Глава 24
Солнце едва проснулось, тронув нежно-сиреневой дымкой снежные вершины, озарив всеми оттенками розового далекий Монблан, а наша странная процессия уже пустилась в путь. Впереди тяжелой поступью шагали головорезы мадам, выбирая дорогу. За ними тряслась я на трофейной лошади бок о бок с придремывающей на козле прабабкой. Следом ехал погруженный в невеселые раздумья Огюстен, ему тоже достался конь убитого гвардейца. Позади Малыш Кристоф вел под уздцы гнедого, на котором сидел Этьен с повязкой на пол-лица – даже легкий утренний свет заставлял его кривиться от боли. Годфруа-младший напряженно держался за поводья и прислушивался к топоту копыт. Ему явно было не по себе. Замыкающим группу помощникам, тоже ехавшим верхом, было велено присматривать за слепым, чтобы не упал.
Я то и дело оглядывалась на Этьена. Меня одолевали смешанные чувства: редкие всплески обиды, переходящие в жгучую вину, нежность и волнение за него. Прошлой ночью я так и не решилась подойти – сидела и смотрела на него, внезапно ослепшего, злого и растерянного, пока он не заснул. Сердце сжималось. Хотелось дотронуться, что-то сказать, успокоить, но я не находила слов.
Еще сильнее хотелось снова ощутить ту белую эйфорию и звезды внутри, но, похоже, о них придется забыть. Меня мучил вопрос: что же станет с мужчиной, если он разделит со мной ложе, если от простого поцелуя случаются такие кошмары? Его разорвет, как от пушечного ядра?
Мадам Тэйра сказала, что избранник должен быть готов, а где найти такого? Как подготовить? Сразу нырнуть поглубже в речку, чтобы не вспыхнул, как факел? Попросить перед брачной ночью написать завещание? Или отправиться по всему свету искать такое же чудовище, как я? А что, если не хочется чудовище, если меня отчаянно влечет к сумасшедшему Этьену? Впрочем, его ко мне, очевидно, больше не тянет. Утром едва услышал мой голос, вздрогнул. Огюстен тоже вежливо поздоровался, но бочком-бочком отошел и взобрался на коня.
Меня можно было поздравить: количество парней, считающих меня монстром, увеличилось. Попрошу аплодисменты!
– Эх, – крякнула рядом мадам Тэйра, – все переживаешь? Лица на тебе нет. Лучше на горы посмотри, красота какая!
– Лица, скорее, у Этьена нет, – вздохнула я, но все-таки подняла глаза.
По обе стороны от каменистой дорожки росли грандиозные сочно-зеленые ели. На концах их темных лап распушились молодые побеги, будто малыши на руках у родителей. Пахло хвоей и разнотравьем. Впереди высились причудливые иссиня-серые скалы. Подальше виднелась словно нарисованная художником солнечная долина с волнистыми холмами пастбищ и крошечными коричневыми коровками. Но меня весь это пейзаж ничуть не тронул. Я только встревожилась, заметив, что скоро придется спускаться по крутому склону. Как же с ним справится Этьен? Я обернулась. Он, похоже, немного приспособился и сидел увереннее, отчего-то поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, словно рассматривал что-то. Да разве это возможно с повязкой на глазах?
– Хватит думать об этом порченом. Не пара он тебе! – недовольно буркнула мадам Тэйра.
– Почему вы все время называете Этьена порченым? – поинтересовалась я тихонько. – Разве он виноват, что родился сыном чернокнижника?
– Кабы только родился… – проворчала старуха. – Ирод этот, папаша его, мальчишку темным силам отдал.
– Как это? – ужаснулась я.
– В посланника превратил. Чтобы с демонами общаться.
Я сглотнула, пораженная:
– Лекарь отправлял его в преисподнюю?
– Ой, что за глупости! – замахала руками мадам Тэйра. – Куда все проще. Дети в определенном возрасте, особливо мальчики – те, что потоньше, почувствительнее, с миром духов проще сообщаются, чем взрослые. Многие так же, как ты, цветные облака над людьми замечают, но с возрастом забывают.
– А что же с Этьеном?
– Подлец Годфруа как вернулся от китайских колдунов, на сыне полученные знания испытывать стал. Будто не знал, что опасно. Усыплял Тити, а потом призывал духов и демонов. Самому колдуну не услышать было, что посланники из тех миров говорят, вот он и пользовался мальчишкой, словно переводчиком. Только душа того, кто речи демонов передает, чернеет при этом. Гляди, – мадам Тэйра подсунула мне маленькое круглое стеклышко.
Я посмотрела в него:
– Стекло как стекло.
Она протянула другое, закопченное:
– А теперь гляди.
Мир вокруг меня погрузился в вечерние сумерки, лицо прабабки потемнело, словно была она из страны мавров.
– Ой.
– Вот Тити все так и видит. Как сквозь черное стекло.
– И меня? Он видит во мне мавританку? – ахнула я.
– Да не в том смысле, – фыркнула старуха. – Видит он твою беленькую кожу и голубые глаза. Тити ни добра, ни света в нашем мире не видит, все ему плохим, темным кажется. Считай, болезнь такая.
У меня защемило сердце.
– А излечить его можно?
– Не знаю. Не встречала такого. А живу долго. Так что говорю тебе: забудь про порченого. У тебя другие дела в жизни будут. Поважнее.
– Какие дела?
– Границу пересечем, расскажу. Там надо будет показать кое-что и долго, обстоятельно беседовать, а не болтать между делом. Потерпи.
Любопытство разгорелось во мне, но я не стала расспрашивать почтенную старуху – она мудрая, ей виднее. Тем более все мои мысли снова вернулись к Этьену. Как же помочь ему?
– А вы как узнали про Этьена? – не выдержала я.
– Шел как-то Тити, подростком еще, через лес и у моей горы на разбойников наткнулся. Уж не знаю, что бы они с парнишкой сделали, но мы с Шевризетт рядом оказались, – хитро подмигнула старушка. – Ну, я порезвилась маленько. Разбойники потом ряды моих слуг пополнили. Красный Маню и Зубастый Фернан вон впереди шагают. И Базиль – тот, что самым последним едет, усатый с топором. Потом смотрю: а мальчишечка-то родственник.
– А как вы это поняли?
– Так Жан-Мишель, отец его, лет в двенадцать тоже симпатичный был. Почти одно лицо, разве что порыжее. Кто знал, что из того мальчугана подобное свинство вырастет? Власти ему подавай. И денег лопатой. Тьфу!
– И что дальше с Этьеном было?
– С разбойниками управилась, – старушка хмыкнула. – Повеселилась на славу. Вижу: неладно что-то с парнишкой – чернющий, как дьволенок, лопни мои глаза! Оно, знаешь ли, Тити помнить, что происходило с демонами, вроде и не помнил, а в голове сумятица да жуть всякая жила. Разговорила я парнишечку, признался он, что спать боится: сны один страшней другого приходят. Поделился со мной, какие. Я и разгадала, в чем дело. Душа-то его лица демонов и картины всякие запоминала, хоть сознание про них и не знало ничего.
Шевризетт споткнулся, бабка ухватилась за шею козла, едва не съехав на землю.
Я снова оглянулась на Этьена. У меня внутренности заледенели от таких рассказов. Нет, я должна ему помочь. Не потому, что влюбилась, – не дано, так не дано, – а просто так. Ведь он мне помог. Не раз.
– И вы ничего не сделали после этого?
– Как же не сделала? – возмутилась мадам Тэйра. – Погоняла духов, защиту поставила, чтобы ритуалы папашкины не работали. Поучила маленько. Сколько могла, почистила парнишку. Да все не вычистишь. Пусть уже живет, какой есть. Счастливым не будет. Беды одну за другой к себе притягивает. Так что не для тебя он.
Я вздохнула:
– Мне, похоже, счастья тоже не видать…
– Бёф, глупости! Твое счастье от тебя зависит, – старуха снова сделала хитрую мордочку. – Будешь счастливой, если правильные решения принимать научишься.
– А как узнать, какие правильные? – жалобно спросила я и посмотрела вперед.
Мы приближались к развилке у опушки. И вдруг сзади раздался взволнованный окрик Этьена:
– Эй! По дороге идет вооруженный отряд! Сворачивайте влево!
Все разинули рты и обернулись – глаза Этьена так и были завязаны.
* * *
Огюстен покосился на слепого и сочувственно заметил:
– Умом тронулся, бедняга.
Этьен возмущенно фыркнул, а мадам Тэйра почесала седой затылок и приказала:
– Фернан, ну-ка, послушай.
Чернявый разбойник с торчащими, как у мерина, крупными зубами тотчас приник ухом к земле. Все затихли. Я даже дышать перестала. Скоро Фернан поднялся и кивнул:
– Человек двадцать. Тяжело идут. Видно в доспехах и с оружием.
Этьен гордо приосанился и сквозь зубы процедил:
– Ну, и кто тут тронулся, остолоп зеленый?
Огюстен скривил недовольную мину, но промолчал – мол, что поделать с убогим.
– Уж верно не ты, Тити, – вытянула шею старушка у развилки. Ее ноздри зашевелились, как у голодного кролика. Наконец, она скомандовала: – Поворачиваем налево. В обход. Лучше сапоги стоптать, чем шею о топор сломать.
И мы выбрали более крутую, почти заросшую травой тропинку слева. Спустя пару часов опасного спуска, ненадолго поднимающегося вверх извилистой змейкой, а затем снова устремляющегося к долине вдоль отвесных скал и камней, мы вышли на довольно ровную дорожку. Едва мы пробрались под утесом, задевая шляпами свисающие корни деревьев, перед нами заискрилась в лучах солнца чистейшая гладь озера – прекрасная, будто неограненный аквамарин. Окруженное бархатной зеленью и белыми цветами озеро зачаровывало. Я ахнула.
– Привал, – распорядилась мадам Тэйра и, кряхтя, сползла с козла. – Охо-хо, не для моих косточек такие тряски. Красный Маню, доставай съестное. И водицей фляги наполни. Озеро-то какое, – залюбовалась старушка, – жалует нас хозяин леса, жалует. Низкий поклон ему.
Продолжая кряхтеть, мадам Тэйра поковыляла к воде, крикнув остальным головорезам:
– Ребятки, разрешаю пить-есть, отдыхать.
Послушные верзилы расслабились и разбрелись по берегу. К слову сказать, мне еще с самого утра показалось, что их глаза перестали быть стеклянными. Однако ни один из них не начал озираться, очнувшись, и не вел себя так же, как Огюстен, вернувшийся из состояния Голема. Они, похоже, уже привыкли к подобному. Интересно, если бандиты и так слушаются, зачем мадам Тэйра заставляет их меняться? И как она вообще их приучила? Надо расспросить.
Я была рада слезть с седла. Однако по неумению чуть не полетела вниз головой, запутавшись в стремени. Меня поймал Огюстен и, аккуратно высвободив мою ступню, поставил на землю. Сделал он это без особого рвения, лишь потому, что из благородства не мог позволить девушке упасть, но сзади послышался нервный смешок Этьена. Стиснув зубы, тот нащупал круп гнедого и спрыгнул, отказавшись от услуг Малыша Кристофа. Зря – чуть не свернул себе шею, наступив подошвой на торчащий из травы острый камень. Но перекувыркнувшись, Этьен тут же подскочил, выпрямился и заявил:
– Мадам Тэйра, между мной и вами нет валунов и ям? Я хочу к вам подойти.
Старушка не ответила, наклонившись к воде.
– Позволь, я проведу тебя, – осторожно предложила я.
– Не нужно, – буркнул Этьен. – Купец заскучает. Развлеки его хорошенько, а то еще сильнее позеленеет. Ты же не хочешь, чтобы твой любезный Огюстен превратился в жабу?
Я даже не обиделась, только подумала: «Это все черное стекло», но Огюстен нахмурился и шагнул к Этьену:
– Сударь, прекратите разговаривать подобным образом! Ваша немощь не извиняет такого поведения. Не будь вы слепы, я бы стал драться с вами.
Этьен сорвал с лица повязку, выставив на обозрение обожженное будто под палящим солнцем лицо и невидящие белые глаза, выхватил шпагу и встал в стойку, как опытный фехтовальщик:
– Ах, немощь? Давай-ка, купец, попробуем. Вдруг я не настолько слеп и немощен, чтобы не обрезать твои торчащие уши?
Огюстен раскраснелся от гнева и тоже выхватил трофейную шпагу:
– Пожалуй, все же стоит проучить вас, мсьё! Чтобы впредь вы знали свое место и не были так заносчивы!
Мое сердце заколотилось: Боже, они поубивают друг друга! Я растерянно пискнула:
– Господа, не надо!
– И где же мое место, остолоп зеленый? – прорычал Этьен, крадучись подходя к противнику, будто молодой оскалившийся хищник. – Может, тебе лучше вспомнить про собственное место под прилавком на ярмарке? Ты хоть шпагу в руках держал, купчишка?
– Не волнуйтесь, мсьё, уже не одного негодяя на тот свет отправил, – процедил Огюстен, его мышцы на руках налились медвежьей мощью, с такой силой он сжал эфес. – Вас же я убивать не стану, только проучу и высеку. Как инвалида.
– Прекратите! – крикнула я во весь голос и выскочила между направленными друг на друга клинками. – Немедленно прекратите!
– Прошу вас, Абели, уйдите. Он же слеп и проткнет вас, даже не зная об этом, – сказал Огюстен.
– Что, блестящая, надоело лечить купчишку? – ехидно ухмыльнулся Этьен и свободной рукой достал из ножен на бедре длинный кинжал. – Уши ему новые не прирастишь. Так будет ходить. В чепце.
Я перевела дух и вдруг поняла:
– Ты видишь.
– Я?! Как бы я видел с бельмами на глазах? – скорчил гримасу Этьен.
– Как я. Ты видишь цветные облака вокруг людей. Может, даже не только людей, да? И какого я цвета?
Этьен закусил губу и приопустил шпагу.
– Блестящая. Белая.
– А мсьё Марешаль?
– Зеленый.
– Правильно.
– Мне не нужно твое одобрение, – хмуро сказал Этьен. – Ты лучше куп…
– Прекрати, Этьен. Мсьё Марешаль забудет обо мне, как о страшном сне, как только мы пересечем границу. Я же ведьма. Он вовсе не ухаживает за мной, напротив, немного побаивается.
– Я не… – встрял Огюстен, но я перебила и его:
– Не лгите. Я все вижу. Я виновата перед вами, мсьё Марешаль, и сказала вам об этом. Предпочитаю нести ответственность за свои поступки и говорить прямо. А правда состоит в том, что вы считаете меня монстром.
Огюстен не нашелся, что ответить. Правда в лоб оказалась лучшим оружием против него. Этьен хмыкнул:
– Монстром? Хе-хе…
– Как и ты, впрочем, – парировала я. – И если не перестанете петушиться, господа, я попрошу бандитов мадам Тэйра связать вас обоих и засунуть в озеро, пока не охладитесь. Эй, Кристоф, Базиль!
Те отвлеклись от лошадей и повернулись к нам. Я услышала, как за моей спиной лязгнула шпага, опущенная в ножны. Огюстен пробормотал:
– Святой Бонифас! Зачем мне все это? Скорей бы избавиться от этих сумасшедших…
Я резко обернулась к нему:
– Вы вольны уйти сейчас.
– Нет, я не знаю этих мест. Уж лучше расстанемся во Франции.
– Благоразумно, – кивнула я. – А теперь, думаю, вы хотели бы пойти к воде.
– Пожалуй, да, – буркнул Огюстен и поспешил к мадам Тэйра.
Я посмотрела на Этьена. Тот ухмылялся, его явно что-то забавляло.
– Что? – спросила я беззлобно. – Я похожа на обезьяну в блестках?
– Да нет, – довольно осклабился он. – На белого херувима с золотым нимбом. Только крылья где-то потеряла… Монстр, одним словом.
Я облегченно вздохнула:
– Сам ты монстр. А камни на берегу видишь?
– Нет.
– Тогда давай руку, пошли умываться. Жарко.
Этьен недоверчиво помялся, но протянул руку:
– Надеюсь, жарче не станет. Фитиль прикрути, где он у тебя там…
Я рассмеялась и прикоснулась к его большой ладони, ощутив мозоли у пальцев от постоянных тренировок со шпагой и приятную, как шелк, кожу на тыльной стороне кисти. Век бы не отпускала. По моей спине побежали мурашки. В груди стало тесно, и в сердце расцвел розовый цветок. Этьен замер и вдруг попросил:
– Посмейся еще.
– Зачем? – и без того сияя, спросила я.
– Красиво.
Мы медленно подошли к реке. Он нащупывал стопой камни, а я вела его к тем, что поровнее. Было хорошо от того, что он рядом, но от беспомощности полного сил молодого мужчины у меня заходилось сердце. У самой кромки воды я вздохнула, чуть сильнее сжав его руку:
– Прости меня.
Этьен пожал плечами:
– Мадам Тэйра сказала, пройдет.
– Надеюсь, – в горле у меня стало совсем сухо. – Мы у воды. Присядь и чуть наклонись.
Он так и сделал. Я опустилась на колени рядом.
– Позволь, я попробую исцелить тебя. Вдруг получится?
Этьен покачал головой:
– Одного слепого на отряд хватает.
– Но Этьен, я ведь не хочу, чтобы ты…
– Я сказал: нет, – отрезал он.
– Эй, Тити, – проскрежетала за спиной старуха.
Мы обернулись.
– Окинь-ка, внучек, взором окрестности. Солдат не видишь? Или еще кого?
Этьен внимательно всмотрелся в горы позади нас, затем вокруг, и махнул рукой на ту сторону озера:
– Если мелочь всякая не интересует, типа мышей и белок, вон там здоровое что-то копошится и маленькое такое же, но не люди. Наверное, медведица с медвежонком.
– Значит, людей нет, – облегченно вздохнула мадам Тэйра.
– Могу ошибаться, – развязно заявил Этьен, – я все-таки слепой.
Старуха прищурилась:
– Как прозреешь, подумай о шутовском колпаке. Он тебе пойдет.
Этьен хмыкнул и отвернулся к воде. В волнении я шепнула ему на ухо:
– Так ты и животных тоже видишь? А какие они?
– Живность оранжево-красная с желтой окантовкой, будто из огня вся, – ответил он и опустил кисти в прозрачную воду.
– А растения? Листья, трава?
– Синеватые, светятся.
Я сорвала белый цветок на длинном стебле и провела перед ним:
– Видишь что-нибудь?
– Мотаешь чем-то голубым перед носом, – небрежно ухмыльнулся Этьен, но я заметила, что ему льстил мой интерес.
– Абели! – позвала мадам Тэйра. – Пойдем в тенек, расскажу, что хотела. Место укромное, покойное. Тити и без тебя управится.
– Я пойду? – шепнула я ему, почти коснувшись губами уха. – Или остаться?
– Уж не утону как-нибудь.
– Абели! – снова крикнула нетерпеливая прабабка.
И я нехотя последовала за ней. Великие дела, ожидающие в будущем, интересовали меня гораздо меньше, чем беседа с Этьеном сейчас. Но мне действительно стоило удалиться, чтобы не красть мимолетом прикосновения рукавом или кончиком пальца, чтобы подавить волнующее томление внизу живота, нарастающее от запаха, от близости тела Этьена, сводящее с ума и, увы, слишком опасное для него.
* * *
Мадам Тэйра устроилась на поросшем мхом камне, а я села возле нее на поваленный ствол, ощутив ладонями рыхлую от постоянной влажности древесину. Мой взгляд устремился к Этьену. Тот стянул с себя куртку и рубаху, снял ботфорты и закатил штаны.
– Ну, слушай, моя хорошая, – крякнула старуха откуда-то издалека и добавила что-то еще. Пожалуй, сейчас она могла сказать, что мой прадед был драконом-карликом или волшебной крысой, или что за спиной лекарь-чернокнижник танцует сарабанду с самим дьяволом, я бы не услышала. Все мое внимание было приковано к мягко перекатывающимся мышцам на обнажившемся торсе Этьена, к его узкой талии, к взлохмаченным черным кудрям, к рельефным загорелым рукам. Он был так гармоничен и гибок в движениях, его тело было красиво, как у Адониса. Этьен осторожно вошел в воду.
У меня перехватывало дыхание, вспомнился вчерашний поцелуй до его безумной развязки. Ослепительная белая эйфория. Я почувствовала, как просыпается пламя в бедрах и…
– Абели! – гаркнула в ухо старуха голосом гоблина. – Совсем спятила девка!
Я вздрогнула.
– А?!
– Что ты творишь?! Сейчас же успокойся! И пересядь спиной к этому негоднику! Ишь, красуется, демон! – рявкнула мадам Тэйра. – Видать, мало ты его обожгла.
Я покраснела, а она проворчала сердито:
– Нет проку рассказывать большие секреты мартовской кошке.
– Какой кошке? – не поняла я, поворачиваясь к ней.
– Тебе, – буркнула старуха и повелительно ткнула пальцем на рыжеватый валун. – Сядь напротив.
– Извините, отвлеклась, – пролепетала я и подчинилась.
– Да уж. Как погляжу, мои предупреждения что тебе, что Тити, как корове панталоны…
– Простите, – мои щеки разгорелись еще сильнее, и белое пламя в чреслах погасло.
– Бёф! А то скажи – идите, мадам Тэйра, со своими знаниями к архиепископу в повитухи. И развлекайся в свое удовольствие. Подумаешь, от парня косточки обугленные останутся. Все равно слепой и порченый! Не жалко.
– Нет, не скажу, – насупилась я. – И жалко. Он не должен был ослепнуть… Это из-за моей несдержанности, вы правы. Я исправлюсь, ведь мой удел – смотреть на него издалека и страдать. Но вы не думайте, я научусь, потому что не хочу ему навредить… Как бы вы его ни называли, он – самый лучший.
– О-ля-ля, да ты влюбилась! – всплеснула руками прабабка.
– Не знаю, – потупилась я. – Может быть. Нет, наверное, нет…
– Бёф, точно влюбилась. Ая-яй-яй! – зацокала мадам Тэйра языком.
Это смутило меня еще больше, но я упрямо повторила:
– Не знаю. Лучше подскажите, как ему помочь. Как зрение вернуть? От порчи избавить?
– Я не Пифия, на все вопросы ответов не даю. Возможно, нужно просто положиться на Вселенную, все и разрешится. Главное, помни, будь ты хоть семи пядей во лбу и с самыми сверхчеловеческими силами, ты – не Бог, не все тебе дано.
Конечно, я это и сама понимала, но меня такие слова не обрадовали. Этьен не должен оставаться слепым! Воистину, мне нужно жить подле мадам Тэйра в пещере и не видеться с людьми, чтобы никому больше не причинять страданий, особенно ему.
Судя по громким всплескам и радостным мужским фырканьям за моей спиной, несколько человек вошли в озеро искупаться. Обернуться я не решилась. Старуха пристально посмотрела на меня и заявила таинственно:
– Впрочем, есть кое-что, что ты можешь сделать и для себя, и для всего нашего рода. Глядишь, и Этьену поможет.
– Что?! – я подалась вперед. – Я все сделаю!
Мадам Тэйра осмотрелась и, убедившись, что никто не смотрит на нас, достала что-то из кармана передника.
– Держи-ка.
На ее маленькой ладони лежал огромный рубин цвета голубиной крови. Таких больших я в жизни не видывала. Ветер затеребил ветки над головой, и луч солнца упал на драгоценный камень. Он ослепил меня красной вспышкой, и я заметила, что в самой сердцевине рубина имелся изъян – замутненное черное пятно, от которого во все стороны расползались трещинки. Я осторожно взяла камень. Он был холодным, но отчего-то казался живым – вот-вот выпрыгнет из рук, как лягушка, и скроется в траве. Я разволновалась:
– Это рубин?
– Да.
– Почему он черный внутри?
– Так вышло, – понизив голос, сказала прабабка, – что уже несколько сотен лет этот камень связан с нашим семейством. Считай, это наш талисман, амулет, призванный сохранять дар в роду.
Мадам Тэйра сделала многозначительную паузу, с удовлетворением глядя, как расширились мои глаза. Она кашлянула и продолжила:
– Но у всего есть обратная сторона. Дар, большой или крохотный, дается не для темных дел. Поэтому с каждым убийством или злодеянием, сделанным кем-то из нашего рода, камень чернел. Не сразу. По одной точке, по черточке, – сообщила мадам Тэйра. – Видишь, сколько гадости за века натворило наше семейство? Больше всех проклятый Годфруа приложился – трещинки быстро полезли, скоро до поверхности доберутся.
– И что тогда? – предчувствуя недоброе, прошептала я.
– Талисман очистить нужно, чтобы наш род не выродился к свиньям собачьим. Иначе каждый скоро станет порченным, как Этьен. Даже хуже. Гораздо хуже. Все: и ближние, и дальние родственники. И тетке твоей любимой не поздоровится, и ее детям, да и тебе самой. Только остальные и знать не будут, отчего напасти страшные и мор пойдет. Но всем плохо будет. Очень плохо!
У меня холодок пробежал по спине.
– Всем? Вы уверены?
– Потому ты и родилась целительницей, чтобы уравновесить зло хоть немного. Отработать. Но жизни не хватит, чтобы сделать тебе это самой. Да и времени нет уже. Ведь когда камень треснет или полностью станет черным, роду конец. Вымрут все, как один.
– Но ведь есть вы! Вы куда сильней меня! Вы плохого не делаете, эмм… если слуг не считать… Чем не равновесие?
– Слуг? – хмыкнула старушка. – Не вижу в них ничего плохого. Без них сидела бы ты уже в подземелье да палача тешила воплями. Грешница я, не скрою. Много чего наделала. Но теперь мне настала пора уходить. Слишком долго я ждала, пока ты появишься.
– Уходить? – не поняла я. – Куда?
– К праотцам. Почитай четыреста лет ждала, пока мне на смену по-настоящему Одаренная придет. Хватит уже, я вам не Мафусаил.
– Четыреста?! – я не поверила своим ушам. – Что же, и мне столько придется?
– Никто не знает, насколько тебе мудрости хватит. Убивать станешь во зло или во благо, душа иссохнет, в прах превратится или, наоборот, к телу приклеится, пока не искупишь все…
– А вы, значит, убивали?
– Доводилось, – вздохнула бабка. – И камень этот ко мне неправедным путем попал. Что уж таить – стибрила я его у Папы Климента Пятого, когда во мне дар проснулся. Девчонкой еще была глупой. Позарилась на красоту. Подозреваю, что от камня он и проснулся, дар мой, рубин меня выбрал. Видишь ли, Папа Римский сам руки в большой крови омочил, потому камень и не остался в его тиаре. Умный камень, древний. Но это я уж потом узнала. Из видений. В общем, остался рубин у меня, и все, кто от меня пошли, на его силе жили и живут. Много вас. Всех чувствую.
– Разве Папа Римский может быть неправедным? – усомнилась я.
– Лопни мои глаза, конечно! Он же человек, а человека на земле грехи держат. Все святые на небо возносятся. Так что не будь наивной – поклоняться титулам да церковным чинам глупо.
– Но святые отцы…
– Ой, всяких еще навидаешься! Вроде как и короли Богом ставлены, но разве ты сама не повстречала короля-блудника?
– Повстречала. – Вспоминать о Викторе Амадее не хотелось. Все, рассказанное прародительницей, в мою голову не укладывалось, и от этого стучало в висках все сильнее. – Но что же мне делать? За камнем следить? Вряд ли я перевоспитаю мсьё Годфруа, да и остальные меня не послушают. Я и не знаю всех. Кто я им? Бастард. Ни своя, ни чужая. Только Моник меня и любит…
Мадам Тэйра ткнула заскорузлым пальцем в рубин:
– Ничего такого не надо. Было у меня давеча видение, незадолго до твоего появления. Есть человек. Хотя вправду и не человек он. Только с виду. Чернявый, глаз синий, пронзительный, лицом симпатичный мсьё лет сорока, только живет он уже больше тысячи.
Я поперхнулась воздухом:
– Разве столько живут?
– Лопни мои глаза! Если я четыре сотни лет землю топчу, – фыркнула бабка, – почему бы кому-то не прожить тысячу? Не перебивай по пустякам. В общем, называют его графом, а фамилию он и поменять может. Так и эдак. Ты его по золотому сиянию узнаешь. Сразу поймешь – у людей такого не бывает. В видении сказано было, что ты его встретишь при дворе монарха. Корону видела, – старуха облизнула иссохшие губы и развела руками: – А вот Франции король или какой другой страны – не знаю. Уж прости. Искать его будешь по слухам. Щедр этот мсьё камни на чудеса всевозможные. Не думаю, что таких много на этом свете.
– Но вдруг видение неверное? – встревожилась я.
– Фи! Мне уж не понять, что за видение! – возмутилась старуха и сжала кулачки. – Слушай и не умничай! Как мне поведали, граф тот и есть первый хозяин рубина, потому только он способен изъяны из камня убрать. Если захочет оставить себе, отдай. Тогда наш род отвязан будет и от дара, и от проклятия. Может, оно и к лучшему, если дара в семье не станет. Безопаснее. Инквизиторы треклятые не перевелись еще.
– И у меня дар пропадет?
– Возможно.
Мне бы порадоваться этому, но отчего-то засосало под ложечкой. Похоже, я уже начала привыкать к своим странностям.
Мадам Тэйра заерзала:
– Но сама понимаешь, простолюдинке ко двору монархов вход заказан. Если только не так, как ты попала к савойскому королю.
– Так не надо…
– Не надо, – согласилась старуха. – А потому придется тебе ехать прямиком в Париж и разыскать двоюродную бабку по линии отца – графиню де Клермон. Она не впала в немилость, в отличие от остальных. Духи мне нашептали, что она тебя примет. Титул вернет и ко двору представит. Она – одинокая вдова, ей кого-то поучать хочется. Так что потерпи уж. Станешь вести себя пристойно, наследницей определит.
У меня брови полезли на лоб от изумления:
– И как же графиня мне поверит, что я незаконнорожденная дочь графа де Клермон-Тоннер?
– Знает про тебя. Старая графиня де Клермон и предложила твоему незадачливому папеньке в монастырь дочку определить – подальше от Мари. Пару лет назад даже разыскать тебя пыталась.
– Разыскать? Правда? – я сглотнула.
Удивительно было выяснить, что кому-то я была нужна, и что всех моих мытарств можно было избежать, если бы тетушка папá нашла меня раньше. Хотя тогда я не узнала бы Этьена…
– Правда-правда, – хитро улыбнулась мадам Тэйра. – Потому не бойся. С ее деньгами и титулом куда проще будет разыскать графа-алхимика.
Я набрала в грудь воздуха, пытаясь переварить сказанное. И вдруг с озера донесся леденящий душу крик, а затем возбужденные, испуганные до чертиков голоса:
– О, Мадонна! Затянуло! Черт побери, видели, как его затянуло?!
– Куда?! Не плывите за ним. Там демон, мамой клянусь, демон! Мадам Тэйра! Мадам Тэйра!
Дрожа от волнения, я подскочила. На берегу столпились Огюстен и разбойники. Этьена нигде не было видно… От центра озера расходились круги.
