Глава 23
Десять лет.
Почему он сам не подумал об этом?
Десять лет… много. Для кого-то – солидный кусок жизни, но люди, обремененные даром, воспринимают время иначе. И может, в этом дело? А все одно неприятно.
От Тельмы больше не пахнет цветочным лугом, впрочем, как и туманом, – последний запах заставлял Зверя нервничать. Он не желал рисковать женщиной, которую полагал своею.
Нашей.
Зверь мысленно согласился: раз уж он не способен вовсе от Мэйнфорда избавиться, то согласен поделиться. В некотором роде.
– …именно тогда погиб супруг Вельмы. О нем легенды ходили. И отнюдь не как о благородном разбойнике.
Тельма фыркнула, верно, тоже не верила в существование благородных разбойников.
Она сидела тихонько, будто боясь спугнуть что-то… знать бы что.
Зверь смеялся.
Люди снова сделали простое сложным. Дурная привычка.
– Его и свои боялись. Он… скажем так, получал удовольствие от вида крови. И не только крови… однажды он приказал засунуть своего бухгалтера в бочку с муренами. Хотел проверить, вправду ли сожрут. Парень не был ни в чем виноват, просто подвернулся под руку. С другого шкуру содрали… третий… впрочем, не это важно. Главное, что единственная, кто чувствовал себя в безопасности рядом с этим отмороженным выродком, была Вельма. Она не перечила ему… вот что странно… альва… рожденная-под-Холмами… она сама ушла из рода. Бросила семью ради человека, который был ее недостоин. Она была старше. Опытней. Сильней… фактически уже тогда она правила кланом, потому что муженек ее был слишком кровожаден и туп, чтобы не попасться. Она заметала следы. Работала со свидетелями, с магией… она помогла ему подмять пяток мелких банд. И вырезать два из трех сицилийских кланов, которые могли бы потеснить «Раттеров».
Тельма слушала внимательно.
Ей бы Мэйнфорд, пожалуй, рассказал не только об альве и безумном ее супруге, который получил именно ту смерть, которую заслужил.
Ей бы Мэйнфорд рассказал о многих местах, где ему довелось побывать. О болотах Луизианы, поглотивших не один труп. И о святой уверенности местных жителей, что им позволено все.
Даже убийство инспектора, сунувшего свой нос в чужие дела.
Сам виноват. Ему предлагали хорошие деньги и мировую…
О песках Сакхети, куда более молчаливых, нежели болота. О жестоком солнце, красных скалах и стервятниках, что кружились, чуя добычу. Куда человеку выбраться из западни, в которую угодил он по собственной глупости?
Сила ему не поможет.
Красные скалы напоены железом. И потому…
Он и сам не помнит, как выбрался. А если бы Тельма глянула, то, глядишь, и сообразил бы. Или… Зверя стоило поблагодарить? Зверя ошейником из железа не удержать.
Рассказал бы о кукурузных полях и их хозяевах с дурною привычкой скармливать земле чужаков. Жертва. Не низвергнутым, отнюдь, но земле, чтобы родила, иначе она сама соберет свой урожай.
О чуме.
И жадности, заставлявшей искать промысел в запретных местах.
Об одичавших мертвецах и белоколпачниках, что норовили вычистить поселки от остатков индейской крови. И речь отнюдь не о масеуалле, там, за пределами Нью-Арка, который ныне воспринимался, как отдельная страна, осталось много потомков иных племен. И они проклинали тот день, когда поверили чужакам.
О кострах. Кольях. Петлях.
О вынесенных приговорах. О маленьких городках, в каждом из которых существовал собственный закон. И чужаку инспектору было не понять его. О чувстве беспомощности: Мэйнфорд знал: что бы он ни сделал, скольких бы ни отправил на каторгу, это ничего не изменит.
Уйдут одни.
Появятся другие.
И порой возникало желание плюнуть. Бросить все. Вернуться в заброшенный замок на берегу моря и провести в этом каменном укрытии остаток дней. Что мешало? Упрямство? Или глупая вера, что однажды его усилия будут вознаграждены?
Кем?
Мэйнфорд не знал.
И конечно, если останется жив, он спросит у Тельмы. У нее можно. Она поймет. Она и так видела больше, чем кто бы то ни было. И если не отвернулась, то в этом есть смысл. Но все это еще случится. Быть может. А пока… пока ему придется говорить о Нью-Арке.
О голосах.
И об улицах, которые пустели с наступлением темноты. О заколоченных окнах, о дверях, обитых железом, размалеванных символами, которые, впрочем, не способны были защитить от ночных гостей.
Об этих гостях, собиравших дань с каждого, кто готов был платить.
А если нет…
…девочка, распятая на кровати. Ей едва ли исполнилось тринадцать. Она была жива и живой осталась, если безумие можно назвать жизнью. В «Тихой гавани» ей нашлось место, и это было все, что Мэйнфорд мог для нее сделать.
…мужчина, прибитый к стулу. И еще одна женщина, она была уже стара, а потому ее убили быстро. Отчасти милосердие.
…старая бойня и сицилийские боевики, подвешенные на крюках, выпотрошенные…
…стрельба.
…и резня.
Запах крови, всегда и везде, настолько въевшийся в тело, что от него не спасало и дегтярное мыло. Ощущение полного безумия, которое не остановить.
Вельма в черном вдовьем платье.
С платочком. С семейным юристом, бледным и дрожащим, но отнюдь не от страха перед полицией. О нет, недовольства Вельмы он опасался куда сильней. И говорил, слегка заикаясь, требовал доказательств, обвинял в душевной черствости… грозился встречными исками.
А Вельма смеялась.
Нет, естественно, не вслух, это было бы слишком. Но взгляд ее, манера держаться – все было насмешкой.
Вызовом.
– Из-за чего все началось? – уточнила Тельма, устраивая голову у него на плече. Мэйнфорд не имел ничего против.
– Война?
– Да.
Простой вопрос. Очевидный. На первый взгляд очевидный, но…
Почему Мэйнфорд никогда не задавал его себе? Не потому ли, что имелся не менее лживо-очевидный ответ?
– Ее мужа убили…
– Кто?
– Так и не удалось выяснить. Он многим поперек горла встал, – Мэйнфорд закрыл глаза. У него с памятью отношения были сложные. – Среди наших имелось мнение… не самое популярное мнение, но все же, что над этим ублюдком кто-то стоял… кто-то состоятельный и при власти. Способный прикрыть задницу не хуже, чем альвийская магия, иначе он бы не протянул столько. Да, посадить его, благодаря усилиям Вельмы, было затруднительно. Но ведь есть и иные… способы.
Она не стала уточнять, какие именно.
А вот Мэйнфорд добавил:
– Это легенда… одна из многих, которые ходят по Управлению.
Нынешнее дело буквально соткано из легенд.
– Если плохо себя вести… очень плохо… если потерять край, то однажды за тобой явится Ликвидатор. Его никто и никогда не видел, однако почти все уверены, что он существует. И все ждали, когда же этот долбаный Ликвидатор приберет грешную душонку Ги… а он все не шел и не шел… пока однажды Ги не обнаружили. Его не просто убили. Его посадили на кол, точнее, на пику от ограды здания мэрии, но она вполне себе кол заменила. Вскрыли брюхо, вывалили кишки. А в живот засунули живую крысу…
Мэйнфорд осекся: все же не самой лучшей идеей было рассказывать такие подробности.
– Там еще хватило… в общем, потом установили, что умирал этот ублюдок долго, мучительно. А при этом никто и ничего не видел, не слышал и вообще… несколько дней царила полная тишина. Красть и то перестали со страху. А потом кто-то решил, что женщина, даже если она альва, не удержит клан. И началось…
Он замолчал, пытаясь вспомнить, что именно упустил.
А ведь упустил же.
Приход?
И легенда, которую пересказывали шепотом, но все до последнего уборщика соглашались: Ги заслужил свою поганую смерть, каждую секунду агонии… нет, не то.
Раньше.
Первая стычка.
Ресторан, в котором боевиков Вельмы расстреляли, а с ними и парочку посетителей. Ответный удар и перестрелка на углу Шаппей-стрит, после которой остался с десяток трупов.
Нет. Не то…
Что-то должно было случиться раньше, что-то довольно простое и, очевидное, потому и оставшееся незамеченным.
– Ее сын, – Мэйнфорд открыл глаза. – Незадолго до этого погиб сын Вельмы… точнее, Ги самолично перерезал ему глотку. Заподозрил, что сынок метит на его место…
Идиот.
Все они идиоты, если пропустили такое.
– По официальной версии его убили при попытке ограбления, но все знали правду. Ги не скрывал. И наши… информаторы шептались, как он хвастал, что избавился от выродка.
– И она его убила?
– Вполне возможно. Знаешь, такую версию ведь не рассматривали даже. Привыкли, что Вельма всегда стояла за ним. Было время, когда к ней пытались найти подход. Это же какой свидетель… Старшую кровь не запугать. Да и домой она хотела вернуться… так думали… но она всегда оставалась верна избраннику.
– Пока не выпустила ему кишки.
– Похоже на то, – и Мэйнфорд – слепец, хотя тогда его никто не просил заниматься Вельмой. Ему поручали те безнадежные дела, которые стоило кому-то поручить хотя бы затем, чтобы оформить бумаги.
Большего от него и не ждали.
И не желали.
– И получается… если она любила сына, почему не спасла?
– Не смогла. Не захотела… и не в любви дело, – как ни странно, но близость Зверя помогла лучше понять логику иных. – Не в нем дело, а в том, что Ги вовсе вышел из-под контроля. Или… вопрос клятвы? Альвы ведь дают клятвы. И обходят их. Но для этого тоже нужен повод. Смерть ребенка – веская причина, чтобы забыть о клятве… а может, ей просто надоело прятаться в тени. Или все и сразу?
К чему теперь гадать?
Зверь отыщет Вельму, если она все еще жива.
– Десять лет назад… – Мэйнфорд позволил себе провести когтем по шее Тельмы.
Временное ограничение.
Дополнительный фактор.
И что получается?
Дети.
Свирель, уводящая их под землю… это совсем другая история? Или была другой до тех пор, пока кому-то, кто стоит рядом – иначе Гаррет не веселился бы так перед смертью, – не стала нужна свирель.
Альвы.
Боги масеуалле.
Замок… жертвенный камень… нет, на камень Мэйнфорд лег много раньше, а десять лет… десять лет назад Гаррет попросил показать ему подвалы и был настойчив. Что это? Очередное совпадение? Или не следует гоняться за призраками да плодить тени на пустом месте?
– Война… и мама… потом ты сорвался, и если бы не Кохэн, то тебя убрали бы… допустим, сначала в больницу… а потом из больницы. Переводом. Переездом… – Тельма рассуждала вслух, и в ее рассуждениях была своя логика. – Вряд ли ты бы смог сопротивляться… дар блокировали бы. Да…
Она замолчала.
– Ведь твой брат пытался… те его таблетки. Ты говорил, что они и дар блокируют.
Все равно не складывается. Мэйнфорду нужна его допросная и полчаса тишины. А еще Зверь, который сумеет взглянуть на рисунок по-новому. И доступ к делу Кохэна.
Сам Кохэн.
Тельма.
Док, с которым произошло что-то странное, если он предал.
– Знаешь, мне кажется, что мы все равно что-то пропустили, – Тельма произнесла это очень и очень тихо. – Ответ в памяти… я бы заглянула в нее…
– Нет.
– Я и сама не горю желанием. Я ведь понимаю, что он не шутил, тот целитель… лучше, чем кто бы то ни было, понимаю… и знаю границы своих сил. Мне так кажется. Но ответ ведь там. А если я сейчас отступлю? Мы отступим? И проиграем?
На этот вопрос ответа не было.
– Мы сейчас встанем, – Мэйнфорд поднялся первым и руку подал. – И поедем на Остров. Выберем тебе люкс… у них своя собственная внутренняя система защиты. Ты останешься отдыхать. А я… кое-что проверю.
– И будешь звонить? – она прищурилась, точно заранее подозревая его в попытках скрыться.
– Буду, – это обещание Мэйнфорд дал легко.
Звонить он и вправду будет. Хотя бы затем, чтобы проверить эту неугомонную девчонку.
На Острове смеркалось.
Здесь были красивые закаты, каждый – сценарная постановка для утомленного примы-солнца. И оно, блистая роскошью алых шелков, неспешно спускалось в морские глубины.
Здесь пахло свежестью и солью.
Но теперь Зверь остро чуял фальшь этих запахов. Ему Остров не понравился. Слишком… инаковый. Спеленутый заклятьями так, что и дышать получалось с трудом. Покоренный. Утомленный.
Лишенный сил, которые нужны, чтобы жить.
Он и не жил, он существовал в строго отведенных для того рамках. И если однажды щиты рухнут, Острова не станет. Он не будет сопротивляться ни морю, которое с удовольствием перемахнет через игрушечные валы-волнорезы, ни ветру. Напротив, он, в суицидальном очищающем порыве, охотно раскроет зевы улиц морской воде. И сам же стряхнет соленые брызги судорогой землетрясения.
Не выдержат дома.
И небоскребы-иглы упадут первыми, сминая под тяжестью своей игрушечные строения, слишком красивые и кружевные, чтобы удержаться.
Странно, раньше Мэйнфорд не замечал всей хрупкости Острова.
А теперь забеспокоился.
Возможно, как раз Остров и небезопасен для Тельмы.
Он тотчас одернул себя и велел Зверю заткнуться. Щиты надежны. Щиты стояли не десять лет и не двадцать. Их обновляли. Совершенствовали. Укрепляли. Да и в каждом здании, помимо основного строительного, имеется отдельный силовой каркас.
«Ритц-Мариоль» славился своею безопасностью.
Издали отель походил на замок, сплетенный из кружева. Нелепый материал, если разобраться, совершенно не пригодный для строительства замков. Он выделялся среди прочих строений какой-то особой помпезностью.
Колоннады.
Статуи.
Декоративные башенки на крыше.
Красная дорожка, которая пролегла к самой проезжей части. И швейцар, готовый встретить любого гостя одинаково невозмутимо. Впрочем, взглядом их все же проводили. И портье за стойкой позволил себе удивиться. Всего на мгновенье. Но и этого мгновенья Зверю было достаточно.
Нехорошая нора.
– Чем могу помочь? – вежливая профессиональная улыбка и взгляд, устремленный за спину Мэйнфорда. В этом взгляде не недоумение, скорее призыв к охране, молчаливой и незаметной, но присутствовавшей в холле на случай непредвиденных обстоятельств. И Мэйнфорд ныне выступал таким вот обстоятельством.
– Номер-люкс, – он редко пускал в ход родовую кредитку, но сейчас она сыграла на руку. Портье мгновенно подобрался.
– Свободны три. Южный, с прекрасным видом на парк…
…семь окон, и пусть каждое имеет автономную завесу, но все равно ненадежно. К тому же расположен низковато, при желании в номер заберутся и с улицы.
Это паранойя.
Нельзя давать ей свободу.
– Восточный… Северная башня.
– Башня, – Мэйнфорд одернул Зверя. Башня подойдет идеально.
Один коридор.
Автономная система защиты с возможностью блокировки по желанию клиента. Окна, помимо магического полога, снабжены коваными решетками, а порой железо куда надежней магии.
– И, пожалуйста, – он очаровательно улыбнулся, заставив портье попятиться. – Могу я надеяться, что мою невесту не побеспокоят?
– К-конечно…
– Никто не побеспокоит. Ни моя матушка, которой вы наверняка собираетесь позвонить. Ни репортеры. Никто. Ясно?
– Д-да.
– В номер пусть доставят обед. Нормальный обед.
– На двоих?
– Пусть будет на двоих.
Еда пригодится. Ей нужно побольше есть, вон какая худенькая. И спать. И вообще, чутье подсказывало, что не стоит выпускать ее из виду. Он собирается в Управление? Там тоже хорошая защита. Особенно на уровне камер. Если запереть…
…Тельма не простит.
Она и без того хмурится.
– Идем…
Не хватало устроить ссору посреди холла. Нет, «Ритц-Мариоль» и тогда обеспечит нужный уровень комфорта вкупе с конфиденциальностью, но все же…
– Здесь отличная служба доставки. Все, что тебе нужно, привезут… – Мэйнфорд шел быстро, спиной ощущая ошеломленный взгляд портье. – Одежду там, еду… не знаю, по-моему, они звезду с неба достанут, правда, потом такой счет выпишут! Но ты не беспокойся, у меня хватит денег не на одну звезду. Заказывай смело.
Ковры заглушали звук шагов.
И отдельный лифт любезно распахнул двери. Мальчишка-лифтер в красной форме отеля поклонился и был удостоен отдельного раздраженного взгляда: Тельме тоже здесь не нравилось.
– Я могу запереть тебя в камере, – Мэйнфорд решил быть в достаточной мере честным, чтобы предложить альтернативу. – Но там нет ни нормальной кровати, ни ванны. Да и устриц не подают.
– Я устриц не люблю, – это она произнесла с тяжелым вздохом. – Послушай, я…
– Я буду звонить.
Третий этаж. И коридор, затянутый жемчужным пузырем полога, который беззвучно лопается, дезактивированный ключом.
Дверь распахивается сама.
В номере, как и снаружи, пахнет лживым морем и еще мандаринами. Здесь пусто и чисто. Ковры. Гобелены.
Картины.
Мебель тяжеловесная, вычурная, сделанная не то по образцам Старого Света, не то его мастерами… хрусталь пепельниц. И напольные вазы с цветами.
Над ними реет заклятье неувядаемости, поэтому цветы выглядят несколько искусственными, зато и менять букеты приходится лишь раз в неделю, а то и реже. При всей своей помпезности «Ритц-Мариоль» отличался рачительностью.
Мелочностью даже.
Блюдо с фруктами.
И холодильник, который наполнят в ближайшие четверть часа. Шоколад. Кофе-машина, способная сварить приличный напиток. И отдельно – крохотная алхимическая плита для тех, кто не доверяет машинам.
Кофе десяти сортов.
Тростниковый сахар. Ощущение недосказанности.
– Я буду звонить, – повторил Мэйнфорд, решившись заглянуть в глаза Тельме. – Послушай. Здесь безопасно. Настолько, насколько это возможно. Я оставлю ключ. Три руны. Первая – полная блокировка. Активирует защитный кокон. Тогда номер выдержит… не знаю, чего он не выдержит. Действия хватит на полтора часа. Автоматически при активации отправляется вызов в участок. Вторая – частичная. Это коридор, дверь и окна. Обычная защита. Идем. Покажу монитор. Позволяет видеть не только посетителя, но и выявляет скрытые объекты. Заклинание сканирования идет по трем параметрам: аур, теплового излучения и остаточного фона, который оставляет маскировка. В общем, кто бы ни прятался, ты его увидишь. А вот третья позволяет дезактивировать какой-то из щитов. То есть, смотри…
На экране дверь лифта раскрылась, выпуская официанта с тележкой.
Прибыл заказанный обед.
– Смотри. Сначала открываешь коридор. Пропускаешь. И вновь активируешь полог. Потом – дверь… понятно?
– Мэйнфорд!
– Я не хочу тебя потерять! Только не тебя…