«МИге-е-ель!» – раздается под нашими окнами в одиннадцать часов ночи.
Легкая пауза.
«МигеЕ-Ель!» – снова надрывается скрипучий, уже немолодой женский голос.
Пауза – голос набирает воздуха в легкие:
«Ми-и-гЕ-Е-Е-Ель!»
Хочется воткнуть в уши вату и плотно зашторить окна, но бабушка не успокаивается. Удивительно, откуда у этого пожилого существа такой голосище?
«МИ-И-и-и-гель!»
Нет Мигеля.
На минуту все утихает, но скрипучий голос вновь разрывает тишину: «МИ-И-И-ГЕЛЬ!»
Боже мой, да кто же этот Мигель? Почему он не выйдет на зов любимой мамы или бабушки? «Плиз, Мигелюшка, ну давай, выходи повидать старушку!» Но Мигель моим мольбам не внимает. Улица сотрясается снова: «М-М-мИ-И-и-и-ГЕ-е-еЛЬ!»
Да что он, спит, что ли?!
Открываем балкон и высовываем нос, неудобно как-то целиком… Но на террасы уже повысыпали все наши соседи. Ох, вон какой-то парень показался.
«Пусть это будет Мигель, господи!» – взываю я про себя. Но я обманулась. «М-Ми-гель!» – женский крик звучит уже нетерпеливо и раздраженно. В окна повысыпала остальная часть жильцов, но… не Мигель. Старушка достала из сумки сигарету и зло закурила. Кому-то из соседей стало жалко эту миниатюрную седовласую бабушку, и он прокричал: «Эй, Мигель! Давай уже, выходи!»
Кто-то захлопал в ладоши: «Да! Да! Мигель! Выходи!»
«Мигель, дэ пута мадре! – прогремел развесистый бас мужичка с второго этажа. – Sal!»
Молчание. Нет Мигеля.
Старушка пробормотала несколько ругательств и посеменила по тротуару. Соседи удивленно переглядывались ей вслед, удивляясь такому голосищу у такого маленького человечка.
Выдохнув и захлопнув дверь на балкон, мы щелкнули пультом телевизора и уютно примостились на софе. Счастье оказалось краткосрочным.
«Мигель! – настойчиво прозвучал под окнами мужской баритон. – Мигель!»
«Ну, пожалуйста, Мигелюшка, выходи!» – снова промолилась я про себя, в надежде, что загадочный сосед почувствует мои биотоки. Парень на улице просигналил с мотоцикла. «О нет! Только не это!»
«Мигель! Миге-ель!»
«Да нет его дома, нет!» – взорвался добротный дядька с третьего этажа.
«Точно нет?» – шустро переспросил парень. Если бы у мужика в этот момент была в руке сковородка, он бы запустил ею с третьего этажа! «Я тебе говорю, нет!» – прокричал он с интонацией «а ну пошел отсюда!»
«А-а, ну ладно!» – скромно промолвил парнишка и завел свой мотоцикл.
Вот уж воистину, Мигель – суперстар!
Около трех часов ночи наш сладкий сон снова оборвал шум. Резко (и, что интересно, с музыкой!) открылась металлическая дверь подъезда, врезалась в стенку и с таким грохотом захлопнулась, что дом вздрогнул. Внизу послышались возня, шуршание, опять грохот (кто-то врезался в почтовые ящики) и женские тихие визги. Из чьего-то мобильника на полной громкости хрипел хип-хоп. Мы слышали каждую ступеньку, которую преодолевал неведомый гость. Когда он прошуршал своей дутой курткой мимо нашей двери с напевами «yea-ah babe yea-ah c’mon», вырубился свет, девчушка споткнулась на ступеньке: «А-а-ай, Мигель!» – прокричала она. Я подумала, что еще одно неловкое движение – и соседи разорвут этого Мигеля на части…
Утром я просыпаюсь, завариваю кофе, намазываю масло и варенье на тост, пихаю хлеб в рот и… Застываю: «Да! Да-а-а! Мигель! О-о! – раздается прямо надо мной. – Оу, Мигель! Да, Мигель, да! А-а-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!» Муж поперхнулся сосиской.
«А-а! А-а-а-а-а! – в экстазе кричала девушка. – О-О-О-О-О!»
Наш потолок сотрясался. Ай да Мигель!
Мы уже отложили завтрак и от души хохотали. Девчушка наслаждалась во весь диапазон своего девичьего голоска: «Да! Д-а-а-а-а! Давай-давай!» Мигель хрипел.
Через полчаса мы услышали ритмы того же хип-хопа, но уже на пути вниз.
А через час я столкнулась около почтового ящика с парнишкой в мешковатых штанах, рэперской куртке, бейсболке набекрень, типично хип-хоперской бородкой и пирсингом во всевозможных местах. Из его телефона доносилась знакомая мелодия…
– Привет! – с любопытной улыбкой оглядела я его. – Ты Мигель?
– Привет! – расплылся он в широченной улыбке. – А откуда вы знаете?
Парадокс: песня и танец фламенко, являющиеся объектом всемирного наследия ЮНЕСКО, не очень-то боготворимы самими испанцами. Особенно теми, кто причисляет себя к испанской интеллигенции: «Как можно слушать это вытье? Это для гирис (туристов)!», «Цыганская музыка для цыган». И действительно, на первый взгляд – вытье и причитание, странные композиции со странной структурой. Чистое фламенко без гитары не выдержать неподготовленному уху. Я думала так весь первый год проживания в столице фламенко Севилье, пока вдруг однажды не осознала, невероятно – я хочу идти и учить это! Я хочу ТАНЦЕВАТЬ это…
Фламенко – обнаженная душа. Pure soul. Страшная вещь на самом деле. Потому что это одно из проявлений жизни и эмоций, которое дошло до нас в своем чистом и первозданном виде так, что пугает. Эта музыка слишком дерзко взывает к сердцу, слишком сконденсированна и надрывна, тело само откликается на нее от макушки до кончиков пальцев. Фламенко пронизывает тебя насквозь. Оно прямолинейно и бескопромиссно – может, поэтому так не вписывается эта музыка в наше поколение, привыкшее к фальши?
А может, именно из-за своей дерзости и прямоты фламенко занесенo в «Красную книгу» – люди давно привыкли не показывать своих чувств. Фламенко не может понять человек, страшащийся открытых и искренних эмоций, где не надо все усложнять. До этого искусства надо созреть, потому что не идет оно в ногу с современным миром. Оно не рационально, не прагматично, не коммерциализировано. Ему наплевать на социальный статус, рейтинги и количество проданных альбомов. Оно – о вечном. Оно говорит напрямик с душой, где оба понимают друг друга. И говорит всего-то о двух составляющих нашей жизни – любви и смерти, на которые, как на фундамент, надстраивается все остальное. И говорит правду – так, как есть.