Глава 16

Утром мы были разбужены громким стуком в дверь. Рихард пошел выяснять, кого это к нам принесло так рано. Разговор, начавшийся довольно мирно, быстро перешел в невнятные угрозы, выкрикиваемые по ту сторону проема. Я торопливо оделась и подошла к двери. Какого же было мое удивление, когда я обнаружила там своего отца, которого муж мой не хотел впускать в нашу квартиру.

— Дожили, — возмущенно сказал папа. — Да когда ж такое было, чтобы родного отца к дочери не пускали? С каких это пор у вас такие порядки?

— С тех самых, как моя жена обнаружила в своей чашке любовное зелье, — ответил Рихард, даже не думая сдвигаться с места. — Подлитое ей любящим папой, между прочим.

— Абсолютно бездоказательное утверждение, — заявил отец. — Где чашка с якобы подлитым зельем? Где свидетели данного происшествия? Нет? Вот я так почему-то и подумал. Ивонне что-то там показалось, и теперь возводят наглый поклеп на честного человека. А все почему? Потому что он выступил против того, чтобы дочь выходила замуж за проходимистого голодранца, — он снисходительно посмотрел на Рихарда, который даже растерялся немного от такой наглости. — И вообще, я приехал поговорить с Ивонной, а вы, инор, как вас там, не знаю и знать не хочу, ибо не представляете для меня интереса, как явление временное, можете пойти и прогуляться.

— Папа, если ты собираешься оскорблять меня или моего мужа, будет лучше, если ты сам сейчас же уйдешь, — с негодованием сказала я. — Можешь уже смиряться с тем, что Рихард — явление в твоей жизни не временное.

— Ивонна, как ты можешь говорить такое родному отцу? — возопил он, вздевая руки вверх. Не иначе как Богиню призывал в свидетели своей честности и моей черствости. — Я проделал такой путь, я не спал половину ночи, а ты готова вот так просто взять и выгнать меня на улицу? Как какую-то подзаборную шавку?

— Папа, я просто прошу относиться к нам с уважением, иначе я с тобой даже разговаривать не собираюсь, — твердо ответила я. Все же я знала своего отца слишком давно, чтобы реагировать на его выступление так, как ему этого бы хотелось.

Отец возмущенно засопел и еще раз выразительно на меня посмотрел, всем своим видом показывая, что мною злостно нарушены все правила приличия. И мне действительно стало стыдно. За то представление, что он устроил перед Рихардом. Для нашей семьи такие вещи были уже привычны, и я совсем забыла, как некрасиво это может смотреться для посторонних.

— Мне кажется, тебе нужно время, чтобы осознать сложившуюся ситуацию, — сказала я папе. — Давай ты прогуляешься немного, посмотришь город, а потом попробуешь прийти и поговорить нормально.

— Инор Бринкерхоф, — церемонно сказал ему Рихард, — если вы сделаете шаг назад, мне будет удобнее закрывать дверь.

Папа открыл было рот, чтобы разродиться очередной тирадой, полной возмущения, но посмотрел на наши лица, осознал, что ничего хорошего этим он не добьется, и выдавил сквозь зубы:

— Приношу свои извинения, если нечаянно кого-нибудь из вас обидел. Но вы тоже должны меня понять, — закончил он уже с явным воодушевлением, — у меня не так много дочерей, чтобы меня совершенно не волновала их дальнейшая судьба. Так я могу войти?

Мы с Рихардом переглянулись, я неуверенно кивнула головой, и муж посторонился, пропуская моего отца. Тот недолго раздумывал и ринулся в нашу квартиру так, словно за ним стая голодных тигров неслась. Или, в крайнем случае, злых Хайнрихов.

— Послушайте, зять мой, — высокопарно сказал папа Рихарду, — мне бы поговорить с дочерью наедине.

— Я возражаю, — твердо сказала я. — Я не собираюсь ни о чем с тобой наедине говорить.

— Видишь ли, Иви, — снисходительно сказал папа, — вопрос, который я собираюсь обсудить с тобой, имеет отношение исключительно к нашей семье, и никоим образом не касается твоего мужа.

— Моя семья включает и моего мужа, — заметила я. — Если ты этого до сих пор не понял. К тому же, я хочу быть уверенной в том, что ты опять мне чего-нибудь не подмешаешь. Спокойнее мне будет, если кто-нибудь за этим проследит.

— Ивонна, поверь, это очень важно, и для тебя, в том числе, — продолжал упорствовать папа. — Но если ты так настаиваешь на его присутствии, то я тогда задействую артефакт от прослушивания. Твой муж не будет слышать, что мы говорим, но будет видеть, что я тебе ничего не подмешиваю. Хотя такие подозрения для меня оскорбительны.

Мы еще немного поспорили, но сошлись все же на варианте с артефактом. Папа упорно отказывался посвящать Рихарда в цель своего визита, но настаивал на том, что мне это знать необходимо. Я была уверена, что речь пойдет о Хайнрихах, но все же интересно было, в каком ключе подаст эту историю отец.

Папа достал из кармана странную конструкцию из веточек и перышек, аккуратно расправил и водрузил на середину стола, внутрь поместил маленькую скособоченную свечку и гордо сказал:

— Теперь твой муж должен отойти подальше. Примерно к окну. Тогда он не услышит, о чем мы говорим.

— Как-то странно выглядит ваш артефакт, — подозрительно сказал Рихард. — Я даже понять не могу, как он работает.

— Так вам и понимать не надо, — недовольно сказал папа. — Это орочья штуковина, мне она по случаю досталась за бешеные деньги. Обычные-то артефакты обойти можно и подслушать, что надо, а этот не получится.

— Мне эта штуковина не нравится, — сказала я. — Думаю, если Рихард отойдет к окну, он и так ничего не услышит.

— Ага, — возмутился отец, — и будет там подслушивать с помощью каких-нибудь магических приемчиков. Нет уж, знаем мы вас. Ничего у вас не выйдет.

— Я не собирался ничего подслушивать, — заметил Рихард, взял в руки эту странную конструкцию, принесенную отцом, и начал ее крутить.

— А ну-ка, — всполошился папа, — поставьте немедленно. Если сломаете, где я такое устройство опять найду? Так смотрите. И чем дальше, тем лучше.

Муж неохотно поставил артефакт, видно было, что ему интересно было бы узнать, как эта штуковина действует. Я бы тоже не отказалась понять принцип его работы. Но орочья магия очень уж сильно отличается от нашей, так что искать какие-то соответствия было совершенно бесполезно. Казалось, что и магии никакой там и нет, но если уж отец был уверен, что работает, то это наверняка так. Не в папиных привычках покупать непроверенные вещи. Он хмуро оглядел поставленный на стол артефакт, потрогал некоторые места соединений, но изъяна так и не нашел, после чего повернулся к Рихарду и недовольно сказал:

— Что ж, испортить вам не удалось, так что лучше отойдите подальше, и я все же обсужу с дочерью вопрос, ради которого я сюда и приехал.

После того, как муж мой отошел к окну и уже оттуда стал наблюдать за нами, папа аккуратно поджег свечку и водрузил ее в середину конструкции, дыма от нее практически не было, да и запаха никакого тоже, но я почему-то начала нервничать и решила закончить разговор как можно быстрее.

— Так что ты мне собирался сказать, папа? — спросила я. — Если опять о том, что я должна быть внимательной к Клаусу Хайнриху, то я сразу тебе скажу, что это бесполезно.

— Ивонна, Хайнрихи меня шантажируют, — выпалил папа. — Они узнали об одном неосторожном моем поступке, и вот…

— У тебя из этих неосторожных поступков вся жизнь состоит, — заметила я. — Не думаю, что обнародование очередного факта твоей биографии что-то изменит.

— Ты просто не представляешь, о чем говоришь, — недовольно сказал он. — Обнародование этого происшествия вполне может привести меня на скамью подсудимых. Моя жизнь и репутация нашей семьи будут погублены.

— Да ты и так уже сделал все для этого, — не выдержала я. — Да и что ты такого мог сделать? Продать оркам наши защитные артефакты?

Я точно знала, что папа пытался организовать торговлю с орками, но не преуспел. За торговлю боевыми и защитными артефактами действительно могли посадить, и надолго. Вот только взять подобное ему было совершенно негде.

— Я не буду об этом говорить, — уперся он. — И поверь, это действительно результат неосторожности, а никак не злонамеренного нарушения закона.

— Тогда и закон к тебе будет снисходителен, — заметила я. — Мне кажется, собственное признание куда лучше, чем жизнь под гнетом шантажа.

Видимо давно я уже с папой не общалась — у меня от разговора с ним начала побаливать голова, и единственное желание, которое осталось, — прекратить наш разговор как можно быстрее.

— Нет, Иви, о признании и речи не идет, — недовольно сказал он.

— И что ты от меня хочешь?

— Ивонна, что ты так упираешься против брака с Клаусом? — просительно протянул папа. — Он же так тебя любит, столько лет ждал. И семья у них богатая, достойная. Не то, что у этого, — он презрительно кивнул в сторону Рихарда. Муж вопросительно поднял бровь, но я махнула рукой, показав, что ничего серьезного не происходит.

— Мне не нравится Клаус Хайнрих, — ответила я. — И давай закончим этот разговор, мне он неприятен и кажется совершенно бессмысленным.

— Ивонна, Клаус Хайнрих — очень красивый молодой человек, — отец стал говорить размеренно, совершенно не свойственным ему образом. — Ты непременно его полюбишь. Ведь он так добр и щедр. Очень достойный молодой человек. Мне кажется, все, что тебе в нем не нравится, — просто плод твоих фантазий.

У меня не было никакого желания отвечать папе. Плод моих фантазий? Этот рыжий Клаус? Впрочем, он скорее не рыжий, а золотистый, и ведь это действительно очень красиво. Я мечтательно улыбнулась, вспоминая бывшего жениха. А какие у него красивые руки, покрытые золотом волос, так подходящим для человека, имеющего дело с большим количеством денег. И вообще, это наверно так здорово, когда у мужчины много волос по всему телу, а зимой, наверно, еще и тепло. А как приятно будет зарыться в эту шерсть на груди своими тонкими пальчиками. У Рихарда на груди таких зарослей точно нет. У Рихарда? Я подняла глаза на мужа и поняла, что происходит что-то странное. Он выглядел встревоженным и с трудом удерживал себя на месте.

— Не правда ли, Клаус Хайнрих — мечта любой девушки, — продолжал мой отец так же размеренно и безэмоционально.

— Неправда, — с трудом ответила я и удивилась, как сложно мне было сказать даже эту короткую фразу.

На лице отца проявились обида и разочарование, а я поняла, что мне срочно надо что-то делать. Из последних сил я протянула руку и уронила ее на орочий артефакт, полностью его сломав. Свеча обожгла мне руку и погасла, а я почувствовала неимоверное облегчение.

— Это что? — папа потрясенно на меня смотрел. — Это что ты такое вытворила? Ты знаешь, сколько он стоил?

— Что случилось? — подбежавший Рихард не дал мне упасть. Сил не осталось совсем.

— Этот артефакт. Он не только глушилка, — с трудом выговорила я.

— Что ты опять выдумываешь? — взвыл папа. — С чего ты такую ерунду взяла?

Он трясущимися руками перебирал обломки и едва не плакал — восстановлению они не подлежали. Но мне было совершенно не жалко собственного отца — то, что он собирался со мной сделать, было ужасно. Не знаю, на сколько бы хватило воздействия этой орочьей штуковины, но, если бы я однажды очнулась и обнаружила рядом с собой Хайнриха-младшего, для кого-то из нас этот день мог бы стать и последним. И суд ко мне был бы снисходителен — применение магии, подобной тому, что пытался навести папа, очень строго каралось нашим законодательством и явно было бы причиной для смягчения приговора.

— Инор Бринкерхоф, вы немедленно покинете наш дом и никогда сюда больше не вернетесь, — сказал Рихард.

— Иви, да тебе просто показалось, — просительно сказал папа, пытаясь заглянуть мне в лицо.

Но я даже глаза закрыла, чтобы его не видеть, настолько он был мне противен. Приворожить меня к этому гадкому Клаусу, да как ему такое в голову могло прийти? Я не собираюсь приносить в жертву свою жизнь ради того, чтобы мой отец уклонился от заслуженного наказания. Все, что он натворил, должен разбирать сам. И только так.

— Запрещенной магией балуемся? — раздалось от двери.

Высокий плотный мужчина, что там стоял, был мне не знаком, и его неожиданное появление и, главное, слова меня очень испугали. А если он решил, что это Рихард или я замешаны? Отец же мой выглядит очень располагающе и при желании может убедить собеседника практически во всем.

— Почему запрещенной? — сделал удивленное лицо папа. — Обычная глушилка, только нестандартная, орочья. Вот вам и показалось. И, кстати, кто вам вообще разрешил вламываться в чужое жилище?

— Я не вламывался, — усмехнулся тот. — Просто вы так громко разговаривали, что не слышали моего стука, а дверь была открыта. А магия, что творилась здесь, была запрещенной.

— Да ошиблись вы, — продолжал настаивать папа.

— В таком вопросе я никогда не ошибаюсь, — ответил незваный гость. — Достаточно на девушку посмотреть, чтобы это понять.

— Ну, я в магии и не разбираюсь почти, — пошел на попятную папа. — Мне это было продано как глушилка.

— А приворот к определенному лицу был совершенно случаен?

— Приворот? Какой приворот? Чтобы я родную дочь при живом муже непонятно к кому привораживал? Да что вы выдумываете такое?

Папа демонстративно возмущался, не забывая при этом торопливо сгребать остатки артефакта, ломать их еще больше и перемешивать с кусками свечки так, чтобы даже догадаться нельзя было о первоначальном назначении. Инор весьма скептически наблюдал за его действиями, а затем заметил:

— Да, никогда бы не подумал, что мой сын свяжет свою жизнь с дочерью жулика.