Глава 30
Солнце над Бергеном вставало красное, стянутое по краям туманным кругом. Астрид, закрывая дверь псарни, подняла голову и взглянула на небо. Тучи разошлись, ветер тоже немного стих, но солнце… Метель будет. Наверное, ближе к ночи, а то и к завтрашнему утру, но будет. Перед ненастьем всегда затишье. И собаки тревожатся.
Она опустила засов.
– Всех заперла?
Услышав голос мужа, северянка обернулась. Ее серое от ночных волнений лицо просветлело.
– Всех. Кроме Вихря.
– Этого запрешь, пожалуй, – хохотнул Рагнар. – Носится по двору, задравши хвост, еле его от амбара отогнал! Медведя ищет.
– Может, в доме закрыть все-таки? – нахмурилась Астрид. – Как бы по следу не сорвался.
– Без остальных не пойдет, не дурак. К темноте сам в тепло запросится… А ты что здесь? Я бы один управился.
Она на миг прикрыла глаза и покачала головой:
– Ничего. Мне хотелось выйти. Внутри дышать нечем, да еще раненые…
– Устала? – ласково спросил он, привлекая жену к себе. Та с тихим вздохом потерлась виском о его плечо и кивнула. – Пойдем, Астрид. Хоть на пару часов приляжем, мне тоже не помешает. Тира-то здесь?
– Домой уехала, Гуннар настоял.
– Тоже верно. Я б и тебя отправил подальше, да куда ж? – Он, помедлив, раздумчиво добавил: – Хотя к Гуннару на двор и можно, если так-то…
– Рагнар!
– Не фыркай, – сердито велел он, увлекая вскинувшуюся было жену к большому дому. – Сама же видишь, что у нас творится! Ингольф, Эйнар и Мак-Лайон без жен уже остались, еще мне не хватало!.. А ну как душегуб и до тебя доберется? Или зверь давешний назад повернет?
Астрид вздрогнула. А потом, сведя брови на переносице, упрямо мотнула головой:
– Не вернется, без того чудом ушел. И не поеду я к Тире! На кого дом оставлю? На вас с братьями?.. За больными догляд нужен. Ты их, что ли, перевязывать будешь?
Рагнар недовольно крякнул. По его мнению, с ранеными прекрасно справились бы слуги. Но поди объясни это Астрид! Упрямая – сил нет. И порой еще хуже суетливой Гуннаровой женушки: все-то ей надо самой, да на совесть, да под личный надзор…
– Ярл из тебя вышел бы просто на зависть, – примирительно сказал он. Супруга улыбнулась. – Ну, пойдем! На стол соберем, что там с тризны осталось, перекусим да спать… Лорд-то как? Живой?
Астрид поморщилась. Эйнар приволок бесчувственного шотландца в большой дом, госпожи Мак-Лайон рядом не было, так что пострадавшим, как и прочими ранеными, пришлось заниматься старшей хозяйке. В лекарском деле она понимала и еще одного раненого приняла без возражений, но внутренне сердилась до сих пор. Без гостей увечных не знаешь, за что хвататься, а они еще и на рожон лезут сами! Это кем же быть надо, чтобы в одиночку да без оружия на целого медведя переть?.. И ведь выжил! «Правду говорят, что дураку море по колено», – пасмурно подумала северянка. И посмотрела на мужа:
– Живой. Не очнулся еще, но можно не беспокоиться. Я его велела в гостевой дом отнести, чтоб место освободить. Там Ульф вернулся, приглядит. Если вдруг хуже станет, меня позовут, но это вряд ли. Кроме руки, ничего не пострадало. Серьезно, я имею в виду.
– Хорошо. А то Харальд мне уже плешь проел – что-де королю шотландскому предъявим да как отбрехиваться будем, коли советник его помрет… – Рагнар передернул плечами. Лорд Мак-Лайон ему нравился, но не до такой степени.
Уже поднимаясь на крыльцо в обнимку с женой, норманн оглянулся в сторону гостевого домика. Вспомнилась тризна, собственная поднятая чаша и тихий голос: «Ничего больше не ешь и не пей, пока я не вернусь». К чему лорд это сказал – опасался, что отравят? И что делать теперь, когда вернуться-то гончая вернулась, но лежит деревянной чуркой и ни глаз раскрыть, ни объяснить ничего не может?
«Ну не поститься же мне теперь! – раздраженно подумал Рагнар. – А если он только через неделю очухается?»
– Верно Эйнар говорит, – буркнул он себе под нос. – Одна головная боль с этих гончих!..
Астрид удивленно обернулась, но муж только махнул рукой и быстро взбежал вверх по ступенькам.
Тишина, царившая уже который час в гостевом домике, с каждой минутой густела все больше – словно наваристая каша, с лишком насыпанная в котел. Еще немного – и полезет наружу, выплеснется в огонь, зашипит, задымит… Ульф, сидящий на сундуке у кровати, повернул голову. Лицо его на мгновение исказила гримаса недовольства. «И чего явился? – подумал он, мазнув взглядом по темной сухощавой фигуре у очага. – Ишь, застыл, как курган могильный. Эти русы!..»
Норманн нахмурился и отвернулся. Незваный гость раздражал его одним своим присутствием – с того самого момента, как в числе еще двух дружинников Эйнара переступил порог, неся на одеяле бесчувственного лорда Мак-Лайона. Старшая хозяйка велела отправить раненого сюда, что они и сделали – под присмотром Тихони. Только тех двоих давно след простыл, а этот уселся как ни в чем не бывало и объявил, что подождет. Невнятное мычание Ульфа, даже опешившего слегка от такого нахальства, белоголовый рус заткнул быстро. «Время дорого, – отрезал он. – Мне нужен твой хозяин сразу, как очнется. Для его же блага». Что дружинник имел в виду, так и осталось невыясненным. И как ни велик был соблазн вышвырнуть наглеца за дверь, Тихоня этого не сделал. О чем теперь жалел все больше и больше: Вячко ничего не говорил, ничего не трогал, на жизнь его сиятельства не покушался, просто сидел и смотрел на огонь, но даже это бесило норманна до невозможности. «Не будь они с Творимиром приятели, я бы…» – подумал Ульф, но мысль свою так и не закончил, только голову опустил. Творимир! Да как же такое могло получиться?
Кем на самом деле является бывший воевода, Тихоня, конечно, знал. И не раз видел, как оборотень перекидывался. Спервоначалу норманн струхнул, понятно. И во второй раз тоже. А после уже как-то привык – наверное, как раз потому, что даже в обличье зверя Творимир всегда оставался человеком, телохранителем, другом… И Ульф даже мысли не допускал, что может быть как-то иначе. А теперь? Как быть, чего ждать?..
– И что ж с ним стряслось ни с того ни с сего? – забывшись, с тоской пробормотал Тихоня.
Дружинник у очага шевельнулся.
– Огонь, – сказал он, не глядя на норманна. – В нем все дело.
Ульф открыл было рот, но ничего спросить не успел: по левую руку заскрипела кровать.
– Огонь, – сипло повторил лорд Мак-Лайон, открывая глаза. – Да, меня предупреждали…
– Ваше сиятельство! – подскочил Ульф. И, слетев с сундука, наклонился над раненым. Советник был бледен как полотно, однако серые глаза блестели в полутьме вполне живо. – Наконец-то! Вы это… как? Воды дать? Подушку?
– Браги, – сквозь зубы выдавил из себя Ивар, делая попытку сесть, – и покрепче… У, дьявол!
– Руку! – запоздало вскрикнул Тихоня.
Лорд, неудачно опершийся на пострадавшую конечность, рухнул обратно на одеяло. Вдохнул, выдохнул и, осторожно пошевелив пальцами правой руки, через силу улыбнулся.
– Ну хоть не рабочую, – обронил он. – Ульф, давно вернулся?
– Затемно еще, – кивнул тот, помогая тихо бранящемуся от боли нанимателю сесть. – Письмо привез. Хотите, сам зачту, ежели вам несподручно?
– Погоди. – Ивар нахмурился. Широкая фигура норманна порядком заслоняла обзор, но застывший у огня мужской силуэт лорд все-таки разглядел. – Письмо дай сюда и бегом за брагой. Не соображаю ни черта… Ну?
– Может, прочтете сначала? – нехотя протянул Тихоня, вынимая из-за пазухи свиток. И с подозрением оглянулся на молчащего дружинника: оставлять хозяина с ним один на один Ульфу не хотелось.
Ивар сердито дернул плечом:
– Иди. Кому я сдался, право слово?.. И не стой над душой, сказано тебе!
Тихоня неодобрительно прищелкнул языком, но спорить не решился. «Поймаю кого-нибудь из бойцов во дворе, – подумал он, стягивая с гвоздя плащ, – да пошлю за бочонком. А сам вернусь. Не нравится мне этот белобрысый!» Он воинственно нахохлился и вышел. Хлопнула дверь.
– Это хорошо, что вы пришли, – помолчав, сказал лорд Мак-Лайон. – Я бы так быстро не вспомнил… Что с ним? Убит?
– Сбежал, – поняв, о ком идет речь, отозвался дружинник. Ивар с облегчением прикрыл глаза. – Но он вернется.
– Это понятно…
– Боюсь, что нет. – Вячко встал. – Вы не знаете всего, лорд. Вы ждете Творимира, как тогда, у амбара, ждали, что он вас узнает. Забудьте об этом. Вернется только зверь. И поверьте, для вас в этом будет мало радости. Так он упоминал обо мне?
– Нет, – медленно отозвался советник. И вскинул голову. – Я о другом, но оно подождет. Что, черт возьми, вы имели в виду?.. Чего я «не знаю»?
Вячко с сожалением развел руками:
– Главного. Человек гибнет в огне, а зверь рождается. Нет больше Творимира. Остался только медведь. Самый страшный исход для оборотня… Оберег его видели?
Ивар заторможенно кивнул.
– Ну вот. Огонь его дарит – он же и забирает. С этим ничего нельзя поделать. Тот, кто потеряет оберег, перекинуться больше не сможет. А что хуже всего – он перестанет быть человеком. Забудет все: кого любил, кем был… И станет зверем. Опасным зверем, не боящимся людей и одержимым жаждой крови. Вы это видели сами. Странно звучит, но милосердие может быть жестоким… Лучше уж так, чем всю оставшуюся жизнь пробегать на четырех лапах без возможности вновь стать собой.
– К дьяволу милосердие, – прервал его лорд, выпрямляясь. – Вы утешать меня пришли? Сомневаюсь. Так давайте ближе к делу!
– Как пожелаете. Творимир отдал вам вот это. – Вячко выдернул из-за пояса уже знакомый советнику нож – узкий, с костяной рукояткой. – Пояс с вас сняли во время перевязки, но клинок я прибрать успел.
– Спасибо, – мрачно отозвался Ивар. – И что с ним теперь делать?
Дружинник не ответил. Молча положил нож на край стола, расстегнул куртку и одним движением стянул ее через голову вместе с рубахой.
– Мы всегда доверяем последний удар кому-то из своих, – с легкой улыбкой сказал он. Ивар чертыхнулся.
По обнаженному, словно скрученному из одних только жил торсу русича бежал, извиваясь, знакомый рисунок. Выжженное на коже изображение зверя было иным – не медвежья морда во всю грудь, как у Творимира, а что-то небольшое, похожее то ли на кошку, то ли на крысу. Но это определенно была работа одного и того же мастера. Руны, свернувшиеся охранным кругом вокруг рисунка, это только подтверждали. Плавные линии отсвечивали красным, ловя огненные блики. Так он – тоже?..
– Замечательно, – сказал советник. – И, надо полагать, ваши соотечественники…
– Те, что служат сэконунгу? Просто люди. О моей второй личине они ничего не знают. Не пугайтесь, лорд. Таких, как мы, и на Руси немного… Взгляните.
Палец дружинника скользнул по животу снизу вверх и остановился, закрыв собой круглую, похожую на мишень, небольшую руну прямо под сердцем. Ивар кивнул:
– Смотрю. Что дальше?
– Бить надо сюда, – ответил Вячко, чуть надавливая ногтем в центр руны. Та на мгновение полыхнула багровым отсветом и вновь погасла. – Один раз. Вогнать нож по самую рукоять, иначе не достанет.
Советник Кеннета Мак-Альпина, не веря своим ушам, поднял взгляд на дружинника:
– Вогнать?!
Вячко кивнул. И добавил ровно, словно не о его же товарище сейчас шла речь:
– Прошлого не вернешь, лорд Мак-Лайон. Я уже говорил. А медведя будет тянуть к людям, особенно – к тем, кто был ему близок. Он придет после полуночи. И начнет с вас.
– Так ничего нельзя сделать? – севшим голосом переспросил Ивар. А потом, будто в полусне, услышал короткое, спокойное:
– Можно.
– Что?..
– Убить зверя.
Снегопад, час назад прекратившийся, начался вновь. Солнце скрылось. С моря на Берген медленно наплывала огромная неровная туча. Тихоня, сбегая с крыльца, мельком глянул в небо. «Эвон как заволокло, – подумал он. – Будет буря!» Хриплое карканье кружащих над головой ворон только подтвердило его подозрения. Норманн запахнул плащ, перекинул полную флягу из одной руки в другую и заторопился к гостевому домику. За брагой пришлось побегать: во дворе, кроме десятка хмурых, встрепанных караульщиков, никого не нашлось, а они были пустые. Погреб хозяйский, само собой, оказался на запоре. Так что, кроме как искать своих да просить поделиться, Ульфу ничего не оставалось. Дружинники Эйнаровы, конечно, посочувствовали, но все равно быстро обернуться не получилось.
Не глядя по сторонам, Тихоня пронесся по двору и толкнул знакомую дверь.
– Ваше сиятельство! – нарочито громко возвестил он, вваливаясь в сени. – Я принес!
Никто не отозвался. Дурные предчувствия всколыхнулись с новой силой – сунув флягу за пояс, норманн шагнул в комнату и замер. Дом был пуст. Ни подозрительного руса, ни собственного хозяина, никого. Ну первый еще ладно! А второй куда мог деться, раненый-то?..
– Вот как чуял же, – свирепо прошипел Тихоня, разворачиваясь на выход. Шагнул через порог, огляделся. А потом с недоумением прищурился: в самом конце подворья, между створками распахнутых ворот, темнела неестественно прямая, застывшая фигура.
– Ваше сиятельство? – вякнул Ульф, смаргивая с ресниц снежинки. Дернулся было, опомнившись, вперед, но ему не дали. Чья-то цепкая рука ухватила норманна за локоть.
– Не лезь, – услышал он. И, обернувшись, скривился:
– Опять ты?..
Белоголовый Вячко вместо ответа пожал плечами. Но локоть Ульфа все равно не выпустил.
– Не лезь, – повторил он. – Лорд не в себе.
– Да уж вижу! – рявкнул норманн, делая попытку высвободиться. – И не одет к тому же! Куды ж на мороз да в одной рубахе…
– Тем лучше, – безмятежно отозвался дружинник. – Скорее в чувства придет. Не трепыхайся, говорю. Ты ему сейчас не нужен.
– Тебе почем знать? – буркнул Тихоня. И обернулся к неподвижной фигуре в воротах. – Что он там вообще забыл? Ждет кого?
Тонкие губы руса тронула невеселая усмешка.
– Нет, – сказал он. – Хоронит. Живых.
Ульф, ничего не поняв, только крякнул. Но вырываться перестал. Так или эдак, беспокоиться за жизнь нанимателя повода уже не было, а тот, кого Тихоня больше всего опасался, стоял сейчас рядом и нес какую-то чушь. Да и пускай несет, жалко, что ли? Главное, чтоб на виду был! Норманн снова взглянул на лорда Мак-Лайона, вспомнил Творимира и понимающе качнул головой. А потом, вздохнув, вынул флягу:
– Будешь? Раз уж у нас тут сплошные поминки?..
Дружинник молча кивнул.
Тихо поскрипывали створки ворот. Бесшумно падал снег. Убегала вниз по улице выбеленная дорога. Город казался серым и пустым. На душе было так же.
Гончие не должны иметь ни семьи, ни друзей, думал Ивар. Иначе рано или поздно за это придется платить. Не собой – теми, кто рядом. Справедливость, подобно языческой богине, не терпит конкуренции. И если ты предан не ей одной, она найдет способ, как это исправить: она будет отрезать от тебя по человеку, как по кусочку живой плоти, пока не останется только окоченелый обрубок, не способный ни на что, кроме служения ей, живущий ею и умирающий ради нее… Как раб, сам выбравший свою клетку. И не важно, что на ней нет замков, – он все равно никуда не денется. Не потому, что не хочет. Потому что не может.
Или все-таки наоборот?
Лорд Мак-Лайон устало прикрыл веки. Он чувствовал себя выброшенной на берег рыбой, но сил трепыхаться у него уже не осталось. Это, конечно, пройдет. Все проходит. И финал уже близок. Доползти бы до него только! Ивар опустил голову и сделал глубокий вдох. Потом выдох. Не помогло. И сосредоточиться на деле тоже не вышло. Перед глазами, заслоняя все остальное, вставали только потерянные жена и друг. Не окончательно еще потерянные, но… «Кого я обманываю? – безучастно подумал он. – Слишком много времени прошло. Нэрис забрали два дня назад, и до сих пор ничего, кроме той записки. Может, будет еще одна, может, нет. В конце концов, при таком раскладе оставлять заложника в живых необязательно».
Лорд потер пальцем ноющий висок. Он сделал все, что было в его силах. Херд со Сваном перевернули вверх тормашками всю торговую слободу, но «охранников» так и не нашли. Дружинники Харальда, вместе с Жилой и Ормом, по приказу командира прочесали порт в поисках бывшего товарища-изгоя – тоже ничего. Химиш отчитался поименно обо всех, кто сходил на берег в ближайший месяц, упомянул несколько подозрительных, с его точки зрения, людей, но среди них искомых не обнаружилось. Понятно, что похитители действовали по указке определенного человека, а его имя прозвучит в стенах большого дома еще до утра, но даже это – вовсе не гарант возвращения Нэрис. Ее могли убить сразу – и ловушка, устроенная в амбаре, это только подтверждает…
А Творимир? Не будь Вячко прав, он тоже давно вернулся бы. Значит, некого ждать. И этой ночью зверь должен встретить свою смерть – иначе ее встретят другие. Вячко говорит, что Эйнар проболтался священнику. А тот наверняка уже разнес это по всему городу или разнесет в ближайшие дни – и тогда у Харальда будет право распорядиться шотландским гостем по собственному усмотрению. За себя бояться смысла нет, но Ульф? Его величество? Шотландия? Норманнам дай только повод, да и Кеннет Мак-Альпин убийство первого советника им с рук вряд ли спустит. Выхода нет. Остается надеяться только на то, что «последний удар», как его назвал Вячко, он же и нанесет. «Я вряд ли смогу, с одной-то рукой», – подумал Ивар и скрипнул зубами. Он опять себе врал. Уже который раз.
Лорд, сжав кулаки и сморщившись от боли, открыл глаза. Увидел все то же – осточертевший снег, летящий с неба, теряющийся за его зыбкой пеленой город… И улицу, которая уже не была такой пустынной. Кто-то поднимался по дороге прямо ему навстречу. «Творимир?» – мелькнула безумная мысль, но надежда умерла, едва успев родиться: выплывающая из снегопада размытая фигура не принадлежала воеводе. Она была вообще какая-то странная, слишком широкая и непропорциональная. К тому же, как, приглядевшись, понял Ивар, у нее было две головы.
А ног почему-то шесть.
Сощурившись, лорд Мак-Лайон шагнул вперед и нахмурился. Он вспомнил рассказ Творимира о каком-то бугае, что терся у дверей. Тот, конечно, был один, а этих двое… Советник мельком оглянулся назад, заметил маячащего за спиной караульного, открыл рот, чтобы позвать, но его опередили.
– Ивар!
Он споткнулся. И, не веря своим ушам, сделал еще один шаг вперед – неуверенный, словно на ощупь. Этот голос!..
– Ива-а-ар!
Ветер донес новый крик, в котором мешались радость и слезы. От темной двухголовой фигуры отделилась третья – маленькая. Не фигура даже, а фигурка. Без плаща, с непокрытой головой, женская… Ноги советника приросли к земле.
– Нэрис? – глухо пробормотал Ивар. И медленно вытянул руку – словно желая хоть кончиками пальцев коснуться чудесного видения, подарком судьбы взявшегося из ниоткуда.
А видение, метя снег рваным подолом, вихрем взлетело к воротам и с громким всхлипом повисло у него на шее.
