Глава 28
Я спрыгнула с кровати и, прошлепав по деревянному полу босыми пятками, в мгновение ока оказалась у окна. Постоялый двор обыденно шумел: судачили тетки у лавки с сырами, чистенький хозяин гостиницы, румяный, словно утренний круассан на блюдце, незлобно журил молодчика, понесшего куда-то не туда бочонок с вином. С бургундским, наверное, ведь до Бургундии рукой подать. Бегали мальчишки, перепрыгивая через небольшой ручей, журчащий на той стороне улицы. Дворянин в фиолетовом камзоле спешился с рыжего жеребца и, передавая поводья слуге, указывал хлыстом на восток.
Я тоже взглянула туда. По вечернему небу на город ползла туча, похожая на пятно сажи на чистой, чуть подсиненной простыне. Слуга, нахмурившись, покачал головой. Я убрала со лба прядь за ухо. В сердце нарастало беспокойство. Где-то встревоженно завыли собаки. Голуби и воробьи вспорхнули и унеслись куда-то стайками. Значит, будущее ненастье чувствую не только я. Демон… чернильный демон, вселившийся в Этьена, вероятно, с радостью утянет себе еще пару-другую добрых горожан, как утащил вчера в реке стражников.
Обхватив себя руками, я снова обвела взглядом женщин, хозяина гостиницы, слуг, посыльных, мальчишек. Доживут ли они до завтрашнего утра? Но, возможно, демон просто охотится за камнем, а значит, опасаться его стоит только мне?
Из соседней комнаты больше не доносился сотрясающий стены храп. Огюстен тоже проснулся? Я переступила с ноги на ногу. Что же делать? Снова убегать, мчаться прочь, загоняя коней? Отчего-то это показалось неправильным. Что помешает демону последовать за мной до Парижа? Убить и завладеть камнем? Пожалуй, ничего. Вдруг откуда-то из глубины моих мыслей мерзенький голос вякнул: «Если демон лишится Этьенового тела, ему придется вернуться туда, откуда пришел. Договора-то больше ни с кем не было…» Я рассердилась сама на себя и замотала головой, прогоняя наваждение, – прямо передо мной возникло мертвенно-серое лицо Этьена. Господи, помоги! Его надо вытащить, спасти любыми средствами! Эх, была бы рядом мадам Тэйра, подсказала бы как, но, увы.
Пытаясь унять панику, я отошла от окна. Пару часов у меня есть, если верить предчувствию. Мой взгляд упал на ворох одежды на сундуке у входа, а затем на видавшую виды, изодранную рубашку, скрывающую мою наготу. Для начала надо одеться. В любом случае оставаться здесь или ехать в столицу в таком виде не комильфо. Недолго думая, я взяла первое попавшееся платье – темно-синее с белым воротничком, как для воспитанницы монастыря.
По-спартански умывшись из кувшина и наскоро протерев тело смоченным в холодной воде полотенцем, я принялась одеваться. Поспешно застегивая крючки у талии, подумала: «А что если пойти в церковь, что если там есть достойный священник, способный изгнать из Этьена проклятого демона?» Идея была бы хороша, если бы прошлой ночью не довелось встретиться с настоящим изувером в церковной рясе. Вдруг они все такие? Святые угодники, оградите! Нет, никак нельзя снова попасть в руки мучителям ни мне, ни Этьену!
Не присматриваясь, я выбрала туфли по размеру – те, что поудобнее, начала заплетать косу, и тут меня осенило: а ведь лекарь потому и отдал инквизиторам сына, что не знал, как изгнать демона. Для него сына больше не существовало. И демон из озера тоже был не нужен. Проклятый чернокнижник получил, что хотел! Холодок пробежал у меня по спине. Лекарь попросту воспользовался той лазейкой, что позволяла ему общаться с потусторонними духами через тело сына, когда тот был еще мальчишкой – мадам Тэйра поставила защиту, но каким-то образом ее удалось снять…
И вдруг я похолодела, ибо внутренний голос безапелляционно заявил: «Ты сама ее и сняла, когда целовала. Не только ослепила своим огнем, но еще и сожгла напрочь все «замки», обезоружила Этьена перед старыми знакомыми. Довольна?» И я снова увидела перед собой бледное, без кровинки лицо с черными прорезями глаз. Меня затрясло: вдруг, он, и правда, уже мертв?
Я опустилась на сундук, стиснув в пальцах рубин. Он жег кожу, и без чужих объяснений стало понятно: это ключ. Ключ к нашему роду. Вспомнились алчные красные зрачки демона… Да, он хочет больше. И хочет не дар, и совсем не меня – демон жаждет больше душ, больше тел, больше возможностей. Страшно.
Тысячей иголочек рубин заколол кожу, и, закрыв глаза, я прижала его к груди обеими руками: «Умный камень! Расскажи, как помочь Этьену. Покажи мне его! Научи, что делать. Вдруг ты знаешь». И тотчас голова закружилась, разметая обрывки мыслей. Гостиница, звуки за окном исчезли, будто и не было ничего на свете, кроме меня. Я летела, падала внутрь себя, в белый колодец, разверзшийся в центре сердца. Меня несло на слепящий, сияющий вдали свет так быстро, что захватывало дух. И вдруг все прекратилось – я оказалась в комнате, пронизанной чистыми белыми лучами. Не думая зачем, я зажала свет в жменю, а когда разжала ее, белое искристое облачко послушно покоилось на моей ладони, распускаясь, словно кусочек меха после того, как его сдавишь пальцами, а потом отпустишь. Изумленная, я погнала облачко к себе, и оно впиталось в мою грудь, распространяя сладкие, немного щекотные искры.
– Ты же не играть сюда пришла? – послышался мелодичный голос.
– Нет, – смутилась я и опустила руки. – Хотела узнать, где Этьен, где его душа.
– Спроси разрешения.
– У кого? – изумилась я. – У вас? Но я вас не вижу…
– У Этьена. Все надо делать с разрешения.
Я в волнении обернулась – ничего кроме света, падающего в комнату откуда-то сверху, вокруг не было. Растерянно переводя взгляд от одного луча к другому, я все же вымолвила в пространство перед собой:
– Этьен! Если ты меня слышишь… Прошу разрешения увидеть тебя. Можно? – слова звучали глухо, сразу же растворяясь в лучах, и показалось, что никто не сможет их расслышать. Наверное, кто-то шутит надо мной. Но не успела я додумать кто, как одна стена исчезла, открыв сверкающий коридор.
«Можно» – поняла я и, думая об Этьене, полетела с невероятной скоростью по светлому тоннелю, а затем не вверх – к небесам, а вниз по крутой спирали, которая с каждым витком становилась все темнее, а воздух горячее – будто я неслась по странному дымоходу к распаленному огнем очагу. В подтверждение моих мыслей далеко внизу начали переливаться красным огни-угли.
«О, Боже! Этьен в самом пекле?» – зажмурилась я в ужасе. И тут же меня втянуло в узкий лаз в стене, и я остановилась, ощутив на запястье что-то жаркое, липкое, мокрое. Кто-то тяжело дышал рядом. Мне представилась жуткая морда с красными зрачками. И захотелось обратно, захотелось сжаться и забормотать «мамочки-мамочки». Весь мой героический пыл спасительницы как козел языком слизал. То, что удерживало мою кисть, рука или лапа, исчезло. Открывать веки было страшно, но секунду спустя я решилась. Передо мной по колено в воде стоял полуголый Этьен. Его глаза лихорадочно горели, щеки, лоб и руки были вымазаны в смрадном черном иле. Над нашими головами низко навис каменный потолок норы.
– Этьен… – я протянула руку к его щеке.
– Черт побери, Абели! – воскликнул он, и мне в лицо пахнуло жаром. – Я решил, что снова привиделась. Ты настоящая? Что ты тут делаешь?
– Ищу тебя, – ответила я.
– Кретинка неисправимая, – вздохнул он.
Я и не подумала обижаться, только отвела глаза, разглядывая струящиеся по бугристым стенам голубые ручейки. Они просачивались сверху, сквозь трещинки в камнях, по глинистым дорожкам. Над головой шумело, ощущалось нечто объемное, колышущееся, живое. Вода? Озеро! – догадалась я, а вслух произнесла:
– Я спрашивала, и ты разрешил…
– Упрямая. Просто думал о тебе.
– Значит, мы квиты. Я тоже думала, – улыбнулась я и потянула его за руку: – Пойдем со мной.
– Куда? – усмехнулся он.
– Отсюда. Наверх.
– Хочешь сказать – в твое тело? – хмыкнул Этьен. – Я бы с удовольствием, но не привык рядиться в бабские юбки. И женская грудь, думаю, мне не пойдет.
– Какая грудь? – опешила я.
– Сама поразмысли, если мое тело занято Ван-сяном…
– Кем?
– Водным демоном. Уж прости, читал о нем только в чёрной книге отца. Там все на китайском. А по-французски демон не представлялся, недосуг ему было расшаркиваться, – Этьен передернул плечами, и мне в глаза бросились дымные, чернильные оковы на босых ногах парня под голубоватой водой.
– Хочу освободить тебя, – тихо сказала я. – Ты знаешь, как это сделать?
Этьен задумчиво посмотрел на меня и покачал головой:
– Это слишком просто и слишком опасно.
– Однако ты уже возвращался. В подвале инквизиторов в замке Майа был ты, не демон.
– Францисканец знал толк в своем деле, – Этьен скривился. – Но Ван-сян вернулся.
– Послушай, я бы попробовала вернуть тебя хотя бы на время, а потом, возможно, и насовсем. Мы бы нашли способ вместе. Только подскажи, как, – не отступала я.
– Хочешь, чтобы проклятый, порченый Этьен Годфруа снова попытался тебя убить, стоит приблизиться к реке или озеру? – горько усмехнулся он.
– Не говори так!
– Так будет.
– Но Этьен…
– Уходи лучше, торчать в этой норе – не лучший вариант скоротать время. Не для тебя.
– Скажи, как отцу удалось завладеть твоим телом? Разве человек не сам совершает сделки с бесами, демонами? В сказках…
– В сказках отцы не просят малолетних детей капнуть своей кровью на магические иероглифы, чтобы полюбоваться на настоящего дракона! – вскинулся Этьен и выставил вперед ладонь, на которой серебристой пылью светился загадочный знак.
– О, Боже!
– Удивляюсь, что не оказался в этой норе раньше. К примеру, когда помог маме и сестрам бежать…
– Но разве они не сами?
– Нет.
– А гувернантка Жюли? Что случилось с ней?
Этьен вскинул глаза и пригвоздил меня взглядом к стене:
– Откуда ты о ней знаешь?
Я отпрянула, и меня слегка потянуло назад. Ветер? Откуда здесь ему взяться? Я встала поустойчивее в воде и коротко ответила:
– Сплетни. А знаешь, мне не важно, что случилось. Я знаю, что это не ты. Не ты виноват.
Этьен сглотнул и вдруг шагнул вперед и без слов заключил меня в объятия, коснувшись носом моей макушки. Я затаила дыхание. Его руки были настолько раскаленными, что прикосновение едва можно было вытерпеть. Но я стерпела бы и большее, лишь бы Этьен был рядом. «Господи! Господи! Помоги его вызволить», – молилась я, стремясь изо всех сил отдать Этьену прохладный свет из моей груди. Вода, в которой мы стояли, мгновенно нагрелась, забурлила маленькими гейзерами, белый пар заклубился, наполняя каменную нору.
– Абели, – прошептал Этьен.
«Абели! Абели!» – послышался издалека зычный крик. Я напряглась, неведомая сила беспощадно выдернула меня из рук Этьена и потащила вверх по задымленной спирали. В ушах загудело так, что захотелось зажать их ладонями, но то, что казалось телом, мне не подчинялось. И вдруг я зажмурилась от нестерпимого света, почувствовала удар в грудь, хлопок по голове и дискомфорт, словно на меня силком натянули что-то неуклюжее и большое. Я судорожно вздохнула, с трудом разжала окаменевшие пальцы – рубин выпал на сундук с гулким эхом.
– Абели! – проскрежетал рядом знакомый голос. – И на секунду оставить нельзя! Что же это такое?!
Передо мной с возмущенным видом стояла, подбоченившись, сморщенная коричневая старушка. Мадам Тэйра.
– Зачем… вы меня вернули? – посетовала я. – Он не успел мне всего рассказать!
– И это вместо «спасибо, бабушка, что не дала преставиться во цвете лет», – воздела руки к небесам мадам Тэйра.
– Я не собиралась умирать, – нахмурилась я.
– Конечно, конечно, – не унималась старуха. – Расскажи об этом подземной нечисти. Бесы и черти ох как любят сладенькие души дур-девственниц! Уже небось сонмы на запах слетелись. Лопни мои глаза! А ты, умница, еще и коридор к телу открытый оставила: заходи, кто хочешь, пользуйся. Тело юное, почти неношеное. Отдаю задарма.
– Я не думала…
– Прежде чем натворить чего, думать надо, что делаешь! И что потом будет.
– А не вы ли передали через Огюстена, чтобы я полагалась на интуицию? – вспылила я. – Я сделала так, как велел мой внутренний голос, и не жалею об этом. Этьен…
В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в комнату стремительно вошел великан Марешаль. Странно, но он уже был подтянут и собран.
– Дамы, лошадей заменили, карета ждет, – сообщил Огюстен.
– Я никуда не поеду, – заявила я с каменным лицом и встала, скрестив руки.
– Что еще за волюнтаризм? – рассердилась старуха, топнув ножкой. – Снова с ума сходишь из-за порченого?
– И не смейте больше называть Этьена порченым! – рявкнула я так, как и сама от себя не ожидала, и повторила: – Я никуда не поеду.
– Бёф, влюбленная дурочка, – недовольно проворчала старуха. – Таких любовей еще будет-перебудет, а род твой – один. И жизнь одна. Ценить надо.
– Возможно, сама я и не справлюсь, – проговорила я. – Возможно, демон заберет и мою душу. Но я буду знать, что не бежала трусливо вместо того, чтобы помочь человеку, которого люблю и который за меня рисковал своей жизнью. И если хотите знать, именно это утверждает сейчас моя интуиция – мы должны остаться. Мы должны его вызволить.
– Не интуиция это говорит, а плоть девичья, до поцелуев охочая! Тьфу! Неужто я ошиблась с хранительницей камня? – поразилась старуха и, достав из кармана передника цветные веревочки с узелками, начала перебирать их корявыми пальцами. Пошептала что-то себе под нос, пофыркала снова и недоверчиво уставилась на меня: – Да нет, ты должна быть хранительницей. А посему ноги в руки и марш в карету!
– Хранительницей, а не рабой, – сверкнула я глазами, подобрав камень. – Боитесь демонов? Езжайте сами. Но камень вам не отдам, самой пригодится.
Старуха сделала недовольную гримасу и запыхтела, как каша в печке. Маленькие глазки превратились в щелочки, а пальцы с короткими грязными ногтями зашевелились, словно она собиралась ворожить.
Огюстен растерянно посмотрел на нас, за окно – там уже совсем потемнело небо, потом снова на нас и пробормотал примирительным тоном:
– Дамы, не ссорьтесь. Прошу вас! Мадемуазель Абели, может, нам действительно лучше ехать? Надвигается буря, а вы еще слабы. Еще утром я боялся, что вы не выживете.
– Ничего, я ведьма. Позаимствую силу кое у кого, – процедила я. – Есть должничок. Мало не покажется.
Старуха проскрежетала:
– Ты не знаешь как.
– Вы научите.
– А коли не получится? Тогда всем конец.
– Я все-таки рискну.
– Не проще ли пожертвовать одним, чтобы жили другие? – цокнула языком старуха.
– Не проще, – я стиснула зубы. – Если Этьен умрет, рубин рассыплется на мелкие кусочки прежде, чем мы покинем Бург-ан-Бресс. Я вам это обещаю.
– Совсем рехнулась, – шикнула старуха.
Форточка с шумом распахнулась, и жутко завыл, мечась по комнате, ветер. С неба на землю посыпались черные снежинки, крупные, будто хлопья сажи над очагом.
– К тому же бежать уже поздно, – заметила я и, не позволяя страху восторжествовать, улыбнулась одной из самых милых своих улыбок. – Не так ли, мадам, мсьё?
* * *
Черный снег кружил над городом все сильнее, припорашивая красные крыши и серую мостовую, ложась на объятые трепетом зеленые листья и на испуганные до темени воды бурного ручья у сырной лавки. Изо всех углов слышалось дрожащее «In nomine Patris, et Filii…» Люди, в ужасе прикрывая головы от бесовской напасти, торопились спрятаться в укрытия, крестились оглашенно. Женщины, уводя в дома ребятню, голосили и причитали. Ржали до хрипа лошади, срывались на вой собаки, забиваясь в подворотни. Закрываясь, хлопали ставни, запирались замки.
Черная зима в конце мая напугала всех, и меня, наверное, тоже. Но я не думала о том, что мне страшно – решила подумать потом, когда все закончится. На том свете или этом. Время побояться в задний след еще будет. Радовало лишь одно – непогода оставляет улицы пустыми, лишает меня непрошеных свидетелей.
Несмотря на пронизывающий, ледяной ветер мне было жарко – внутри пылал огонь, вздымался по позвоночнику, озарял внутренности багряными всполохами. Сильнее жара мне не доводилось испытывать. С помощью рубина я одолжила по грамму обычной, живой силы у всех родичей. Они и не заметят, разве что чуть раньше захочется вздремнуть или наесться посытнее. А еще, не церемонясь, забрала яркий, с темными всплесками огонь жизни у чернокнижника. Меня не тешила, но и не огорчала мысль, что проныра лекарь сейчас, возможно, корчится от желудочных болей в королевских покоях или свалился в непонятной лихорадке. На жизнь ему огня хватит, и ладно. На какую-нибудь, вероятно, не слишком завидную жизнь. Долг платежом красен. Пожалуйте счет, господин новоиспеченный барон.
Мадам Тэйра топталась неподалеку от меня, у входа в гостиницу. Она куталась в платок и непрестанно что-то шептала. А я с удивлением поняла, стоя на выезде из постоялого двора, что сейчас я сильнее. Рубин ли, заимствованная ли жизнь разбудили во мне нечеловеческий огонь. Он сверкал, плескался лавой в избытке и при желании я могла бы, наверное, накрыть им весь городок, превратив всех и каждого в своего Голема. Эта жаркая мощь опьяняла, искушала безудержной свободой и ощущением всевластия. Она же удерживала меня на ногах, как бы неистово не бил в грудь ветер.
Огюстен, пригибая голову, поддерживал в закутке костер. В конюшне при гостинице великан раздобыл мехи и крутил, придерживая рукой в перчатке железные щипцы. Нам предстоит иметь дело с водным демоном, а что ни говори, не снискать большего врага воде, чем обычный огонь. С этим согласились все участники небольшого заговора.
Я всматривалась в дорогу, ведущую из леса, откуда с завихрениями несся снежный шторм. Внезапно совсем близко, из-за угла двухэтажного здания, на мостовую выскочил черный всадник на обезумевшем жеребце. Приближаясь ко мне на полном скаку, Этьен-демон занес над головой обагренный кровью топор.
Ой! Похоже, я рано распрощалась со страхами! На топор не рассчитывала… С произвольно вырвавшимся из горла вскриком я отпрыгнула в сторону. Прикрылась, как щитом, толстенной ставней сырной лавки. Лезвие рассекло воздух и застряло в деревянной ставне. Я выпустила ее из рук. Та, сорвавшись с петель, с грохотом обрушилась на мостовую. Расширенными глазами я вперилась в громадное топорище, вытертое до блеска руками лесорубов. Икнула. Святые угодники, в плане такого не было!
Бешеный жеребец уже бил копытами по мостовой в паре туазов от меня. Вдруг на брусчатку от ворот, где укрывался Огюстен, покатились бревна. Серый конь попятился, храпя. Великан тотчас саданул его в круп длиннющей доской, будто тараном. Животное заржало от боли, содрогнулось и начало падать. Ловкий всадник успел спрыгнуть. А конь секунду спустя лежал на боку, дергая копытами и головой, пытаясь подняться.
Этьен-демон вскочил на ноги. Осмотрелся и, втянув тонкими ноздрями воздух, направился ко мне. Над его головой и плечами колыхалось чернильное марево.
Еще так свежо было воспоминание о другом Этьене, о его горящих, живых, красивых глазах! Теперь же хотелось разрыдаться при виде залитых илистым мраком глазных яблок. Я сглотнула. Очевидно, это был не Этьен, лишь его абрис. Буду думать об этом. Только об этом!
Но сердце сжалось. Я набрала в грудь воздуха. Надо взять себя в руки! Настоящему Этьену Годфруа нужно тело, чтобы вернуться. И если не удастся сделать того, что задумала, его душа навечно останется в склизкой норе в двух шагах от ада.
«Держись, Абели! Перестань трястись! Давай-ка, покажи, что можешь! Пусти на пар от выварки это водяное чудище!» – уговаривала я себя и, наконец, уговорила. Сосредоточилась на внутреннем огне. Нашла взглядом мадам Тэйра, она кивнула мне в ответ.
«Ну, Господь всемогущий, твоими силами и нашими тоже, позволь избавиться от злого духа! Аминь».
Спереди и сзади мы с прабабушкой набросили на шагающего Этьена-демона огненные петли и быстро начали обвивать его. Судя по гримасе, парень удивился, но затем его рот искривился в злобной усмешке. Этьен замедлил шаг лишь на мгновение, чтобы напрячь мышцы и рвануть руками, разодрав в клочья сотканный нами сверкающий кокон.
Черт! А он сильнее, чем я ожидала! Но это еще не конец!
Достав из-за пояса кинжал, Этьен-демон уставился на меня неживыми глазами. Черные хлопья снега ложились ему на плечи и тут же взвивались, разлетаясь в стороны с новыми порывами ветра. С каждым его шагом моя уверенность таяла.
– Эй, бесовское отродье! Я здесь! – выкрикнул Огюстен, чтобы отвлечь от меня демона, но Этьен и ухом не повел.
Огюстен влез на что-то и, размахнувшись, метнул увесистый бочонок. Демон отскочил, точно угадав траекторию падения, словно у него и на затылке были глаза. Бочонок шумно рассыпался в щепки, разлив красное, как кровь, вино по мостовой, и продолжил идти на меня.
– Ах ты, батюшки! Ах ты, нечистый! Убивают! – завизжала тетка где-то в здании напротив.
Увы, без свидетелей все же не обошлось… Истеричные вопли и черный снег, колко бьющий в лицо, не давали сосредоточиться. Рубин жег мне кожу на груди даже сквозь мешочек, в котором лежал. «Ну, жечь – так жечь, – решила я. – Металл – хорошо раскаляется». И я представила, как мой огонь проникает в тонкое острие кинжала, накаляет его докрасна. Живо вообразила, как огонь пробирается по лезвию к пальцам Этьена, разжигает рукоятку, будто ту опустили в костер. Да! Вот так! И еще, и еще!
Из стального кинжал превратился в мерцающий алый. Этьен поморщился, его кисть дрогнула, и оружие выпало на булыжники. Не успела я обрадоваться, как тот направился к топору и зашипел странное:
– Шш-еу-ораз-дай вишшфание… Ш-шеу…
От этих звуков у меня и внутри зашипело, словно капли воды упали на раскаленные камни.
– Отт-дай, – протянул руку Этьен, стоя над топором.
– Давай поговорим без оружия, – выкрикнула я, стараясь не выдать предательскую дрожь в голосе. – Или боишься?
Этьен-демон оскалился и одним рывком выдернул из ставни топор.
– Оттдашшь.
Я попятилась.
– Ай, добры люди! Убивец! Девушку зарубил, зарубил. Сейчас зарубит… Помогитя! – снова заверещала из окна гостиницы женщина.
«Да чего ты визжишь, как свинья резаная? – раздраженно подумала я. – Не из тебя собираются сделать котлету». Захлопали ставни, но никто не появился. Черный снег и суеверный страх лишил добрых горожан желания геройствовать. И хорошо…
Но Этьен приближался, легко прокручивая топор. Мне это не нравилось.
– Абели, в лавку! – глухо скомандовала издалека старуха.
Я дернула ручку двери. Заперто. Канальи! Дернула сильнее и чуть не потеряла равновесие. Дверь затрещала и сорвалась с кованых направляющих, едва не заехав тяжелым полотном мне по ногам.
Я оторвала дверь?! Зря я считала себя слабой девушкой! Долой план, буду импровизировать… Я развернулась и со всего маху двинула кованой дверью по фигуре с топором. Снова послышался треск и злобное шипение.
Я метнулась за прилавок с аккуратно выложенными сырными головами. В нос пахнуло сладковатым запахом молока, специями и вощеной бумагой. Судя по грохоту сзади, Этьен выбрался из-под двери. С дико бьющимся сердцем я обернулась. Черная фигура в дверном проеме вновь занесла над головой топор. Я присела и вдруг заметила, что за грубыми полками, уставленными бутылками оливкового масла и дешевого вина, забитыми кусками сыра под черными табличками с меловыми надписями, прятался хозяин лавки.
– Господи Иисусе! Спаси и помилуй! – бормотал плешивый бородач в серых одеждах и белом, до пола переднике, и трясущимися руками выставил в сторону чернильного дыма большой деревянный крест. – Ин номине Патрис…
Этьен по-звериному оскалился и бросил топор в испуганного католика. Я вскрикнула. Кровь тотчас обагрила посеребренную плесенью корочку сыров. «Томм из Верхнего Жюра. 30 экю» – зачем-то прочла я ценник на дощечке, переводя взгляд от расколотой, словно грецкий орех, головы лавочника. Содрогнувшись, я побежала в соседнюю комнату.
«Господи, ты все же на моей стороне!» – подумала я, обнаружив разведенный огонь под огромным чаном. В гигантском котле, подвешенном на крюке на толстой железной ручке, лениво пузырилась густая сырная масса, распространяя вокруг себя сильнейший аромат. Недолго думая, я подскочила на скамеечку под маленьким окном.
Пусть не по плану, но так даже лучше.
– Шшеу… Отдашшшь, – прошипело по-змеиному сзади.
Я развернулась. Этьен, наконец, был без оружия. Да упокой, Господь, душу сыродела! Я сделала испуганный вид. Впрочем, чтобы выглядеть сейчас испуганной усилий не требовалось.
– Если отдам, ты ведь не убьешь меня? Прошу, сжалься! – заломила я руки.
В двух шагах от меня демон-Этьен склонил голову, как грач на крыше склепа, рассматривающий занятного прохожего. В черных прорезях глаз вдруг загорелись продолговатые красные зрачки. Мне стало дурно.
– Отдашшшь камень, отдашшшь те-е-ело, – в подобии довольной усмешки исказилось жестокое лицо. Трудно было представить, что недавно его озаряла задорная мальчишеская улыбка. Мурашки пробежали по моей коже.
Красные зрачки засверкали ярче. Доволен? Похоже, демон питался ощущением страха, как люди – супом.
Я потупилась, трепеща от ужаса, но это не помешало мне представить, как жарче разгорается огонь под чаном, как краснеют изнутри металлические стенки, раскаленные донельзя… Запахло подгоревшим сыром.
Этьен не обратил внимания. Его руки уже были возле моей шеи, а наводящее жуть лицо – совсем близко… Сожрет? Или…
– Погоди! – взмолилась я. – Не хочу умирать девственницей! Хочешь, я отдам тебе свое тело так? Говорят, это хорошо…
Этьен-демон снова по-птичьи склонил голову. Продолговатые зрачки заалели от любопытства. Ох, а я уже боялась, что такие эмоции демонам чужды…
Я вся сжалась, не переставая представлять, как раскаляется будто в плавильной печи толстая железная ручка, а с ней и крюк. К вони подгоревшего сыра добавился странный запах. Настоящий огонь очага тоже разбушевался и, словно голодный зверь, объял пастью чан со всех сторон. Скорее-скорее! Гори еще!
– Я буду твоей первой женщиной… – бормотала я, не веря самой себе. Зуб на зуб не попадал, и это так нравилось демону. Я расстегнула верхние пуговки платья: – Смотри, ты можешь забрать не только мою жизнь и камень, но получить человеческое удовольствие. Оно ведь недоступно духам, правда?
– Шш-ладкая…
Холодные, как лед, пальцы обхватили мою шею, но не стали душить. Этьен провел мокрыми ладонями по коже, изучая. Он дернул ткань в разные стороны, и пуговички посыпались на пол, оголяя грудь. Душа моя ушла в пятки, но я не сопротивлялась.
– Ка-амень, – протянул Этьен алчно при виде заветного мешочка.
Мрак, чернильный ужас струился из глаз, из серых губ, казалось, просачивался из тела Этьена, отравляя воздух в комнатке. Парень притянул мое тело к своему, отпустил, будто пробуя на вкус ощущения. Его лицо оказалось совсем близко.
Ну, вот теперь пора! Я положила руки ему на плечи, приобняла за шею и тут же выдула багряное пламя из себя в черный рот Этьена. Одновременно огонь просочился сквозь мои поры, перетекая в мужское тело, и залил его сверху, как фонтаном. Лицо Этьена исказилось. Он дернулся и зашипел уже не угрожающе, а как гадюка, которой наступили на хвост каблуком. Но недаром я набрала столько силы. Я впилась в его плечи жаркими пальцами, будто клещами и не выпускала, громко читая молитву для изгнания беса:
– Sequens exorcismus recitari…
Парень пытался ударить меня, бился в конвульсиях, шипел. Уже почти вырвался. И тут грохнул об пол раскаленный чан, сорвавшийся с крючка. Горячая густая лава опрокинулась сзади на демона-Этьена. Он зашипел, взвыл и вдруг закричал как-то совсем по-человечески.
Я прекратила читать молитву и ослабила хватку.
Вернулся Этьен?! О Боже! Милый, прости! Прости, что делаю тебе больно! Я все исцелю.
Воющий демон набросился на меня и с новой силой сжал мою шею ледяными руками.
Они тряслись, но давили, давили так, что, казалось, сейчас у меня вылезут глаза от удушья. И вдруг запахло паленой плотью. Лицо передо мной исказилось множество раз от по-человечески страдальческого до демонически озлобленного. Дикий крик вырывал мне сердце. Затем Этьен выгнулся и рухнул на пол. К потолку взмыл густой, чернильный дым.
Получилось? И тут я увидела Огюстена. Тот держал в руках длинные щипцы кузнеца, зажав ими раскаленный крест, наскоро сделанный из двух гвоздей для подков.
Демон-дым, издавая злобное шипение, заклубился под потолком, собираясь, будто для броска. Но тут на дымный ком опустилась сплетенная из огня сеть. Демон забился в ней, пытаясь выбраться наружу. Однако мадам Тэйра не отпускала. Стиснув зубы, маленькая старушка тянула его к ручью – казалось, из последних сил.
Я набрала в грудь воздуха и ударила по водному демону воображаемым потоком огня. Раздался всплеск, забурлила вода.
– Водным демонам в воде и место! – гаркнула я. – Знай его и не высовывайся.
Ветер завыл, словно избитый пес. Черный снег за окном прекратил сыпаться, а лежащий на земле растаял в мгновение ока, словно его и не было. Все затихло.