Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
У каждого есть собственный внутренний компас, эдакая духовная волшебная лоза. Когда мы ведем себя в соответствии с нашими ценностями, компас показывает точно на север. На этой неделе я предложу сосредоточиться на обретении себя и своего места в мире. Вы будете планировать и исполнять ритуалы, которые призваны действовать успокаивающе и в то же самое время наполнять вас силами, и стрелка вашего компаса все чаще будет обращена на север. Узнать собственное положение в пространстве можно и иным образом: обратившись к окружающим. Отдавая друзьям свое сопереживание, мы чувствуем себя щедрыми и отзывчивыми.
Художник растет в первую очередь тогда, когда оттачивает свое чувство истинности. Глупцы верят, что быть честным просто; но лишь художник, великий художник, знает, как это трудно на самом деле.
УИЛЛА КЭСЕР
Этим утром на улице серо, сыро и промозгло, но Тигровая Лилия и Шарлотта тем не менее отправляются на ежегодный осмотр в Вестсайдской ветеринарной клинике. До чего же безрадостное место эта клиника! Окна забраны толстыми решетками — хоть лечебницу для наркоманов открывай. Воздух полон отчаяния. В приемной слышится тявканье — это маленькая гаванская болонка то и дело подает голос из недр переноски с эмблемой Louis Vuitton. Лхасская собачка с лукавой мордочкой вся подбирается и задорно разглядывает нас с хозяйских коленей. Хозяин всхлипывает.
— Ему гораздо, гораздо лучше, — выдавливает он между всхлипами. — Но все-таки ему уже 15 лет. А вашим сколько?
— Тигровой Лилии пять лет, — говорю я, показывая на свою спаниельку, сердито пожирающую глазами лхасскую собачку. — А Шарлотте, — я киваю в сторону терьера, — четыре.
— Ах, совсем еще молоденькие, — шмыгает носом владелец собачки.
Кто не говорит правды о себе, не может сказать правды и о других.
ВИРДЖИНИЯ ВУЛФ
В смотровой Шарлотта попадает к милой женщине-ветеринару. Собаку сотрясает дрожь. Она стоит на серебристом блестящем столе и колотится от страха. Тигровая Лилия, напротив, рычит и огрызается. Уж она-то не даст себя вертеть и тыкать! Медсестра вручает мне намордник и просит надеть на собаку. «Вас она, наверное, не укусит», — неуверенно говорит она. Я напяливаю на Лилию намордник, медсестра быстро тянет за ремешок — готово. Ветеринары, с которыми моей собаке приходилось иметь дело, всегда были исключительно милы — отчего же она так на них взъелась? Ветеринар излагает свою точку зрения.
«У нас бывают собаки, которым тысячу раз делали операции, а они все равно, проходя мимо, тянут хозяев к нам — надеются, что тут их угостят вкусненьким, — усмехается она. — А бывают такие, как Тигровая Лилия: сделаешь им один укол, и все, больше они возвращаться не желают».
Эта ветеринар считает, что и то и другое очень мило. Она сопереживает и дрожащей от страха Шарлотте, и яростно огрызающейся Тигровой Лилии.
Сталкиваясь с переменами, мы, художники, нередко ведем себя так же, как эти две собаки. Перемены во благо? Но это все равно перемены, к которым так трудно приспособиться.
Сегодня утром у меня зазвонил телефон. Это была молодая писательница и продюсер, которой вот-вот предстояло подписать контракт. Она жаловалась на будущих партнеров. «Я им не доверяю. И даже не могу сказать, в чем тут дело, — то ли интуиция вопит, то ли с персоналом что-то, то ли с процессом. Наверное, все дело в том, что я вот-вот окунусь в сотрудничество с людьми, которых не слишком хорошо знаю. Но есть ведь и хорошая новость — я в деле».
Когда мы стремимся к заключению творческого союза, без нервотрепки обойтись невозможно. Мы сомневаемся в будущих партнерах и сомневаемся, что сами им подходим. На самом деле просто хочется контролировать ситуацию. Нет партнеров — мы не можем идти дальше; это ранит, но не лишает контроля над происходящим. Мы чувствуем себя в безопасности и даже испытываем некоторое самодовольство: мы-то всегда знали, что обстоятельства против нас.
Когда же ситуация меняется, когда кости домино одна за другой падают в нужную сторону, мы внезапно понимаем, что больше ничего не контролируем. Раньше мы тонули в переживаниях, теперь, что еще хуже, — в ощущении собственной уязвимости. А чувствовать себя уязвимым очень неприятно. Мечта опять не выдержала встречи с реальностью. Мечта вновь доказала, что способна разбивать сердца.
И неважно, что происходящие с нами перемены к лучшему. Мы огрызаемся и кусаемся, как Тигровая Лилия. Мы дрожим и трясемся, как Шарлотта. Вынужденные идти вперед, отчаянно тоскуем по безопасности прежнего пристанища. Мучимые паранойей, в каждом углу видим грозные тени. Новые благожелатели кажутся нам зубастыми волками.
— Ты же знаешь, как я хорошо воспринимаю хорошие новости, — шутит моя собеседница.
— Тебе бы заняться чем-нибудь рутинным, — советую я. — Уцепись за те кусочки старой жизни, что у тебя остались.
— Наверное, можно писать утренние страницы. И пообедать со старым другом.
Для начала — очень неплохо.
Правда — такая редкость, что говорить ее — наслаждение.
ЭМИЛИ ДИКИНСОН
Утренние страницы дают опору, когда нас штормит. Они заставляют ослабеть тот ужас, через который мы проходим. Они возвращают в границы возможного: тэк-с, что можно сделать сегодня?
Если есть любые перемены, как слона, — по кусочку, чаще всего они прекрасно усваиваются. Утренние страницы дарят нам время и место, необходимые, чтобы приспособиться. «Я боюсь», — пишете вы, а потом, через несколько предложений: «Надо купить наполнитель для кошачьего туалета».
Вспомнив о повседневной жизни, мы обретаем почву под ногами. Заключим мы сделку на миллион или нет, а наполнитель покупать все равно придется. И туалет на втором этаже надо починить, потому что тянуть уже некуда. Вызови сантехника, велят нам утренние страницы.
Какие бы перемены ни поджидали, наша задача — по-хозяйски управлять данной нам жизнью. Покупать наполнитель, звонить сантехнику, покрывать буквами лист бумаги — все это наша работа.
Когда подруга спустит пар и вволю нажалуется на своих потенциальных партнеров, утренние страницы дадут возможность еще раз поразмыслить над ее словами: «Быть может, не такие уж они и чудовища? Может, они делают все, что могут, и так, как могут?»
Утренние страницы помогают смотреть дальше. Они дарят балласт, без которого невозможно удержать равновесие. Если же добавить к утренним страницам долгие прогулки, мы получим такую желанную возможность отрешиться от происходящего. Утренние страницы ставят вопрос, а прогулка помогает найти ответ. Мы выходим из дому, думая: «Господи боже мой, ну как можно довериться этим людям», — а возвращаемся с мыслью: «Может, это я виновата, надо просто чуть больше им верить».
Когда пришла пора расплачиваться с ветеринаром, Тигровая Лилия уже превесело жевала собачье лакомство. Она была совершенно спокойна. Мир вокруг больше не казался ей враждебной территорией. Так и мы, если отыщем время и приспособимся, обнаружим, что мир вовсе не так враждебен, как казалось прежде.
Дважды не войти в одну и ту же реку, ибо притекает другая вода.
ГЕРАКЛИТ
Волшебная лоза
Когда мы переутомлены или измучены переизбытком перемен, мир может показаться враждебным. Мы сжимаемся в комок перед грядущими ужасами. Мы готовимся к худшему. Но что, если случится не худшее, а лучшее? Что, если, невзирая на все наши страхи, мы обретем решительный успех? Готовы ли мы к такому повороту событий?
Перемены к лучшему — тоже перемены, поэтому готовиться следует не только к плохому, но и к хорошему. И выстоять в любом случае помогают все те же обязательные повседневности, благодаря которым мы прочно стоим на ногах. Первая из них — утренние страницы. Вторая — прогулки. Третья — творческие свидания. Однако во времена внезапных или очень крупных перемен для обретения чувства безопасности могут потребоваться дополнительные меры.
Мы ощущаем перемены так же, как животные, и потому лучше всего нас порой успокаивают ритуалы, обращенные к животной части нашей натуры. Вот, например, когда Эмма Ливли, мой соавтор, бывает не в силах совладать с расшалившимися нервами, она делает себе маникюр. Можете быть уверены — в день важнейшего прослушивания она непременно выкроит минутку и выскочит в магазин за новым лаком. А моя подруга Соня, обладательница шестого чувства, знает специальный прием, которые помогает ей не растерять первые пять: часами лежит в горячей ванне. Сама я в таких случаях варю большую кастрюлю овощного супа. А подруга Линда печет хлеб.
Возьмите ручку. Перечислите пять ритуалов, которые связаны с вашими органами чувств и могут подарить ощущение безопасности, расширить ваше внутреннее пространство. Быть может, вам захочется зажечь душистую ароматическую палочку. Или ароматизированную свечу. А может, вы купите букет свежесрезанных цветов. В состоянии стресса полезно бывает себя побаловать. Проведите приятный вечер, поешьте в ресторане или закажите еду на дом. Позвольте себе немного роскоши: хорошую соль для ванны, щетку для волос, новое постельное белье. Душа говорит на языке символов. Составьте для себя символическое послание: все будет хорошо.
Сегодня после обеда я отправилась к окулисту. Мой врач — человек славный и дружелюбный. Мы премило поболтали, он рассказал о своих многочисленных поездках в Париж, о том, как он любит этот город и как ему нравятся французы.
— Там можно прожить целый месяц, и все равно не успеешь всего повидать. Вы были в Сакре-Кёр? Мне так нравятся тамошние улочки — всюду сплошь художники. И из знаменитых художников там много кто жил.
— Да, я была в Сакре-Кёр, — пробормотала я в ответ. Не переставая говорить, врач вел осмотр, а теперь я щурилась, пытаясь разглядеть таблицу для проверки зрения. Она по-прежнему расплывалась. При чем тут Париж, я пришла глаза лечить!
Перемены сами по себе нас не меняют.
ГЕРАКЛИТ
— С какой лучше, с первой или со второй? — спросил врач.
— Наверное, со второй.
— Так-так, — ответил он таким довольным голосом, словно я подтвердила какую-то его догадку. — А вот так? Первая или вторая?
— Сейчас первая.
— Правда?
Мне послышалось или он и впрямь разочарован?
— Да. — Не позволю себя отвлечь.
— В прошлый раз мы жили неподалеку от Трокадеро. Вы там были? — С этими словами он поправляет таблицу для проверки зрения. Я вижу все до последней буквы.
— Да, но совсем недолго. — О да, мы там были.
— Какие там сады! — мечтательно говорит он.
— О да. Сады. Мне они очень понравились.
— Апрель в Париже. Все в цвету, — вздыхает врач.
— Да, — вздыхаю я в ответ. — Как красиво.
— А сейчас как лучше? С первой или со второй?
Со второй. Врач добивается идеального соответствия. Но теперь я вижу в нем человека, а не просто специалиста, который мне помогает. Ведь он поделился со мной своей страстью.
Чтобы все осталось по-прежнему, все должно измениться.
ТОМАЗИ ДИ ЛАМПЕДУЗА
Моя подруга Эйприл распахивает объятия каждому, с кем сведет ее судьба. Зайдет в греческий ресторан — и тут же узнает, как зовут жену хозяина и сколько лет их детям. На улице поздоровается с бездомным и назовет его по имени. «Все мы люди. Все мы видим и узнаем друг друга. Почему бы тогда не звать друг друга по именам?» — говорит она.
Генри Миллер рекомендовал художникам больше интересоваться жизнью. Сам, как человек жизнелюбивый и такой же открытый, как Эйприл, он до конца своей долгой жизни охотно общался с новыми людьми и получал новый опыт. На этом строилось его творчество. Достойный подражания пример.
Закрывая двери новому опыту, мы, художники, рискуем застыть в неподвижности. Пусть каждый день будет исследовательской экспедицией. Будем туристами на собственной земле. Будем верны духу приключения. А для этого нужно беречь свою любознательность и понемногу ее подкармливать. Когда прогуливаешься, текущий мимо мир никуда не спешит и легко поддается восприятию. Можно рассмотреть новые цветы у лавки зеленщика и новые растения в ящике под окном. Можно заметить, что дорогой французский ресторан в квартале от вашего дома закрылся и на его месте теперь турецкое заведение. Можно полюбоваться длинной шелковистой шерсткой таксы, которая вертится у ног хозяина, пока тот покупает в угловом киоске бульварную газету.
Мудрость не в неподвижности, не в изменении, но в диалектическом единстве того и другого.
ОКТАВИО ПАС
Когда прогуливаешься, город превращается в череду соседствующих друг с другом районов. Сам по себе каждый район невелик, его можно пройти целиком. Каждые несколько кварталов встречается продуктовая лавочка на углу, химчистка, багетная мастерская, копировальный салон, ремонт обуви, цветочный магазин. И тут, и там людям нужно одно и то же. Нужны зеленная лавка и мясная, нужен угловой киоск со свежими фруктами и овощами. Каждый район — вещь в себе, крохотный самодостаточный мирок.
Проверяя, как я вижу на расстоянии, окулист рассказал о районах Парижа, по которым гулял с женой. «У нас была маленькая книжечка с пешими маршрутами. Мы, наверное, половину из них прошли», — сказал он.
На носу у меня красуется хитроумная конструкция. Врач вставляет в нее подходящие линзы и продолжает рассказ. Впервые он побывал в Париже еще в 60-е, но с тех пор возвращался добрую дюжину раз. Он считает, что французы очень гостеприимно относятся к женщинам, особенно красивым. А кроме того, они очень милы с теми, кто пытается говорить на их языке.
— Мы пытались, — говорю я врачу. — Мы везде говорили по-французски. Но французы хорошо знают английский!
— Да-да, совершенно верно, — согласился врач.
Тут я отметила, что он — мужчина среднего возраста, лет, пожалуй, на пять младше меня. Яркие глаза за маленькими очками. Лихая бородка. Я без труда вообразила, как он сидит в парижском кафе и заказывает круассан с горячим шоколадом. Неудивительно, что ему так нравится Франция.
Если хочешь, чтобы мир переменился, стань этой переменой сам.
МАХАТМА ГАНДИ
— А моя жена туда больше не хочет, — внезапно признался он. — Ей не нравится, как французы относятся к проблеме Ирака. И еще она боится террористов. Она у меня такая, как решила — так и будет. Женщина с принципами. — В его голосе звучит легкая грусть подкаблучника.
Вспомнив жену с ее принципами, врач немедленно становится крайне деловит.
— Я выпишу вам другие очки, — говорит он. — Если будут проблемы, звоните.
Обещаю, что позвоню.
Выходя от окулиста, я на мгновение зажмуриваюсь от бьющего в глаза вечернего солнца. Этот врач много лет был для меня анонимной функцией, но мы заговорили о Париже — и я увидела в нем человека. Вдруг оказалось, что у него есть собственное «я» и собственные вкусы. Жаль, что его жена не любит Париж. Надеюсь, они как-нибудь между собой договорятся.
Если станешь сравнивать себя с другими, тщета и горечь могут овладеть тобой, ибо всегда найдутся те, кто будет либо лучше, либо хуже тебя.
МАКС ЭРМАНН
Волшебная лоза
В большинстве своем мы привыкли общаться на бегу. Мы несемся сломя голову, ни на минуту не останавливаясь, чтобы насладиться жизнью и ее созданиями. Мы узнаем лица, но не знаем имен. Официант, который обслуживает нас в кафе, годами остается безымянным. Мы слишком заняты, чтобы «вникать». На самом деле нам отчаянно хочется «вникнуть», но мы отказываем себе в этом.
Возьмите ручку. Назовите пять человек, с которыми вы имеете дело каждый день, но имен не знаете. Если вы живете в Нью-Йорке, то это может быть продавец газет или фруктов, у которого вы каждый день делаете покупки, сохраняя при этом весь приличествующий в общении с незнакомцами антураж. В пригороде вы можете годами посещать одну и ту же автомойку. Дантист, к которому вы ездите на осмотры, — безымянное улыбчивое лицо. По утрам в «Старбаксе» вас обслуживает один и тот же человек — а что, вполне вероятно. Подумайте о тех, с кем вы имеете дело каждый день, и составьте список людей, которых видите, но не позволяете себе «узнать».
Выберите из этого списка анонимных знакомцев одного — того, кого могли бы узнать поближе. Познакомьтесь с продавцом из магазинчика на углу. Спросите официанта, как его зовут. Когда в следующий раз окажетесь в лифте с человеком, которого знаете в лицо, но не по имени, не молчите, а представьтесь. Скажите: «Я вижу вас каждый день и решил, что должен назваться». То же самое скажите в офисе тому, с кем изо дня в день сталкиваетесь у кулера с водой. Не замыкайтесь в себе, делайте свой мир шире — хотя бы чуть-чуть.
День сегодня прохладный, ветреный и солнечный. Начали отцветать вишни, растущие вокруг пруда. Ветер играет розовыми лепестками: они устилают землю толстым розовым ковром. Уже скоро цветов на деревьях не останется, а розовые конфетти под ногами побуреют, но сегодня дорожка выглядит совершенно празднично. Бегуны вздымают перед собой зефирные облака. Настроение у всех прекрасное. Мимолетная красота дня никого не оставляет равнодушным. Повсюду видны улыбки, кто-то восклицает: «Вот здорово, да?» О да, здорово.
Ревность — это удовольствие, которое, по вашему мнению, испытывают другие.
ЭРИКА ЙОНГ
По дорожке вдоль северного края пруда трусит за хозяином огромный пес породы акита-ину. Шкура у него словно молью побита: летняя шерсть еще не успела полностью сменить зимнюю, и вылинявшие пятна чередуются с кусками густого меха. Еще неделя тепла, неделя вычесываний — и пес вновь превратится в красавца и будет готов встретить лето. Но сегодня в его исполненной достоинства морде видится что-то сконфуженное: «Подумать только! Собака моего положения — и в столь непрезентабельном виде!»
У самой северной оконечности пруда отгорожен кусок земли. Там выставлены деревья, которые вскорости будут высажены. Корни их обернуты мешковиной. На ветвях одного из них сидит, внимательно следя за людьми, сапсан. Сидит, не шелохнется, лишь изредка бдительно поворачивает голову. Он видит всех, и, конечно, нас с Эммой тоже — вот идут две блондинки с маленькими забавными собачонками на поводках.
— Говорят, собаки похожи на своих хозяев, — замечает Эмма. — Как по-твоему, с нами тоже так?
— Да, пожалуй, — отвечаю я. Платиновые волосы Эммы по оттенку точь-в-точь челка ее терьера. У меня оттенок тот же, что у Вероники Лейк. Он совпадает по цвету с шелковистыми ушами моего спаниеля.
Мы обходим пруд и сворачиваем на юг. Вот опять аллея цветущих вишен, розовый коридор ветвей, смыкающихся над хоженой-перехоженой тропинкой. Кое-где ветви почти достают до земли.
— Надо будет прийти с фотоаппаратом, — говорит Эмма.
— Да. Деревья скоро отцветут.
В этом году я не поеду на лето в мой любимый Нью-Мексико. Не увижу собственными глазами мимолетную прелесть диких роз, которые пылают вдоль Эль-Сальто-Роуд, наполняя воздух тяжелым ароматом. Этим летом меня ждет более скромная флора и фауна — никаких бизонов и лам, за которыми я привыкла наблюдать в Таосе. Там мне доводилось видеть буйволов, таких же облезлых, как тот акита-ину в парке. И застывших, словно изваяние, орлов — родных братьев встреченного утром сокола.
«Не сравнивай. Просто радуйся», — приказываю я себе. Пусть здешние красоты далеки от дикой природы, к которой я привыкла, Центральный парк все равно необычайно хорош. К примеру, здесь растут платаны — такие же горожане, как мы, огромные, в пятнистой коре, с широким размахом ветвей.
Чтобы излечить зависть, нужно увидеть, что она такое: зависть — это недовольство собой.
ДЖОАН ДИДИОН
«Цвети там, где растешь», — повторяю я себе назидательно. Надо поработать над собой, впустить внутрь царящую вокруг красоту. Чтобы отыскать красоту в бетонных джунглях города, придется сделать над собой усилие. Но когда мимо окна моего кабинета стремительно проносится снежно-белый голубь, его полет — словно напоминание: «Красота повсюду».
Мы, художники, всегда должны быть готовы. Готовы ценить красоту каждого мига. Готовы подметить текущее мимо торжество. Продавец на углу любит заигрывать с покупательницами. У него сияющая улыбка и лукавая манера подмигивать любой женщине, остановившейся купить свежую газету.
В греческом ресторанчике на углу работает официант Джордж — человек с сердцем святого. «Желаете меню? — спрашивает он, дабы не оскорбить ненароком постоянных посетителей, которые и так знают, что будут есть. — Воды? Кофе? Холодного чая?» Джорджу невыносима сама мысль о том, что вы мучаетесь жаждой. Скажите ему: «Я буду спанакопиту», — и лицо его озарится таким восторгом, словно вы сделали наилучший возможный выбор (впрочем, возможно, так оно и есть). Шпинатная начинка в пироге нежная и воздушная. Поданный к нему греческий салат терпко пахнет и хрустит во рту. Джордж обслуживает расторопно и готов уловить любое ваше желание.
«В той кофейне я бросил пить, — рассказывал один мой друг. — Весь первый год я буквально прожил в ней. Если брался готовить сам, все время думал о выпивке. А в кофейне я знал всех, и все знали меня. Я был молодой и немного с придурью. Они меня буквально нянчили поначалу, лишь бы я не пил. Изо всех сил заботились».
Только копни — и найдешь в Нью-Йорке настоящую доброту и заботу. Не беги с суматошной толпой — и у тебя окажется предостаточно времени, чтобы устанавливать связи. Связи нужны всем, и художникам, и просто людям. Задержимся на мгновение, подметим, что продавец газет опять строит нам глазки, и улыбнемся в ответ. Продавец примется отсчитывать сдачу, а у ваших ног будет виться юлой длинношерстный йоркширский терьер, тычась любопытным носом.
У идеала множество имен, и красота — лишь одно из них.
СОМЕРСЕТ МОЭМ
«Какая красивая собака», — негромко скажете вы. Владелец кивнет: «Спасибо». И между вами внезапно возникнет связь, еще одна чудесная нить той сети, что нас объединяет.
Волшебная лоза
Наша жизнь похожа на огромную раскинутую сеть. Друзья и родственники живут далеко, в других городах. Мы звоним им, отправляем по электронной почте письма, но это совсем не то же самое, что жить рядом. Как стать ближе? Как укрепить связь? Один молодой музыкант по имени Бен год проучился во Франции, а теперь живет на Манхэттене. Для связи с оставшимися во Франции друзьями у него есть маленькая цифровая камера. Он фотографирует Нью-Йорк и отправляет им снимки по интернету. Друзей это очень радует и интригует. Один из них пришел в такой восторг, что захотел приехать и увидеть этот город своими глазами.
Для тех, кто старомоден, существуют открытки — они тоже дают возможность сказать: «Я был здесь и думал о вас». Отправьте цифровую фотографию или открытку тому, кто любим вами, но живет далеко. Помните, что «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Выберите картинку, которая говорит вам о вашей жизни и, по вашему мнению, расскажет о ней и адресату. Не пожалейте сил и времени, убедите друга, что связь между вами существует по-прежнему. Когда мы пишем другим, то и себе напоминаем, что где-то там нас любят и ждут.
Красота — одна из тех редких вещей, что не заставляют усомниться в существовании Бога.
ЖАН АНУЙ
Творчество начинается с удивления.
РЭЙ БРЭДБЕРИ
С девяти утра в квартире над нами громко и неумолчно стучит молоток. Стучит ритмично, заунывно, но время от времени его стук достигает крещендо. Крещендо случается часто.
Жить на Манхэттене — значит то и дело к чему-то приспосабливаться. По вечерам, гуляя с собакой, уворачиваешься от людей, разговаривающих по мобильному. В дни, когда выбрасывают мусор, приходится пробираться меж пластиковых мешков со всякой дрянью. Или вот, как сейчас, иметь дело с громким шумом. И напоминать себе: «Люди имеют право делать ремонт». Они не специально шумят, просто так вышло.
Окно моего кабинета выходит на выстроившиеся в пять рядов таунхаусы из бурого песчаника. Я вижу, как в погоне за лучиком солнца соседи выбираются загорать на крышу. Вижу, когда кто-то поднимается покурить в одиночестве. В такие унылые пасмурные дни, как сегодня, ни курильщиков, ни любителей загара на крышах нет. Этот день из тех, которые хочется поскорее оставить позади. Продавец в газетном киоске, любитель флирта, и тот приуныл. В такие дни, как сегодня, нужно просто идти вперед.
Искусство привлекает тем, что демонстрирует то, что в нас скрыто.
ЖАН-ЛЮК ГОДАР
Как часто оказывается, что магия, которая нужна нам для творчества, не более чем отвага идти вперед. Певец должен петь гаммы. Актер — учить монологи. Писатели, как я, должны сидеть за письменным столом. Нам хочется, чтобы погода переломилась. Хочется перерыва, и точка, — но перерыв если и наступит, то всяко не сегодня. Сегодня надо идти вперед.
Очень важно не наращивать скорлупу. У художника кожа должна быть тоньше, чем у всех остальных, такой тонкой, чтобы он чувствовал легчайшее дуновение ветерка.
ШУША ГАППИ
Волшебная лоза
Даже если под рукой никого нет, все же иногда бывает нужно, чтобы нас похвалили за хорошую работу. Надо учиться хвалить себя самостоятельно, самим гордиться своим умением не сдаваться.
Возьмите ручку. Запишите пять вещей, в которых вы преуспели.
Вчера снова позвонила моя знакомая, писатель и продюсер. Новости у нее были хорошие, но все равно их трудно было переварить. По-видимому, предложенный ею сценарий преодолел все барьеры и был одобрен. Начало съемок запланировали на сентябрь.
— Кажется, по моему сценарию и вправду что-то снимут, — произнес дрожащий голосок в трубке. Радости в нем слышно не было.
— И замечательно! По твоему сценарию сделают фильм.
— Да, замечательно. — В голосе при этом звенело невысказанное сомнение — а замечательно ли?
Мы привыкли идти вперед и не сдаваться. Привыкли делать свое дело, невзирая на препятствия, привыкли плыть против течения. Но вот течение меняет свое направление, обстоятельства неожиданно складываются в нашу пользу — и приходится заново учиться держаться на ногах. Мы не без удобства сидели на трибунах и критиковали игроков — и вдруг нас самих приглашают сыграть. Подающий уже занес руку с мячом, а нам суют в руки биту.
Художники — это монахи буржуазного общества.
ЧЕЗАРЕ ПАВЕЗЕ
Когда приходит время перейти из наблюдателей в игроки, полезно взять с собой кое-какие привычные дела из прошлой жизни. Утренние страницы по-прежнему готовы помочь. Месяц за месяцем они поглощали наши жалобы — и теперь вновь сослужат службу, поглотив страхи. Самый главный страх — это, конечно же, мысли вроде «А если окажется, что я не гожусь?», «А вдруг я вовсе не таков, как все считают?» или «А вдруг я здесь совершенно не к месту и вот-вот выдам себя?»
Утренние страницы не дают ответов, но с ними у нас появляется место, где можно глубоко вздохнуть и успокоиться. Они помогают устоять. Они дарят всю ту приватность и интимную атмосферу, какие нам нужны, чтобы излить свои тревоги, навалившиеся именно в тот миг, когда мы вроде бы «должны» быть благодарны.
Ставки сделаны — и теперь очень полезно урвать часок и прогуляться, дабы прочистить мозги. Прогулка тоже поможет крепче стоять на ногах — шаг за шагом мы идем от паранойи к новым перспективам.
«Если контракт будет одобрен, мой сценарий официально пойдет в работу, — удивленно заметила подруга. — Как-то все так быстро!»
В те дни, когда мы только и могли, что идти вперед и не сдаваться, казалась фантастической мысль о том, что проект дал плоды слишком быстро. Мы и так уже ждали «целую вечность»! Но вот происходит прорыв — и мы понимаем, что этого не вынести. Моя знакомая писательница и продюсер мечтала, что по ее сценарию снимут фильм, и шла к своей цели два года. И вот когда дали зеленый свет, оказалось так страшно жить.
Во благо и во зло человеку дан свободный творческий дух.
ДЖОЙС КЭРИ
Страх стреноживает, вырваться на творческое свидание становится невероятно трудно, и все же это именно то, что нам необходимо. Творческое свидание помогает почувствовать себя частью огромного мира. В этом мире есть место и нашим мечтам, и нашим устремлениям.
«Мне нужно найти лошадь, — призналась писательница. — Буду ходить к ней на творческие свидания и гладить по шелковистой морде. Вот что мне нужно».
Я сказала писательнице, что диагноз она себе поставила абсолютно верный. Ей нужна была порция заурядной жизни. «Найди себе лошадь и гладь сколько угодно. Или собаку, и ходи с ней на прогулки. Найди себе что-нибудь такое, от чего тебе будет хорошо и спокойно».
«Пожалуй, так и сделаю. А что это у тебя там стучит?»
Я рассказала, что у соседей ремонт. Писательница, сама в прошлом жительница Нью-Йорка, расхохоталась во весь голос. «Господи! Бывают вещи и похуже, чем внезапно заключить миллионную сделку!» Мы договорили — и молоток волшебным образом утих.
Невозможно без энтузиазма достичь великих целей.
РАЛЬФ ЭМЕРСОН
Волшебная лоза
Столкнувшись с крупными, главными переменами в жизни, следует помнить, что слово «главный» — однокоренное с «головой». В этом заключается предупреждение. Нет ничего эффективнее успеха — только он способен внушить нам чувство собственного ничтожества и разбудить связанные с нами же страхи. Чтобы триумф приносил радость, нельзя и мысли допустить, что с ним мы становимся особняком от всех остальных. Долгожданная победа может весьма эффективно оттолкнуть нас от окружающих. Кто мы теперь? Кто в силах нас понять? (На самом деле — многие.) Да, мы победили — и все равно нужно поддерживать связи с теми, кого мы любим. Иными словами, следует оставить в покое голову и прислушаться к сердцу.
Снова возьмите список друзей. У кого из них сейчас трудные времена? Именно с этим человеком следует сейчас поговорить — причем вы будете не столько даже говорить, сколько слушать. Вам нужна хорошая порция заурядной жизни. Именно это вы и можете получить у своего обремененного заботами друга. Не пускайтесь в живописание вашего свеженького триумфа и тревог, которые он пробудил. Проявите эмпатию. Просто скажите: «Я все думал, как ты там». Терпеливо расспросите друга обо всех подробностях его нынешней жизни. Отпустите себя, играйте, и пусть игра эта ласкает ваше ухо. Выслушивая чужие тревоги и заботы, мы тверже стоим на ногах. Обернувшись к другому, мы обращаемся и к себе. Рождающиеся в голове страхи ослабевают, и на место им приходит напоминание, что все мы находимся в одной лодке.
На высокую башню можно подняться лишь по винтовой лестнице.
ФРЭНСИС БЭКОН
Войти с помощью соц. сетей: