Глава 28

Ночь прошла спокойно. Казалось, что и наступивший день ничем не будет отличаться от череды таких же, но уже прошедших. Затишье утром, наплыв покупательниц ближе к обеду и опять затишье, во время которого инора Эберхардт отправила меня поесть. По дороге я пыталась найти подтверждение словам Рудольфа о моей охране, но никого не увидела. Из-за этого становилось все тревожнее, пусть я и понимала, что настоящий профессионал потому и называется профессионалом, что заметить его невозможно. Ни мне, ни преступнику, который должен быть уверен, что его планам ничего не сможет помешать. Во всяком случае, со стороны Сыска. Кто кому вчера помешал и помешал ли, так и осталось для меня неясным. Но так как никто больше не появился, то и подозрение пало на этих двоих, перемещаясь с одного на другого, но так ни на ком и не останавливаясь окончательно.

В кафе я ждала, что Рудольф ко мне подойдет. Иногда он тоже здесь обедал, но сегодня я его так и не дождалась, хотя старалась есть как можно медленнее. Тарелка опустела, а он так и не появился. Пришлось утешить себя, что он очень занят моей безопасностью, и пойти на выход. Никого и ничего подозрительного рядом со мной не было, но нервничать я не переставала. Эта неопределенность выводила меня из себя.

Когда я вернулась в магазин, там совсем не было покупателей, но зато был Петер, который что-то рассказывал иноре Эберхардт, а та выслушивала его со своей обычной благожелательной улыбкой. Насколько я поняла, речь опять шла о его неудачах в поиске работы, подходящей для столь высококвалифицированного мага, как он.

— Хочу вернуться на прежнее место, — говорил Петер, улыбаясь своей неуверенной, чуть кривоватой улыбкой. — Я же ушел тогда из-за Сабины. Она говорила, я порчу репутацию таким заработком. Но ее теперь нет, а мне там нравилось. У меня и друзья там остались, назад зовут. Плохо одному.

— Да, плохо, — вздохнула инора Эберхардт. — И я начала об этом задумываться в последнее время. И знаете что…

Тут разговор прервался, так как сработал артефакт, возвещающий о появлении посетителя. Но так как это был всего лишь Эдди, инора Эберхардт после краткого приветствия вернулась к разговору с Петером.

— Я вот что думаю, — сказала она. — Штеффи, у вас же в приюте есть девочки с Даром?

— Да, — ответила я.

Девочки с Даром у нас были, не сказать, что очень много, но приюту и их хватало для зарядки накопителей.

— Вот я и решила. Удочерю кого-нибудь из них, воспитаю и дело передам. Что скажете?

— Я думаю, что любая сирота будет счастлива такому подарку судьбы, — с трудом выдавила я из себя, пытаясь не разреветься от невольно нахлынувшей обиды. — У нас редко кого берут в семьи. Считается, что у подкидышей плохая наследственность.

Вот так, родная дочь ей не нужна, а чужую девочку она будет счастлива видеть рядом. Богиня, скорей бы все закончилось, чтобы я смогла уйти, а перед уходом высказать все, что думаю о таких лицемерных особах. Я постаралась взять себя в руки и даже улыбнулась.

— Что скажу? Дура ты, Маргарета, вот что скажу, — раздраженно выдал Эдди. — У тебя под боком собственная племянница, а ты какую-то чужую девочку удочерять собралась.

— Племянница? — удивленно сказали мы одновременно.

— Да, племянница, — недовольно сказал Эдди. — У меня сначала только подозрения были, но я анализ по волосам сделал. Так что Штефани — твоя племянница, дочь сестры, судя по всему.

Инора Эберхардт посмотрела на меня, потом на Эдди. На ее лице попеременно отражались радость и сомнения. Сомнения победили.

— Этого не может быть, — недоуменно сказала она. — Мы с Эльзой ни одного дня не жили порознь. Если бы у нее был ребенок, я бы об этом знала.

— Не может? — усмехнулся Эдди. — А может, ты знала, но… забыла, а, Маргарета?

В его словах прозвучал какой-то намек, понятный лишь им двоим. Так как инора Эберхардт вдруг застыла с расширенными глазами, уставившись в одну точку. Лицо ее побелело.

— Эдди, но если ты был уверен, что Штефани — моя племянница, почему ты не сказал мне об этом раньше? — хрипло спросила она. — Почему ты молчал?

Эдди с деланым смущением отвернулся, поизучал баночки на витринах, вздохнул.

— Почему, почему, — проворчал он. — Сначала не был уверен. А потом… Скажи, Маргарета, ты бы так же благосклонно отнеслась к браку твоей племянницы со мной, как к браку твоей продавщицы? Молчишь? Вот-вот. Так что я сначала жениться хотел, а потом поставить тебя сразу перед двумя фактами. Получила бы еще одного родственника вместе с племянницей, разве это плохо? А сейчас мне все равно ничего не светит, так что… Пролетели мы с тобой, да, Гроссер?

— Да, — ответил давно молчавший Петер каким-то странным, изменившимся до неузнаваемости голосом. — Тебе ничего не светит. Закрывай магазин, Эберхардт, если не хочешь потерять племянницу в тот же день, что получила.

В горло мне уткнулось что-то острое, но что — я даже увидеть не могла, так как Петер, стоявший за мной, локтем удерживал меня за шею. Инора Эберхардт охнула и прижала руку ко рту. Эдди бледнел прямо на глазах. Никогда бы не подумала, что он будет так из-за меня переживать.

— Что застыла, старая корова? — почти равнодушно сказал Петер. — Быстро закрыла и защиту выставила. Потом поговорим. Или мне эту дуру подрезать надо, чтобы ты поторопилась?

И тон его, и слова — все было совершенно не похоже на то, как он обычно говорил. Казалось, что за спиной у меня стоит совсем другой человек, чужой, незнакомый и от этого еще более страшный. Острие больно кольнуло в шею.

— Сейчас. Только не делай ничего девочке.

Инора Эберхардт бросилась к входной двери с прытью, для нее неожиданной. Наблюдать я могла, лишь скосив глаза, — захват Петера не позволял даже головой двинуть. От его рукава пахло чем-то едким, в носу невыносимо свербело, подмывая чихнуть. Чем это могло закончиться в такой ситуации, даже Богиня не знала.

— Гроссер, не дури, — попытался образумить его Эдди. — Зачем тебе это все?

Он говорил спокойным размеренным голосом, тоже непохожим на его обычную манеру с подшучиванием, и пытался достучаться до Петера, чье тяжелое дыхание билось прямо в уши. Было неимоверно страшно, хотелось зажмуриться и больше ничего не видеть, но в то же время я боялась пропустить хоть что-то. Вполне возможно, это — последнее, что вижу в жизни. Витрины, Эдди и… тетя. Теперь я знала, что она не только казалась хорошей, но и была такой. И от этой уверенности становилось немного легче, появлялась надежда, что все будет хорошо.

— Надоело, — отрывисто сказал Петер.

— Что надоело-то? — пытался развести его на разговор Эдди.

Инора Эберхардт вернулась и застыла в нескольких шагах от нас, боясь сделать лишнее движение. Руками она нервно комкала носовой платок, обычно выглядывавший из-за обшлага рукава.

— Что вы хотите, Гроссер? — спросила она. — Отпустите Штефани, и мы спокойно поговорим.

— Мы и так говорим спокойно, — ответил Петер. Голос его раздавался прямо над ухом, гулко отдаваясь внутри головы. — А отпущу я ее или нет, зависит от тебя, Эберхардт.

Манера его тоже изменилась — презрительная, вызывающая, вместо обычной уважительной и доброжелательной. Дыхание его становилось все тяжелее и тяжелее.

— Гроссер, ты соображаешь, что делаешь? — выразительно сказал Эдди, был он все так же бледен, на лбу блестели бисеринки пота, но говорил спокойно и движений лишних не делал. — Думаешь, так просто уйти сможешь?

— Смогу, — ответил Петер. — Время не тянем. Мне нужен рецепт.

— Какой рецепт? — жалобно спросила инора Эберхардт. — У меня их много.

— Косметические меня не интересуют, — выдавил Петер. — Мне нужен тот, что с ментальной составляющей.

— Я не могу его никому передавать, — инора Эберхардт почти рыдала. — Я магическую клятву дала сестре, что останется внутри семьи.

— Расскажешь племяннице, я послушаю.

— Да-да, конечно, — мелко закивала инора Эберхардт.

— Маргарета, не дури, — Эдди сделал небольшой шаг вперед. — Ты ему все выложишь, а где гарантии, что он потом ничего не сделает со Штеффи?

— Нет таких гарантий, — дыхание Петера уже свистело и клокотало. — Но если будете хорошо себя вести, я подумаю. А если нет…

Он ощутимо нажал острием на мою шею. Я почувствовала, как по ней побежала тоненькая струйка крови. Инора Эберхардт побледнела еще сильнее, хотя раньше мне казалось, что это невозможно. Сейчас от ее лица отхлынули вообще все краски, даже губы побелели, хотя мне казалось, что на них лежит слой розовой помады. Капельки пота на лбу Эдди уже собирались в ручейки.

— Инор Гроссер, не надо, прошу вас, — умоляюще сказала инора Эберхардт. — Я все сделаю, как вы скажете.

Со стороны улицы раздались громкие звуки и стук. Не только я это услышала.

— Гроссер, как выбираться будешь? — сказал Эдди и сделал еще маленький шажок в нашу сторону. — Доблестные представители Сыска уже у входа, штурмовать собираются.

— Не твое дело, — прошипел Петер. — Стой, где стоишь. Эберхардт, рецепт пиши, живо.

— Писать?

— Отдашь племяннице, она мне. Клятва не нарушена.

— Я его так не помню. Он очень сложный, многоступенчатый. Тетрадь с рецептами в моем сейфе наверху.

Голос иноры Эберхардт дрожал, но она изо всех сил старалась говорить спокойно.

— За столько лет не выучила? — Голос Петера не выражал никаких эмоций, но от этого было только страшнее. — Не верю.

— Я им почти не пользовалась, не нужен он мне был, понимаете?

— Понимаю, что сидела на бочке с деньгами и золотой достать боялась, дура, — выплюнул Петер. — Наверх, живо. Все. Хофмайстер тоже.

Он подтолкнул меня коленом, и я чуть не упала. Я не представляла, как идти, когда тебе пережимают горло, к которому еще и нож приставлен. Чуть споткнулась — и нож уже не у шеи, а в ней.

— Слышишь, Гроссер, Штефани так идти не сможет, — сказал Эдди, сразу это заметивший. — Она же не видит ничего. А если ты в нее случайно нож воткнешь, то нечем тебе будет Маргарету шантажировать.

— Хорошо, — ответил тот, отпустил мою шею, и я сразу почувствовала, насколько легче стало дышать, пусть острие ножа и продолжало царапать кожу. — Эберхардт идет первой, Хофмайстер — за ней. И быстро. Задерживаться здесь я не собираюсь.

То, что ему уже стоит поторапливаться, было давно понятно. Даже я ощущала растущее магическое напряжение вокруг магазина — вскрывали защиту, которая пока не поддавалась, но понятно, что только пока. Инора Эберхардт подобрала юбки и торопливо застучала каблуками по лестнице. За ней поднимался Эдди. Похоже, раньше ему не приходилось бывать в личных апартаментах, так как он несколько раз споткнулся, заставив руку, державшую нож у моего горла, дернуться, а меня вздрогнуть.

— Да быстрее же! — прошипел Петер.

— Гроссер, я и так чуть шею не свернул, — проворчал Эдди. — Винтовые лестницы — это же настоящие убийцы, по ним быстро ходить нельзя.

— Заткнись.

Но Эдди уже закончил подниматься и сдвинулся чуть вправо, так что я увидела открытую дверь в тетину спальню и кровать в ней, аккуратно застеленную бежевым покрывалом. В этот момент защиту магазина взломали, что отозвалось ворохом разноцветных искорок у меня перед глазами. Я покачнулась, и Эдди тут же бросился на Петера. Одной рукой он толкнул меня в сторону, при этом второй удерживал руку Петера с ножом. Я упала на пол и сильно ударилась, но это была такая мелочь по сравнению с тем, что сейчас происходило. Инора Эберхардт завизжала, а рядом со мной в схватке прокатились двое мужчин. Лицо Петера исказила гримаса ненависти, из его рта даже пена пошла, и сам он пытался достать Эдди ножом. Странным таким, черным, расписанным непонятными символами, больше похожими на насекомых, чем на буквы. Этот нож мелькал перед глазами постоянно, притягивал взгляд веющей от него жутью, и я больше ни на что не могла смотреть.

— Штеффи, вставай, — отчаянно зашептала инора Эберхардт, тянущая меня вверх. — Запремся в спальне.

Я встала, но даже шагу не успела сделать. По лестнице загрохотали шаги. Но это было уже неважно — Петер лежал на полу, уставившись безжизненными стеклянными глазами в потолок. В его груди торчал нож, рукоятку которого он так и не выпустил, продолжая удерживать ее и сейчас. Над телом стоял Эдди и посасывал порез на руке. Я бросилась к нему, вцепилась в воротник и зарыдала.

— Детка, ну ты чего? — сказал он, приобнимая меня. — Все ведь уже закончилось. Все хорошо. Все живы, — тут он, видно, посмотрел на Петера, так как добавил: — Почти все.

Но я рыдала и рыдала и никак не могла остановиться. Все не пролитые за многие годы слезы где-то собрались, накопились и выплеснулись, замочив рубашку моего спасителя. Только сейчас я осознала происшедшее в полной мере — смерть прошла совсем рядом со мной, и если бы не этот мужчина, такой несерьезный на вид, но оказавшийся столь надежным в деле, то плакала бы сейчас лишь инора Эберхардт над моим хладным трупом.