Протоиерей д-р Сергий Гаккель Радиожурнал «Воскресение» на радиостанции Би-Би-Си, Англия

Это было более тридцати лет назад, но я ее отлично помню. Или по крайней мере помню ее чувства. По дороге на работу — она работала администратором в гостинице на Красной площади — ей нужно было пройти мимо хоральной синагоги Москвы. У входа в синагогу стояло достаточно много людей. С этим она еще могла смириться. Раз уж есть синагога, люди должны входить и выходить из нее. Нет, то, что ее расстроило, — это их радостный смех, веселое настроение. «Как они смеют веселиться на наших улицах, — злобно сказала она мне, — ведь из-за них немцы напали на нашу родину!»

Она по крайней мере знала, что евреи были особой жертвой оккупации. Это не было признано даже в военное время. Наоборот, почти все данные, если и не были хитроумно замаскированы, то просто отрицались. Стоит только вспомнить послевоенную историю Бабьего Яра, на монументе которого с потрясающей наглостью не были упомянуты погибшие в Яру семьдесят тысяч евреев. Вместо этого речь шла просто о гражданах Советского Союза. Стоит также упомянуть случай, когда уже воздвигнутый уникальный памятник еврейским жертвам фашизма (он был воздвигнут еврейской литовской общиной в городе Панари) был уничтожен советскими властями в 1952 г. А во время войны, как ни старался Соломон Михоэлс убедить хозяев советской прессы упомянуть хотя бы отдельные еврейские жертвы на советской территории, ничего из этого не вышло. В виде редкого исключения состоялась торжественная встреча в Колонном зале Москвы (собралось около трех тысяч человек), на которой позволили таким общественным деятелям, как Михоэлс, Фефер и Эренбург открыто заявить о страданиях евреев во время войны на советской территории. Это было в марте 1944 г.

Более того, Илье Эренбургу и Василию Гроссману почти удалось прервать официальное молчание по этому поводу. Они подготовили к печати книгу свидетельств о преследовании евреев немцами. Ее удалось даже набрать, но в 1948 г. книга была запрещена, а набор рассыпан. В университетском издательстве американского штата Индиана в настоящее время издается сборник статей, из которых видно, насколько рьяно взялись тогда в Советском Союзе за глушение еврейской темы, что, впрочем, удивительным образом не коснулось художественной литературы.

Ибо обе воюющие стороны старались показать, что мир освобожден от евреев, «юденрайн».

Всегда сложно подобрать слова, чтобы передать страдания людей, испытавших Шоа, о которых писал Артур Коэн. Но в данном случае мы имеем дело не только с теми, кто выжил и кому невероятно трудно выразить пережитое ими. Перед нами целая общественная система, которая вообще отрицает этот опыт или старается исказить его. Со временем в Советском Союзе появилась и дополнительная причина уничтожать всякие следы массовых убийств евреев. Речь идет о том, что определенная часть местного нееврейского населения участвовала в уничтожении своих бывших соседей. Нацисты с удовольствием отмечали это в своих отчетах. В одном из них, где сообщается об убийстве 229 евреев в городе Хмельник, говорится о событии, которое вполне может объяснить, почему евреи до сих пор с недоверием относятся к иудео-христианскому диалогу и примирению после Освенцима. В 1941 г. Айнзацкоммандо номер 5 заявила, что «население города Хмельник с таким энтузиазмом восприняло весть об избавлении от евреев, что отслужили благодарственный молебен».

Тема нашей прошлогодней конференции как-то естественно разделилась на две части. Когда мы говорили о богословии после Освенцима, мы сосредоточивались скорее на Западной и Центральной Европе. Что касается народов бывшего Советского Союза, то они пережили свои испытания в течение еще более длительного периода, и мы обозначили это как «ГУЛаг». Таким образом, получается, что мы упустили из виду огромное число советских граждан, которые также пережили нацистскую оккупацию. Я имею в виду такое местное явление, которое на прошлогодней конференции было обозначено словом «Освенцим», Шоа, т.е. не поддающиеся описанию страдания, которым нацисты подвергли многих из предшествующего нам поколения, как евреев, так и неевреев.

Чтобы понять проблемы периода после Освенцима в самой близкой нам среде, нам следовало бы восполнить этот пробел. Ибо даже если хоть один из нас, православных, мог участвовать в молебне города Хмельник, то надо срочно задуматься о том, как это могло случиться и как не допустить подобного в будущем.

Конечно, не все приняли участие в молебне, но и в этом нет ничего положительного, ибо пассивность не может быть ответом на неотложные нравственные проблемы.

Христианским ответом на страдания евреев в Хмельнике и других бесчисленных местах, оккупированных фашистами, была бы поддержка или защита жертв, даже если бы для этого пришлось отказаться от собственного благополучия или подвергнуть опасности свою жизнь.

Израильское правительство взяло на себя задачу увековечить память людей из языков, неиудеев, гоим, которые рисковали своей жизнью — и многие положили свою жизнь, — защищая евреев во время гонений. Они теперь известны миру как «праведники из языков». Имя каждого такого праведника увековечено деревом, посаженным в его честь в Роще праведников в Иерусалиме при музее жертв и героев Шоа «Яд ва шем».

Мне очень жаль, что такой рощи нет в России, что нет даже памятных списков этих праведников. Впрочем, следует сказать, что и 1991 г. патриарх Алексий II коснулся этой темы в Нью-Йорке в речи, обращенной преимущественно к еврейской аудитории (этой речи ему до сих пор не могут простить определенные круги в его Церкви). Тогда, в Нью-Йорке, он назвал киевского священника Алексия Глаголева как пример подвижничества на этой ниве. Он мог бы упомянуть и его жену Татьяну, которая работала бок о бок со своим мужем. К счастью, оба выжили.

Патриарх помянул еще двух людей, которые мученически погибли, священника и монахиню. Но имена этих двоих были взяты им из мартиролога русской эмиграции. Их имена — отец Дмитрий Клепинин (1900—1944) и мать Мария Скобцова (1891-1945).

Прискорбно думать, что, возможно, есть многие русские, украинцы, белорусы, которые до сих пор не включены в этой список. Следует срочно внести их имена в этот список, обогатить его и тем самым обогатить и себя. Специалисты по изустной истории должны срочно дополнить архивы своими открытиями. Да и в самих архивах, вероятно, сокрыты большие сокровища, так как никто не обращался к ним в поисках такого материала.

Многие возможности были упущены —причем сознательно упущены — в годы войны, да и не только в военные годы. Так, например, главный из безбожных преследователей Церкви (хотя сам из православной среды) Иосиф Сталин назначил представителя Русской Православной Церкви митрополита Николая Ярушевича членом государственной комиссии по расследованию преступлений, совершенных нацистами на оккупированных территориях Советского Союза. Митрополиту Николаю, выполнившему эту роль, разрешено было ужасаться зверствам фашистов, но почти исключительно их антиправославным зверствам. Так требовала советская политика того времени. Говорить о массовых уничтожениях евреев на той же территории и в то же время ему не позволялось. Таким образом, даже этот свидетель был лишен возможности обратить внимание общественности на праведников из языков.

Этой же возможности был лишен и другой иерарх, в данном случае при диктатуре немецкой. В оккупированном Львове в 1942 г. митрополит греко-католической Церкви Андрей Шептицкий, пренебрегая опасностью, которая грозила его положению и даже жизни, обратился к нацистскому руководству с беспрецедентным протестом против преследования евреев.

Он составил два послания, одно из которых направил самому Гитлеру, второе — Гиммлеру, а также издал страстное пастырское послание-призыв под названием «Не убий». Перед нами истинный праведник из языков, христианин, который, рискуя жизнью, дал приют под своей кровлей гонимым евреям. Он вдохновил также греко-католических монашествующих дать укрытие евреям в монастырях. Все это заставляет глубоко задуматься.

Едва мы начинаем знакомиться с явлениями Холокоста к востоку от ^:Польши, представление о том, что Холокост относится только к Западу, начинает развеиваться. И здесь мы можем приступить к творческой переоценке прошлого, воспользоваться этой ужасной катастрофой как импульсом для переоценки наших человеческих возможностей и преображения наших чаяний. У евреев и христиан, в том числе у евреев и православных христиан бывшего Советского Союза, появляется возможность начать взаимоотношения со вновь обретенной открытостью, и преданностью.

Десятилетия советской цензуры и контроля над средствами массовой информации не только препятствовали евреям и христианам взяться за это, но и мешали правильному пониманию, да и вообще какому-либо пониманию прогресса Запада в этой области. Однако именно этот прогресс после Освенцима показал миру, как можно переоценить многовековые отношения между христианами и иудеями. Важно и радостно отметить, что в этой переоценке в последние десятилетия принимают участие многие церкви на Западе.

В этом докладе я, разумеется, не могу охватить деятельность всех церквей и потому сосредоточусь на Римско-католической Церкви.

Мои замечания приведут, в свою очередь, к размышлениям о русской Православной Церкви, в лоне которой, хотелось бы надеяться, тоже произойдет соответствующий прогресс. Я сказал «надеяться», как если бы у нас был выбор, как если бы нам всем не было прекрасно известно, что прогресс, о котором идет речь, это не что иное, как первейшая моральная необходимость. Пренебречь ею можно только ценой серьезного морального ущерба.

Эта моральная необходимость заявила о себе в Католической Церкви еще до Катастрофы, Шоа. Но именно Катастрофа способствовала переменам в церковном мышлении. Именно после Освенцима, как недавно сказал кардинал Виллебрандс, «мы должны приложить всевозможные усилия, чтобы очистить католическую мысль от всех остатков религиозного антииудаизма и антисемитизма». И это потому, что «ненависть к еврейскому народу, живущему среди нас, европейцев, вдруг обратилась в жуткую бездну гибели».

Но призыв к очищению был вызван не только увиденной бездной ужасов, но и потому, что Католическая Церковь начала понимать, что фактически она несет ответственность за те учения, которые сделали возможными и даже «оправданными» ужасы Освенцима.

Когда в 1942 г. группа евреев в Словакии во главе о раввином обратилась к католическому епископу, умаляя о помощи (их должны были отправить на Восток) и жалуясь на свою судьбу тот ответил: «Вас не просто отправят на Восток. Вы не простое умрете там от голода и болезней. Вас перебьют всех, от мала до, велика, женщин вместе с детьми. И это будет наказанием, которое вы заслужили за смерть нашего Господа и Спасителя».

II Ватиканский Собор, походивший с 1962 по 1965 г., занялся изъятием из церковного обихода слова и представления, которые могли привести к такому нехристианскому и даже антихристианскому отношению к людям. Решением этого Собора было отменено представление о том, что евреи виновны в смерти, Иисуса, все евреи той эпохи, все евреи во веки веков. Отменено было пресловутое обвинение евреев в богоубийстве. «В течение стольких веков, и даже в наше время, — сказал на Соборе епископ Техасский, — христиане бросали это обвинение в лицо евреям. Словом «богоубийцы» оправдывали всевозможные ужасные поступки... даже убийство, уничтожение. Мы не должны заниматься отвлеченными декларациями, нам просто следует осудить слово, которое на протяжении стольких веков способствовало стольким гонениям. Мы должны изъять его из христианского словаря, чтобы никогда впредь его не использовал против евреев».

В любом случае термин «богоубийство» не имеет под собой основы, утверждал кардинал Беа в анонимной статье накануне Собора, когда было еще неясно, станут ли обсуждать на нем; вопрос о евреях. Этот термин тем более не обоснован, что"круг подлинных участников в драме [Христова распятия] ограничен, и евреев диаспоры, рассеянных по всему миру, невозможно обвинять в тяжком преступлении богоубийства, не говоря уже об их потомках в течение веков». Это неуместно еще и потому, что мнимые преступники, как мы предполагаем, действовали «в неведении» (эти слова приписаны апостолу Петру (Деяния 3:17)); апостол же Павел сказал, что они «не узнали Иисуса и не поняли слова пророков» (Деяния 3:27).

В любом случае, как напоминает Беа, «в богоубийстве можно было бы обвинить только того, кто, совершая его, вполне сознавал богочеловеческую природу Христа». Но ведь даже сами апостолы не вполне понимали природу Спасителя в страстные дни!

Что касается Собора, то его участники, приняли декрет под названием «Nostra Aetate», в котором в лаконичной форме изложены не столько проблемы прошлого, сколько возможности будущего. Причем, на перспективность этих возможностей указал тот факт, что за этот декрет проголосовало преобладающее большинство прелатов — 1760 голосов «за» и 250 «против». Таким образом, «Nostra Aetate» стал частью того «аджорнаменто», которого будущий папа Иоанн XXIII чаял еще в 1957: «Вы, наверное, неоднократно слышали слово «аджорнаменто», — писал он, обращаясь к своей венецианской епархии. — Так вот, святая, неизменно юная Церковь хочет быть такой, чтобы ей были понятны самые разные обстоятельства жизни, и, таким образом, суметь приспособиться [к требованиям времени], исправиться, усовершенствоваться, а также исполниться духовного рвения».

Следовательно, можно сказать, что если Церковь не приспособится, не исправится, не усовершенствуется, то трудно ей будет исполниться духовного рвения, и в этом случае сама вера может оказаться обессиленной и даже искаженной. Что касается понимания Церковью различных обстоятельств жизни, то к их числу, несомненно, относится и Катастрофа, т.е. страдания и уничтожение евреев.

Декрет «Nostra Aetate», предшествующие ему дискуссии и исходящие из него решения проводились в соответствии с внутренней логикой этого процесса. Но следует помнить и о том, что все это является плодом диалога Католической церкви по меньшей мере с одним представителем иудаизма. Я хотел бы особо подчеркнуть, что если бы один еврейский ученый не подсказал мысль о желательности такого начинания, им скорее всего m занялись бы, а если бы и занялись, то не в таком темпе, кик это произошло. Я хотел бы обратить внимание на то, что этот ученый, профессор Жюль Исаак (1877—1964), действовал от имени Международного Совета иудеев и христиан, того самого Сонет, который является спонсором нашей конференции. Более того, согласованное заявление, которое он передал папе Иоанну XXIII во время их решающей встречи 13 июня 1960 г., было выработано на учредительном съезде этого Совета в 1947 , и, следовательно, является плодом межрелигиозного диалога, Как только папа Иоанн получил этот документ, он передал его доверенному лицу — кардиналу Августину Беа, первому председателю нового секретариата для содействия христианскому единству. Этому диалогу суждено было продолжиться. К октябрю того же года кардинал Беа встретился с президентом Всемирного Еврейского Конгресса Нахумом Гольдманом. Вскоре Беа возглавил подготовку декрета «Nostra Aetate» (1965 г.) и стал ответственным за его воплощение в жизнь.

Я подчеркиваю идею диалога, который оказался важным элементом в период подготовки декрета. Идея диалога является существенной и для заложенной в декрете программы.

Поскольку Собором признано, что «общее духовное наследие иудеев и христиан... бесконечно велико, это священное собрание желает всячески рекомендовать и поддерживает взаимное понимание и уважение [между ними], которые являются как плодом библейских и богословских исследований, так и результатов братского диалога».

Иудео-христианский диалог продолжается, и теперь уже мы принимаем в нем участие. В католическом мире с самого начала понимали, что этот диалог должен если не быть всеобъемлющим, то охватить самые разные области жизни, а также богословские и социологические науки. Они понимали и то, что его успех зависит от точного определения целей. Вслед решениям Собора кардинал Виллебрандс издал в 1974 г. «Руководство и предложения по воплощению в жизнь соборной декларации «Nostra Aetate».

Документ Видлебрандса — первый из серии документов, указывающих участникам диалога, как наиболее эффективно действовать в различных областях диалога: диалог сам по себе, литургика, образование и воспитание, совместная социальное благотворительная деятельность.

Деятельность всех участников диалога осложняется тем, что нам необходимо освободить себя и помочь освободиться нашему собеседнику от многовековых предрассудков и превратных представлений друг о друге, от «духа подозрительности, обид и недоверия», как сказано в совместном заявлении католиков и иудеев в 1992 г. Но это лишний раз свидетельствует о необходимости продолжать диалог.

Это колоссальное начинание принесет безусловную пользу каждому школьнику, если в нем примет участие его учитель, и каждому прихожанину, если его пастырь поймет всю важность этого начинания. Таким образом, всякий принимающий участие в этом процессе поможет его развитию. Замечание Роберта Дейли об удалении антииудаизма с амвона» как одной из самых неотложных задач христианства в век после Освенцима можно отнести к любой области современной общественной жизни.

Тем более значительным и настоятельным становится для нас процесс освобождения от груза прошлого, нелегкое дело и для католиков, и для православных, ибо и те, и другие считают себя наследниками и хранителями неизменного залога веры. Однако; ни в коем случае не следует обращаться с этим залогом веры, как с талантом из евангельской притчи.

На открытии II Ватиканского Собора Папа Иоанн XXIII сказал: «Наша задача — не просто держаться за это бесценное сокровище, как если бы мы были одержимы прошлым, но всей душой и бесстрашно отдаться выполнению задачи, которую ставит перед нами современная жизнь. Поступая так, мы подтвердим нашу верность тому, что Церковь создавала на протяжении двадцати столетий».

Именно в этом духе Католическая Церковь сумела восстановить глубокие генетические связи с иудейским миром своего Спасителя, невзирая на полемику первых веков христианства, которая оставила след даже в Священном писании. Но, вероятно, важнее всего то, что Католическая Церковь пересмотрела понятие замещения Ветхого Завета Новым и даже отвергла его, Прежде считалось, что христианская Церковь — это Новый Израиль, который пришел на смену Ветхому Израилю. Сейчас все больше христиан признают, что этот подход был уже отвергнут в свое время тем, кого считали его основоположником, — апостолом Павлом. «Неужели отверг Бог народ свой?», — задает риторический вопрос апостол в своем Послании к Римлянам (11:1), и тут же отвечает: «Отнюдь нет». Ибо, как объясняет Павел, «непреложны дары и призвания у Бога» (К Римлянам 11:29). Итак, иудаизм имеет свою цельность, святость, свои перспективы.

Как замечает все это и воспринимает Русская Православная Церковь? Судя по всему, она страдает неведением Катастрофы, Холокоста, и потому Холокост не побудил нашу Церковь, как это случилось на Западе, к пересмотру своего богословия.

Если во времена митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (1929—1979) некоторые русские иерархи, относились к Риму весьма положительно, то чувства, которые испытывает к Риму Московская патриархия на сегодняшний день очень и очень прохладны. Понятно, что ни миссионерская деятельность на территории России, в которой так часто обвиняют католиков, ни поддержка Католической Церковью греко- католиков, на Украине не способствовали улучшению их: отношений. Постепенный отход Московской патриархии от экуменизма также послужил ослаблению его связей с Римом. Таким образом, тот прогресс в лоне Католической Церкви, о котором шла речь, оказался для членов Русской Православной Церкви, далеким и непонятным.

Но не только оторванность от Римско-католической Церкви, вовлеченной в развитие иудео-христианского диалога, мешает Православной Церкви принять в нем участие. В русской православной среде по сей день существует антисемитизм; в чем мы могли убедиться на нашей конференции в прошлом году, и не только по случайным высказываниям.

Все это призывает нас задуматься над теми реформами, которые в один прекрасный день могли бы обновить Русскую Православную Церковь и, более того — Православную Церковь в. целом.

Написав слова «реформа» и «обновить», я с унынием вспомнил. что в современных церковных кругах неохотно пользуются словом «реформа», поскольку оно связано в их сознании с обновленцами 20—30-х гг. Обновленцы, как многим, вероятно, известно, получали негласную поддержку компартии, с тем, чтобы внести в патриаршую Церковь разлад и ослабить ее. Этого вполне достаточно, чтобы при малейшем упоминании о необходимости пересмотреть устоявшиеся традиции поднимался панический крик о «неообновленчестве». Конечно, это ничего не доказывает и к тому же не имеет отношения к нашей теме, поскольку обновленцы проблемой иудео-христианских отношений не занимались.

Любая реформа в Православной Церкви должна исходить из того, что отношение к Священному писанию и преданию будет исключительно бережным. Вместе с тем браться за реформы в этой, области невозможно, не избавившись от страха, вызванного ненаучными представлениями о предмете реформ и предрассудками. Согласно упрощенному представлению, Священное писание и предание нельзя подвергать никаким изменениям. Тот, кто изменит в них одну йоту, становится еретиком и заслуживает проклятия. Но коли мы стремимся вывести истину на поверхность или восстановить ее, мы не должны останавливаться перед изменением стольких йот, сколько нам потребуется.

Если уж мы начали об этом говорить, то стоит отметить, что йот, требующих немедленного рассмотрения, довольно много, и все вместе они несомненно важны. Некоторые из них безусловно препятствуют плодотворному диалогу между нашими вероисповеданиями. Необходимо, однако, не просто установить негативные факторы, но и определить их место в нашей истории и жизни.

О болезни врач узнает по симптомам. Нам следует срочно обсудить несколько симптомов болезни, которая называется антииудаизм. Некоторые из них связаны с ограничениями в нашем понимании евангельского текста, которые в свою очередь вызваны двумя причинами.

Во-первых, поверхностным или выборочным чтением текста, приводящим читателя к мысли, что евреи сами распяли Христа. Для этого достаточно всего-навсего упустить из виду ту бесконечно важную роль, которую сыграли в дело осуждения Иисуса Понтий Пилат и римская администрация. Именно они распорядились судьбой этого узника, как, впрочем, и судьбами всех других узников в этой провинции Римской империй.

Возможно, читатель ошибается потому; что пользуется фразеологией таких книг, как «Деяния святых апостолов» евангелиста Луки. Так, во 2 главе Деяний Лука приводит слова апостола Петра, обратившегося к многолюдной толпе евреем со словом об Иисусе, «которого ВЫ распяли». Это «вы» особо подчеркивается автором. В других местах Деяний (3:13-15; 4:l0; 10:39) Лука делает сходные заявления, и это несмотря на то, что время от времени он ссылается на тех «беззаконных», чьими руками совершилось распятие (2:23).

Это подводит нас ко второй причине ограничений в понимании новозаветного текста. В наши дни русские библеисты только начинают исследовать то влияние, которое оказало на составление и редакцию священных текстов полемика и разногласия в обществе I в.

Между тем перед нами как раз пример такого влияния. По мере того, как первое столетие подходило к концу, ранние христиане все более удалялись от иудаизма. По всей вероятности, это являлось защитной реакцией на то, что к этому времени они все больше подвергались преследованиям со стороны своих бывших собратьев по иудейской вере.

Таков, по-видимому, один из источников отрицательного использования в последнем Евангелии (от Иоанна) слова «иудеи». Евангелист произносит его с отрицательным оттенком около тридцати пяти раз. Под влиянием таких моментов плохо подготовленный читатель вполне может пропустить тот факт, что сам Иисус — еврей, его мать — еврейка, что все апостолы, а не только Иуда, — евреи, и что учение Спасителя имеет глубокие корни в иудаизме.

Как только русская библеистика позаботится о том, чтобы преподаватели в школах и проповедники в церквях поняли это,у православных христиан появится возможность вести диалог с евреями.

Пока же учителей и проповедников отвлекают от такого диалога те, кто превратил антииудаистскую полемику I в. в настоящие нападки на евреев, которые носят открытый и резкий характер.

К началу IV в. христианская риторика основывалась скорее на стереотипах, чем на здравом смысле. Были такие, кто использовал эту риторику, дабы очернить и унизить все сохранившиеся к тому времени связи с иудаизмом и евреями или доброжелательное отношение к ним. Такому писателю, как Григорий Нисский, ничего не стоило назвать евреев «убийцами Господа, убийцами пророков, бунтовщиками, исполненными ненависти к Богу». К тому же «они противостоят Божьей благодати, они отвергают веру своих отцов». Судя по словам этого великого отца Церкви, евреи, -не что иное, как «соработники диавола, исчадия гадюки... синедрион демонов, проклятые, бесконечно отвратительные...».

Но самый известный здесь, ибо самый резкий — святой Иоанн Златоуст. В 386—387 гг. в своих «Проповедях против иудеев» Златоуст пишет, что сам Бог отказался от иудеев прежде всего за то, что они распяли Его Сына. Поэтому, считает Златоуст, их наказание справедливо. «Вы, евреи, Его распяли, — настаивает он, — но после того, как Он умер на кресте, Он разрушил вашу столицу... рассеял ваш народ по лицу Земли». Пусть, никто не питает иллюзий относительно святости синагог, так как «Богу там поклоняются». Разве христиане не понимают, спрашивает Златоуст, что нынешняя синагога — это «публичный дом, твердыня греха, прибежище демонов, крепость диавола, место гибели душ, пропасть и бездна всяческого проклятья?» Ибо «здесь собираются богоубийцы... здесь богохульствуют, здесь отворачиваются от Отца, здесь оскорбляют Сына, здесь отрицают благодать Духа».

Можно, конечно, сказать, что аргументация Иоанна Златоуста неосновательна, а его риторика устарела. К тому же нас мало интересуют межрелигиозные распри Антиохии, где проповедовал молодой Златоуст в середине IV в. Но беда в том, что в широких церковных кругах существует ложное представление, согласно которому к текстам святых отцов следует относиться с трепетным почтением, невзирая на явные недостатки того или иного текста. Не нам, простым членам Церкви, говорят верующие, сомневаться в мудрости и святости своих отцов, трудами которых составлялось церковное предание. Вот почему их высказывания пользуются таким почтением. К ним следует относиться как к непогрешимым, их нельзя ни оспаривать, ни тем более отвергать.

Существуют еще две преграды к установлению диалога как следствие двух разных проявлений антииудейского мышления. Одно из них скрыто в фолиантах церковных книгохранилищ.

Второе — явное и, возможно, самое влиятельное. Оба относятся к Православной Церкви в целом.

Чаще всего канонические правила принимаются как имеющие постоянное значение и воздействие. Православным верующим мало известно, пишет архиепископ Нью-йоркский Петр (Л'Юилье), канонист американской Православной Церкви, что «знание исторического фона иногда позволяет нам понять, что данное каноническое правило, как бы оно ни было сформулировано, могло быть применено лишь в определенный момент церковной истории». Или, можно добавить, в определенный период церковной истории.

Поэтому редко задают вопрос о неизменности решений Трулльского Собора (692 г.), по которым необходимо полное отделение евреев от христиан: «Запрещается... дружеское общение с ними [евреями], звать их в болезни или принимать от них лекарства, мыться с ними в бане».

Ни под каким видом не должны христиане признавать, что иудейские праздничные трапезы священны, ни тем более разделяли их с евреями. По решению Лаодикейского Собора в середине IV в., «законом запрещается приятие опресноков от евреев и всякое участие в их бесчинствах».

Более серьезная проблема, ибо потенциально более влиятельная, связана с православными богослужениями Страстной седмицы. Они поэтически обрамляют канонические правила и дают богослужебное толкование антииудейского мышления ранней Церкви. Эти тексты относятся к раннему Средневековью, и возможно, имеют палестинское происхождение. Так или иначе, ими дозволено пользоваться без какой-либо редакции по сей день.

Утреня Великой Пятницы дает нам особо яркое изображений Иисуса как жертвы евреев, которых авторы называют «богоубийц собор» «богоубийц сонмище»: «Вот что говорит Господь иудеям, — пишется в этом бесстыдном изобретении, — «Народ Мой, что сделал Я тебе, или чем тебе досадил? Слепцов твоих я сделал зрячими; прокаженных очистил; человека, лежащего на одре, восставил. Народ Мой, что Я сделал тебе, и чем ты отплатил Мне: за манну — желчью, за воду — уксусом; вместо любви вы пригвоздили Меня ко кресту. Более этого Я уже не потерплю, и призову к Себе Моих язычников (мои языки): они прославят Меня с Отцом и Духом, и Я дарую им жизнь вечную»».

Здесь перед нами учение о замещении во всей его полноте. Евреи распинают, евреи — богоубийцы. Языки — наследуют вечную жизнь. Но уже в предыдущем чтении на этой службе евреев предупреждают, что они получат по заслугам: «Даждь им, Господи, по делом их, яко не разумеша Твоего снисхождения».

Это прошение тем более опасно, что многим участвующим в службе оно понятно. Дело в том, что здесь церковнославянский язык ближе к общеупотребительному русскому, чем в других частях этой требовательной в лингвистическом отношении службы. Это прошение, таким образом, могло восприниматься как призыв к мести. И, как результат этого, хотя Великий Четверг и Великая Пятница проходили более или менее спокойно (я говорю сейчас о дореволюционной России), «традиционно самые страшные погромы совершались на Пасху», доказательством чему служат погромы в Кишиневе 1903 г. Однако праздничные, если можно так выразиться, погромы тем не окончились. Не далее как в ночь на прошлогоднюю Пасху в Смоленске было осквернено еврейское кладбище. Таким образом, ложное благочестие ведет к пагубным поступкам.

Считается, что такая служба, как Утреня Великой Пятницы, составлена сообразно учению Церкви, ибо «lex orandi lex credendi». Между тем авторитет ее исходит исключительно из того, что этой службой пользовались в течение многих веков. Ее не утверждали на Вселенском Соборе, и она не нуждается во Вселенском Соборе для новой редакции или, если потребуется, для упразднения. Такого рода реформы время от времени предлагались, в том числе греческим богословом Хамилкаром Аливизатосом (1960 г.). Однако до сих пор ничего не произошло, и мы по-прежнему принимаем участие в этих службах.

И наконец, кто бы мог подумать, что страх темного Средневековья перед ритуальным убийством доживет до наших дней! Однако таково наше современное общество, такова наша современная Церковь.

Позвольте привести два примера этого явления.

Хорошо известно, с какими трудностями готовится прославление даже общепризнанных новомучеников советского периода. Например, такой праведник, как митрополит Петр Полянский, был прославлен лишь в 1977 г., через шесть десятков лет после его казни. Что касается канонизации матери Марии Скобцовой, то оно даже не стоит на повестке дне. Вместе с тем, много лет назад малоизвестный младенец Гаврики занял место в русском церковном календаре без какой-либо формальной канонизации только потому, что секулярный суд недалеко от Белостока решил в 1690 г., что мальчик мученически погиб от рук евреев (как говорят в таких случаях», «от жидов убиенный»), Из года в год его праздник с воодушевлением отмечается в городке, где он погиб. Во время службы в его честь неоднократно упоминаются евреи, которые якобы убили его из ритуальных целей.

Таково одно из печальных явлений, доживших до наших дней. Но особую тревогу должно вызывать в нас недавнее признание нынешнего председателя Комиссии Священною Синода Московской патриархии, что возможность ритуальных убийств не исключена. Когда в ходе расследования убийства императора Николая II и его семьи был поднят вопрос о возможном; ритуальном убийстве, председатель счет своим долгом обратиться за консультацией на этот счет к специалистам московских духовных школ. Они ответили следующим образом: на суде Бейлиса 1913 г. «не удалось доказать самого существования таких убийств у евреев».

В любом случае «типичное ритуальное убийство, каким оно изображается у авторов, исходящих из существования таких убийств, имеет мало общих черт с убийством в Ипатьевском доме». Кроме того, «ничего не известно о религиозности лиц, причастных к убийству царской семьи, имевших еврейское происхождение».

Это заявление ни в коей мере не может рассматриваться как отрицание ритуальных убийств. Таким образом, приходится, признать, что и этот элемент препятствует развитию диалога между двумя вероисповеданиями, ибо это не только вопрос одной комиссии. Ее предложения были ничтоже сумняшеся приняты на архиерейском соборе прошлого года.

Нам предстоит еще долгий путь. На сегодняшний день православные России еще не извлекли серьезного урока из Катастрофы, последствия Катастрофы не приблизили их к еврейскому народу. В отличие от западного мира, Холокост не помог им ближе увидеть значимость и красоту иудейской веры. А это в свою очередь мешает им увидеть полноту собственной веры.

Будем надеяться, что и у нас состоится такой же Вселенский Собор, как у католиков, открытый Святому Духу. Созыв нашего великого и священного Собора обещан нам уже давно.

К сожалению, для подготовки к нему нам не хватает учености, смирения и настойчивости, чтобы выйти, если потребуется, за пределы установленных норм. Еще меньше мы готовы к тому, чтобы обсудить, а может быть, и принять в этой сфере трудные соборные решения. Нам следует понять, что каждый этап собора потребует от нас особых сил, мужества и решимости, чтобы не только принять его решения, но, приняв, воплотить их в жизнь. Опыт католического мира, разумеется, окажется нам полезен, но прежде всего мы должны на это решиться.

Но эта решимость сможет появиться у нас только в том^: случае, если мы будем выше симптомов, о которых я говорил. Жажда признать другого и быть признанным должна играть в этом главную роль. Сейчас я хотел бы процитировать одного видного христианского деятеля, греческого митрополита в Швейцарии Дамаскина. Если мы всерьез примем его слова, произнесенные на III Международном съезде иудеев и Православных христиан (1993 г.), это поможет нем двинуться в правильном направлении. Православное христианство, сказал митрополит, признает в «богословии, антропологии и космологии иудаизма основные элементы своего учения». Владыка Дамаскин подкрепил свое заявление словами об «искреннем почитании не только Ветхого Завета, но и [всего] духовного опыта избранного народа в божественной икономии человеческого спасения». Духовного опыта избранного народа, который мог бы он прибавить, должен включить и Катастрофу, Шоа.

Человек с такими мыслями смог бы оценить и, если случится, повторить приветствие будущего папы Иоанна XXIII и те дни, когда еще никто и не представлял себе появлений такого документа, как «Nostra Aetate». Это было в I960 г., когда он еще был патриархом Венеции. На аудиенцию к нему прибыла делегация евреев. Он вышел к ним с неожиданными слонами приветствия: «Я Иосиф, брат ваш».

Это была встреча давно потерявших друг друга родных. Здесь были слезы радости от предстоящего примирения.