Глава 26
Рихард остался очень недоволен моим решением, но так как дело касалось моей семьи, все же его принял. Папа уехал договариваться с Хайнрихом-старшим, и уже следующим утром они были у нас дома. Отец Клауса окинул меня тяжелым взглядом и после приветствия довольно грубо сказал:
— Вам так хочется обелить своего отца, что вы не постеснялись возвести гнусный поклеп на моего сына.
— Его поступку есть свидетели, — возмущенно возразила я.
— Полноте вам врать, — презрительно бросил он. — Вот уж точно в папеньку пошли. Если бы вы действительно зелье выпили, то в моем приезде и нужды бы не было.
— Да я даже не выпила, ваш сын силой в меня влил, — я задыхалась от несправедливых обвинений.
— Ну да, ну да, — закивал с мерзкой усмешкой инор Хайнрих, — силой в вас влил орочье зелье. Кому вы врете, дорогуша? Повторюсь, но если бы вы выпили именно орочье зелье, то сейчас думали бы только о том, как попасть к Клаусу, а не как избавить своего отца от справедливого наказания.
— Исследования жидкости производили в двух местах, — возразил Рихард. — И в обоих случаях было подтверждено присутствие орочьего любовного зелья.
— И где же брали образцы для исследования? — скептически сказал так неприятный мне инор.
— Остатки на дне склянки и пятна на моем платье, — просветила я его.
— И что? Кто-то видел, как мой сын держал эту склянку в руках или проливал что-то вам на платье? — недовольно засопел отец Клауса. — Кто может доказать, что внутрь вас попала хоть капля?
— Я так понимаю, что вы отказываетесь от предложения моей жены и озвучиваете те аргументы, что будут использоваться защитой? — холодно сказал Рихард.
— Если бы не скандал, который пагубно отразится на репутации моей семьи, я бы предпочел судебное разбирательство, — желчно ответил инор Хайнрих и смерил меня неприязненным взглядом. — Только вот, в связи с выяснившимися обстоятельствами о ваших новых семейных связях, я сильно сомневаюсь, что решение будет честным. Так что я просто вынужден согласиться на ваш гнусный шантаж.
— Не надо строить из себя жертву, — не выдержала я. — Кто, как не вы, подсунул папе отраву?
— Я подсунул? — он аж побагровел от злости. — Да ваш отец его у меня попросту украл.
— И зачем вы такие опасные вещи дома держали? — скептически спросил Рихард.
— Рассчитывал противоядие сделать. У меня же обширная торговля с орками, а от них можно ожидать чего угодно. Вот я и надеялся обезопасить себя. За огромные деньги достал по случаю, и стоило мне показать свое приобретение этому проходимцу, как флакон тут же поменял хозяина.
Папа смущенно потупился, но промолчал.
— Противоядие? — недоуменно переспросила я.
— А что? — возмутился инор Хайнрих. — Вашему деду можно было этим заниматься, а мне нет? Думаете, у меня мастерства меньше?
— Дед ничем таким не занимался, — запротестовала я.
— Да неужели? Вы меня совсем дураком считаете? Я знаю, что он об этом особо никому и не рассказывал, но со мной он своими планами делился.
— Хорошо, предположим, что вы действительно не подсовывали отцу зелье, — пошла я на компромисс, — но вы же взяли с него письменное признание.
— А что мне оставалось делать? О том, что я владею таким опасным образцом, к тому времени знали уже несколько человек, а я не желал, чтобы меня еще и в убийстве обвинили!
— А деньги, которые вы за противоядие брали? — не сдавалась я. Вот ведь гад, всему найдет объяснение. И я уже не знала, кому верить, тем более, что отец стоял с совершенно потерянным видом и в разговор не вмешивался.
— Вы думаете, мне оно бесплатно доставалось? — возмутился инор Хайнрих. — Да эти орки, когда поняли, что деваться мне некуда, совершенно обнаглели. У меня иной раз и денег столько не было, сколько они запрашивали. Скалят свои зеленые рожи в ухмылке и говорят, что все дорожает, составляющие очень редкие, а в долг они не торгуют.
На его лице было столь явное выражение оскорбленной честности, что я уж было заколебалась, действительно ли он так виноват, как утверждает папа. Но тут вспомнила, что говорил инор Брайнер про этого человека, и все стало на свои места. Да, не имей инор Хайнрих такого дара убеждения, возможно, за решетку он попал бы еще раньше сына. Его доводы казались столь неоспоримыми, что, поговори он со мной еще некоторое время, я и сама бы уверилась, что оговорила бедного невиновного Клауса. Но все же, кто знает, сколько доли правды было в словах предполагаемого шантажиста, а сколько в папиных? Папину склонность недоговаривать или показывать ситуацию исключительно в выгодном для себя свете я знала давно, и никогда она не расцветала еще так ярко, как в последние годы. Единственное, в чем я была твердо уверена, — он не хотел смерти деда и пытался до последнего достать для него лекарства.
— Расписка при вас? — спросила я, желая как можно скорее покончить с этим делом.
— Да, — немного помедлив ответил мой несостоявшийся тесть.
— Вы мне ее отдаете, после чего я иду и забираю заявление на вашего сына.
— А как я могу быть уверен, что вы меня не обманете? — подозрительно прищурился инор Хайнрих. — Я, видите ли, слишком хорошо знаю вашего отца, Ивонна. И вам мне доверять тоже нет никаких оснований. Вы уже обманули нас, пообещав выйти замуж за Клауса.
— Я вовсе не обещала выйти замуж именно за вашего сына, — запротестовала я. — Я дала слово родным выйти замуж за определенный срок и при этом имени будущего мужа не прозвучало.
Я растерянно посмотрела на Рихарда. Мне было ужасно неприятно, что инор Хайнрих, человек, знавший меня с юных лет, может так обо мне говорить. Ведь я ни разу за свою жизнь не нарушила данное мной слово, и он не может этого не знать.
— Что вы хотите предложить? — пришел на помощь мне муж.
— Пусть она напишет, что в поданном ею заявлении были ложные сведения, — высокомерно заявил инор Хайнрих. — И я обменяю ее признание на признание ее отца. Это позволит мне быть уверенным в том, что мой сын не задержится под стражей.
— Ну знаете ли, этого не будет! — возмутился Рихард, в то время как я уже склонна была согласиться на предложение отца Клауса. — Чтобы у вас появилась возможность шантажировать уже мою жену?
— Пока что именно она меня шантажирует, — едко ответил этот негодяй. — И получается, что если я не отдам бумагу, доказывающую причастность инора Бринкерхофа к убийству его отца, так мой собственный сын, арестованный по навету этой неблагодарной особы, окажется за решеткой.
— И вовсе не по навету! — возмущению моему не было предела. — Вы можете говорить, что угодно про зелье, но то, что он меня против воли в экипаж забросил, видели многие.
— Он у меня такой романтичный мальчик, — небрежно бросил инор Хайнрих. — Сказали ему поди, что мужа боитесь, вот и…
— Инор Хайнрих, либо вы отдаете нам сейчас записку, гм… компрометирующую моего тестя, и Ивонна отказывается от претензий к вашему сыну, — решил пресечь это безобразие Рихард. — Либо мы с женой идем к моему отцу и рассказываем ему эту увлекательную историю. Выбирайте.
Инор Хайних недовольно посмотрел на моего отца, тот пожал плечами, выражая свою полную непричастность к сложившейся ситуации. Хотелось бы знать, о чем они вообще договорились. Ведь молчаливый папа — это такая непривычная для меня картина. Обычно он просто не дает больше никому рта открыть.
— Ваше решение? — нетерпеливо повторил муж. — Мне ужасно надоели все эти выступления, что ваши, что инора Бринкерхофа. Пора закрыть эту историю раз и навсегда.
— То есть расписку я с вас не получу? — обратился ко мне Хайнрих, игнорируя Рихарда.
— Нет, — ответила я. Если уж Рик считает, что так делать нельзя, стоит прислушаться к его мнению. — Вам придется поверить мне на слово.
— Тогда хоть расписку дайте, что заберете заявление, — недовольно пожевав губами, сказал отец Клауса. — Не очень-то я вам доверяю.
Я вопросительно посмотрела на мужа, тот, немного помедлив, кивнул головой. Я написала бумагу под его диктовку, в которой указала, что обещаю забрать заявление у дознавателя. И мы обменяли ее на признание моего отца. Папа подтвердил, что это именно то, что он писал. Я облегченно вздохнула, и мы отправились вызволять Хайнриха-младшего. К дознавателю пустили только меня, несмотря на возмущение Рихарда и инора Хайнриха. Папа умудрился отстать от нас где-то по дороге.
— Как я могу быть уверенным, что она сделает, все как надо? — вопрошал отец Клауса, буквально прожигая меня насквозь неприязненным взглядом. — Уж отца-то потерпевшего можно пропустить.
— Преступника, — зло поправил его Рихард. — И у вас есть расписка моей жены.
Я не стала слушать их препирательства и отправилась в кабинет, где уже была в тот роковой день, когда Клаус так опрометчиво попробовал привязать меня к себе магией. Хотелось покончить с этим делом как можно быстрее и вернуться домой. Дознаватель не стал скрывать своего недовольства при виде меня:
— Я же говорил, что вам не стоит писать заявление, инора Брайнер, — укоризненно сказал он. — Я распоряжусь, чтобы инора Хайнриха немедленно сюда привели.
— Видите ли, — смущенно сказала я, — выяснились некоторые обстоятельства, позволяющие более снисходительно отнестись к проступку инора Хайнриха. Но отношение к нему, тем не менее, я не изменила и видеть его не желаю.
Но дознаватель весьма скептически отнесся к моим словам и отправил за Клаусом. Так как в мои планы совсем не входило общение с бывшим женихом, то я постаралась подписать все, как можно быстрее, и покинула кабинет, но это не избавило меня от встречи с этим рыжим наглецом. При виде меня он просиял и сказал:
— Долго же ты продержалась, дорогая. Ваше семейное упрямство сыграло с тобой злую шутку, но, поверь мне, мы будем вместе, и теперь все будет хорошо.
Он даже сделал попытку меня обнять. Я отшатнулась и резко сказала:
— Инор Хайнрих, все будет хорошо, если вы ко мне больше никогда и ни по каким вопросам подходить не будете. Это входило в условия нашего договора с вашим отцом.
Сказала и тут же с ужасом поняла, что этот вопрос с отцом Клауса обговорен не был. Он настолько заболтал нас, умудрившись поставить все с ног на голову, что я попросту забыла про условие невмешательства в нашу жизнь. Впрочем, теперь инор Хайнрих знает, кем является мой свекор, и, возможно, это немного отрезвит данное семейство.
— Но, Иви, этого не может быть, — неуверенно сказал Клаус, стремясь найти и не находя признаки интереса к себе на моем лице. — Ты просто должна была в меня влюбиться.
— Видно, зелье тебе тухлое досталось, — едко сказала я. — Не зря же вокруг вашего дома столько мух собралось — явно что-то испорченное учуяли.
По его лицу прошла судорога, рот искривился в злобной гримасе:
— Ты не можешь так поступить со мной!
— Инор Хайнрих, образумьтесь же, наконец. Я замужем. Я вам ничего не обещала. И для вас будет лучше, если вы навсегда забудете о моем существовании.
С этими словами я обогнула его и пошла к выходу, но всем телом я чувствовала горячий, алчный взгляд Клауса. Похоже, то, что я постоянно ускользаю из его рыжих лап в самый последний момент, его только раззадоривает. А мое неосторожное поведение на свадьбе сестры позволило ему надеяться на мою благосклонность, и эта надежда подпитывалась желанием столь сильным, что поколебать ее было просто невозможно. Я сухо сообщила инору Хайнриху, что сына его сейчас отпустят, и мы с Рихардом ушли.
— Иви, а не может быть так, что история, рассказанная твоим отцом, все же не соответствует действительности? — осторожно спросил он.
— Рик, давай не будем об этом? — жалобно попросила я. — Я уже совсем запуталась, кто из них двоих врет. Но мне все же кажется, что это инор Хайнрих.
— А твой дед действительно пытался найти противоядие к орочьим зельям? — спросил муж внезапно.
— Я такого не помню, — покачала я головой. — Дед не особо был склонен к дорогостоящим авантюрам. Я бы скорее поверила, что этим бабушка занималась. Вот она любила всяческие рисковые эксперименты.
— И умерла в результате одного из них?
— Да, за два года до болезни деда, — недовольно ответила я, но все же продолжила рассказ, — она перепутала флаконы, и как результат — отравилась полученным газом. Для алхимика главное — аккуратность, наша работа не прощает малейшей небрежности.
— А не могла она не сама перепутать? — небрежно спросил Рихард.
— Шутишь? В ее лабораторию никто посторонний не допускался, — ответила я.
— А лаборатория была при доме?
— Нет, конечно, — удивленно сказала я. — На нашей фабрике за городом. Кто же устраивает такое в жилом доме? Это опасно.
— И что с лабораторией стало после смерти твоей бабушке? — продолжал допытываться муж.
— Дед ее просто запер и никого туда больше не пускал, — ответила я. — Ты думаешь, его смерть связана с тем, что делала бабушка? Но он даже не особо ее записями интересовался, сжег пару тетрадок с запрещенными заклинаниями, и все на этом закончилось.
— Мне кажется, нужно выяснить, чем она занималась перед смертью, — задумчиво сказал Рихард. — Возможно там сохранились записи или рабочие дневники.
— Мы можем съездить в Корнин, — неуверенно предложила я. — Ключ от лаборатории у деда в кабинете. Только вот… Хайнрихи так и остаются проблемой.
— Ну, в известность их можно и не ставить. И потом, не думаю, что они что-то устроят в ближайшие несколько дней, — оптимистично сказал муж. — А посмотреть надо. Если инор Хайнрих уверен, что твой дед занимался противоядием к орочьим зельям, на чем-то ведь его уверенность основывалась?