Льву VI, законному сыну Василия I, исполнилось двадцать лет, когда он стал императором в Константинополе. Практически сразу он заработал себе прозвище «Лев Мудрый». Это прозвище не говорило о его невероятном навыке управления империей, оно значило скорее «Лев Начитанный». Лев много читал, обладал отличной памятью и проводил вечера в составлении военных руководств, проверке сводов законов, составлении гимнов и поэм и подготовке проповедей, которые читал по праздникам и особым случаям.¹

Он был не первым императором, составлявшим проповеди – его предшественник Лев III известен целой серией речей против поклонения иконам. Однако Лев Мудрый всерьёз принялся за церковные дела. Теолог Арефа Кесарейский назвал его теософом – «Мудрым в вопросах, касающихся Бога», что может являться маскировкой определения «Человек, вмешивающийся в дела церкви». Едва взойдя на трон, он решил сменить патриарха, главного церковного иерарха Константинополя, заменив его собственным девятнадцатилетним братом Стефаном, а после смерти Стефана он сам назначил следующих двух патриархов.²

Второй из этих патриархов, монах Николай Мистик, оказался не таким податливым, как рассчитывал Лев Мудрый. К 901 году Лев вынужден был признать, что проблема с наследованием опасно обострилась. К сорока годам он трижды женился, но у него не было сыновей. Ему пришлось назначить своего брата Александра соправителем и наследником.

Однако Лев не оставлял надежды. После смерти третьей жены в 901 году он рискнул жениться снова, на этот раз избрав супругой свою любовницу Зою Карбонопсину – «Угольноокую».

Патриарх Николай Мистик протестовал против этого. Даже третья женитьба уже не была законной. Церковное учение утверждало, что хотя повторная женитьба после смерти супруги и не является грехом, лучше делать это только один раз. Патриарх косо смотрел уже и на третью жену императора, но теперь должен был освятить четвёртый брак, а он не желал так поступать.

Льву пришлось перетерпеть это, когда Зоя родила первого ребенка – девочку. В начале 905 года Зоя забеременела во второй раз. Когда она приготовилась рожать, император переселил её в комнату, стены которой были затянуты пурпурной («багряной») тканью, где по традиции императрицы рожали наследников. Роды в Пурпурной комнате означали, что ребенок вводится в круг двора – а двор Константинополя был значительно более могущественным, чем любой император сам по себе. «Императоры приходили и уходили, – пишет историк Арнольд Тойнби, – талантливые искатели приключений свергали эфемерные династии, но двор продолжал существовать». Почитаемые двором, императоры Константинополя были также заложниками доброй воли двора, и могущество императора определялось преданностью его служащих и офицеров.³

Придворные Льва Мудрого были достаточно преданы ему, чтобы поддержать его желание обрести наследника, поэтому Зою проводили в Пурпурную комнату в сопровождении слуг. К великому облегчению Льва, она родила мальчика. Стараясь использовать все средства, чтобы подчеркнуть законность своего сына, Лев дал ему освященное историей имя – Константин.⁴

Имя и рождение в Пурпурной комнате были знаками законности наследника, но чтобы убедиться, что у его сына не будет соперников, Льву всё ещё было необходимо взять в жёны мать своего сына. Он сказал патриарху, что должен жениться в четвёртый раз, и вновь патриарх отказал. Лев, будучи теософом, решил, что одобрение патриарха не обязательно, и всё равно взял Зою в жёны с пышной церемонией, приведшей главных клириков Константинополя в негодование. Николай Мистик позже написал в одном из посланий в Рим: «Мать была представлена во дворце, как жена императора, более того, на её голову была возложена корона… Высшее и младшее духовенство было возмущено, будто были подорваны все устои веры».⁵

Несмотря на возражения против брака, Николай Мистик был сторонником императора. Однако громкое возмущение других церковных иерархов Константинополя заставили его подкрепить авторитет церкви. Так как Лев проигнорировал решение церкви, Николай запретил ему посещать церкви в его городе.

Лев не мог с этим смириться. В 907 году он отправил воинов, чтобы те силой изгнали не только Николая, но и всех священников, критиковавших коронацию Зои. После этого, когда Константину исполнилось шесть лет, Лев короновал мальчика как соправителя. Он дал ему царственное имя Константин VII Багрянородный, желая напомнить всем, что двор поддержал право сына на власть.

Он желал обеспечить прочность наследования еще до своей смерти, так как Византия испытывала жесткое давление извне. В течение двух веков наибольшую угрозу безопасности Константинополя представляли исламские войска. Теперь, когда Аббасиды были заняты собственными заботами, угроза сместилась на запад.

Болгарский царь Борис, как минимум формально обративший свою страну в христианство, находился в отдалении, но был дружелюбен и даже отправил своего сына Симеона в Константинополь для обучения. Однако Симеон, заняв трон Болгарии, стал врагом Византии. Как и Лев Мудрый, Симеон был книжником. Николай Мистик описывает его как «человека, чья любовь к знаниям заставила его перечитывать древние книги», и они же подогревали его воображение. Он желал превратить Болгарию в великое государство наподобие древних империй, и пока Лев был поглощён проблемами с женитьбой, Симеону удалось подвести болгарские войска к стенам Константинополя. В 904 году Лев был вынужден заключить перемирие, отдав север греческих земель Болгарии, что сделало Симеона императором почти всех славянских племён на Балканском полуострове.⁶

Это устранило одну угрозу с запада, но появилась другая. В 906 году, в год назначения Константина Багрянородного соправителем, русы также подошли к воротам Константинополя.

Русь набиралась сил со времён крещения. В их летописях указано, что Рюрик, легендарный воитель-викинг, поселившийся в Новгороде, неуклонно распространял свою власть на ближайшие народы и, умирая, в 879 году оставил свои владения и опекунство над своим юным сыном знатному человеку Олегу из Новгорода. Олег взял власть и через три года переместил столицу в Киев.

Поскольку спустя семьдесят лет какой-то Олег еще был жив и активно действовал, многие историки считают, что «Олег» – это титул, а не личное имя. История говорит о том, что власть русов под управлением их военных вождей широко распространилась. К концу IX века русы принудили соседние славянские племена платить им дань. «Повесть временных лет» перечисляет ряд подконтрольных им народов, включая восточное племя древлян, которые были вынуждены пойти в поход на Константинополь в 906 году; всего собралось две тысячи воинов из двенадцати разных народов. Если верить красочному, но маловероятному рассказу «Повести…», русы приделали к кораблям колёса, и когда ветер стал подходящим, подъехали к стенам города по суше, под парусами. Увидев это, греки испугались.⁷

Напуганные, жители Константинополя согласились заплатить грандиозную дань, чтобы русы отступили. Второе перемирие, заключённое в 911 году, установило хрупкий мир, но будущее казалось Льву мрачным. Он скончался в 912 году, предсказав на смертном одре, что империя разрушится в руках его наследников.⁸

После смерти Льва главным императором стал его брат. Александру исполнилось сорок два года, из них тридцать три он был коронованным владыкой без власти. Он провёл большую часть жизни, пьянствуя и охотясь в ожидании смерти брата, и новая власть ударила ему в голову Он не был глупцом – он уволил всех офицеров Льва и вернул из изгнания Николая Мистика, который не собирался поддерживать «неправильно рождённого» Константина. Сразу после этого Александр объявил, что Константинополь не будет платить болгарам обещанную Львом ежегодную дань.⁹

Этот отказ прямо-таки вынуждал Симеона напасть на Византию, чтобы доказать, что он царь не только на словах, но и на деле. Симеон отважился даже на большее. Историк Лев Диакон писал, что Симеон отправил послание в Константинополь, требуя, чтобы новый император признал его также императором, правителем болгарского народа, равным Александру по власти. Разумеется, Александр отказался.¹⁰

Лев Диакон недолюбливал не-греков. Используя древнее пренебрежительное прозвище болгар, он относит требование Симеона к «обычному скифскому безумию» – но, по сути, Симеона не только обманули, отказавшись исполнять договор, но и оскорбили, и этого было достаточно, чтобы оправдать в глазах его народа осаду великого города.

Когда он выступил в поход на Константинополь, Александр начал приготовления к войне, но внезапно скончался от удара во время послеобеденной игры в мяч верхом на лошадях (своеобразное средневековое поло). Он успел лишь назначить Николая Мистика регентом своего юного племянника Константина. Его смерть оставила город в смятении: с ребёнком на троне и перспективой прихода болгарской армии под водительством решительного и оскорблённого царя-воина.

Что делать с Симеоном I, предстояло решать совету регентов при Константине VII, возглавляемому теперь престарелым Николаем Мистиком. Патриарх всё ещё помнил, как Лев отверг его суждение в пользу суждения папы римского, когда Константин ещё был младенцем. Если бы он признал Константина VII законным и полноправным властителем Константинополя, ему также пришлось бы признать, что он ошибался, а епископ Рима был прав – и это его не устраивало. Когда Симеон показался у стен Константинополя, Николай Мистик попал в неудобное положение, поддерживая правление императора, которого считал незаконным.

Он согласился пустить Симеона в город для переговоров и предложил перемирие. Византия согласилась платить дань болгарам, Константин VII – взять в жёны одну из дочерей Симеона, а он сам, патриарх Константинополя, коронует Симеона как императора болгар, басилевса, обладающего той же властью (впрочем, только над своими людьми), как император Византии.

Несомненно, Николай Мистик вряд ли пошел бы на это, если бы был уверен, что в Константинополе есть законный император. Но, по его мнению, этот титул на самом деле никому не принадлежал, и не было ничего плохого в том, чтобы подарить его еще и Симеону.¹¹

Мать Константина Зоя была разгневана этим предложением, как и многие офицеры и царедворцы. Когда Симеон мирно покинул город, Зоя возглавила восстание, изгнала Николая Мистика из дворца (он оставался регентом, но она приказала ему заниматься делами церкви и не прикасаться к государственным) и взяла совет под контроль. После этого она отменила перемирие с Симеоном.

В отместку тот начал захватывать и грабить города на границе между двумя империями. К 917 году стало ясно, что византийской армии придется вступить в крупномасштабную схватку с болгарами.

Константину VII было всего одиннадцать лет, поэтому планировала кампанию Зоя. В её распоряжении были два командира: Лев Фока, военачальник сухопутных войск, и Роман Лакапин, командующий флотом. Роман Лакапин был талантливым офицером, но он родился в крестьянской семье и не имел большого статуса в византийском обществе. Фока же, которого военные не считали талантливым командиром, был красавец и прирожденный аристократ. По словам Лиутпранда Кремонского, он «страстно желал стать отцом императора», поэтому Зоя решила поручить командование ему.¹²

Утрата Балкан

Фока провёл армию на север вдоль черноморского побережья, чтобы встретить Симеона и болгарское войско у Анхиала, на берегу Чёрного моря, в то время как Роман Лакапин вышел в море со своим флотом. Две армии встретились 20 августа. Записи о сражении противоречат друг другу – возможно, из-за гибели большинства свидетелей. День битвы при Анхиале обернулся самым кровавым сражением за столетия. Почти все офицеры и десятки тысяч солдат Льва Фоки пали. Поле боя не могли использовать в течение десятков лет после того, так как оно было усеяно телами. По словам Льва Диакона, груды костей заполняли его и через восемьдесят лет.¹³

Болгары победили, отогнав остатки византийского войска на юг. Льву Фоке едва удалось бежать. Адмирал Лакапин приказал своим кораблям сняться с якоря и отправился обратно в Чёрное море, как только узнал, что битва проиграна.

Лев Фока попытался во второй раз противостоять булгарам под стенами Константинополя, но во второй раз болгары просто уничтожили остатки византийской армии. К тому времени, как Фоке удалось пробраться в город, Роман Лакапин уже был там. Он направился прямо к Константинополю, и теперь его флот находился неподалёку.

Лев Фока еще не успел объяснить своё поражение, как Роман Лакапин нанёс удар. Он пригласил придворных взойти на его корабль, чтобы обсудить стратегию, и запер их в трюме, после чего отправился в город и сместил Зою и всех её сторонников. Он практически не встретил сопротивления. Его не обвинили в поражении – вина пала на Зою и её любовника Льва Фоку.¹⁴

Роман встал во главе совета, пообещав империи безопасность и спасение. Лев Фока, осознав своё поражение, быстро отказался от брака с Зоей и отступил в Хрисополь. Никто не удерживал его от отступления.

К апрелю 919 года Роман Лакапин обеспечил себе уже такую поддержку в народе, что решил дотянуться до короны. Он отправил Зою в монастырь и уговорил совет регентов назначить его регентом при Константине. После этого он организовал свадьбу девятилетней дочери Елены с тринадцатилетним Константином VII Багрянородным. Будучи зятем императора и и вице-императором, ему оставалось сделать всего один шаг, чтобы достичь престола.

Это оказался весьма короткий шаг. Престарелый патриарх Николай Мистик расценивал Романа как правильную замену Константину VII, которого по-прежнему считал незаконнорожденным. Мистик согласился короновать Романа Лакапина как Романа I, соправителя, и юный Константин вновь оказался в тени старшего правителя. Он оставался в тени Романа еще четверть века. Придворные, обеспечившие ему когда-то право на корону, переметнулись на сторону старшего и более опытного императора, оставив Константина в стороне.

Когда Лев Фока из своего далёкого убежища выразил протест против этих действий, Роман отправил двух человек арестовать его. Посланцы превысили свои полномочия и ослепили Фоку; Роман демонстративно огорчился таким поворотом событий.¹⁵

Тем временем Симеон I Болгарский перегруппировал свою армию и вновь с боями подошел к Константинополю. Он уже бывал у стен этого города, и не один раз, и знал, что с суши взять его невозможно. Его единственной надеждой был флот, а у Болгарии флота не было. Надо было где-то одолжить флот, поэтому он отправил посольство к халифу Фатимидов аль-Махди, к тому времени распространившему свой контроль на восток до древнего Карфагена, и предложил тому формальный союз.

Аль-Махди согласился. По-видимому, он расценил этот союз как разумный превентивный шаг. К несчастью для Симеона, на обратном пути из Северной Африки его послы были взяты в плен византийцами и отправлены в Константинополь. Роман отправил собственное послание халифу Фатимидов – если аль-Махди станет союзником его, а не Симеона, Роман обещал платить дань и гарантировал мир.

После этого Роман решил убедиться, что ни одна исламская армия не нападёт на него, поэтому он также отправил предложение мира в Багдад.

Оба халифа приняли предложение Романа. Лишённый союзников, Симеон попросил о переговорах. Роман согласился встретиться с ним и серьёзно к этому подготовился. Обе стороны помнили о византийском нападении на Крума, предшественника Симеона. Оба правителя отправили друг другу заложников, а в водах Золотого Рога была сооружена платформа со стеной посередине. 9 сентября 924 года Симеон подъехал к платформе с суши, верхом на коне. Роман подплыл к ней на корабле, и два противника взглянули друг другу в глаза через стену.¹⁶

Честолюбивые планы Симеона были расстроены политическими ухищрениями и союзами – теми же самыми, что привели к власти Романа. Однако, оказавшись лицом к лицу со своим врагом, Роман использовал язык веры, а не язык войны. Как отмечает историк Стивен Рансимен, его обращение к Симеону повторяется слово в слово в разных хрониках, – по-видимому, в свое время была сделана официальная запись его речи. Он сказал:

Интересное заявление из уст человека, только что заключившего союз с двумя халифами, чтобы воспрепятствовать продвижению брата по вере! Это было, пожалуй, немного слишком. Тем не менее Симеон устыдился и отступил. Он согласился на мир в обмен на возобновление ежегодной дани и вернулся домой.

В 927 году Симеон скончался от сердечного приступа. Его наследником стал Пётр, который совершил молниеносное нападение на византийскую территорию Македонии, так же быстро отступил и предложил перемирие. Восприняв разрушения, причинённые Пётром, как намек, Роман согласился и для закрепления договора отдал в жёны Пётру свою внучку.

Что даже более важно, Роман пересмотрел свою точку зрения относительно события, развязавшего войну, и признал Пётра императором. Царь Болгарии получил такой же статус, как и правитель Константинополя.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 63