Глава 27

Рудольф давал мне последние инструкции — быстро, четко, без лишних эмоций повторял, что я уже давным-давно накрепко запомнила. Все, что его интересовало, — арест убийцы, для остального места не было ни в голове, ни в сердце. Эти бесконечные повторы одного и того же начинали раздражать, так что стук в дверь оказался как нельзя вовремя.

— Иди открывай, — сказал Рудольф. — И, пожалуйста, будь осторожней, ладно? Не говори лишнего, не провоцируй его на агрессию. Мы близко, но все-таки не рядом.

Я кивнула и пошла к двери. Он остался в комнате под прикрытием меняющего ауру артефакта. Рисковать я не собиралась. Пусть моя жизнь мало кому нужна, кроме меня. Но ведь есть Регина, которой одной будет совсем плохо.

— Кто там?

Надеюсь, получилось достаточно взволнованно.

— Это я, Петер. Хорошо, что с вами все в порядке. Я хотел проводить, но инора Эберхардт отпустила вас раньше, чем я освободился.

Все-таки Петер… Бедная Сабина, неужели ее совсем никто не любил? Нельзя сказать, что я была разочарована, что ошиблась в отношении Гроссера, я была зла. И на него за притворство, и на себя за излишнюю доверчивость. Но дверь открыла, нельзя же подводить Рудольфа.

— Добрый вечер, Петер. Мне приятно, что вы обо мне заботитесь.

Улыбаться я не стала, Делать это по заказу у меня плохо получается, еще заподозрит чего. А нужно, чтобы все было как можно более естественно.

— Так ведь не нашли того, кто убил Сабину. — Голос его дрогнул, пытаясь вызвать во мне жалость, и ему это даже удалось — так натурально прозвучало горе. — Кто и почему. А если вспомнить, что еще и Марта пропала…

— Сейчас еще совсем светло, — ответила я. — Что со мной может случиться?

— Не знаю, — ответил он. — Извините, Штефани, что побеспокоил.

Тут я испугалась, что он может уйти и вся тщательно спланированная засада провалится. Неужели коты на верхней площадке показались ему подозрительными? Рудольф утверждал, что по ауре от настоящих не отличишь, но может, они там слишком громко сопят, а у Петера тонкий слух?

— Петер, а давайте вы выпьете со мной чаю? — предложила я. — Я по дороге такие замечательные пирожки купила.

Пирожки я аккуратно выложила в тарелку и поставила ее посреди кухонного стола. Отдельно на маленькой тарелочке лежал якобы почти съеденный пирожок. Чтобы у самого сомневающегося возникла твердая уверенность — к ментальной обработке я готова.

— Чаю? — сказал он и притворился, что раздумывает над этим. — Спасибо, с удовольствием. Мне сейчас по вечерам так одиноко.

Мне и самой было одиноко, но ему я не поверила. Тот, кому одиноко, не станет убивать тех, с кем живет в одной квартире. А что преступник он, я была уже уверена. Дверь я на всякий случай закрывать не стала — пусть будет запасной путь для отступления, если у Сыска пойдет что-то не так, как запланировали. Как сказал Рудольф, они близко, но не рядом.

Петер прошел, устроился там же, где сидел в прошлый раз, и сложил руки на стол. Был он уставшим и замученным. При взгляде на него меня опять начала давить жалость. Пришлось себе напомнить, что напротив сидит жестокий убийца, который пришел не позаботиться обо мне, а выполнить очередной пункт своего злодейского плана. И пункт этот напрямую касался моей жизни.

Пока я готовила чай и собирала на стол нехитрую снедь и посуду, что были в доме, постоянно ожидала, когда же, когда он наконец начнет на меня воздействовать. Рудольф говорил, скорее всего, зелье, которым облили пирожки, позволяет обойтись самым легким магическим касанием, практически неощутимым для артефакта. Он должен лишь легко меня кольнуть, предупреждая о возможной опасности. Так легко, что, если не ожидать, можно не заметить. Уверенности, что зелье именно то, — не было. Полный анализ можно провести только в лаборатории Сыска, а нести туда образец не было времени. Теперь я больше всего боялась пропустить начало воздействия, когда еще можно что-то ему противопоставить. Сыскари говорили, что они будут настороже и не дадут меня обидеть, схватят преступника сразу же, как он проявит свои намерения, но я все равно боялась. Не хотелось стать безвольной куклой в чужих руках, даже этого не осознающей.

— Штеффи, мне кажется, я не вовремя, — неуверенно сказал Петер. — Вы меня даже не слушаете.

— Извините, задумалась. — Я даже постаралась улыбнуться и найти объяснение своему поведению. — У нас неприятности с одной из клиенток. Она утверждает, что ей подсунули фальшивку. А я ей сама крем относила.

— Зря вы из-за этого переживаете, — ответил он. — За то время, что я инору Эберхардт знаю, таких случаев было несколько, все они заканчивались извинениями покупательниц.

— Да? — вежливо улыбнулась я. — Они потом оставались довольны?

— Ну конечно. У иноры Эберхардт в Гарме нет конкурентов, — уверенно ответил он. — У нее уникальные кремы. Все, хоть раз попробовавшие, непременно опять за ними возвращаются.

Я налила чаю в чашку и поставила перед ним. Интересно было посмотреть, как он будет отказываться от пирожков. Наверняка не захочет себя травить. У меня было печенье, но оно сладкое, таким не наешься. Петер наверняка сейчас скажет, что не голоден…

— Пирожки с мясом и совсем свежие. — Я пододвинула тарелку к нему поближе, чтобы запах от них прямиком в нос попадал, вызывая аппетит. — Еще горячие. Угощайтесь.

— Спасибо. — Он улыбнулся мне своей замечательной улыбкой, а я решила, что он мою бдительность усыпляет, и сразу напряглась в ожидании сигналов от артефакта, не подававшего пока признаков работы, так что я начала бояться, вдруг он испортился в самый неподходящий момент. — Но я не хотел бы вас объедать. Денег у вас немного, насколько я понимаю.

Вот и причина нашлась, и убедительная такая. Но я на этом останавливаться не собиралась. Нечего ему отказываться от пирожков, облитых собственноручно приготовленным зельем. Меня хотел накормить, пусть и сам попробует. Буду уговаривать, пока есть не начнет.

— Я слишком много взяла, мне столько не съесть и за несколько дней, — начала я. — Они так аппетитно смотрелись, что пожадничала. А завтра они будут не такими вкусными. Петер, да вы меня спасете, если съедите хоть парочку. Мне не придется потом давиться черствыми пирожками.

Ему мои доводы убедительными не показались, он все так же смотрел с сомнением то на меня, то на тарелку с пирожками.

— Хорошо, — неожиданно сказал он, — тогда я вам в следующий раз куплю что-нибудь из продуктов. Не только же Эдди к вам с тортами приходить.

И взял один из пирожков. Интересно, можно ли определить, на какой из них не попало ни капли, или он заранее принял противоядие, рассчитывая на такой случай? Есть он начал энергично, словно и не подозревал, что там вредное зелье. Три укуса — и пирожка нет, а Петер уже тянется за следующим. Наверное, все же антидот принял, гад. И воздействовать на меня не начинает, чего ждет — непонятно…

Стук в дверь прозвучал неожиданно и очень громко. Петер подавился непрожеванным кусочком и с вопросом во взгляде уставился на меня. Но я была сама удивлена не меньше, чем он. Я никого не ждала, а сыскари, сидевшие в засаде, стучать бы не стали. Да и Руди находится за стеной, в случае чего он был бы уже здесь. Я пошла ко входу, но не успела даже подойти к двери, как она распахнулась, явив моему взору Эдди. Вот уж кого я не ожидала сегодня увидеть! Да и пришел он не вовремя, того и гляди сорвет намеченную операцию по обезвреживанию Петера.

— Детка, нельзя быть такой безалаберной, когда по улицам расхаживают убийцы, — с порога заявил он мне. — Замок на дверях висит, чтобы его закрывать, понимаешь? А вовсе не для красоты, как ты подумала.

— Добрый вечер, инор Хофмайстер!

У меня не было никаких идей, как можно выставить этого наглого типа из квартиры, в которую он уже ввалился. А сделать это надо непременно, иначе с задержанием ничего не получится и следующие несколько дней придется постоянно вздрагивать от страха. И так пока преступник не подставится и не даст возможности себя арестовать. А вдруг Эдди и есть преступник? Я с подозрением уставилась на вошедшего, он тут же истолковал мой взгляд неправильно.

— Хочешь сказать, детка, что дверь ты не закрывала в надежде меня увидеть? Я польщен, право слово. Только вот мне в это не очень верится, так как на кухне у тебя сидит посторонний мужчина.

— Это Петер, — пояснила я.

В моих пояснениях уже не было необходимости. Эдди не стал ждать от меня приглашения, здраво рассудив, что никогда не дождется, и протопал на кухню, где неприязненно сказал Петеру:

— Гроссер, что тебя всегда приносит куда не надо? И когда не надо, — проворчал он. — Ты постоянно вклиниваешься между мной и Штеффи, и мне это не нравится. Я приехал, привез обручальный браслет для подтверждения серьезности своих намерений, вхожу в дом своей невесты, и что я там вижу? Опять Гроссер, и опять на кухне!

Мне показалось, что он хотел сплюнуть прямо на пол, но сдержался. Почувствовал, наверное, что тогда получил бы полотенцем, которое я держала наготове. Еще его слюней мне не хватало. Достаточно, что пирожки какой-то гадостью облили.

— Если бы меня сейчас здесь не было, ничего бы не изменилось, — не испугался его Петер. — Штефани уже согласилась выйти замуж за Рудольфа, пока вас не было, инор Хофмайстер.

Тут Эдди наконец заметил мой браслет и уставился на него с таким видом, будто гаже ничего в своей жизни и не видел.

— Детка, такого свинства я от тебя не ожидал, — возмущенно сказал он и плюхнулся на табуретку рядом с Петером. — Сколько меня не было? Всего ничего! А ты мне уже изменила с этим молокососом. Штеффи, право слово, ты сделала неправильный выбор. Сама посуди, кто из нас лучше — я или он? У него даже профессия неприличная.

— Почему это неприличная? — возмутилась я. — Должен же кто-то следить за порядком в Гаэрре?

— Вот-вот. Настоящий надсмотрщик, — кивнул Эдди своим мыслям и потянулся за пирожком. Неприятности аппетита его не лишили. — Детка, тебе с ним будет плохо, поверь мне. Хотя ты еще передумаешь десять раз за то время, что до вашей свадьбы осталось. Особенно если я постоянно рядом буду. Когда вы ее наметили?

— Через два дня, — мстительно ответила я.

Лицо Эдди ощутимо вытянулось, и он активно начал заедать свое горе. Петер недолго думая к нему присоединился. Какое-то время они молчали и сосредоточенно жевали, соревнуясь друг с другом в уничтожении моей еды. У меня начали появляться сомнения, что убийца — кто-то из них. Противоядие противоядием, но зелья они должны были съесть прилично. Неужели они оба ни при чем и должен прийти кто-то третий? Время шло, пирожки заканчивались, а никто больше не появлялся. Эдди мрачно жевал, прерываясь только, чтобы сказать мне укоризненную реплику, так что сторонний наблюдатель уверился бы, что я действительно что-то пообещала и не сдержала слово.

— Мне тоже кажется, что она торопится, — неожиданно поддержал его Петер.

— Вот-вот, послушай, что умные люди говорят, — оживился Эдди. — С приличным опытом в этом вопросе. Отрицательным, между прочим.

— Я попросил бы, — ощутимо напрягся Петер, — без этих ваших грязных намеков.

— Все, молчу, — на удивление покладисто ответил Эдди. — Но, детка, подумала бы ты еще, а?

Он тоскливо на меня посмотрел, даже особо не надеясь, что я ему отвечу. Я и не ответила. Нам же нужно, чтобы преступник проявил себя как можно скорее, а зачем ему надежду давать, что время еще есть? Правда, вот вопрос: был ли среди этих двоих убийца? А вдруг они сообщники и только притворяются малознакомыми? Моя подозрительность то вырастала до просто огромных размеров, то сходила на нет, и тогда мне начинало казаться, что никто из них не способен на такой ужас…

— Ладно, Гроссер, время позднее, — наконец сказал Эдди и отодвинул опустевшую тарелку, — нечего Штеффи надоедать.

— Он мне не надоедает, — возразила я, но уже чисто из упрямства.

— Надоедает, — мрачно ответил Эдди, — и тебе, и мне. Значит, у меня осталось только два дня повлиять на твое решение. Не густо… Штеффи, как я могу тебя убедить?

— Никак, — сказала я. — Инор Хофмайстер, я не собиралась за вас выходить.

— Подумай, пока время есть, — сказал Эдди. — Гроссер, вот чего ты расселся, как у себя дома? Уходить пора.

В этот раз Петер возражать не стал, я проводила их с Эдди до двери, тщательно ее закрыла и прошла в комнату, где сидел Рудольф.

— Интересно, кто из них кому помешал? — расстроенно сказал он.

— Пирожки ели они оба, — ответила я. — Как ты думаешь, преступник принял противоядие заранее или выпьет сейчас?

— Да он может вообще ничего не делать! — в сердцах сказал Рудольф. — Все эти алхимические штучки выходят естественным путем через пару дней. За это время вряд ли кто-то будет на них ментально воздействовать. Вот ведь гад этот Хофмайстер, что ему стоило поторчать у своих орков еще один день?

— Ты на него совсем не думаешь? — уточнила я.

— Думаю, — ответил он. — Он мне даже больше Гроссера подозрителен. Но почему, понять не могу. Боюсь, больше из-за того, что он к тебе прилип, как пластырь.

— Но они оба могут быть невиновны. А настоящий преступник решил, что при двоих свидетелях слишком рискованно. Мне о них не хочется плохо думать, понимаешь?

— Не хотел бы тебя расстраивать, — заметил Рудольф, — но для ментального воздействия совсем не нужно заходить в квартиру. Пирожки облили, а воздействия не было. Кстати, давай остатки для анализа, завтра узнаем, чем их пропитали.

— Так нет остатков, — ответила я. — Они все съели.

— Как все? — потрясенно сказал Рудольф. — Там же много было.

— А они много и едят, как я успела заметить.

— Ладно, а тот, для имитации который, где? — вспомнил он.

— Так там самый кончик был, я его и… — смущенно сказала я. — А то, что от него отрывали, в канализацию спустила, чтобы, не дай Богиня, не заметили и не заподозрили чего.

— Да что ж ты так любишь все в канализацию спускать! — возмущенно сказал он. — Что мне теперь Шварц скажет?

— Что нужно было отложить один верхний для анализа.

Мой ответ Руди совсем не смутил.

— Да кто знал, что они все сожрут! — возмущенно сказал он. — Да что за день такой неудачный! Еще и Хофмайстер нагло к моей невесте начинает подкатывать, чтоб его орки в Степи закопали!

— У нас же фиктивная помолвка, — напомнила я в надежде, что сейчас он ответит — ничего подобного, он расторгать помолвку не собирается, а значит, она самая что ни на есть настоящая.

— Но он-то этого не знает, — ответил Рудольф. — Ладно, пойду я. Мне еще отчитываться о сегодняшней неудаче.

— А я?

— Не бойся, ребята там всю ночь продежурят, на всякий случай. Или, — он хитро улыбнулся, — ты намекаешь, чтобы этой ночью я лично тебя охранял? Так я всегда «за».

Его руки неожиданно оказались на моих плечах, глаза уставились со странным, вопрошающим выражением в мои, а губы, губы были так близко, что от поцелуя почти ничего не отделяло. Хотелось прижаться к нему, ощутить тепло и защиту, которых мне не хватало и которые обещали его прикосновения.

— Знаешь что, Брайнер, иди ты, куда собирался, и не возвращайся ко мне, — зло ответила я и вырвалась. — Тоже мне, охранник выискался.

Он хохотнул и убежал наверх, а я громко хлопнула дверью. Нет, верну ему браслет сразу, как все закончится. Нельзя позволять себе мечтать. Для таких девушек, как я, все это плохо заканчивается.