склеротичка сиятельному точно не нужна. Надо бы при нем амнезию свою лишний раз не демонстрировать. Редко кто из мужиков убогих да больных женщин жалует. А вот служанку расспросить поподробнее не помешает. Раз уж возможность такая представилась.
— Мори, не могу припомнить, как ты стала моей кормилицей?
— Вы и не знали этого, госпожа. Кому было говорить? Совсем малышкой вас у меня отняли да в обители закрыли. А как вернулись, старой кормилицей не интересовались больше. Только с сиррой Альфиисой общались, ее лишь видели, — в голосе женщины прорезалась жгучая обида.
— Ну прости, родная! Послушай, если мама сделала такой выбор, значит, у тебя в то время тоже ребенок был, мой молочный брат или сестра? А где он сейчас?
Лицо служанки потемнело.
— Ни одна сирра не допустит, чтобы ее ребенок был вскормлен тем же молоком, что и простолюдин. Подобное родство недопустимо. В кормилицы берут лишь бездетную нару, потерявшую собственного младенчика.
Замерла, предчувствуя еще одну печальную историю.
— Я девочку свою с утра покормила и в соседнюю деревню к родителям побежала, — медленно начала рассказывать женщина. — Матушка хворала тем летом сильно, так я по хозяйству при первой же возможности помогать старалась. Думала, пока дочка спит, успею обернуться. Нэд в тот день дома оставался, вот и присмотрел бы, ежели что.
Она сглотнула, собираясь с духом.
— Когда вернулась назад, семьи больше не было. Да и деревни тоже. Маги искали что-то в горах по приказу императора, как раз над нашим поселением. Несколько дней подряд взрывы слышны были. Что уж в тот день случилось, не знаю. Говорят, земля вдруг трястись начала, сильно так. Провалы страшные образовались. Все дома разом рухну ли, как будто из тоненьких стебельков сделаны были. Любимых своих я не нашла, сколько ни пыталась. Ни среди живых, ни среди мертвых. Как только молоко не перегорело, не знаю. Несколько дней от горя сама не своя была, о смерти Проклятую просила. А как вас на руки взяла, будто очнулась сразу. Спасла душу мою тогда малютка Кэти.
— И что же, никто не выжил? — шепнула, все еще находясь под впечатлением от услышанного.
— Почти все, кому в тот ужасный день уцелеть удалось, от ран умерли. Травницы хорошо свое дело знают, но они не всесильны.
— А маги? Что они делали, где были? Почему не помогли людям? — от возмущения я даже подпрыгнула на месте и тут же замерла, встретив настороженный, хмурый взгляд.
— Нарам запрещено применять магию. Одаренным запрещено оказывать нарам любые магические услуги. Под страхом смерти, — отчеканила ставшая вдруг мгновенно чужой женщина. — И уж об этом вы никак не могли позабыть, сирра.
Внутри словно натянутая струна оборвалась, расслабленности как не бывало. Тяжело забилась в висках притихшая было боль. Слишком разомлела, утратила бдительность, и вот результат.
С каждой секундой Мори становилась все напряженнее и мрачнее. Мысленно взмолилась богам всех миров об удаче и рухнула, как в пропасть головой.
— Разве можно забыть об одном из главных законов страны, родная? — Увы, на этот раз нежное словечко не сработало, в глазах собеседницы продолжал стыть тот же вопрос, требующий немедленного ответа. — Но он так несправедлив! — Негодование мое было неподдельным, закон на самом деле абсолютно дикий. — Существуют же исключения. Именно маги повинны в том, что произошло, вот я и подумала… надеялась… Мне просто стало очень больно за тебя, нянюшка!
Почему в голове внезапно всплыло это слово, не знаю. Но эффект превзошел все ожидания.
Женщина всхлипнула, заморгала, пытаясь удержать подступающие слезы. В глазах ее постепенно таяло непонимание и опасливая отстраненность.
— Я уж подумала, моя малышка все-все забыла и вспоминать ни о чем не хочет. Как вернулись из обители, за два месяца ни единого разочка так меня не назвали. Все Мори да Мори. Совсем в чужую для вас превратилась.
Мне вдруг стало невыносимо жаль эту несчастную, одинокую женщину, на всю жизнь душой прикипевшую к чужому ребенку. Повинуясь внезапному порыву, обернулась, обняла крепко и уткнулась лицом в мягкую грудь, всем существом впитывая теплоту и ласку, которыми со мной щедро делились. Впервые в этом суровом и страшном мире.
— Если судьба окажется благосклонна, не оставлю тебя одну, нянюшка, — то ли пообещала ей, то ли поклялась себе самой.
— Вы всегда были доброй девочкой, — ласковые поглаживания по плечу несли утешение нам обеим. — Всех постоянно жалели. Вон и мою историю как близко к сердцу приняли, о низкородных переживать вздумали. А я уж, грешным делом, испугалась, не поглотил ли мою Кэти мрак Проклятой? После прошедшей ночи да отречения немудрено совсем пасть духом, на богов начать роптать. А уж Падшая в таких случаях не дремлет, сразу душу-то захватывает. Видела я однажды, по молодости, одержимого, перед тем как его убили. Страшное зрелище! Глаза дикие, бросается на всех, никого не узнает, ничего не помнит. Даже на имя свое не откликается.
Да… Хорошо, что я в беседе с целителем на полной амнезии настаивать не стала, а то заподозрили бы в одержимости какой-то там Проклятой. А ее в этом мире, судя по всему, страшно боятся. Уничтожили бы, как того несчастного мужика из рассказа служанки. А он, вполне возможно, тоже, как и я, иномирянином был. Растерялся человек в незнакомом мире, не стал скрываться, а в результате — быстрый и бесславный конец.
Так что бдительность, бдительность и еще раз бдительность. Расслабляться ни с кем нельзя. Даже с Мори, к сожалению. И на свои вопросы ответы придется самостоятельно искать. Никогда ведь не знаешь заранее, какие из них можно оправдать временным легким расстройством памяти, а какие говорят о полном незнании основополагающих законов и реалий местной жизни и указывают на пресловутую одержимость. Что Кэти делала с тех пор, как ее из обители забрали, все эти два месяца? С кем кроме Фисы и ее папочки общалась? Очень надеюсь на нелюдимость девушки, робость и замкнутость, но осторожность все равно не помешает. До вечера немного осталось. А там жизнь моя в любом случае безвозвратно изменится.
— С характером таким лучше бы вам в семье наров, госпожа, родиться, уж простите. — Теплая рука осторожно провела по лицу. — Пусть не имеем мы ни силы, ни власти, ни магии, зато жизнь наша намного проще. Нет никаких наид, а вот любовь между мужем и женой встречается. И семьи, что в согласии до старости доживают, тоже. А у вас, высокородных, что? Вон саэр Эктар уже двух наид во тьму проводил, третью полгода назад взял. Да и сирра Эктар, жена его, особо счастливой не выглядит. Эх, да что уж теперь.
Еще один горький вздох.
— Давай заканчивать, Мори, — мягко отстранилась от кормилицы, разворачиваясь на стуле.
— Сейчас-сейчас, — всхлипнув напоследок, заторопилась женщина, — совсем немного осталось.
Несколько минут она колдовала надо мной, что-то поправляя и подкалывая, потом удовлетворенно отступила.
— Вот, госпожа, готово.
После всех сегодняшних испытаний я боялась увидеть нечто с синяками под глазами, тоской в потухших глазах и неестественной бледностью, поэтому долго не решалась прямо взглянуть на свое отражение. Пока Мори помогала собраться, смотрела куда угодно, на ее руки, на узор на платье, но только не на себя. И вот теперь медленно, неохотно подняла глаза и замерла.
За время, прошедшее с церемонии отлучения, внешность моя действительно изменилась. Но совершенно странным образом. Нет, неестественная бледность присутствовала, но была она какой-то завораживающей. Есть такое понятие в старых романах — «чахоточная красота». Именно оно и пришло в голову, пока я, ошарашенная увиденным, жадно изучала лицо напротив. «Самые красивые — люди на последней стадии туберкулеза. Прекраснее их никого на свете быть не может», — вспомнила прочитанную когда-то фразу и тут же безоговорочно с ней согласилась.
Не бледная, нет, белоснежная кожа выглядела прозрачнее, чем обычно, будто светилась изнутри. И без того огромные глаза стали, казалось, еще больше. Неестественно яркие, влажные, они лихорадочно блестели, освещая лицо, делая его ослепительно прекрасным. Взгляд этих дивных глаз был странно затуманен, словно расфокусирован, что придавало ему таинственность и неожиданную для меня томность. На щеках горел тонкий румянец, наделяя облик дополнительным очарованием. Видно, недаром в Средние века девочек двенадцати-тринадцати лет специально заражали туберкулезом, чтобы сделать привлекательнее для женихов. Хрупкая, подаренная на миг красота. Такая притягательная и в то же время пугающая до дрожи. Красота, овеянная дыханием близкой смерти.
Я так и не рассмотрела толком ни изящного легкого платья, ни плетения замысловатой прически. Как зачарованная все вглядывалась и вглядывалась, не отрываясь, в чужое лицо, которое не успела до конца ощутить своим, пока Мори наконец не задернула шторку, решительно выдохнув:
— Пора идти, госпожа.
* * *
В гостиной мы наткнулись на Альфиису, и я обрела сомнительное счастье лицезреть старшую дочь рода во всем блеске ее отшлифованной красоты. Великолепное мятного цвета платье из струящейся ткани мягко подчеркивало изгибы роскошного тела, выгодно оттеняя прекрасные зеленые глаза и уложенные в элегантную прическу темно-рыжие волосы. Глубина декольте была, несомненно, тщательно выверена, чтобы и мужскому глазу было за что зацепиться, и простор для нетерпеливой фантазии оставался.
Фиса, полностью одетая, причесанная, готовая к грядущему триумфу, стояла посередине комнаты и что-то раздраженно выговаривала суетящейся вокруг нее худенькой русоволосой девушке.
Мое появление родственница «не заметила», а на пожелание доброго дня не соизволила отреагировать. Ее служанка, бросив быстрый взгляд исподлобья, тут же вернулась к своим делам, промолчав, как и хозяйка. Пожав плечами, спокойно прошла мимо. На данный момент Фисины тараканы были наименьшей из моих проблем.
Я почти дошла до выхода из гостиной, когда голос сзади надменно приказал:
— Кора, Мори, подождите за дверью!
Посторонилась, пропуская выбегающих служанок, и вопросительно посмотрела на Альфиису.
— Кэти, уверена, ты не станешь нарушать правила в надежде на мою былую доброту, — продолжая стоять спиной, холодно отчеканила родственница. — Ты, как отлученная от рода, не имеешь права ни с кем заговаривать первой. Тем более со мной. Что бы ни связывало нас в прошлом, сейчас я — невеста сиятельного саэра, а ты — утратившая чистоту безродная и должна знать свое место. Теперь ступай.
Молча развернулась и вышла в коридор к нетерпеливо поджидающей меня верной няне.
— Мы можем пройти коридорами для прислуги, Мори?
— Но как же, госпожа, вы ведь сирра! — растерянное недоумение на лице женщины в другой ситуации позабавило бы, но сейчас на веселье не было ни времени, ни сил.
— Очень хочется как можно дольше оставаться незаметной для всех, оглядеться, понять, что к чему, — неожиданно для самой себя поделилась сокровенным. — Тяготят чужие липкие взгляды, презрение и осуждение в глазах.
— Понимаю, — сникла Мори. — Идемте, провожу к нашему входу. Он незаметный совсем, занавешен да за колонной спрятан.
Редкие слуги, встреченные в узком полутемном коридоре, почти не обращали на нас внимания, стараясь как можно быстрее прошмыгнуть мимо, и я лишний раз порадовалась собственной предусмотрительности и доброте кормилицы.
Мори довела меня до неприметной дверцы, крепко обняла, прослезилась, быстро клюнула в щеку, шепнула: «Лиос не оставит вас своей милостью, госпожа» и убежала. А я на минутку задержалась, собирая волю в кулак, приоткрыла дверь и шагнула внутрь. Глубоко вдохнула, медленно выдохнула, стараясь успокоиться. Казалось, сердце стучит так громко, что звук этот слышен всем присутствующим. Вот сейчас сюда сбегутся люди, непременно обнаружат меня и, злобно торжествуя, выволокут на посмешище и поругание. Прошло несколько минут, но никто в уединенный уголок врываться не собирался. Осмелев, чуть отодвинула тяжелую портьеру, отделяющую закуток от основного помещения, легко ступая, добралась до колонны и осторожно выглянула.
Огромная комната была полна народу. Гости раскланивались, приветствуя друг друга, неторопливо прохаживались, собирались небольшими группами, чтобы побеседовать. Затеряться в такой толпе проще простого. Бесшумно скользнула вдоль колонны в маленькую нишу и остановилась, с независимым видом разглядывая окружающих.
Парадный зал ошеломлял-великолепием. Высокий расписной потолок, роскошные хрустальные многоярусные люстры, множество зеркал в отделанных золотом рамах, ярко-красные портьеры. Орнамент полукруглых пилястр перекликался с рисунком обивки дорогих кресел и диванов. Каминные полки и столики украшали разнообразные канделябры, в нишах прятались изящные статуи. Вместо окон — множество стеклянных дверей, ведущих на просторную отрытую террасу, полностью опоясывающую комнату по кругу. Все двери были сейчас распахнуты, отчего казалось, что зал, насыщенный светом и воздухом, напоенный тонким ароматом цветов, находится прямо посреди необъятного сада.
Ниша, которую я делила с мраморной красавицей, томно протягивающей руки к такой же мраморной, но очень печальной даме наискосок от нас, находилась в самом дальнем конце помещения, как раз напротив высокой арки, в которую входили все новые и новые группы людей. В основном — суровые, неулыбчивые мужчины с замкнутыми высокомерными лицами. За их спинами время от времени мелькали легкие девичьи фигурки. Мужчины чинно проходили внутрь, кого-то высматривали, с кем-то здоровались, разговаривали с серьезными, а порой и недовольными лицами. Их спутницы, невесомо пропархивая мимо сопровождающих, собирались у одной из стен, рассаживаясь на расставленных там диванах.
В этом «уголке невинности» царило унылое церемонное молчание.
Стройные, грациозные девы поражали своей прелестью, юным очарованием и каким-то неуловимым, странным сходством между собой. «Как инкубаторские», — пришла на ум детская презрительная присказка. Нет, они не были в одинаковых туалетах — обилие разнообразных драгоценностей, цветов, фасонов нарядов радовало глаз. Темноволосые и златокудрые, светлоокие и те, «в чьих взорах мрак ночной», по-разному одетые, украшенные, причесанные, они удивляли одними и теми же позами, идентичными выражениями, тщательно натянутыми на обворожительные кукольные личики. Это и делало их, на первый взгляд абсолютно непохожих друг на друга, практически сестрами.
Прямые спины, сложенные на коленях руки, опущенные вниз глаза, стыдливые полуулыбки, преувеличенно кроткий и смиренный вид. Кое-кто из них, несомненно, играл «в послушание» — из-под ресниц время от времени поблескивали любопытные взгляды, а на лицах мелькали расчетливо-хитрые гримаски. Но большинство девушек, к моему ужасу, были совершенно искренни в своей овечьей покорности. Даже сомневаться не приходилось, их горячо любимыми настольными книгами, тщательно проштудированными и заученными наизусть, являлись уже знакомые мне «Наставления для благородных дев происхождения высокого» и «Счастливая звезда наиды». Застывшее на лицах выражение безропотной готовности ко всему, что уготовила судьба, приводило в ужас. Прежняя Кателлина Эктар, бесспорно, относилась именно к этой группе кандидаток.
Стоявшие возле арки отступили, пропуская в зал еще одну группу людей.
Впереди шел высокий немолодой саэр в богато украшенной темно-синей одежде. Сохраняя на лице надменно-брюзгливую мину, он едва заметно кивал в ответ на приветствия окружающих. Вновь прибывшие прошли почти до середины зала, и тут мужчина наконец остановился, выбрав достойного собеседника и поздоровавшись с ним немного более любезно, чем с остальным. Но прежде чем увлечься разговором, он, почти не поворачивая головы, бросил несколько резких слов стоящему позади него человеку, которого мне пока не было видно. Сопровождающие расступились, из-за их спин выскользнула точеная фигурка и поплыла в сторону «женских» диванчиков.
На первый взгляд эта красивая черноволосая девушка мало чем отличалась от остальных кандидаток. Так же изящна, так же пленительна, так же тиха и послушна — один только скромно потупленный взгляд чего стоит. Та же ласково-бессмысленная полуулыбка. И все-таки что-то в ней неуловимо настораживало, невольно заставляло подобраться, напрячься.
Вот сирра подходит… Легко опускается на диван…
Если бы я пристально не следила за нею, то не заметила бы быстрого внимательного взгляда, цепко сканирующего всех в зале, сосредоточенной морщинки на переносице, решительной линии рта. Миг — и девушка застыла. Руки расслабленно опущены, глаза полуприкрыты чуть трепещущими ресницами, на лице — смирение и покорность, на пухлых розовых губах — нежная улыбка. Удивительное преображение. Интересно, кто она?
Ответ нашелся сам собой и достаточно быстро. Видимо, саэр и его подопечная интересовали не только меня.
— Род Арвит можно поздравить с победой, — негромкий голос неподалеку заставил поспешно отступить на шаг, полностью уйдя в тень мраморной соседки.
— Сиятельный Крэаз еще не огласил своего решения, но вы, как всегда, правы. Никто не сомневается в том, кого он выберет, — с террасы, из ближайшей к нише двери, тихонько переговариваясь, вышли двое мужчин, достаточно увлеченных друг другом, чтобы обращать на меня внимание. — С Эктарами Арвитам, конечно, не тягаться, но из остальных приглашенных родов этот — самый влиятельный. И они очень редко продают наид своей основной ветви. То, что Адан Арвит решил представить на Дне выбора младшую дочь рода, свидетельствует о его крайней заинтересованности в союзе с Крэазом.
— Кто же в нем не заинтересован? — хохотнул собеседник. — Будь у меня сейчас подходящая кандидатура, непременно привез бы сюда. Чем Проклятая не шутит, вдруг Савард Крэаз обратил бы внимание на девушку именно моего рода. Он может позволить себе подобную роскошь — выбрать любую, не следуя соображениям выгоды и целесообразности.
— Даже если и так. С Эонорой Арвит никто не сравнится на этом выборе.
— Девица бесспорно хороша, что и говорить. Ходят слухи, что саэр Адан в нарушение традиций не стал отдавать ее в обитель, а сам следил за воспитанием будущей наиды и теперь возлагает на малышку большие надежды.
Мужчины, не заметив меня, миновали нишу и неторопливо продвигались к центру зала.
— Спешить с поздравлениями, конечно, не стоит, но и в числе последних оказаться не хотелось бы. Адан Арвит не прощает пренебрежения и долго помнит обиды.
Разговор звучал все тише и тише, пока наконец совсем не затерялся в монотонном многоголосом шуме. Но все что нужно я уже узнала.
Так вот кто ты, девушка-загадка. Эонора Арвит — единственная реальная соперница в борьбе за главный приз. Приз этот мне совершенно не нужен, с удовольствием бы отдала не глядя. Но жить-то хочется!
Эонора, видимо, почувствовала, что ее разглядывают, вскинула ресницы, и меня обжег острый оценивающий взгляд. Несколько секунд мы пристально изучали друг друга, потом мою визави на миг закрыла широкая мужская спина, а когда преграда исчезла, девушка уже опустила глаза, вновь радуя окружающих выражением притворной кротости на лице. Больше в мою сторону она не смотрела.
Некоторое время ничего интересного не происходило, затем людское море всколыхнулось и отхлынуло к краям, оставив в центре пустое пространство.
— Сиятельный саэр Савард Крэаз, — провозгласил четким, хорошо поставленным голосом некто, мне невидимый. — Саэр Ритан, глава рода Эктар, саэр Теар, наследник рода Эктар, в сопровождении старших женщин рода.
Не отвечая на вежливо-подобострастные поклоны, сиятельный стремительно прошел вглубь зала. Отстраненное жесткое лицо, упрямо вздернутый подбородок, крепко сжатые губы. В каждом жесте и движении — готовность на месте уничтожить всякого, кто посмеет усомниться в его праве на лидерство. Неизменно черный костюм, на этот раз расшитый тонкой серебряной нитью. Из украшений — лишь большой темный медальон на длинной цепочке.
Элегантная в своей лаконичной сдержанности одежда сиятельного откровенно контрастировала с помпезным одеянием его спутника — темно-красным, отделанным золотым шитьем и самоцветами. На спесивом лице Эктара, важно шествующего позади будущего зятя, застыла самодовольная ухмылка.
Его спутник, юноша лет шестнадцати, являл собой почти точную копию главы рода. Тот же цвет волос. Те же черты лица, которое можно было бы назвать привлекательным, если бы не портившее его презрительно-заносчивое выражение. Такое же вычурное одеяние. Сын.
Альфииса и обвешанная многочисленными драгоценными украшениями неизвестная мне бледная темноволосая сирра в платье из золотой парчи семенили следом за своими мужчинами.
— Уважаемые саэры, — окинув собравшихся победоносным взглядом, начал Ритан, едва их группа остановилась, — приветствую всех собравшихся в моем доме. Счастлив объявить, что час назад мы с саэром Крэазом подписали окончательный вариант брачного соглашения, по которому старшая дочь рода Эктар Альфииса объявляется отныне официальной невестой сиятельного саэра Саварда Крэаза. Надеюсь, все вы искренне разделяете нашу радость по этому поводу и согласитесь засвидетельствовать обряд обручения.
Ритан взглянул на дочь, дождался, пока она вложит в его протянутую руку свою ладошку, и развернулся вместе с ней к сиятельному.
— Я, волею небес дваждырожденный Ритан Эктар, неотъемлемым правом отца и главы рола подтверждаю готовность и добровольное согласие рода Эктар отдать дочь свою Альфиису роду Крэаз. Призываю присутствующих удостоверить начало формирования новой магической связи.
Заверяя и закрепляя эти слова, на среднем пальце правой руки Эктара яркой вспышкой отозвалось кольцо с крупным зеленым камнем. Ритан торжествующе выпрямился и отступил в сторону, оставляя Фису и Саварда в круге одних.
— Я, волею небес дваждырожденный Савард Крэаз, силой, данной от рождения родом Крэаз, и правом, добровольно переданным родом Эктар, нарекаю тебя, Альфииса Эктар, своей невестой. Кольцом этим скрепляю связь нашу, как надлежит по незыблемым законам империи Ирн.
Теперь уже в перстне сиятельного мрачным заревом полыхнул огромный черный самоцвет. Крэаз раскрыл ладонь, и на ней словно из воздуха появился тоненький золотой ободок, который мужчина надел на пальчик Фисе поверх ее родового артефакта. Колечко тут же налилось темнотой и запульсировало в такт с перстнем жениха. Руки Саварда и Альфиисы переплелись на несколько мгновений, потом мужчина разжал пальцы, и оба кольца погасли.
Зал, что до этого, казалось, замер не дыша, разом выдохнул и негромко зашумел.
Фиса отошла к брату, остановилась возле него и скромно потупилась. А к Эктару с Крэазом тоненькой струйкой потянулись мужчины. Они кланялись, что-то говорили, ненадолго задерживались и отходили, чтобы уступить место следующим.
Ритан победно улыбался за двоих, Савард с безразличным видом взирал на происходящее. Альфииса разыгрывала непорочную стыдливость, умудряясь исподтишка бросать злобные взгляды на Эонору Арвит, а я боролась с очередной волной острой боли, к которой теперь добавилась тошнота. На миг пожалела, что не захватила с собой снадобье, оставленное Циольфом. Потом вспомнила о безучастном равнодушии, что время от времени холодом разливалось внутри, и укрепилась в принятом решении. Пусть лучше будет больно.
Наконец поток поздравлений иссяк. Эктар шепнул несколько слов сыну, тот в сопровождении сестры и матери направился к выходу. Сиятельный не соизволил даже взглянуть на отбывающую невесту. Создавалось впечатление, что она вовсе перестала интересовать новоиспеченного жениха.
С уходом женщин рода Эктар обстановка в зале заметно изменилась. Словно закончилось торжественное заседание президиума, плавно перейдя в свойский междусобойчик.
К Ритану, почтительно кланяясь, присоединились несколько немолодых, неброско одетых мужчин. Он поморщился, но задержался в их компании, снисходительно поглядывая на подобострастные лица и с удовольствием купаясь в льстивых улыбках.
Савард отошел к небольшому возвышению, сел в одно из стоявших там кресел и, вальяжно откинувшись на высокую спинку, стал лениво разглядывать окружающих. Взгляд его обежал зал, равнодушно мазнул по застывшим девичьим фигуркам, задержался на Эоноре, неторопливо раздел ее, с видимым удовольствием ощупал с головы до ног и скользнул дальше.
Минута… Другая… И Крэаз недоуменно нахмурился. Словно искал кого-то. Искал и не находил. Поежившись, инстинктивно качнулась назад, почти прижимаясь к статуе. Непостижимо, но это легкое, совершенно неуловимое движение тут же заметили. Прозрачно-серые глаза в мгновение ока отыскали неприметную нишу, потемнели, а потом, вспыхнув, обожгли меня черным пламенем.
— Саэр Ритан, я вижу здесь вашу воспитанницу, — громкий, уверенный голос без труда выделился из общего монотонного гула. — Разве Кателлина Эктар не была сегодня отлучена от рода? Или у меня неверная информация?
С трудом отвернувшись от Крэаза, посмотрела на говорившего. Адан Арвит. Кто бы сомневался. Его слова мгновенно привлекли ко мне всеобщее, совершенно ненужное сейчас внимание. Разговоры стихли, а взоры как по команде сфокусировались на моей скромной персоне.
— Вы совершенно правы, саэр Арвит, — скривил губы в неприязненной улыбке Ритан. — Девушка более не является членом рода Эктар. Но связь окончательно прервется только к полуночи. Пока она, к несчастью, имеет формальное право находиться в доме и принимать участие в отборе. Если таково ее желание и добрая воля.
Какая же он все-таки двуличная скотина! Сначала прислал ко мне целителя со снадобьем для поддержания сил и служанку, чтобы та помогла собраться к выходу, а теперь публично сокрушается, что не может выгнать немедленно, а вынужден терпеть присутствие изгнанницы на церемонии. Жаль, нельзя ответить, что мое самое горячее и искреннее желание, впрочем, и воля тоже — оказаться отсюда как можно дальше, оставшись при этом живой и невредимой.
— Говорите, она пришла сюда сама? — совершенно справедливо усомнился собеседник Эктара. — Эта девка смеет еще на что-то надеяться?
Вот ведь мерзкий старикашка!
— Простим ей эту маленькую блажь, саэр, — хохотнул Фисин папочка. — Напоследок.
— Что ж, — протянул Арвит, рассматривая меня с таким видом, словно я была диковинным насекомым, которое и раздавить хочется, и помучить перед смертью не помешает. Крылья там оборвать, лапки. — Мне будет очень интересно взглянуть на подарок, что подготовила сиятельному саэру Крэазу воспитанница рода Эктар, и сравнить его с подношением Эоноры. Если Кателлина, конечно, сможет его представить. В ее-то состоянии.
Подарок… Это что за очередная напасть на мою голову? Стиснула пальцы в кулаки, пытаясь «удержать лицо». Безысходность и отчаяние, разом навалившись, огненным кольцом сдавили горло, мешая вздохнуть. Сколько можно?
Как часто в прошлой жизни приходилось слышать утверждение: «Каждому человеку дается ровно столько испытаний, сколько он в состоянии вынести». Меня это всегда немного смущало. Что значит «в состоянии»? До какой степени? До смерти? До сумасшествия? Где грань? Сейчас же, чудом пробившись сквозь лихорадочное мельтешение мыслей, слова эти внезапно подарили нежданное облегчение и призрачную надежду на то, что все в моей жизни еще будет хорошо. Не представляю, от какого бога или богов местного пантеона зависят испытания, что выпали и еще выпадут на мою долю, и когда наконец придет оно — долгожданное облегчение. Четко знаю лишь одно: я не сдамся, буду бороться до конца, постараюсь с достоинством пройти все, что уготовила судьба.
Адан Арвит по-прежнему не сводил с меня глаз. Презрение, удивление, интерес, тяжелая, злобная ярость — какими сильными, противоречивыми эмоциями хлестал меня его взгляд! Если этот старик разглядел во мне соперницу Эоноры и счел помехой на своем пути, то сделает все, чтобы рано или поздно уничтожить. А ведь он куда опаснее напыщенного индюка Ритана.
— Думаю, уважаемые саэры, мы отдадим воспитаннице нашего любезного хозяина право открыть церемонию представления подарков, — преувеличенно-вежливый поклон Арвита не обманул даже меня. — Это будет справедливо.
Он что, хочет вытолкнуть меня первой? Если Эктар сейчас с ним согласится, я пропала.
Мало того что открывать конкурс всегда невыгодно, — как бы ни был ты хорош, а к концу впечатление от выступления блекнет, восторги утихают, — так я еще и не представляю, о каких подарках идет речь. Даже отдаленно.
Вдруг девушки должны были ковер выткать или гобелен какой с ликом будущего сиятельного владельца, как примерные царские невестки из русских народных сказок. Или испечь чего. Не обязательно ведь делать это за одну ночь. Рождественский пудинг вон несколько недель созревает. А может, от них ждут песен или танцев? Од хвалебных?
Спас меня Ритан. Видимо, у него с Аданом имелись свои давние счеты, и позволять врагу диктовать условия он не собирался.
— Кателлина — моя бывшая воспитанница, — провозгласил Фисин папочка, делая ударение на слове «бывшая». — Эта особа официально отлучена от рода Эктар и не имеет больше права действовать от его имени. По закону, как безродная, она предстанет перед избирающим лишь после девушек самых низших родов. А вот Эонора, напротив, прекрасно подходит для того, чтобы выйти прежде остальных, — голос Ритана изменился, став ехидно-вкрадчивым. — Кто из наших гостей сравнится с родом Арвит по силе и влиянию?
Последними словами хозяин дома подчеркнуто отделил себя и Крэаза от собравшихся, еще раз указывая всем, прежде всего, разумеется, Адану, что их место внизу и сзади. Покровитель Эоноры намек понял, скривился в ответ на откровенную провокацию, но сдаться и не подумал. Судя по всему, тоже считал, что свой товар нужно демонстрировать последним.
— Может, сиятельный саэр сам выберет, чье подношение хочет получить в первую очередь? — воззвал он к последней инстанции, почтительно кланяясь.
Крэаз обвел соперников насмешливым взглядом, как-то странно, удовлетворенно улыбнулся и, лениво цедя слова, произнес:
— Эонора — шестая, Кателлина — последняя, остальные… — сиятельный помедлил, и мне показалось, сейчас скажет: «Меня не интересуют», но он закончил иначе: — На усмотрение глав своих родов.
Арвит стиснул зубы, ему не очень понравились слова вельможного покупателя, но возражать не посмел.
Тихо выдохнула и бросила быстрый взгляд на девушек. Двенадцать. Значит, Эонора вручит свой подарочек в середине церемонии, а я — в конце.
На чем бы ни основывалось решение сиятельного, оно давало мне возможность сообразить, что к чему, и время, чтобы найти хоть какой-нибудь выход. Одно тревожило: день неумолимо катился к вечеру, забирая с собой силы, чувства и жизнь. В каком состоянии я буду находиться, когда подойдет очередь, представляла, честно говоря, плохо.
Между тем один из мужчин, кратко обсудив что-то с остальными, подошел поближе к Крэазу, дождался, пока в соседнее кресло неторопливо опустится Эктар, и голосом давешнего невидимки объявил:
— Сирра Арииль Тирб.
С диванчика грациозно вспорхнула одна из «одинаковых с лица» девушек, выплыла на середину зала, поклонилась сиятельному покупателю, и представление началось.
Арииль старательно развлекала нас минут десять. Следом за ней вызвали некую Руорину, потом еще кого-то, и еще, и еще. Время шло, одна претендентка сменяла другую, а мне ну никак на ум не приходило, что же во всей этой странной ситуации делать. Я ведь почти угадала. Были здесь и гобелены, и «хлеба», и оды с плясками.
Звучала музыка, будущие наиды пели, танцевали — надо признаться, очень неплохо, — декламировали, элегантно прохаживаясь, трясли изделиями декоративно-прикладного искусства, взятыми у своих сопровождающих. Песни возвеличивали успехи Саварда и расхваливали счастливую судьбу женщин его дома. Стихи повествовали о древности его рода и заслугах предков. Расшитые золотыми и серебряными нитями ткани увековечивали сиятельный лик. Даже танцы языком тела и жестов неизменно славили все того же героя. В общем, «кто похвалит меня лучше всех, тот получит сладкую-пресладкую конфету». Крэаз с отстраненно-каменным лицом внимал славословиям. Крепкая психика у мужика. Меня давно бы уже стошнило.
Каким боком смогу присоединиться ко всей этой фантасмагории, не имела ни малейшего представления. Пела я неплохо и песен знала немало. Но исполнять что-либо на чужом, непонятном присутствующим языке категорически нельзя, да и своего музыкального сопровождения у меня нет.
Та же история с хвалебными одами. Я нередко рифмовала чувства и настроения, даже переводить пробовала. Но стихотворное переложение — дело непростое, не терпящее суеты, еще и сиятельного надо как-то умудриться в содержание вставить. В голове до сих пор ничего подходящего ситуации так и не мелькнуло. А сочинять по заказу — зря силы тратить, в этом случае лишь банальные глупости могут родиться.
Танцевать, как это делали местные девушки, я не могла. Да и не танец это вовсе, скорее, смена наполненных определенным смыслом изящных поз. И надо не просто двигаться, а каждым движением воспевать будущего хозяина. Эх, жаль, я не Василиса Премудрая. Как пошла бы плясать да руками махать, и озеро бы им здесь «намахала», и лебедей белых. А так, боюсь, от меня даже костей в лоб гостям, как от старших невесток, не дождешься.
О вышивке и прочем рукоделии даже не думала.
— Эонора Арвит! — разнеслось по залу, и я затаила дыхание.
