Д-р Роман Спектор Культурный центр «Лицом к лицу», Москва

Сквозная тема Духовно-культурного диалога «Лицом к лицу» — «Человеческое измерение будущего миропорядка» — подчеркивает гетерохронность человеческой жизни, которая определяется не только социально-полит-экономическими обстоятельствами, но, в неменьшей степени, и этно-культурно-конфессиональными содержаниями. Этим задается иной (более протяженный) горизонт человеческого существования. Иное время. Иная размерность.

В этом измерении постановка вопроса, вынесенная в заголовок конференции «Богословие после Освенцима и ГУЛага», не выглядит бесспорным предметом богословия.

Поведение в каноническом пространстве не может описываться простой схемой «стимул—реакция». Призывы изменить богословие в ответ на события в социально-политическом пространстве, даже если их масштаб столь сокрушителен и трагичен, как массовое уничтожение людей в Освенциме и ГУЛаге, исходят, в основном, из секулярных (философских и гуманитарных) кругов.

Исключительная активность Папы Римского, который в канун 50-летия принятия Всеобщей декларации прав человека проводит в своих публичных выступлениях мысль о приверженности Римской Католической Церкви идеалам демократии и прав человека, точно так же, как прежде — монархизму и/или иному абсолютизму, демонстрирует вполне определенную современную тенденцию. Солидарность других конфессий с этой похвалой демократии, позволяет подойти к теме с другой стороны.

Задача настоящей статьи — указать на неситуативный контекст, прежде не фигурировавший в оценках событий, символизируемых Освенцимом и ГУЛагом, т.е. фактами геноцида, проводимого от имени и лица государства.

Чудовищные преступления гитлеровцев, осужденные Нюрнбергским трибуналом, и такие же (если не большие) преступления сталинцев, еще ждущие своего трибунала, — преступления против человечности — стали возможны еще и потому, что этому не противился (да и не мог, как я постараюсь показать ниже, противиться) гражданский миропорядок, взлелеянный просвещенной Европой.

Существенным моментом для раскрытия темы выступает указанная выше церковная похвала демократии. Поэтому наша критика будет разворачиваться не столько вокруг богословских подходов, сколько вокруг утверждений церковных иерархов и экспертов. Выступления иерархов и богословие суть разные вещи.

Отсутствие сколько-нибудь определенных и/или однозначных оценок Катастрофы восточноевропейского еврейства (Освенцим), в первую очередь в еврейском мировоззрении (равно как и в других религиозных традициях), указывает на отсутствие единого подхода. Нет смысла рассматривать такие крайности, как «Катастрофа — божественное наказание за неверность евреев заповедям» и упреки церковникам за нерешительность и несвоевременность заступничества за депортируемых и уничтожаемых евреев, а также за так называемый «ревизионизм»... (судить людей следует по меркам того времени, в котором они живут).

Живучесть ревизионистского подхода к Катастрофе точно так же свидетельствует о неготовности просвещенного ума определить отношение к геноциду: наивность ревизионистов заключается в том, что они считают, будто количественные показатели могут что-то изменить в оценке качества события. Это в равной мере относится и к церковникам, которые, казалось бы, могли что-то существенно изменить, сократив число жертв.

Геноцид был нормальной практикой в человеческой истории, не исключая и просвещенного XIX века, но стал осознаваться, осуждаться и преследоваться только в нынешнем столетии.

Геноцид как политическая практика получал и Божественную санкцию, другими словами, был богословски непротиворечив и неуязвим в самые разные эпохи: от браней Господних, описанных в Библии, до крестовых походов и позже и стал считаться чем-то решительно недопустимым только в XX веке, но это уже атеистическая эпоха.

Нет смысла проводить различия между нацизмом и большевизмом по части античеловеческой практики. Очевидно, и в том, и в другом случае мы имеем дело с геноцидом, так как люди уничтожались по корпоративным признакам: этническим (евреи, цыгане, украинцы, казаки), профессиональным (кулаки), конфессиональным (священнослужители), сексуальным (гомосексуалисты), — поэтому я ограничусь одним подходом к проблеме геноцида: с точки зрения его возможности в контексте европоцентристской идеологии (гражданского миропорядка и ценностей эпохи Просвещения).

Геноцид как термин появляется в работах Рафаэля Лемкина, который умер в 1959 году. Геноцид признается преступлением Нюрнбергским трибуналом в 1945 году, и только к 1969 году 67 стран подписали конвенцию Генеральной Ассамблеи ООН, осуждающую геноцид с точки зрения международного права. В этом заключен глубинный парадокс, смысл которого прояснится ниже.

Эпоха Просвещения, которую мы вскользь затронули в нашем анализе, не просто восстала против Бога, но и санкционировала антиимпериалистические настроения, приведшие к строительству национальных государств. Этатизм становится противовесом теократии, породив парадоксальную ситуацию: с одной стороны, устанавливается прерогатива личности-гражданина, но с другой стороны, такое возможно только под эгидой (внутри) национального государства.

При этом поборники гражданских свобод, атаковавшие средневековые устои сословного (корпоративного) неравноправия, как говорится, с водой выплеснули и ребенка. Этим ребенком оказались всякого рода меньшинства: на территориях национальных государств «застряли» или стали появляться в результате военных, как правило, переделов мира различные корпорации, состоящие из инородцев и иноверцев, которые оказались без суверенитета (он закрепляется за территорией) и без прав (они закрепляются за гражданами).

Провозгласив равенство граждан перед законом (в первую очередь перед судом), Просвещение «разрешило» относится к равенству не только аксиологически, но и политически, прямо или косвенно оправдывая политическую унификацию гражданского

общества.

Достоинство не наследуется, но приобретается при жизни. Также и собственность, которая наследуется не всем родом, но только ближайшими родственниками (буде ближайших родственников не найдется, наследником становится государство).

Истина (продуцируемая рационально) выше всякого авторитета, включая Божественный.

Субъектом права выступает гражданин, т.е. физическое лицо. Права гражданина защищает государство.

Род, традиция, этнос, конфессия суть фикции, мешающие гражданину обрести заслуженное место в мире.

Наступление на корпорации вместе с тем ведется вполне определенной политической силой, которая стремится к власти, чтобы закрепить за собой негласные привилегии и стать правящей элитой (олигархией).

Так было с Гитлером, так было со Сталиным, которые ловко использовали сложившуюся социально-экономическую конъюнктуру и... ничтоже сумняшеся, сконструировали корпорации, «угрожающие» благоденствию нации («светлому будущему» или «новому порядку»). При этом они манипулировали... увы, видимо, неустранимыми ксенофобскими стереотипами. При таком подходе корпоративное право возвращается в виде дискриминационных и сегрегационных законов. Более того, для геноцида важен также источник политической воли. Им опять-таки выступает «избранная» корпорация, скажем, нация или класс.

Список корпораций, политически сконструированных для достижения конъюнктурных целей, можно дополнить всеми нашими (российскими) репрессированными народами. Все это происходит в XX веке, в рамках гражданского миропорядка с его ценностями Свободы, Равенства, Братства, которые выдвинула эпоха Просвещения...

Гражданский миропорядок выставляет корпоративное право за дверь, а оно возвращается через окно. Возвращается двояко:

- в виде указанных выше политически конъюнктурных новых (старых) стереотипов как в негативном, так и позитивном смыслах;

- в виде международного права, которое корпоративно по своей сути, поскольку оно регламентирует коллективные правоотношения — правоотношения наций, т.е. национальных государств.

Отсюда проистекает тот глубинный парадокс, на который уже указывалось в нашем анализе. С одной стороны, международное право по духу своего функционирования осуждает геноцид по отношению к тем или иным корпорациям (например, к национальным меньшинствам), с другой стороны, по духу своего становления оно соглашается с «традицией» не оставлять корпорациям (в частности, национальным меньшинствам) места во внутригосударственном правовом поле. Корпорации не являются субъектами права. Национальные меньшинства бесправны. Как восклицал Наполеон, каждому еврею — все, еврейству — ничего.

Вместо еврея можно поставить любой этноним, не имеющий государственного титула.

Собственно, этим и определяется основная мысль, которая проводится в настоящей статье: двойной стандарт в отношении корпоративных прав, — это одна из причин напряженности и нетерпимости и насилия в глобальном масштабе. Просвещенная современность не избегла этой участи.

Развал СССР — результат корпоративных (национальных) претензий, подкрепленных, правда, территориальными основаниями. И это плата за национально-территориальное деление нашей страны, которую навязал сталинизм. С другой стороны, бесправие меньшинств — одна го глубинных причин тех утрат, которые были понесены человечеством, в частности, в Освенциме и ГУЛаге.

Неудовлетворенность этнических или конфессиональных меньшинств своим положением, которое приводит (то здесь, то там) к кровопролитию, — это вызов, с.которым гражданский миропорядок справиться не способен, и потому в XXI в. можно смело ожидать восстания меньшинств. Беда в том, что сегодняшний миропорядок, пользуясь экономическими рычагами, навязывает народам политическое устройство, которое не вполне соответствует традиционным (корпоративным) ценностям.

В этом нетрудно усмотреть симптомы заката гражданского миропорядка, который, как и ценности Просвещения, исчерпывает свой конструктивный ресурс. Это заметно при анализе сфер правозащиты, образования и законотворчества.

Вернемся к исходной постановке вопроса. В своей статье «Христианство и демократия» прот. Иоанн Свиридов пользуется тем же мотивом, что и наша конференция, утверждая необходимость христианского осознания ценности прав человека после ГУЛага и Освенцима. Демократию и Церковь, с его точки зрения, невозможно противопоставить по существу. Но в этой же статье он делает ссылку на Татиана, ученика св. Иустина Философа, бросающего вызов Римской империи: «Я отверг ваши законоположения. Должен быть один и общий для всех образ жизни» (Речь против эллинов, 28). Стало быть, автор соглашается с Татианом. Однако унификацией образа жизни Татиан предлагает бороться не просто с конкретным злом, но с самим разнообразием законодательных источников, признающих то или иное гнусным или прекрасным (инцест приемлем для персидских магов и отвратителен для эллинов, а педерастия осуждается варварами и, напротив, поощряется у римлян).

Политическую и правозащитную активность церковников (и выражаемую ими высокую оценку гражданскому миропорядку, демократии и т.д.) не следует переоценивать, по крайней мере, в российских условиях. В марте 1997 года Центр социологических исследований МГУ совместно с Центром по изучению межнациональных отношений Института этнологии и антропологии РАН провел опрос россиян в возрасте от 17 лет до 31 года. Существенно, что в отличие от декларируемой религиозности (около 50%), «очень значимой» она выступает только для 4—5% опрошенных. В то же время национальная принадлежность «очень значимой» выступает для 14—15% опрошенных. Эта справка важна для оценки того социального слоя, для которого церковный голос сколько-нибудь значим, с одной стороны, и для социально-политических «последствий» гражданской позиции церковников.

Освенцим и ГУЛаг стали возможны, помимо всего, еще и потому, что евреи, цыгане, педерасты, инвалиды, верующие, Дворяне, кулаки и прочая «контра» оказались вне сферы права. И Гитлер, и Сталин уничтожали людей, включая церковников, именно как корпорации.

Беспомощность Церкви заключалась и заключается в ее приверженности правам человека и в слепоте по отношению к этническим группам. При этом Гитлер пришел к власти благодаря гражданскому миропорядку. Это еще один парадокс, это еще одна мрачная ирония Просвещения.

И демократия, и новый порядок, и национально-территориальное деление не могли привести к исчезновению этнического многообразия, предусмотренного Творцом. В конце XX века это многообразие проявляется либо в конфликтной форме, либо в форме снисходительно-слащавой манифестации межэтнического мира.

Заявления церковников и размышления «верующей интеллигенции», претендующие на богословскую основательность благословления демократий, гражданского общества, апеллируют к бесспорному факту священной истории, который фиксирует Библия: Бог сотворил человека по образу и подобию Своему, «мужчину и женщину, сотворил их и благословил их...» (Быт. 4:2). Этого факта (все мы — дети Адама или Ноя — равны) оказывается достаточно для выведения демократии прямо из боговдохновенной Книги. Но все они почему-то проходят мимо другого фундаментального факта священной истории.

Творец не только и не просто произвел людей (мужчину и женщину), но разделил человечество на языки, т.е. определил этническое многообразие Вселенной. Еврейские богословы настаивают на том, что Господь приравнивает райский и вавилонский грехи, наказывая их одинаково — рассеянием, в отличие от содомского греха, наказание за который — потоп. И до сих пор, точно так же как многообразие растительного и животного мира, этническое многообразие Господь не отменял.

Это стараются сделать (осознанно или неосознанно) наследники идей Просвещения и сторонники гражданского миропорядка.

Духовно-культурный диалог «Лицом к лицу» провозглашает гуманитарную идею нового миропорядка, который определит сосуществование этнических и конфессиональных корпораций в рамках посттолерантного или сверхтолерантного общественного устройства, т.е. уравняет в правах народы и традиции точно так же, как это было сделано по отношению к гражданам. Россия в этом смысле может заложить краеугольный камень строительства нового гуманитарного миропорядка.

Только на этом пути можно будет покончить с европейским, советским и российским формами патернализма по отношению к меньшинствам как постимперской беспомощностью гражданского законодателя.

Только на этом пути можно будет покончить с теневым или параллельным порядком, который устанавливается в этнических кварталах современных мегаполисов.

Богословие вполне может найти свое место в определении человеческого измерения будущего миропорядка. Для этого необходимо неконъюнктурное сотрудничество богословия и политики с целью Выработать компромисс между гражданским и корпоративным правами.

И да избавит нас Всевьшний от трех искушений:

- корпоративного государства;

- политизированного богословия;

- клерикальной политики и теократии.