НЕДЕЛЯ 9

Взращиваем чувство перспективы

Чтобы творить, нужно думать одновременно о большом и малом, о глобальном и локальном. Помните, что и Рим не за один день строился. Эссе и задания этой недели будут посвящены теме расширения своей личности. Вы должны будете вообразить, что больше и устойчивее, чем, возможно, кажется. Я попрошу вас целенаправленно подумать, как вы могли бы укрепить свой сознательный контакт с Великим Художником. Бог входит в вас тогда, когда вы ощущаете собственную связь с некоей Силой, которая больше вас самих. Вот эту связь с Творцом, как с собратом-художником, мы и станем укреплять.

Времена года

Отцвели вишни. Деревья сбросили кипенную розовую пену и окутались легкой зеленой дымкой. В следующий раз мы увидим их великолепный наряд лишь через год. Дело идет к лету. Зеленые листья показались даже на платанах, которые всегда распускаются последними. На лужайках бушуют одуванчики, и некоторые уже успели поседеть. Бегуны выбегают на пробежку пораньше, до жары. Сегодня изрядно припекает.

Вынашивая творческий замысел, мы тоже проходим сквозь череду времен года. Поначалу идет суровая зима — мы оглядываемся и понимаем, что никаких идей не осталось, хотя на самом деле их предостаточно: они просто залегли в спячку. Но вот в скованное зимой сердце врывается весна — и идеи внезапно расцветают пышным цветом надежд. Они цветут празднично и ярко, словно стремительно вспухающие облака вишневого цвета. Они раскрываются решительно и неодолимо, как форзиция, храбро выбрасывающая цветы в положенное время. О да, наши идеи прекрасны, их существование неоспоримо. Мы цветем, как цветет весна. Что же дальше? А дальше свое берет природа: с неотвратимостью сменяющих друг друга времен года наши пышно цветущие идеи превращаются в плоды и начинают зреть. Весна уступает место лету. Нарядный розовый и золотой уступают место трудяге зеленому. Начинается долгая пора трудов. Теперь нам придется постараться, дабы нарисованный некогда в сознании плод поспел.

Прошлым вечером в Лос-Анджелесе проходили чтения моей пьесы «Любовь в ДМЗ». Утром позвонили несколько присутствовавших там человек. Первая сказала, что пьеса прекрасная, но, пожалуй, немного тяжелая, чуточку затянутая. Моя собеседница не могла точно сказать, где именно затянуто и в чем это выражается, но, по ее мнению, лучше было бы чуть урезать пьесу. Надо ведь учитывать возможности аудитории. Не могла бы я внести некоторые изменения?

Я подождала следующего звонка. На сей раз слово «урезать» вовсе не звучало. Пьесу прочли, пьеса отличная, заявил звонивший. Очень современная вещь — действие происходит в эпоху войны во Вьетнаме, но весьма явственно затрагивает тему дурных предчувствий относительно войны в Ираке. Пьеса имела фурор, заверил меня собеседник. Что я собираюсь делать с ней дальше? Можно ее как-то распространить?

Я не призналась в этом собеседникам, однако на самом деле уже долгое время думала, что делать с ней дальше. Закончить я ее закончила, а вот плодов мой труд все никак не приносил. Никто не стоял наготове, спеша сорвать пьесу с ветвей, едва та поспеет. Она осталась лежать в поле — спелая, зрелая, но никем не принятая за желанный плод. Порадовало, что ею наконец-то вообще заинтересовались.

За развитие собственного таланта отвечаем только мы сами. Наша задача — вырастить плод из вложенной в нас кем-то идеи. Но кто-то так и остается навсегда в зиме и не может сделать ни шага вперед, ибо не уверен, что его идеи чего-то стоят. Кто-то добирается до весны, взрывается бурным ростом, но не может довершить дело и вложить в будущий урожай необходимые силы. А кто-то, и я сама в том числе, исполняет всю работу до конца, однако, будучи лишен решимости и показной отваги, не умеет продать свое творение. Настигающее в последний момент жгучее сомнение заставляет усомниться в ценности нашего детища. Отправляется в ящик стола роман. Простаивает на полке пьеса. Гниет брошенная тыква.

Как сделать следующий шаг? Что нужно, чтобы успешно пожать плоды наших трудов? В первую очередь, поверить в то, что детища нашего разума ценны и хороши. Их не следует бросать в безвестности. О них нужно заботиться. Пусть их отвергают — мы не должны сдаваться. В конце концов, все сводится к вере. Давайте считать, что наш труд по природе своей божественен. Давайте верить, что благой путь для него предопределен свыше. Когда нам отказывают, вопрос будет не «Почему я?», а «Что мне делать дальше?».

Всегда можно найти способ двигаться вперед. Пусть временами нас слепит собственная вера в условности. Пусть мы говорим: «Дальше я не справлюсь без продюсера» или «Дальше я не справлюсь без режиссера», — истина в том, что и продюсер, и режиссер наш — сам Бог, а если мы хотим двигаться дальше, должны еще раз положиться на его волю и на молитву.

Немало существует драматургов, которые добились успеха, лично сняв место для репетиций и вложив в постановку собственные деньги. Тревожась о совершенстве этой «тще­славной постановки», мы совершенно забываем одно: если хочешь, чтобы в тебя поверили другие, прежде всего надо всей душой поверить в себя самому. Если творчество — это акт веры, первым делом следует этой веры достичь и приготовиться сделать все, что потребуется, чтобы мечты стали реальностью. Очень часто снять собственный фильм удается за совершенно смешные деньги. Но откуда взять веру, откуда взять дерзость, что нужны для такого отчаянного предприятия? Зачастую источником этой веры может стать — и становится — молитва.

«Господи, дай мне смирения принять то, чего я не могу изменить, отваги изменить то, что я не могу принять, и муд­рости, чтобы отличить одно от другого». Это молитва, которой учат участников программы реабилитации алкоголиков. Но годится она для всех. Слишком уж мы часто считаем ответ «нет» окончательным и не слышим голоса отваги, побуждающего нас искать иной путь вперед.

Когда мне не на кого положиться кроме себя самой, я склонна слишком легко сдаваться. Именно этот дефект творческого начала позволяет ясно увидеть, что зачастую вся проблема всего лишь в недостатке веры. Причем неверие это обращено только на нас самих. Мы с легкостью готовы поверить в успех чужих начинаний и теряем веру лишь в отношении себя.

Можно спросить себя: «А что бы я сделал, если бы в такую ситуацию попал человек, которого я люблю?» Ответ может удивить. Возможно, мы поймем, что охотно сняли бы место для постановки пьесы, которую написал любимый человек. Или набрались бы отваги и опубликовали его работу за свой счет. Или сняли бы место для танцевальной репетиции, или договорились бы с галереей о совместной выставке. В общем, мы были бы готовы на многое.

Но если мы готовы бороться за другого, то должны стремиться бороться и за себя. Нужно найти в себе готовность выложить деньги на бочку. Когда я продюсировала собственный художественный фильм «Божья воля», то пустила в ход деньги, полученные за работу над сценариями для «Полиции Майами». Я могла бы положить эти деньги в банк, сберечь на черный день, но вместо этого сделала ставку на себя и свой талант. Я вспоминаю «Божью волю» с удовлетворением. Урожай стоил тех трудов, что я в него вложила.

Приливы и отливы

Розовых лепестков нет больше нигде — ни под ногами, ни над головой. Вишневые деревья стали анонимами в зеленом наряде. Правда, кое-что еще цветет — деревья, кусты, в основном чубушник. Но лето все ближе, и деревья по большей части одеты в зеленое. Близ западной части пруда мужчина дрессирует щенка бирманской горной собаки. Кудлатый щенок с толстыми лапами не хочет учиться: он валится на траву и норовит затеять веселую потасовку. По гравийной дорожке не спеша трусит взрослый пес. Он занят, ему не до щенячьих игр. Подходит немецкая овчарка, сама совсем недавно еще щенок, но хозяин одергивает ее: «Нет, нет», — и пес, вняв его голосу, послушно возвращается и бежит рядом. Зато мой кокер-спаниель Тигровая Лилия не в силах устоять. Она мчится к щенку, рыча в притворной ярости. Щенок бросается наутек.

Как много в творческой жизни зависит от умения вовремя выступить вперед и вовремя отступить. Как часто победа в долгой гонке достается тому, кто знает, когда следует поднажать, а когда — ослабить хватку. В том, чтобы одновременно работать сразу над несколькими проектами, есть глубокий смысл — отказ, полученный одним из них, просто переключает вас на работу над другим. Мы с моим соавтором Эммой снова вернулись к работе над «Магелланом». Новости, а точнее, тишина вокруг мюзикла «Медиум во весь рост» слишком нас тревожит, и двигать вперед эту тему мы не решаемся.

Очень часто мы, художники, получаем отзывы жестокие или просто необдуманные. Последняя наша попытка с «Медиумом» доказала это в полной мере. «Я понял, что темой вы избрали общение с покойниками, диктующими свою волю, — так начинался адресованный нам отзыв одного режиссера. — Музыка в мюзикле очень хороша. Но вот история о двух сестрах… понимаете, она мелковата. Тут нужно другое». Мы вежливо выслушали его совет и даже не выбежали из комнаты с криком: «Вокруг одни идиоты!» Но ощущали мы именно это.

Нет, мы не стали из-за одного-единственного плохого отзыва выбрасывать в корзину готовый мюзикл, однако решили, что пора отойти в сторонку. Пусть мир совершит пару-тройку оборотов — тогда и вернемся к теме мюзикла. Но стоило отступиться — и что же? Внезапно на горизонте возник новый продюсер. На сей раз не было и речи о том, чтобы выбросить весь сюжет. На сей раз все в нем было более-менее к месту. «Я хотел бы вам помочь», — сказал этот продюсер. Мы жадно его слушали. Мы тоже очень хотели, чтобы нам кто-нибудь помог.

Но мы постарались сохранить равновесие. То время, что прежде уходило на работу над «Медиумом», мы теперь тратили на работу над «Магелланом». Я написала новую музыку для вступления. Мы поменяли местами начальные сцены. Отточили некоторые действия, вывели их к развязке. Устояв благодаря «Магеллану», мы вновь были готовы воспринимать отзывы на «Медиума».

Через несколько дней после того, как «Медиум» был представлен потенциальным инвесторам, наш друг Брюс Помахак посоветовал затеять еще какой-нибудь творческий проект. «Повезло, что у вас в работе сразу несколько вещей. Это сильно выручит», — сказал он. И напомнил про продюсера Хэла Принса, который после премьеры очередного шоу неизменно на следующее утро собирал совещание для обсуждения следующего проекта.

«Вам сейчас нужна стойкость», — напомнил Брюс. Именно стойкость и понадобилась нам, когда впервые после пережитого разочарования мы попытались вернуться к работе. К счастью, сработал эффект синхронности. История Магеллана в нашем изложении начиналась с того самого мига, когда он страдал от разочарования и чувства собственного бессилия. За вдохновением далеко ходить не пришлось — мы просто зачерпнули из собственного творческого запаса.

Стоит лишь признать, что творчество есть акт духовности, как подобные совпадения перестают казаться чем-то невероятным. В мире существует добрая Сила, расположенная к нам и нашему творчеству. Великий Творец сам художник и любит других художников. Высшая сила и впрямь прикладывает руку ко всему, что мы создаем. Мы же можем сознательно пригласить эту силу в соратники, попросить помощи и совета и получить то, о чем просили.

Не стоит полагать, будто наши мечты и Божья воля на наш счет противоположны друг другу. Можно ведь решить иначе: что наши мечты дарованы Богом и что Бог уже спланировал их воплощение в жизнь. Высшая сила, на помощь которой мы уповаем изо дня в день, помогает совершить следующий шаг в творчестве. Иногда это очень маленький шаг. Иногда совет звучит так: «Подожди. Не сейчас». Иногда: «Займись пока чем-нибудь другим». Когда мы готовы воспринять совет Высших Сил, он не заставит себя ждать. Он явится в виде интуитивного ощущения, слабого подозрения, скрытого побуждения. Он примет облик беседы, которую очень кстати затеет какой-нибудь человек. Совет придет в тысяче разных обликов — но придет, так или иначе.

Когда мы стремимся творить искусство, не бываем брошены и одиноки. Искусство — это акт роста и веры. Мы — чада не знающей границ силы, которая приходит на помощь, когда в своих действиях мы опираемся на веру. Когда мы открыты добру, к нам приходит добро. Порой для того, чтобы случилось нечто хорошее, поначалу должно произойти нечто плохое. В такие минуты Высшая Сила особенно ждет от нас веры. В такие минуты требуется отыскать светлую сторону в чем угодно. «Плохие» отзывы о проекте помогают услышать и оценить те отзывы, что будут «хороши». «Нет» из уст А помогает услышать «да» из уст Б. Нас неизменно ведут вперед. Может казаться, что громоздящиеся помехи преграждают путь к мечте — а на самом деле они нужны лишь для того, чтобы закалить нас. Некая сила лепит нас в соответствии с высшей целью. А уж мы можем помогать ей или сопротивляться.

Прошлым вечером на последнем занятии цикла, который я вела в Сохо, один из учеников прислал мне письмо. «У меня очень хорошие связи в мире театра, и я очень хочу помочь вам с “Медиумом во весь рост”, — говорилось в нем. — Если вы не против, пожалуйста, свяжитесь со мной».

Мы с Эммой смеялись, читая письмо. Мы так отчаянно искали помощи, а помощь все это время была у нас под самым носом. Конечно, мы тут же схватились за телефон.

Дружба

Половина мая позади. Погода чудесная. День так хорош, что словами не описать. На тротуарах повсюду коляски, и капюшоны у них опущены, чтобы и маленьким горожанам досталось солнышка. Сегодня рабочий день, но по парку этого и не скажешь. Повсюду бегуны, которые удрали с работы проветриться. Гуляющие окружили пруд так, что и не протолкнуться, — наслаждаются погодой. На нашей улице знакомятся боксер и померанский шпиц, обнюхивают друг друга деликатно, но едва сдерживая энергию. Белоснежный самоед, припав на передние лапы, заигрывает с симпатичным ротвейлером. Тигровая Лилия и Шарлотта, получив свою долгожданную прогулку, тянут поводки и извиваются всем телом, приветствуя идущего навстречу мраморного дога. Сегодня у всех отличное настроение. Манхэттен превратился в деревню всеобщей дружбы.

Этим утром я отправилась повидать свою подругу Терезу. Тереза была мне рада. Она только что вернулась из спортзала, и лицо до сих пор было раскрасневшимся.

— Устраивайся поудобнее, — сказала она, подводя меня к диванчику на двоих. — Хочешь пить?

— У меня все хорошо, — сказала я ей. — Такой славный день.

Здесь, в уютной Терезиной гостиной, на меня нахлынула волна счастья. Может быть — ну вдруг, — я все-таки возвращаюсь потихоньку на прежний курс. Кажется, Тереза уловила мое настроение.

— Ты чувствуешь, что не одна? — спросила она. — Чувствуешь, что, когда работаешь, вместе с тобой трудится Высшая Сила?

— В хорошие дни — да, — ответила я.

— Ты же знаешь, что с Богом можно говорить как с другом, — снова сказала она. Глаза ее поблескивали. — Совсем не обязательно быть в одиночестве. Ты всегда можешь обратиться к Богу.

— Я стараюсь, — ответила я. Тереза повторяла то, что я и сама знала, вот только никак не могла воспользоваться этим знанием в дурные минуты жизни.

— Сознательный контакт — это не ощущение, — говорила Тереза. — Это решение: я хочу дотянуться до Бога. Надо только постараться. Если постараешься, Бог никогда не откажет.

— Я в это верю, — сказала я. Я и впрямь в это верю. В самые мрачные времена, когда вера не приносила утешения, я все же верила. По средам, занимаясь с группой жаждущих просветления, сообщала им благую весть: мы связаны с Богом духовно, — пусть даже сама этой связи не ощущала. Пусть эмоционально я едва держалась на краю — но знала, что меня страхует великая невидимая сеть. Я не могла ее разглядеть, но знала, что она есть. Я знала, что она там, я полагалась на эту сеть, я на нее надеялась.

Как непьющий алкоголик, я тренировалась не браться за стакан «за пять минут до чуда». Меня учили просто держаться и помнить, что самая темная ночь когда-нибудь проходит, достаточно лишь воздерживаться от выпивки. Меня учили, что в трезвом состоянии я подаю добрый пример другим. Что всякий день, прожитый без выпивки, — уже повод для гордости. Беседа с Терезой освежала мое давнее решение: не пить.

— Я везде замечаю винные лавочки, — пожаловалась я. — Они так и шепчут мое имя. Противно! — Я рассказала Терезе, что работаю с женщиной, которая недавно бросила пить, и стараюсь научить ее всему тому, чему когда-то учили меня.

— Ты — женщина крайне трезвая, — сказала мне Тереза. — Ты очень стараешься не пить. Смотри же, держись, не меняй решения.

— Это, как ты говоришь, «решение» на самом деле — правда, — сказала я Терезе. — Отчаяние — гигантская ложь, ей верить никогда нельзя. — И на мгновение отча­яние испарилось. Я вновь ощутила, как душой погружаюсь в знакомое спокойствие. Моя трезвость и творческое начало находились под охраной Высшей Силы.

Рядом с нами, художниками, всегда идет Великий Худож­ник. Он мягко и бережно подталкивает вперед, побуждает продолжать делать то, что мы делаем. Пусть в представлении многих художник всегда одиночка — мы никогда не остаемся одни. В духовном плане — тем более. Мы всегда способны услышать музыку свыше. Надо только держать ухо востро. Вот, слышите: вот он, этот тихий тайный голосок. Он приходит в образе интуиции или подозрения. Он принимает вид верной догадки. Он приходит повсюду, где бы мы ни были, в любое время дня и ночи. Мы никогда не остаемся одни, и даже если досужему глазу кажется, будто мы одиноки, мы никогда не творим «в одиночестве».

Мы можем позабыть об этом голосе рядом. Мы можем закрыться от света Духа. Можем работать так исступленно, что всякая радость от труда нас покинет. У нас — как у меня в последнее время — бывают темные времена. Порой мы теряем бодрость духа, и тогда потери приумножаются.

Мы можем забывать просить о вдохновении. Можем убедить себя полагаться лишь на собственное вдохновение. Можем выскребать свое сердце досуха, пока в нем не остается одна лишь пустота. И что тогда? Тогда мы отчаиваемся и падаем. Каменеем и теряем силу духа. Забываем, что есть на свете Великий Творец и все мы — его творения, которых он создал, дабы они творили сами. Забываем об истинном порядке, забываем, что у Высшей Силы есть некий план для нас и нашей работы, забываем, что в погоне за «большим» можем вычерпать себя досуха. Разве когда-нибудь мы скажем «достаточно»? Мы сравниваем себя не с собой, а с другими, и в результате чувствуем, что чего-то не хватает. Всегда найдется человек, который достиг большего в том, о чем мечтаем мы. Утомившись душой и переутомившись сердцем, мы забываем о тех благах, что нам дарованы. Порой мы их даже не замечаем. Чудесный день, дружелюбные кивки незнакомцев — все проходит незамеченным. Мы думаем только об одном: о своей цели, и остаемся слепы ко всему, что происходит вокруг.

А если в какой-то миг мы вспомним?

Стоит вспомнить, что мы не одни, как работа вдруг наполняется легкостью. Свободнее становится слог. Вдохновеннее летает над холстом кисть. Через нас в мир рвется нечто — или Некто, — многократно нас превосходящее. Мы — его двери, его врата, его порог. Через нас в мир проникает нечто великое. Мы — проводники высшей воли. Говоря словами Пита Мондриана, мы «смиренны», и мы же — «канал», по которому течет Высшая Сила. Действуя в унисон с этой силой, мы ощущаем, что работа идет правильно и легко.

Когда, вместо того чтобы рваться к победе, мы действуем в унисон с Высшей Силой, нас словно бы несет волна нашего же творчества, поток энергии, в котором мы движемся вперед. Перед нами открывается все то, что мы хотели бы создать. Пьесы, рассказы, песни, танцы, картины и скульпту­ры начинают жить собственной жизнью. Детища нашего разума, они стремятся родиться через наше посредничество. Мы — всего лишь врата, через которые они входят в мир. Мы открываем наши сердца тому, что хочет быть рождено. Мы готовы принять то, что явится, и нам является нечто чудесное.

Любой художник расскажет, как забывает о времени, проведенном за мольбертом. Танцовщица забывает о времени, когда танцует. Писатель садится писать и уходит в работу с головой, переставая замечать окружающий мир. Истинный художник отдается чужой воле, и движет им отныне само Искусство.

Сегодня утром Тереза спросила, случалось ли мне ощу­щать подъем, чувствовать, будто мое «я» полностью раство­рилось в работе.

«В хорошие дни — да, — ответила я. — А когда наступает черная полоса, я помню, что Бог рядом, но не чувствую этого».

Мы можем сознательно напоминать себе, что не одиноки. Можем просить Высшую Силу выразить себя через нас. Можем просить, чтобы нам была дарована способность раствориться и сбросить с себя роль творца, осознанно трудящегося над задачей. Мы можем приложить все усилия, чтобы творимое нами было служением, и тогда, совершая это служение, мы достигнем той степени безличной анонимности, какая неизменно присутствует при рождении хорошего произведения.

— Так, значит, ты утрачиваешь чувство собственного «я»? — спросила Тереза.

— Да, мое «я» становится частью чего-то большего.

— Я это тоже чувствую, когда кому-нибудь помогаю, — призналась Тереза.

— Да. Это как будто служение, только не собственному эго, а чему-то иному.

Тереза регулярно ходит в спортзал и, отдаваясь ритмичным движениям тела, забывает о своем «я». Мы, художники, можем забыться, отдавшись ритмам своей души. Мы можем делать то, что словно бы хочет быть сделано. Берясь за повсе­дневные труды, можем пробудить в себе детскую радость. Помня о существовании Великого Творца, можем ощущать себя детьми.

Для начала можно подумать: «Все, что я вижу, создано силой, многократно меня превосходящей». Посмотрите на боксера и шпица. Посмотрите на мраморного дога, который беззлобно обходит моих малышей, Тигровую Лилию и Шарлотту, не обращая внимания на их неистовый лай. Посмотрите хотя бы просто на собак — неужели вы не видите здесь руку чуда? Кто создал этого спокойного, исполненного достоинства ротвейлера? Кто придумал таксу-забияку, которая точно знает, что она здесь главная? О, этот Некто или Нечто наделен бескрайним воображением и талантом. И это великое Нечто протягивает нам руку. Нам нужно лишь сказать: «Помоги».

И потому, когда наступает черная полоса, я молюсь. По ночам, лежа в постели без сна, терзаемая страхами, стараюсь вспомнить все, что знаю. Я знаю, что Бог добр. Я могу просить этого доброго Бога о милости. Я могу молиться:

«Помоги мне лучше усваивать уроки, которые Ты даешь. Помоги стать восприимчивее. Помоги мне видеть лик Твой в каждом лице и руку Твою — в каждой руке. Помоги по-детски радоваться миру, который Ты создал. Помоги понять, что я могу работать и играть с Тобой вместе — и так творить мир дальше. Помоги почувствовать Твою силу и величие. Пошли мне сердечной чуткости, чтобы я видела Великого Творца во всем сотворенном. Помоги помнить, что я — художник, рядом с которым идет Великий Художник. Пусть то, что я сделаю, станет частью великого целого.

Помоги мне всегда чувствовать Тебя рядом. Помоги сделать так, чтобы все дни были удачны. Помоги творить с сознанием того, что Ты творишь вместе со мной. Помоги мне быть маленькой частью чего-то большого. На дворе середина мая и погода стоит чудесная. Помоги мне насладиться этим божественным даром».

— Да, в хорошие дни я чувствую, что не одинока, — ответила я Терезе.

Мало-помалу

Ветер в кронах деревьев шепчет о чем-то тайном. Над дорож­ками парка смыкаются длинные зеленые кровли переплетенных ветвей. Погода который день идеальная. Лошадей на гравийной дорожке нет, но отпечатки копыт сохранились, и меж ними гуляют голуби. Среди ветвей чубушника шныряют маленькие вьюрки. В небе вдруг появляется огромная цапля. Она летит на юг, к озеру в глухой части парка — там ее дом. В кустах вдоль дорожки перекликаются певчие птицы. Ночью прошел ливень, и в лужах играет солнце. В такой день приятно выбраться на прогулку.

Тигровая Лилия и Шарлотта сворачивают на усыпанную гравием дорожку. Неосмотрительный голубь оказывается слишком близко, и Тигровая Лилия делает бросок. Шарлотта не обращает на это внимания: она слишком поглощена обнюхиванием и разглядыванием всего вокруг. Навстречу идет дама с двумя маленькими пуделями: один шагает сам, другого она несет на руках, прижимая к груди.

«Хочешь, я тебя тоже так буду тетешкать?» — спрашивает Эмма Шарлотту. Подруга призналась, что однажды гуляла вокруг пруда с Шарлоттой на руках. «Она все время терьерила — упиралась, не хотела идти, буквально силой приходилось тащить. Ну и у меня терпение лопнуло».

Прошлым вечером Эмму остановил на улице какой-то симпатичный незнакомец. «Вы не знаете, почему вест-хайленд-уайт-терьеры все время так упираются? — спросил он. — У меня их было двое, и оба упирались».

«Может, они просто упрямые», — ответила Эмма.

И вот пожалуйста, Шарлотта опять терьерит без причин. «Ну Шарлотта, ну идем же», — уговаривает ее Эмма.

Творческий процесс у нас, художников, — тоже штука упрямая. Именно поэтому нам лучше двигаться вперед медленно и равномерно. В иные дни будет так тяжело, словно мы взбираемся в гору и силком тянем за собой внутреннего художника. Весело и радостно идти вперед будем отнюдь не всегда. Внутренний художник наш — существо упорное.

Лучше всего, если мы станем придерживаться принципа «есть слона по кусочкам». Если зададим слишком высокую планку, то сегодня допрыгнем, а завтра позорно недотянем. Нет уж, будем задавать себе скромную высоту, которую сможем взять даже в те дни, когда наш внутренний художник встанет на дыбы.

Чтобы преуспеть на ниве творчества, нужно хорошенько заучить две роли: художника и тренера. Тренер — это упорный взрослый. Он следит за ходом дела и оценивает дальние перспективы. Он улещивает, ублажает, упрашивает, умасливает и в итоге дисциплинирует нашего художника, который, уподобившись терьеру, скачет совсем не туда, а то и вовсе упрямо стоит на месте.

Важно поставить планку достижений достаточно низко — так, чтобы у художника появился соблазн взять эту высоту. Когда я пишу нон-фикшн, ежедневная норма составляет какие-то жалкие три страницы. Написать три страницы на заданную тему может практически любой, и мой внут­ренний художник это знает. Когда он встает на дыбы и не желает двигаться с места, я волочу его за собой, пинаю, браню, но заставляю сделать три страницы. Но чаще всего он сам весело бежит вперед, и три страницы оказываются готовы в мгновение ока. Такого рода цели можно ставить в любой художественной деятельности. Музыкант может задать себе урок: играть в течение 15 минут. В иные дни эти 15 минут покажутся ему вечностью, но чаще всего они будут заканчиваться, едва начавшись. Танцор может делать определенные упражнения для разогрева, актер — читать монолог, певец — петь песню.

Если мы поставим планку не слишком высоко, внутренний художник не сможет противиться соблазну. Проще всего вообразить его в облике внутреннего ребенка, которого так легко подкупить. Пообещайте ребенку награду — и, скорее всего, он сразу станет паинькой. Лучше всего внутренний художник работает, когда его улещивают и умасливают. «Напишешь три страницы — и можно будет поговорить с Соней», — обещаю я порой, зная, что Соню мой внутренний художник любит больше всех, потому что она умеет играть. «Напишешь три страницы — и пойдем гулять», — подначиваю я.

Кое-кто считает, что внутренний художник заслуживает более уважительного обращения, однако мой опыт подсказывает, что на уважении далеко не уедешь. Эмма со смехом вспоминает, как ей однажды сказали насчет Шарлотты: «Боюсь, мэм, с терьером мы ничего поделать не сможем». То же самое можно сказать и о художнике: «Боюсь, мэм, с художником мы ничего поделать не сможем». Вот почему художники так раздражают нехудожников. Мы вовсе не стараемся специально противиться правилам. У нас это выходит само собой. Порой это часть нашей натуры, даже если хотелось бы совсем иного. Спросите любого художника, у которого дела пошли под откос как раз тогда, когда ему было что терять; у продюсера, который никак не может снять второй фильм; или у многообещающего молодого писателя, которому после блестящего дебюта не дается следующий роман.

«Есть слона по кусочкам» — вот рецепт, идеально подходящий большинству художников. Романист может выдавить из себя предложение-другое. Певец может спеть пару гамм. Не стоит замахиваться на большее, на крупное — хотя «тренер»-взрослый прекрасно знает, что крупное складывается именно из мелочей.

— Вы же просто все время пишете, да? — спросил меня недавно один врач.

— Да, — ответила я, — пишу. Я заметила, что писатели, которые все время норовят передохнуть, обычно несчастны. Писателю нужно писать, хотя бы по чуть-чуть. Большое складывается из мелочей.

«Большое складывается из мелочей» — вот что мы имеем в сухом остатке. И неважно, идет ли речь о литературе, пении, танцах или сценическом искусстве; о ваянии, дизайне, шитье или кулинарии. В какой бы области мы ни творили, будем делать по чуть-чуть, и убедимся, что в конце концов наши усилия сложатся в нечто большее. Да, обещание «15 минут у мольберта — и получишь мороженое» — явно не самый солидный прием для творчества. И все же именно так мы и творим.

Проверка

1. Сколько раз за эту неделю вы писали утренние стра­ницы? Если пропустили день, то почему? Что вы ощущаете благодаря этому упражнению? Быть может, ясность? Многообразие эмоций? Большую отре­шенность, целеустремленность, спокойствие? Было ли что-нибудь такое, что вас удивило? Не всплывали ли повторяющиеся темы, которые так и просят, чтобы вы с ними разобрались?
2. Были ли вы в эту неделю на творческом свидании? Почувствовали себя лучше и благополучнее? Что делали, что при этом ощущали? Помните, что поход на творческое свидание может даваться нелегко; возможно, придется уговаривать себя сходить.
3. Выбирались ли вы на еженедельную прогулку? Как себя почувствовали? Какие всплыли эмоции, инсайты? Возможно, удалось погулять больше одного раза? Как подействовала прогулка на оптимизм и на видение будущего?
4. Произошло ли за эту неделю что-либо еще, что вы считаете важным для самопознания? Опишите в подробностях.

Отправить