Глава 27

В Корнин мы решили отправиться тут же и вызвали этим бурное негодование со стороны наших охранников, но так как указания удерживать нас силой у них не было, а возможность того, что Хайнрихи начнут действовать прямо сейчас, даже не рассматривалась, то мы все же сели на ближайший дилижанс. Каково же было мое удивление, когда я там увидела собственного отца.

— Иви? А куда это вы собрались? — подозрительно прищурился он. — Не думаю, что это хорошая идея — ехать сейчас куда-либо.

Один из охранников выразительно хмыкнул, обрадованно встретив такую значительную поддержку в лице моего родителя.

— Мы хотим посмотреть на бабушкину лабораторию, — пояснила я.

— Зачем это? — заволновался папа.

— Иви такую же хочет, — любезно пояснил муж. — Вот мне и стало интересно, чем же она так ей запомнилась.

— Ой, да что там смотреть? — махнул рукой папа. — В нее уже почти десять лет никто не заглядывал. Как мой покойный батюшка ее закрыл, так и стоит. Там пыли, наверно, к этому времени накопилось, ужас просто.

— Ничего, мы же убирать не собираемся, только посмотрим, — успокоила я его.

— Ну смотрите, — равнодушно сказал папа, — все равно ничего не высмотрите.

И тут я задумалась. А в самом деле, что Рихард рассчитывает там найти? Даже, если предположить, что смерть бабушки была не несчастным случаем, за это время никаких улик, компрометирующих преступников, попросту не осталось. А рабочие дневники дед вполне мог сжечь вместе с тетрадками, в которых были запрещенные заклинания. И желание ехать в Корнин у меня совсем пропало. А если еще учесть, что ехать придется в папиной компании, от которого постоянно ждешь какого-то подвоха, то удовольствия от поездки получить вообще не удастся. Но Рихард решительно направил меня к свободным местам, которые мы и заняли. Папа недовольно на нас посмотрел, подвигал на голове шляпу взад-вперед и решил дать нам еще один шанс.

— Оставили бы вы эту глупую затею, — увещевающе сказал он. — Лишние знания иногда очень вредны бывают для здоровья.

— Это вы сейчас о чем, инор Бринкерхоф? — холодно спросил муж.

— Да так, рассуждения вслух.

— А, может, вы вслух порассуждаете на другую тему? — поинтересовался Рихард. — К примеру, о чем вы с инором Хайнрихом договорились?

Тут папа окончательно решил, что ему делать со шляпой — он сдвинул головной убор на лицо и сделал вид, что собирается спать. Правда до отхода ко сну не преминул заметить:

— Я без сна и отдыха бегаю по вашим делам, а с вашей стороны не то, чтобы спасибо сказать, даже элементарного уважения нет. Не о чем мне с вами говорить. А вам, дети, должно быть стыдно.

Но нам стыдно почему-то не стало. Можно подумать, что мы действительно его гоняли по своим делам. Если бы не расписка, так неосмотрительно выданная им инору Хайнриху, так и не пришлось бы навстречу этим преступникам идти. А ведь Клаус отнюдь не выглядел пристыженным, да и отец его извинений так и не принес. Напротив, пытался во всем обвинить меня. Уверена, и на суде он говорил бы с таким же пылом, так что неизвестно еще, как бы этот самый суд закончился. Умеет же человек повернуть все в свою пользу. Я вздохнула.

— Жалеешь о том, что мы поехали? — спросил Рихард.

— Думаю, зря мы это делаем, — подтвердила я его догадку.

— Возможно, — согласился он. — Но пока не съездим, не узнаем. К тому же, там действительно могут быть книги по орочьим зельям.

— А это-то вам зачем? — папа сделал вид, что проснулся. — Ничего хорошего нет в том, чтобы лезть в орочьи дела.

— А мы лезть туда и не собираемся, — ответила я. — Просто мне предложили на практике этой темой заняться.

— Иви, ты должна отказаться, — папа дернул головой так, что шляпа слетела и покатилась по проходу, но он даже не попытался ее поймать. — Дело это совсем безнадежное, у тебя ничего не получится, и практику завалишь.

— От меня и не ожидают чего-то неожиданного, — немного удивленно отвечала я. — Да и, если бы Клаус не напоил меня этой дрянью, думаю, что и тема была бы другая. К тому же, не думаю, что она такая уж безнадежная, как ты думаешь.

Но папа со мной так и не согласился. Напротив, он всю дорогу пытался меня убедить принять правильное, по его мнению, решение. Это было крайне утомительным, но все попытки перевести разговор на что-либо другое попросту проваливались. Не прекратил он свои увещевания и тогда, когда мы попросту перестали ему отвечать. Мне казалось, что он уже настолько увлекся, приводя все новые разнообразные доводы в пользу своей точки зрения, что продолжал бы это делать и в полном одиночестве. Но вот инор Хайнрих, надо признать выглядел намного более убедительным.

— На фабрику я поеду с вами, — безапелляционно заявил папа, когда мы наконец добрались до Корнина и с облегчением вышли на площадь.

— Инор Бринкерхоф, мне кажется, нашего общения на сегодня вполне достаточно, — сухо сказал Рихард.

— Не нравится мое присутствие? — возмущенно сказал папа. — Что ж, у вас есть только один способ его избежать — развестись с моей дочерью. Это, кстати, наилучшее решение всех ваших нынешних проблем.

— К сожалению, гарантию того, что я вас больше никогда не увижу, может дать только ваша смерть, а вовсе не наш развод, — едко заметил муж.

— Умирать я пока не собираюсь.

— Еще полчаса подобной беседы, и вас об этом никто и спрашивать не будет. Более того, присутствие свидетелей, наблюдавших, как вы всю дорогу нас с Ивонной мучили, еще и гарантирует оправдательный приговор.

И сказано это было таким тоном, что отец, надувавшийся было для ответной речи, как-то сник и намного менее уверенно промямлил:

— Я и помолчать могу, если это вас так нервирует. Но на фабрику поеду.

Мы зашли в дом за ключом. Причем папа поднялся за ним в кабинет деда сам, а мы дожидались его внизу. У меня даже подозрение возникло, что ключ нам вынесут не тот или вообще не вынесут. И не у меня одной. Первое, что сказал Рихард, когда папа спустился вниз, активно жестикулируя руками, в одной из которых ключ и был зажат:

— Иви, это точно тот ключ? Не хотелось бы ездить туда-обратно из-за невнимательности твоего отца.

— Кажется, да, — ответила я не очень уверенно. Ключ я этот давно не видела, но у него, был довольно запоминающийся брелок, который я и опознала.

— Думаете, у меня дел больше нет, как кататься туда-обратно по вашей прихоти, — проворчал отец, но совсем не так экспрессивно, как он это обычно делает.

— Мы вас кататься и не заставляем, — заметил Рихард и удостоился крайне неприязненного взгляда от тестя.

— Ивонна, ну что ты в нем нашла? — шепотом сказал папа, когда мы уже ехали на фабрику, с трудом поместившись вместе с охраной в остановленную карету. — Такого, чего не было бы у Клауса?

— Папа, не начинай опять, — поморщилась я только при одном воспоминании о Клаусе. — А то дальше пойдешь пешком.

— В самом деле, инор Бринкерхоф, если вам так хочется прогуляться, вы только скажите, — заметил Рихард. — Совершенно необязательно задавать моей жене провокационные вопросы.

— Да, нет нынче в детях почтительного отношения к родителям, — с тяжелым вздохом сказал папа. — Разве бы я мог подумать, что моя родная дочь предложит такое? А зять ее поддержит?

Возможно, он собирался и дальше развивать эту тему в надежде найти понимание хотя бы у нашей охраны, но встретился с тяжелым взглядом Рихарда и умолк. А я подумала, насколько легче проходит мое общение с отцом в присутствии мужа. Только вот получается, что все время нашего брака Рик только то и делает, что решает мои проблемы. Я виновато на него посмотрела, он ободряюще мне подмигнул и улыбнулся. Да уж, моему папе не удастся нас рассорить, хотя видеть родителя мне и хотелось бы пореже.

Богиня, как же я давно не была на нашем предприятии! Я только сейчас поняла, какую значительную часть моей жизни там провела. Когда еще была жива бабушка, я часто сидела у нее в лаборатории и с замиранием сердца наблюдала за тем, что казалось мне настоящим волшебством. А когда она разрешала сделать мне что-нибудь самой, счастью моему не было предела. И бабушка всегда была очень точна и аккуратна и требовала того же от меня. Даже странно, что она погибла в результате ошибки.

Замок на двери в лабораторию давно уже никто не открывал, и ключ ни в какую не хотел проворачиваться. Инор Тидеман, подошедший нас поприветствовать, предложил не ломать ключ и отправил служащего за смазкой для двери. Пока мы ждали, я расспросила его про успехи Юргена, которые, по словам нашего управляющего, были весьма значительными. Правда, он опять намекнул, что предпочел бы видеть на этом месте меня. Но, хотя меня и взволновало посещение этого места, становиться его полноправной хозяйкой мне совсем не хотелось.

Наконец, после долгих плясок вокруг двери, ее удалось открыть, и мы попали внутрь. Как и говорил папа ранее, внутри все оказалось присыпано толстым слоем пыли, но не это поразило меня. В шкафах не было ни одной книги. А ведь я совсем не помнила, чтобы дедушка их отсюда забирал, да и ни в его кабинете, ни в нашей библиотеке бабушкиных книг не было. Конечно, он мог их сжечь с теми тетрадками, но зачем? Ведь запрещенной литературы там не было. Я подошла к бабушкиному письменному столу, стараясь по дороге ничего не задеть, и выдвинула верхний ящик. Он был пуст, как и все остальные.

— Ну вот, убедились, что здесь ничего нет? — раздался бодрый голос отца. Как мне показалось, говорил он с заметным облегчением в голосе. — Только пыль да оборудование. Оно, кстати, вполне в рабочем состоянии, можешь забрать, если хочешь.

— А где бабушкины книги? — спросила я его.

— Мне-то откуда знать? — удивился папа. — Твой дед здесь распоряжался. Может, отдал кому, может, продал.

— Инор Тидеман, а вы не знаете, что с ними сталось?

— К сожалению, нет, — покачал головой управляющий. — При мне это помещение ни разу не открывалось.

Папа брезгливо прошелся внутри помещения и сожалеюще поцокал языком:

— Инор Тидеман, мне кажется, что зря это помещение простаивает. Даже если Ивонна заберет отсюда все эти стекляшки и железки, его же можно как-то использовать. Иви, ты посмотрела, что хотела? Пойдем, а то пыль вон столбом уже стоит.

И в этот момент мне показалось, что на границе слышимости женский голос прошептал: «Забери». Я отдернулась от стола и взвизгнула.

— Иви, что случилось? — наперебой заговорили мужчины.

«Зря,» — сказал тот же голос, и были в нем только печаль и сожаление.

— Ничего страшного, — ответила я немного подрагивающим голосом, — там паук просто такой большой.

— Вот ведь пакость, — участливо сказал папа и начал усиленно вглядываться в стену передо мной. — Ничего не вижу. Да оно и не удивительно — очистить здесь все надо. Пойдем, Иви, отсюда, а то скоро и мыши по нам бегать начнут.

— Я немного постою здесь, — упрямо ответила я и вцепилась в край стола, как будто отец собирался меня силком оттуда вытаскивать. Стол с облегчением поделился со мной значительной частью пыли, она щедро осыпала подол платья и испачкала ладони.

— Ну и стой, — раздраженно буркнул отец, который тоже пострадал от моей активности и сейчас безуспешно пытался отчистить резко посеревшие брюки. Но только сбил пышное грязевое покрывало с соседнего стола, расчихался и скоренько побежал на выход, приговаривая. — И зачем… а-апчхи… мы вообще…а-апчхи… сюда тащились.

Инор Тидеман составил ему компанию, хотя на одежде его так и не появилось ни одного грязного пятнышка, но рисковать он не собирался. А я закрыла глаза и прислушалась. «Вспоминай,» — в голосе мне показалась явная насмешка. А дальше — тишина. Я почувствовала, как подошел Рихард, но говорить ему ничего не стала, закрыла глаза и стала думать о том, что же такого было в этом месте. И почти сразу память услужливо показала мне сцену.

— И это будет только наша с тобой тайна, — говорила бабушка.

— А Барбе, ей я могу рассказать?

— Нет, Иви, она не такая, как мы с тобой. В ней нет зова крови. Она не слышит.

— А папа? Папа слышит?

— Он не хочет, — грустно сказала бабушка. — Он даже пьет эту дрянь, чтобы не слышать. Он не понимает, что убивает часть себя. И хочет сделать это с тобой.

Но о чем говорилось до этого и после, я вспомнить не могла, как не пыталась. А ведь была я не такой уж и маленькой, когда состоялся этот разговор с бабушкой. Но странное дело — почти все, что ее касалось, совершенно изгладилось из моей памяти. Я и внешность ее воссоздавала с трудом, хотя говорили, что я на нее очень похожа и отличалась только цветом волос. А теперь оказывается у нас была общая тайна. Какая? Почему-то это казалось очень важным.

— Я не могу вспомнить, — прошептала я, чуть не плача.

— О чем, Иви? — спросил Рихард.

И звук его голоса как будто поставил на место недостающую деталь в головоломке. Как в трансе я протянула руку к ручке верхнего ящика и несколько раз повернула ее в определенной последовательности, и когда я опять его открыла, там лежала небольшая довольно тонкая книжечка. Я осторожно ее раскрыла.

— Что вы там застыли? — раздался от двери недовольный голос папы.

— Мы уже идем, — я торопливо засунула свою находку в карман. Сообщать о ней кому-нибудь, кроме мужа, я не собиралась.

«Правильно,» — опять послышалось мне. И я не была уверена, слышу ли я голос, или все это — плоды моего воображения. Развернутая страница из бабушкиной книжки так и стояла у меня перед глазами, только понять, что в ней написано, боюсь, удастся мне не скоро. Ведь орочий язык не входит у нас в курс обязательных дисциплин.